Угрюмов, оказывается, тоже нормальный пацан. В какой-то степени. Аннет попросила чехол с кроликами для ноутбука, Алиса, пытаясь придумать что-то получше, попросила переводные татуировки. Остался я один.
– Ну, ты придумал, Канон?
– Да. Я не пойду по пути накопления материальных ценностей. Сделаем так, что, если я выиграю и запишу прямой эфир, вы все напишете в комментариях “Я тебя люблю”.
– Что за извращения? – спросил Евроньюз.
– Согласен, – сказал Сидорович. – Пари есть пари.
Остальные ничего не сказали, а значит, сделка заключена. Мы забились. К всеобщему удовольствию Блаженный тоже поучаствовал. От денег он отказался и попросил заварное пирожное. Оставалось придумать, каким образом заполучить этот чудо-приз.
На крыше было здорово. Мы болтали, учитель приготовил нам еще пару интересных интеллектуальных игр, мы проводили мысленные эксперименты и сочиняли хайку.
Вот мое:
Башня печали,
Еще темнее ты стала сегодня.
Где же луна?
А вот (из избранных) – Сидорович:
Крыша потекла!
Думаю, как бы ее починить.
Весенняя головоломка.
С Аннет мы вроде помирились. И это не хайку, а вроде бы правда. Закрыл гештальт.
Ура!
У пацанов с обидами попроще, поэтому с Ромой мы помирились по умолчанию. С урока возвращались вместе. Он твердил, что обязательно выиграет пари Блаженного. Потом вспомнил о наших злоключениях и снова заметил, что его сосед – маг, а я – балбес, который не хочет верить очевидному.
– А, еще, – сказал Рома, – вот ты говоришь – Тень, Тень, да? А я считаю, что речь скорее всего о каких-то микробах. Демонов-то опасаться следует, но они не доказаны, а микробы доказаны.
– Типа вируса?
– Вирус – не микробы… Хотя вирус тоже хорошая идея. Возможно, какая-то разработка, технологии, ну, ты понимаешь. Мы как-то их подцепили тогда, в туалете. Или в больнице. И теперь расплачиваемся. Но это хуже для нас.
– Что именно хуже?
– Если это вирус, а не микроб. С микробами бороться проще, можно пить витамины и сходить к врачу, а с вирусом так не получится, это как в программировании, и ты вирус просто так не уничтожишь. Думаешь, мне нравится, что я весь такой за безопасность? Как-то мне сказали, что я ипохондрик. А мне и самому это не в радость. Из-за ипохондрии я все эти болячки и притягиваю.
– Ты не виноват ни в чем.
– Надеюсь. Спасибо за поддержку.
На оживленном перекрестке мы попрощались, и через шесть минут я был возле дома. Во дворе встретил папу. Он допиливал очередную доску для маленького домика-ромбика30.
– В детстве ты прятался в таком от Крушил. Когда мы еще на улице Алендати жили, не помнишь? Там стояли такие во дворе, – он постучал по крыше.
– От Крушил?
– Ну да. Дед тебя пугал, хоть я и был против. Крушилы – это маленькие статуи. Они появляются в разных частях комнаты, и каждый раз, когда ты моргаешь, они приближаются. Единственный способ спастись – либо не моргать вообще, либо закрыть глаза на всю ночь.
– И зачем это?
– Чтоб ты спать ложился. У тебя ничего не болит?
– Я мягко упал. Правда. Как твои дела?
– Очень даже неплохо. Думаю, шанс выиграть у меня есть, хотя вряд ли большой…
– Шутишь? Ты строишь самое офигенное на свете место для детей.
– Брось.
– Я серьезно.
– Ну, спасибо, сынок… Твоя поддержка много для меня значит. Потопали домой?
Мы поднялись в квартиру, папа запыхался, и я видел, насколько он вдохновлен. Дома на меня нахлынуло цунами заботы. “Хочешь картошечки?” “А полежать?” “Голова не болит?”. Мелкий подарил мне старую энциклопедию (которая раньше мне и принадлежала).
Но я нормально. Да, провалился сквозь землю, но сотрясения нет. Все это – полбеды. А вот то, что боюсь ложиться спать, – проблема куда серьезнее. Но сегодня я все равно спать не буду. У меня план. Я еду в Башню печали. Пока плохо представляю, зачем, но.
