Buch lesen: «Девушки Хлопушки», Seite 2

Глава 3

Танцуй, пока ноги могут тебя держать

Ближе к ночи, Кики и Джесси решили остановиться в придорожном мотеле «Беласко,»‎ что в 20 километрах от Кливленда. Ехать в сам город им уже не хотелось. Они были уставшие и желали отдохнуть с дороги, поесть чего-то, кроме печенья и сухих пирожков с мясом, которые приобрели на одной из заправок.

В Мотеле, несмотря на неприметное местоположение, было людно. В фойе сидели мужчины в костюмах и дамы в мехах, которые о чем-то беседовали. Мимо них иногда проходила черная горничная в застиранном костюме и отдавала им странные деревянные жетоны. После чего гости уходили за стойку администратора. И только глупый человек не мог догадаться, что это был не просто мотель. Это было казино, где скорее всего торговали выпивкой и контрафактными сигарами.

Кики и Джесси попросили себе номер с душем и заказали еду, но миловидный хостес предложил им спустится в подвал и поесть там. Ведь две красивые девушки могли стать отличным украшением заведения. От таких предложений отказываться было нельзя, девушки взяли заветные жетоны и побежали наверх, чтобы переодеться и накрасится перед вечеринкой.

Спустя час они уже спешили вниз в красивых платьях зеленого и розового цвета, смеясь и предвкушая вечеринку. Ну или ужин за чей-то счет. Что тоже было неплохо. Между собой девушки мило щебетали.

– Ты собираешься играть, Кики? – Джесси поправила на ходу лямку платья и убедилась, что карты таро надежно лежат в ее хранилище всяких нужных мелочей.

– Немного. Не хочу входить в азарт и упускать последние деньги, – Кики на ходу подкрасила свои губки и ловко убрала помаду под пояс, который красиво дополнял ее платье.

Девушки подбежали к администратору и он пустил их за ширму, которая скрывала дверь в подвал. Место неприметное и подозрений не вызывало. Ведь входы в тайные бары часто скрывались совершенно разными способами.

Да дверью их ждала крутая темная лестница, которая не была освещена и приходилось ступать очень аккуратно. Ведь можно было легко оступиться и полететь кубарем вниз, ломая себе тонкие косточки, либо целлулоидные каблучки.

В самом низу дежурил конферансье в застиранной одежде и заштопанном пиджаке. Он забрал жетоны у девушек и предложил им сделать первую ставку. Но Кики отказалась и сразу стала оглядывать помещение. Оно было не самым приятным. Старые полы, стены с отвалившимися обоями, потрепанная мебель и очень низкая сцена выдавали бедность этого места. Было видно, что его владельцы не самые богатые люди. Либо они предпочитают вкладывать деньги в элитную выпивку или развлечения. Хотя, из развлечений тут была лишь черная певица и пианист за старым расстроенным инструментом.

– Чет место так себе, – Кики тихо шепнула подруге свое мнение и стала оглядывать посетителей.

Это были только мужчины в возрасте и уже с дамами. Либо молодые и горячие, которые проигрывали большие деньги. Обе категории не подходили девушкам. Таких на ужин не разведешь простым разговором. Да и не побеседуешь. Первым надо что-то большее. Последним тоже. И еще твои бабки, потому что жалание отыграться совсем задурманило их мозг.

– Пойдем к бару. Там должны быть одиночки, – Джесси показала на барную стойку.

За ней правда сидел мужчина в довольно экстравагантном фиолетовом костюме и смешных красных ботинках, к которым были приклеены голубые банты. Выглядел этот тип очень инородно. Явно был просто таким же путешественником и скорее всего свингером¹. Кики решила первой подойти к нему и заговорить:

– Молодой человек, вы тоже пришли проиграть последние деньги?

Мужчина оторвался от своего стакана с виски и посмотрел на девушку. Та ему приглянулась. Но не внешностью. А своим голосом. У Кики правда был довольно своеобразный звонкий голос, который звучал даже громче жуткого завывания певички на фоне.

– Нет, я пришел напиться, – молодой человек залпом допил виски и скорчил лицо от жгучести напитка.

– Хахаха, какой вы смешной, – Кики подперла рукой подбородок.

