Buch lesen: «Г. Костомаров разбивает народные кумиры», Seite 6

IV

«Димитрiй, какъ показываютъ всѣ дѣла его, не отличался пылкой отвагой», – говоритъ г. Костомаровъ.

Что такое нужно разумѣть подъ этой пылкой отвагой, неизвѣстно. И что это за особенно важное качество, эта пылкая отвага, что отсутствiе ее можно составить характеристическую черту человѣка? Не отличался ею Димитрiй, и слава Богу; она ненужна была ему; отважный князь въ это время много бы зла принесъ русской землѣ; онъ началъ-бы дѣло освобожденiя преждевременно, и хорошо, еслибы при немъ случился, какъ при Владимiрѣ Андреевичѣ во время куликовской битвы опытный бояринъ Дмитрiй Михайловичъ {Какъ это г. Костомаровъ не обвинитъ Д. М. въ трусости, или какъ онъ выражается, въ отсутствiи пылкой отваги?}, который сдержалъ-бы его пылъ.

Не пылкою отвагою, а твердымъ умомъ, выдержанностiю воли, знанiемъ обстоятельствъ и умѣнiемъ пользоваться ими отличались московскiе князья. Въ Дмитрiѣ видѣнъ ясно внукъ Калиты; типъ Калиты облагородился въ немъ. На его памяти нѣтъ такого пятна, какъ дѣло тверскаго великаго князя Александра Михайловича. У Дмитрiя больше смѣлости, прямоты въ дѣйствiяхъ, чѣмъ у его дѣда. Онъ сознавалъ свою силу. "Умными очами" (Новг. I) смотрѣлъ онъ на дѣло. Соперниковъ опасныхъ между другими великими князьями ему не было; Михаилъ Тверской самъ своею неумѣлостью портилъ возможный успѣхъ своего дѣла и постоянно "оставался въ дуракахъ", по выраженiю г. Костомарова. Олегъ Рязанскiй былъ въ слишкомъ исключительномъ положенiи и не пытался стать во главѣ Руси; но это былъ соперникъ сильный, умный и Димитрiй дѣйствовалъ относительно его чрезвачайно осторожно и умно; неучастiе Олега въ Куликовской битвѣ повело къ заключенiю между ними мира. Въ 1386 г. видя неудачу Рязанской войны и въ тоже время задумавъ походъ къ Новгороду, – онъ заключилъ съ Олегомъ, хотѣвшимъ, по лѣтописному выраженiю, добра не Москвѣ, "а своему княженiю", вѣчный миръ. Воспитанный митрополитомъ Алексѣемъ, Димитрiй былъ богомоленъ, "отъ юныя връсты Бога взлюби и духовныхъ прилежаше дѣлехъ"; благочестивъ болѣе на дѣлѣ, чѣмъ на словахъ, что наивно выражено въ витiеватомъ словѣ о его житiи и преставленiи: "аще и книгамъ не ученъ сый добрѣ, но духовныя книги въ сердцѣ своемъ имаше"; хотя въ значенiи въ митрополиты Митяя онъ и не совсѣмъ любезно обошолся съ духовенствомъ, за то и въ разсказѣ объ этомъ (воскр. л.) проглядываетъ явное неудовольствiе духовенства; какъ Калита, онъ заставлялъ церковь помогать ему въ дѣлахъ мiрскихъ. Въ частной жизни, онъ "тѣло свое чисто съхрани до женидьбы", и послѣ женидьбы; любилъ, какъ его соперникъ Олегъ, пиры (но не попойки, какъ полагаетъ г. Костомаровъ); изъ себя былъ человѣкъ ражый; вѣроятно, очень добродушный и веселый, какъ большинство толстяковъ; говорилъ всегда толково, не хвастая ни мало; десять разъ отмѣривалъ, одинъ отрѣзывалъ; начиналъ войну, увѣренный въ успѣхѣ; отъ неудачи духомъ не падалъ; неудалась Рязанская война, удался походъ къ Новгороду; не отличался пылкой отвагой, но былъ храбръ и умѣлъ постоять за себя. Истый москвичъ. Владимiръ Андреевичъ былъ, можетъ, и отважнѣе и храбрѣе, но никакъ не умнѣе Дмитрiя.

"Димитрiй, говоритъ г. Костомаровъ, какъ показываютъ всѣ дѣла его, не отличался пылкой отвагой. Онъ оскорбѣлъ и опечалился зѣло (узнавъ, что Мамай идетъ войной) – говоритъ лѣтописецъ – и началъ прежде всего молиться." (Календ. стр. 11). Затѣмъ, г. Костомаровъ, не говоря ни слова о распорядительности Дмитрiя; слѣдуетъ никоновской лѣтописи, гдѣ митрополиту Кипрiану приписывается не только мысль о походѣ, но и всѣ распоряженiя Димитрiя, все дѣлается по совѣту Кипрiана; и собирается войско, и посылаются послы къ Мамаю. Г. Костомаровъ полагаетъ, что сношенiя съ Кипрiаномъ подвергаются "сомнѣнiю именно потому, что, по извѣстiямъ нѣкоторыхъ списковъ, Кипрiанъ прiѣхалъ позже" (т. е. въ слѣдующемъ году, 1381). Извѣстiе это можно подвергнуть сомнѣнiю и подругимъ причинамъ. По разсчету времени, нѣтъ ничего невозможнаго, что Кипрiанъ и могъ быть уже въ Москвѣ, но онъ никакъ не могъ въ такое короткое время получить такое расположенiе Димитрiя, (который не долюбливалъ его), чтобы онъ не только совѣтовался съ нимъ, но и исполнялъ всѣ его совѣты безпрекословно. Если принять извѣстiе никоновской лѣтописи, то Кипрiянъ прiѣхалъ въ Москву 4 мая 1380 г… Мамай перешолъ черезъ Воронежъ лѣтомъ, въ концѣ iюня или въ началѣ iюля (не позже), слѣдовательно влiянiе на великаго князя онъ долженъ былъ прiобрѣсть въ два мѣсяца. При томъ же это извѣстiе только въ одной Никоновской; а въ добавокъ въ самой никоновской лѣтописи, хронологiя нѣсколько въ этомъ случаѣ сбивчивая. На стр. 77 (IV) читаемъ, что черезъ семь мѣсяцовъ по прибытiи Кипрiана прiѣхалъ Пименъ митрополитъ т. е. въ 1380 г, а на стр. 129 прiѣздъ Пимена назначенъ въ 1381 г. согласно со всѣми другими лѣтописями.