Мама поинтересовалась, как прошло в университете. Я сказал, что мне понравилось.
– И? – мягко уточнила мама.
– И – все.
Она не стала больше ни о чем спрашивать.
Я сел на кровать и задумался. Вспомнил самые странные из последних событий. Мое выступление на уроке. Моя суперсила на разборках. Мой провал сквозь землю. Все это не случайно. Чертовщина началась после того, как загорелся Шар.
Может, у меня появились магические способности? Может, я… Ригори? Сошедший со скрижалей мифической истории, дабы исполнить предначертанное? Ха-ха, было бы кул. Но почему меня ругает Тетрадь, когда я пытаюсь? Наверное, потому что взрослая. Все взрослые ругаются.
Я спрятал ее под подушку, как прячут иногда совесть, и взял с полки пластикового человека-верблюда, героя мультика из моего детства. Посадил его на стул, согнул руки в локтях, чтобы позиция выглядела боевой. Настало время заклинаний.
Для начала понять бы, что вообще должно произойти. Это просто: пусть верблюд… разорвется в клочья! Прости, человек-верблюд. Если я смогу тебя разорвать, то с такой же легкостью соберу обратно. Вторая часть сложнее: собственно ворожба. Как это происходит? Я посмотрел на Шар, прищурился, после чего перевел взгляд на игрушку, протянул к ней руку с растопыренными пальцами и сосредоточился.
Разорвись…
Разорвись.
Разорвись, пожалуйста!
Человек-верблюд смотрел на меня с осуждением и не разрывался. Я попробовал еще, на этот раз без рук. Снова не удалось. Зато я напугал сам себя – представил, что если поверну голову, то увижу, что на полке стоит Крушила, и когда я моргну, он бросится мне на плечо.
– Эй, Шар! – сказал я вслух. – Как работает магия?
Ответа не последовало.
Я сел на кровать. Да! Оказаться Ригори было бы слишком здоровски. Останусь-ка реалистом. Я – лишь школьник без цели в жизни. Пустое место; прозрачная часть цветного пузыря. Я подошел к окну, чтобы придать своим размышлениям трагичности. Дохнул на стекло и нарисовал пальцем сердечко. Сердечко! Меня это повеселило. Почему сердечко-то? Я рассмеялся. Вот я ванилька. Страдалец, который рисует сердечко. Ха-ха-ха! И пытается разорвать человека-верблюда. Не-ле-пость!
…и сердце на стекле зашевелилось. Крутанулось против часовой стрелки, еще раз, еще. От него с хрустом расползлись линии, повинуясь космическим импульсам, соединялись в силуэты, и в мгновение ока стекло превратилось в фантастический мольберт. Я испугался и отшатнулся. Зацепил пяткой Тетрадь…
Но что тут делает Тетрадь?!
Я поднял ее с пола и увидел надпись:
Спи!
Я открыл глаза.
Центр города.
Простите, что вот так, с бухты-барахты, без предисловий и лирических отступлений, сразу “в лоб” про центр города, но это факт. Я колдовал. Наткнулся на Тетрадь, которая должна была лежать под подушкой. А теперь я на площади Мира, возле Башни “Антимы”, со стороны Шара, протягиваю к нему руки, точно к пончику с малиновой прослойкой.
Говно!
Простите.
Я хотел сказать: экая оказия.
Вдох-выдох. На меня с удивлением смотрят алкаш и пара полуночных туристов.
– Я тут по делам, – говорю я.
– Не подсобишь монетой?
– Чеканной?
– Мне бы поесть.
– А мне бы поспать, знаете ли.
– Не дашь денег?
– Надо подумать.
И пошел подумать (я алкаша не обманул). Отыскал скамейку в зеленом мини-парке возле центрального входа в “Антиму”, сел и подтянул, согнув в колене, ногу.
Итак: я по-прежнему хожу во сне. Факт. С этим что-то надо делать – тоже факт. И третий факт: в лунатическом состоянии я прихватил с собой рюкзак. Раскрыв его, я сразу увидел заряженный телефон и звоночек от велосипеда – тот, который притарабанил Рома. И зачем он мне понадобился? Я открыл приложение “Бьенфорд. такси”, заказал машину и уже через две минуты расположился на заднем сиденье «шкоды октавия».