– Я не смешной. Я честный. Бармен. Виски мне и этой даме. Напьемся вместе. Мне так скучно одному.

– Ох, в этом мы едины.

Бармен лениво поставил на столешницу два стакана и налил в них виски. По его виду было понятно, что уже знатно устал от этой работы и держался из последних сил, чтобы не послать посетителя.

– Ох, даме предлагаете выпивку без закуски? – Кики удивленно посмотрела на мужчину и подмигнула.

– Салат цезарь даме. А мне релиш.

– С картошкой? – Бармен хмуро посмотрел на парня и закрыл бутылку дорого и хорошего виски. Все же выпивка в этом заведении была лучше местного ремонта.

– С хлебом, – отозвался мужчина и отпил немного напитка.

– Как вас зовут? – Кики взяла виски и немного отпила. Напиток правда была отличным и она довольно улыбнулась.

– Хэв Жан, буду рад знакомству.

Мужчина протянул даме руку для рукопожатия. Кики восторженно ответила ему. Ее глаза заблестели. Она обожала,когда мужчины пожимали руку даме. Это было так современно.

– Меня зовут Кики.

– Какими судьбами вы пришли в этом место, Кики?

– Мы с подругой едем в Нью-Йорк на выставку дадаистов.

– Вы любите дадаизм? – Хэв достал из кармана пиджака сигару и закурил ее.

– Нет. Но очень хочу познакомиться с художниками.

– О, думаю вам они понравятся. Я знаю одного яркого дадаиста – Марселя. Он просто сумасшедший. Весь Париж на уши поставил и такую ерунду творил. Приехал в Нью-Йорк и там творил тоже самое. Хотя и говорят, что он себя сдерживал.

– Что же он такого сделал?

– Он, в номере своего отеля, в дорогущую итальянскую ванну, вылил апельсиновый сок и залез туда голый. С беконом, который лежал венком на его голове. А его личный фотограф снял это и развесил фотографии на каждом столбе Таймсквера.

– Какой он сумасшедший. Но наверное очень талантливый, – Кики была очарована этим рассказом

– Такой талантливый, что сделал инсталляцию из сковородок в новогоднюю елку. Все сказали, что он дурак и бездарность. А он сказал, что люди не понимают современное искусство.

– Я хочу познакомится с ним…

Кики была очарована рассказом об этом удивительном художнике из Парижа. И даже представила себя в апельсиновом соке и с беконом на голове. Это должно было выглядеть просто шикарно. И совершенно не важно, если кто-то не понимает такое искусство. Ведь любое искусство важно. И любое искусство прекрасно.

– Для того, чтобы с ним познакомиться, достаточно прийти на выставку в самой необычной одежде. И выделяться из толпы. В противном случае он даже не заговорит с тобой. Марсель не приемлет обычности и однообразия. Он против устоявшихся норм общества. А его друг вообще беда. Он фотограф. Учился в Парижской художественной академии. Тоже легендарный чел. Его фотографии – это торжество отвратительного и грации. Это сюрреализм в обертке дадаизма. Он Поль Сезанн от мира фотографов. Многие девушки хотят оказаться на его пленке. Но он очень тщательно подходит к выбору дам для съемок. Ты должна быть либо совершенной, либо уродливой настолько, что от тебя будут воротить нос.

– Зачем же он снимает таких?

– Утверждает, что понятие о красоте субъективное. И что все девушки красивы.

Кики очаровали эти слова. Она и сама была нетипичных взглядов на жизнь и считала, что все люди прекрасны. И каждая изюминка человека может стать его достоинством.

– А как зовут этого фотографа? – осторожно поинтересовалась она.

– Михаель Мосс. Слышала о таком?

– Имя кажется знакомым. Но с работами не знакома.

Кики отправила в рот кусочек сочной курицы и задумалась. А почему она раньше не слышала о таком направлении в искусстве как Дадаизм? Хотя много общалась с людьми искусства и была в курсе всех направлений. Но именно это обошло ее стороной. Уж не потому ли это из-за новизны? Или из-за того, что в Штатах не популярно такое? От этих мыслей у нее только возрастал интерес к Дада и тем двух художникам, о которых говорил Хэв.