– Вообще у меня свой бизнес, а такси – так, для души, – говорил таксист и гладил, как кошку, бардачок. Чтобы избежать неловких разговоров и дискотеки восьмидесятых по радио, я вставил в уши наушники. В душу, как из крана, полился современный дарк-джаз. Всё обрело нуар-очертания, сероватые, точно бетон заброшенного санатория, и черные, как сажа, пустынные улицы ночного Бьенфорда слились с моим хмурым отражением. Закрытые магазины, одинокие люди, пес: наблюдая за мелькающими кадрами, я рад бы задремать, но, боюсь…
Но я боюсь.
Такси остановилось у аллейки, ведущей к Башне печали. Я вышел. Погоде бы умилился сам Эдгар По: звезд не видно и густой туман накрывает башню, ее всю: щели, окна, и тени, которые так любят подглядывать. Наверху виднелись полуразрушенные зубцы. Под мягкий звук саксофона я двинулся в сторону постройки. Башня не выглядела спасительным маяком (хотя по форме на маяк походила), и я все еще сомневался в своей затее помогать Стивену.
Сторож лежал на траве, сразу за калиткой. Смотрел на небо. Рядом с ним торчал воткнутый в землю флаг Орвандии.
– Ты поздно, – сказал он тихо, безнадежно и глухо.
– Простите. Со мной кое-что сегодня произошло… – ответил я. – И это связано с Башней.
– Все тлен.
– У вас тоже что-то случилось?
– Да. Я родился.
Я погладил подбежавшего ко мне Буйвола. Из его пасти стекала слюна, а хвост ходил ходуном.
– Я провалился сквозь сцену в школе. Оказался в каком-то помещении. И услышал голос… страшный. А еще там был камень вот с этой надписью.
Я показал Стивену телефон.
– Ни бельмеса…
– Вы что-то знаете о подземных переходах между школой и Башней?
– Нет. Пойдем в сторожевую, – он аккуратно поднялся и, бережно взяв флаг, пошел к башне. – Кажется, мы с тобой оба влипли, – добавил он, открывая деревянную дверь.
Пока я сидел в сторожке, Стивен гремел чем-то за дверью. Звоночек вел себя странно: он тихо позвякивал, делая еле уловимое бз-з-з. Стивен ворвался с охапкой орудий труда: тяпкой, вилами и палкой. Копалкой? Сказав “щас”, вышел и вернулся с деревянным ящиком и косой (не женской, а которой траву того-этого).
– Выбирай, – сказал сторож.
– Что?
– Оружие. Которым ты будешь сражаться.
– Простите, с кем?
– С кошмарами, живущими в этой Башне. Со злом. С тем, что грозит и мне, и тебе.
– Тогда я выбираю лопату.
– Тупой выбор.
– Раз уж я и так рою себе могилу, приходя к вам в три ночи, так пусть я хоть буду делать это не фигурально.
– В Башне непечалия попрошу не выражаться.
– А вы всерьез думаете, что мы можем победить призрака с помощью лопаты?
– Почему нет?
– Потому что никто не борется с призраками лопатой!
– Во-первых, с чего ты решил, что это призрак? Призраки – это хренотень, которую в Европах придумали. Мы с тобой в Орвандии живем, понял? А во-вторых, ты в приметы веришь?
– Нет.
– Зря. Сегодня утром я уронил ложку, но успел ее подхватить. То, что успел, это к успеху ближайшего начинания. Затравить тварь в Башне – мое ближайшее начинание.
Я, видимо, смотрел слишком недоверчиво. Стивен сказал:
– Любишь Шар?
– Да, – сказал я.
– Во. Это к добру. Определенно к добру. Конечно, мы заручимся помощью бога Риха. Для этого мы натрем орудие сахаром, Рих – сладкоежка. И совершим ритуал.
Я обмазал рукоять своей лопаты сахаром, черпая его из банки “Нескафе”. Стивен сделал то же самое с косой, и я предложил ему надеть черный балахон. Шутки он не понял.
– Что за ритуал? – спросил я.
– Посмотри на оружие и закрой глаза. Оружие перед взором должно быть, понял, да? Перед внутренним. А теперь ты должен призвать Риха. Он появится рядом с…
– Лопатой?
– У тебя – да. Пусть он возьмет ее в свою руку, понял?
Я представил себе того мужика с картинки. В моей фантазии он уцепился в лопату, аж вены на руках надулись.
– Это для того делали древние орвандцы, – пояснил Стивен, – чтобы оружие направлял не только ты. Но и бог.
– Попробую то же с карандашом провернуть. На экзамене.
От одного взгляда на винтовую лестницу уже кружилась голова. Я уже думал пойти на попятную. Но Стивен, произнеся, как тост: «Да пребудет с нами сила богов», выдохнул и двинулся вперед. Я сжал лопату и, сделав шаг, громко царапнул железом по стене.
– Тише! – рыкнул Стивен.
– Это вы тихо.
– Это ты. Ш-ш-ш.
Он приложил палец к губам. Мы поднялись по лестнице метров на пять, прошли мимо зарешеченного окна с новым стеклом (“Неделю назад оконщики приходили”, – объяснил Стивен) и поднялись к полукруглой деревянной двери. Звоночек вибрировал слабее с каждым шагом, будто мы уходили от места, которое его привлекало.
– Сюда? – я указал пяткой на дверь.
– Попробуем.
Стивен медленно открыл. Круглая комната. Пахнет картоном и службой доставки. На полу громоздятся распакованные витрины. У стены – новенькие шкафы.
– Для экспонатов, – пояснил Стивен. – Пойдем дальше. Тут новье, а наш друг должен жить в старье.
Еще сто метров наверх, и мы у следующей двери. За ней – такие же витрины, помимо них – металлические скульптуры. Стивен пожал плечами – “не знаю”, мол. Мы двинулись дальше, пока без приключений. Один раз Стивен зацепил ногой какой-то предмет, и тот несколько ступеней летел вниз.
– Ш-ш-ш, – я приложил палец к губам. Пока грохотало по лестнице, послышался еще какой-то звук, методичный и настойчивый, словно кто-то стучал по дереву.
– Это окно. Или птица, – попытался успокоить меня Стивен, хотя я видел, что он боится поболе моего. Я сжал лопату, за каждым витком ожидая увидеть “встречающего”.
«Сюрприз!» – сказал бы призрак (или кто там), и я бы случайно убил сторожа лопатой. А потом бы выяснилось, что это не призрак, а железная статуя, на которую рабочий накинул куртку.
За третьей дверью – ничего интересного, а вот за верхней, четвертой – мы уже изрядно запыхались – какое-никакое разнообразие. Помещение оборудовали как смотровую площадку, установили перила и конструкции для биноклей.
Каменные стены одряхлели, на полу валялись груды мусора. Ну и да – картины со средневековыми сюжетами и тягучий аромат старины.
– Если некто и есть, то он здесь, – веско заметил Стивен, инспектируя стены с косой наперевес.
Я вышел на балкон – отдышаться. И судьба поставила мне подножку. Я вскрикнул и заскочил обратно в комнату.
– Мы срочно идем вниз, – сказал я Стивену. Рекомендую найти пистолет.
– Что тебе опять в голову взбрендило?
Ничего особенного. Просто я увидел то, что было покруче вообще всего.
То, что я нарисовал в школьном туалете своими руками.
Внизу, во дворе, маячил корф-гоблин Стэнли.
Стены заходили ходуном. Картины задрожали. Башня пришла в движение. А, стоп, нет. Это у меня голова закружилась.
– Стивен, на улице гребаный корф! – Я выстрелил пальцем в сторону балкона, указывая направление. Промахнулся. Попал по деревяхе костяшкой и коротко вскрикнул.
– Я просил не выражаться в Башне! И с хрена ли я Стивен, понять не могу никак?
– Держите косу крепче, мы идем на улицу, – сказал я, чувствуя приток сил и перехватывая лопату. Стивен, слава ему, спорить не стал. Мы выбежали на лестницу и, насколько это возможно на таких узких и крутых ступенях, помчались вниз.
– Почему я Стивен? – спрашивал сторож по пути, а я молчал, потому что думал о другом. Мы спустились на первый этаж, я заглянул в сторожевую комнатку, взял из ящика перочинный нож (в качестве второго оружия) и забрал рюкзак. У выхода остановился.
– Что стал?
– А если меня заглючило?
– Так или иначе, – задумчиво произнес Стивен, почесав бедро, – не повредит изучить двор и окрестности. Злые сущности не обязательно должны быть привязаны к помещению.
– Тогда пойдемте, – сказал я. И добавил: – В сторону моего дома. Как раз проведете меня.
– Ишь! Я дальше, чем на пятнадцать метров, отсюда не уйду. Плюс-минус.
– Этого мало!
– Давай показывай, где ты его видел. А там посмотрим по метрам.
– Километр – минимум.
Мы обошли Башню. Я указал на место возле фонарного столба, где стоял корф. Трава примята, но отчетливых следов не было.
– Один момент, – сказал Стивен и через минуту вернулся с Буйволом.
– Он ищейка?
– Все псы ищейки. Такова их природа.
– Ну, не все. Есть еще собаки-няньки, бойцовые, бесполезные (это я про мопсов), пастухи.
– Буйвол – охотничья ищейка. Любую утку найдет, только держись. Давай, Буйвол, бери след!
Сенбернар понюхал Стивена, посмотрел на него любящим взглядом и гавкнул. Стивен потрепал его по голове. Я сковырнул лопатой землю, чтоб заняться хоть чем-нибудь.
– Давай-давай, тупица. Вот тут. Ту-у-у-т. Бери след!
Буйвол подошел к фонарному столбу, понюхал землю, добродушно рыкнул и помчался в сторону калитки.
– Хороший пес!
С трудом поспевая, мы ринулись следом. В противоположную от моего дома сторону. Мимо закрытого супермаркета “Пятничка”. Пару раз Буйвол останавливался еще что-то понюхать (или чтоб дождаться нас) и весело покрутиться вокруг своей оси. Людей мы не встречали, глухая ночь разогнала всех по домам.
– Когда это кончится, – запыхавшись проговорил Стивен, – заварю себе сразу три кружки кипятка.
Буйвол завел нас в зону бесконечных гаражей, складов и частных участков.
– Мы здесь периодически гуляем, – сказал Стивен. – Великолепное место.
– Что в нем хорошего?
Я говорил с трудом. Бег с лопатой – не моя олимпийская дисциплина.
– Мало людей, много места.
– Много места для чего?
Буйвол остановился. Стал радостно прыгать и скулить. Затем подобрал какой-то дрын, и примчал к Стивену. На, мол, кидай. Сторож взял палку и машинально кинул ее далеко вперед. Буйвол понесся, поднимая пыль.
– Вот для чего, – сказал сторож.
– Я правильно понимаю, что он привел нас к палке?
Стивен не ответил. Он взял из зубов Буйвола “игрушку”, которую тот опять приволок, и уже замахнулся было, чтобы бросить, когда мы услышали строгий голос:
– Вы что делаете?
Мы обернулись и увидели полицейского.
– А? – спросил Стивен.
– Бэ!
Полицейских я уважал и считал, что нелюбовь некоторых к ним – это какая-то неправильная история. В конце концов, они расследуют преступления. Но потом я вдруг осознал, как мы выглядим. Мужчина с косой и дрыном в руках, школьник – с лопатой и перочинным ножом, и огроменная псина.
– Стоять на месте! – полицейский полез за рацией.
Стивен бросил на землю косу и побежал. Полицейский растерялся. Рванул было за сторожем, потом вспомнил обо мне, остановился и навел на меня глаза-пистолеты.
– Так, ты стой тут, – сказал он и двинулся за Стивеном. А Буйвол, думая, что это игра, побежал за полицейским, то обгоняя его, то отставая. И поминай как звали.
Я положил лопату в закуток между двумя гаражами. В Башню возвращаться не буду – наверняка там Стивен и коп. О том, был ли хоть малейший смысл в моих ночных похождениях, я старался не думать – отложу это на потом, а пока – домой.
Я выбрал такой путь, чтобы пройти мимо школы. Хотелось заглянуть в окно мужского туалета (ха-ха, звучит не очень, да) и убедиться, что рисунка корфа по-прежнему нет. Или, наоборот, есть. Что-то там я, в общем, ожидал увидеть.
Через десять минут я стоял у забора, ограждающего задний двор, через который мы с Ромой убегали от Иннокеши. Швырнул через него рюкзак, потом перешвырнулся сам. Рюкзак издал короткий “ай” (я уже не удивлялся глюкам), а я надорвал рубашку, но все-таки перелез. Подошел к окну в стене туалета и встал на цыпочки.
Несколько секунд мои глаза привыкали в темноте, а потом начались игры воображения. Вон там, в углу, виднелась фигура человека. Но я сказал себе, что это просто…
Блин, это фигура человека. Там кто-то есть! А может, это не человек? Ну все. Вы меня задолбали. Перочинный ножик я не выкинул. Хватит меня преследовать! И плевать, что это я вас всех преследую.
– Дима? Ты чего тут делаешь?
Я обернулся.
Передо мной стояли Сеня и Света. Сладкая парочка, из-за которой я имел честь сражаться с каким-то оборванцем.
– Сеня, срочно подсади меня. Вопросы потом.
– Что? Зачем…
– Подсади, говорю!
– Опять какую-то хрень придумал… – проворчала Света, но Сеня мне помог: подставил ладони под мои кроссовки, и я – супербесстрашно – ввалился в туалет. Фигура исчезла. Это значило только одно: мне надо проверить каждую из четырех кабинок.
По моей спине потек пот. Я подошел к первой дверце и медленно потянул. Никого. Но она так предательски заскрипела!.. Я потянул вторую. Чисто. “Чисто” – в плане отсутствия людей, естественно. Дальше тянуть не было смысла. Я распахнул третью и четвертую дверцы и выдохнул одновременно с облегчением и разочарованием. Посмотрел на стену: корфа не было.
Я вернулся к окну, перелез через подоконник и спрыгнул к Сене со Светой.
– Вы что тут делаете? – спросил я.
– Укромный уголок, – улыбнулся Сеня. – Никто не увидит. Романтика.
– С ней?..
– А что такое? – встряла Света.
– Ничего, но днем, знаешь ли…
– Это Дима отбуцал Васю, – объяснил Сеня.
Выражение Светиного лица изменилось.
– Так это ты был…
Ее тон мне не понравился.
– Я. Этот придурок – твой парень, да? Кому из них двоих ты морочишь голову?
– Не твое дело.
– Нет, мое.
– Пойдем, Сень.
– Как ты вообще? – спросил я товарища.
– Да нормально. Отец последнее время сам не свой, стараюсь с ним не пересекаться.
– Надо бы нам с тобой как-нибудь пересечься… Поболтать о том о сем.
– Да. Надо бы.
Я перепрыгнул через забор и пошел домой. Родители ни разу не позвонили, значит, мое исчезновение не обнаружено.
Земля стала мягче. Природа постелила новый плед, чтобы мне было тяжело идти. Ноги проваливались, я плохо разбирал дорогу. Чувствовал себя главным героем “Рассказа неизвестного” Леонида Андреева. Еще не светало, но вот-вот. Солнце услышало первый будильник и поставило таймер, чтобы вскоре проснуться окончательно. Надо успеть домой до того, как встанут родители.
Вот показался мой жилой комплекс. Я приблизился к домикам-ромбикам, и тут в меня что-то ткнулось. Буйвол. И его широкий нос.
– Эй, дружок. Ты чего это тут делаешь? – Я опустился на колени и потрепал мордаху сенбернара. – Как тебе наши приключения? И от полиции поубегали, и за корфами поохотились, и палку нашли! Хороший мальчик. Кто хороший мальчик?
Буйвол довольно мотал хвостом.
– Смотри, а это отец сделал. Да-да, мой. Не твой! Мой, – я не глядя показал Буйволу рукой туда, где был домик. – Может, тебе палку покидать?
Я схватил первую попавшуюся деревяшку, и меня точно окатило холодным душем. Это была сломанная досточка. Нет, нет, этого не может быть… Домик, который строил мой отец, был разрушен. Сломан на мелкие кусочки. Я зашел в периметр. Разрушено было все. Исковеркано. На внутренних, сохранившихся стенках маркером нарисованы мерзости. А здесь кто-то помочился. Всюду разбросаны пустые бутылки из-под пива и джина. Окурки.
Уничтожено все то доброе, что в него вложено, весь труд моего папы… Вот след от удара. Кто-то пнул и сломал доску пополам.
Волшебное место вдруг превратилось в притон для каких-то зверей. То, что закипало во мне в течение дня и ночи, настойчиво требовало выхода. Я почувствовал, как где-то там, наверху, в квартире, раскрылась Тетрадь. Билиштагр пытался предостеречь меня от того, что я собрался сделать. Но меня бы уже ничто не остановило.
Я посмотрел на Буйвола и увидел свое состояние в его глазах.
– Возьмешь след, Буй? – спросил я тихо, едва осознавая, как сильно изменился мой голос. Вокруг помутнело. Подскочило давление. Во мгле я увидел, как увеличивается пасть собаки, и как течет из нее густая слюна цвета крови. Клыки стали саблями, лапы – убийственными орудиями мести.
– Фас, Буйвол. Фас!
Я тихо зашел в квартиру. Сел на табуретку, чтобы снять кроссовки. В комнате взял телефон в тот момент, когда позвонил Рома. Я не желал ни с кем говорить. Я хотел забыть это никуда не годное сегодня.
– Канон! – тихо сказал Рома, когда я все-таки взял трубку. – Не спишь?
– Нет.
– Я в квартире своего соседа-волшебника.
– Что ты там забыл?
– Слушай. Я проснулся в чужой ванной комнате. Опять с ножом. Причем нож уже был воткнут…
– Куда?
– В какой-то деревянный манекен. Он лежал в ванне. Прикинь, если бы это был человек?
– Рома. Быстро вали оттуда. Ты зачем там?
– Никого нет дома. Короче: сосед, судя по всему, полицай. Только форма у него старая, такую уже не носят. И у него, знаешь, такая типичная доска детектива висит. Тут какие-то картинки со стрелочками, а еще написано: “Убить Убийцу богов”.
– Убийцу богов?
Я вспомнил рассказ профессора Филиппа. “Убийца богов” – такого ведь нарочно не придумаешь.
– Я вижу его в окне, – сказал Рома. – Он подходит к подъезду. Я погнал!
Через пять минут Рома написал, что он в кровати и все в порядке. Тогда я тоже разделся, но тут же снова оделся. На всякий случай. Закрыл окна, дверь. На сон оставалось часа полтора. Я сказал себе, что засыпать нельзя, однако усталость взяла свое, и я унесся в далекие края сновидений. А засыпая, не слышал, что в моём рюкзаке кто-то копошится, настойчиво пытаясь вылезти наружу.
Мне снилось, будто я популярный трубадур-эльф в Месопотамии, причем там была моя школа. Просыпаться не хотелось. Постель с желтыми божьими коровками манила в мир приключений, но мне следовало разобраться, что шуршит в углу. Потому что там действительно что-то шуршало.
– Это ты, Муп? – спросил я у мягкой игрушки-ежика, чье полное имя – Мупик. – Что ты меня будишь…
Тут я понял, что в моем рюкзаке кто-то сидит, и, окончательно проснувшись, кинулся к шкафу за бейсбольной битой. Приблизился к источнику шума. Копошение прекратилось. Ну все, вы мне все нахрен надоели, ни минуты покоя, ни секунды, невозможно жить! Я не знаю, кто этот «вы», но он сейчас точно поплатится. Я схватил замочек, замахнулся битой и быстро открыл.
Внутри сидело маленькое безоружное существо. Оно закрывало голову лапками, похожими на человеческие руки, с четырьмя короткими пальцами. Скрюченное тельце покрывала длинная, как у шимпанзе, черная, с коричневатыми отблесками, шерсть, мягкая и не вонючая. Глазищи – две тарелки, и носик, симпатичный такой носик.
– Не надо, пож-ж-ж-жалуйста, – тихо сказало существо мультяшным голосом.
– Сынок, всё хорошо?! – постучал в дверь папа.
– Да, – ответил я неуверенно, но это мало кого озаботило: дверь в родительскую спальню захлопнулась – и прощай, сын.
– Ты кто? – спросил я у существа и сам удивился своему вопросу.
– Пожалуйста, не обижай маленького Ульфира.
Со мной произошло множество странных событий, и над каждым следует поразмыслить эдак недельку. Но с одним фактом теперь все ясно. В моём рюкзаке – Ульфир.
Аха-ха, всего-навсего Ульфир.
ЧТО ТАКОЕ УЛЬФИР, ЧЕРТ ВОЗЬМИ?!
– Маленький, маленький Ульфир, – сказало существо.
– Ты опасный?
– Какой же я опасный?
– Откуда я знаю.
Я аккуратно закрыл рюкзак. Гугл на запрос «ульфир» никаких результатов не дал, а Википедия предложила мне внести новую статью. Оставался Грохид, однако к Тетради меня не тянуло. Для начала сами разберемся.
– Што же сделал тебе маленький Ульфир, што же? – донеслось из рюкзака.
– Ты неудачный эксперимент? – спросил я, стараясь, чтобы голос звучал твердо.
– Сам ты такой.
– А кто ты тогда?
– Маленький Ульфир.
Что я могу сказать: он действительно маленький. Значит, и в том, что он «ульфир», можно не сомневаться. Я перенес рюкзак на рабочий стол с первыми солнечными лучами и открыл.
– Эй, што же ты делаешь, а ну закрой сейчас же!
– Ты че, э?
– Закрой, закрой, закрой!
– Тихо ты! Разбудишь всех. Что закрыть: окно или рюкзак?
– Окно.
Я повиновался – захлопнул окно, задернул шторы, и вон ту щелочку, на самом верху, даже ее прикрыл, встав на тумбочку. Комната погрузилась во мрак, от которого я испытал дискомфорт, совершенно неоправданный.
– Маленький Ульфир не опасен для тебя, – сказало существо тихо. – Солнце опасно для Ульфира.
– Откуда ты?
– Не скажу тебе ничего.
– А вот это видел?
Я показал кулак.
– Я меньше, ч-чем ты, в сто раз. Я не опасен. И не открывай то, что ты каждый раз открываешь. Я живу во снах. Я – кошмар!
Обычно я, конечно, тормоз, но тут кое-что складывалось, и я не мог не возликовать от своей догадливости. Башня, ночь, кошмар, сторож…
– Так это ты тот комок, который снился Стивену?
– Я ж-жил во снах человека. Он неказистый. А я не комок. Я – лучший ночной кошмар!
Я сел на кровать в позе лотоса.
– Так ты – это правда?
– Сны – первая из правд. Правдивее, чем правда.
– А мои сны ты видел?
– Страшные гадливости овладели твоими сновидениями, распоряжались ими себе впрок. Но я захлопнул дверь. Их имен не узнал. Быть может, они не имеют имен – но теперь ты от них далеко. Теперь они далеко от тебя.
Действительно, этой ночью я не лунатил.
– У моего друга тоже Безымянные в голове, – сказал я. – Освободишь и его сны?
– Конешно. Ульфир добрый!
Я пришел на кухню, где Мелкий, болтая ногами, пил теплое молоко, а мама жарила свои фирменные сырники.
– С каким вареньем будете? – спросила она.
– С черешневым, – ответил Мелкий, уже захлебываясь слюнями. Я в возрасте Мелкого терпеть не мог завтраки, меня тошнило. А этот точит независимо от времени суток. Что за поколение!
– А ты?
– Я с медом и сметаной. Где папа?
– Только что вышел. Говорит, всю ночь не спал, думал над проектом, в итоге что-то там гениальное начертил и пошел проверить, получится ли воплотить.
Я выронил из рук чашку с чаем. Она не разбилась, но чай растекся по всему столу, а одна струйка полилась на пол. «Ты что?!» – вскрикнула мама и кинулась за тряпкой. Я помог ей прибрать. Прямо сейчас папа увидит, как надругались над его работой! Он не выдержит… Слабое сердце. Отца год назад уже увозили с инфарктом.
– Руки-крюки у тебя? – спросила мама.
– Я просто задумался. Прости.
– РУКИ КРУКИ! – обрадовался Мелкий.
Наконец на кухню зашел папа. Увидев его лицо, я чуть не зарыдал. Он весь осунулся, дрожал, глаза смотрели сквозь нас.
– Прилягу, – сказал он и вышел из кухни. Мама положила оставшиеся сырники передо мной и Мелким и в волнении засеменила за папой.