– Зря не знакомы, – мужчина тяжело вздохнул и макнул в соус релиш кусочек хлеба. Он обожал эту простую закуску, которая идеально сочеталась с виски его собственного приготовления. – Очень талантливые люди. Таких мало на свете. А эти двое… – Хэв залпом допил напиток и громко поставил на столешницу стакан. – Перевернут весь мир искусства. Они слишком гениальны, чтобы остаться забытыми, как Джозеф Кроухолл.

– А кто это? – Кики с трудом оторвалась от салата. Настолько вкусным он был.

– Великий шотландский художник анималист. Писал птиц и животных. Его работы хранятся в частных коллекциях. Те что остались… Эд, налей мне кукурузы. И даме тоже. Пусть попробует… – Мужчина хрустнул шеей и повернулся всем корпусом тела к Кики, смотря на ее миловидное личико. – Он сжигал свои работы, когда считал их несовершенными.

От такой информации Кики даже замерла к поднесенной ко рту вилкой с кусочком помидора. Для нее уничтожение работ было дикостью. Ведь это в любом случае было наследие искусства. Это были результаты труда художника. И их можно было продать при удобном случае.

– А почему он их считал несовершенными?

– Был зациклен на совершенстве и том, как должна выглядеть картина. И забыл о том, что это его прямое наследие.

Эта история показалась Кики грустной и она ее запила парой глотков кукурузного виски. И он был правда восхитителен. Сладковатый, с карамельными нотками и чем-то особенным. Чем-то, что приятно обволакивало горло и оставляло приятное послевкусие.

– Это особый сорт бурбона?

– Это кукурузный виски с ванилью. Мой личный рецепт. Такой виски больше никто не делает.

Тут-то Кики и поняла, кто ее угощал ужином и мило беседовал. Этот мужчина – Хэв Жан – был владельцем этого заведения. Владельцем нелегального казино с черными артистами на сцене и погребом элитного алкоголя.

– Это ваше место? – Она наклонилась к мужчине и тихо шепнула ему на ухо.

Хэв Жан улыбнулся кивнул. Он не любил распространяться об этом, чтобы не накликать беду. Но эта девица оказалась очень умной и сразу догадалась.

– А ты флеппер?

– Вы догадливы.

– Подаришь мне танец за гостеприимство, королева огненная хлопушка²

– За хороший виски подарю.

Хэв поднялся на ноги и снова хрустнул шеей, чтобы она не болела после танца. Он был готов танцевать прямо возле бара, но решил пройти прямо в центр залы, напротив сцены, чтобы привлечь внимание к себе и прекрасной Кики. Девушка же следовала за ним и оглядывала толпу. Все застыли в прекрасном ожидании, пока Хэв не поднял руку и не крикнул:

– Повеселее и поживее. Мы не на похоронах партии шотландского Бурбона низкого качества.

Пианист резко опустил руки на клавиши и стал быстро бить по ним, извлекая рандомную мажорную музыку. Удивительно, оказалось, что этот непримечательный черный молодой человек, был талантливым пианистом и мог хорошо играть даже на расстроенном инструменте. Публика сразу же оживилась и стала просить новые порции алкоголя. Ну а прямо возле сцены задорно отплясывала пара: мужчина в ярком костюме и с характерной зализанной прической и девушка в зеленом платье с огненно рыжими волосами. Они не стеснялись в движениях и были настолько раскрепощены, что перестали думать о людях, что на них смотрели. Танцоры полностью слились с музыкой и в такт отбивали громкими стуками каблуков, пока Хэв ловко не подхватил Кики и не подбросил вверх под улюлюканье толпы. Музыка закончилась и Кики довольно улыбнулась. Она давно так задорно не танцевала. Тем более в компании такого мужчины.

Ну а Джесси все это время просто тихо сидела за самым неприметным столиком и кушала запеченное мясо с картошкой и фасолью. Она решила не общаться сегодня с кем-то из гостей, просто покушать вкусной еды и выпить вкуснейшего кукурузного виски, который действительно оказался шикарным. И сильно отличался от ее любимого бурбона, ярким и насыщенным карамельным вкусом. Наверняка хозяин этого места знал толк в алкоголе. И скорее всего был шотландцем. Ведь они знали толк в этом напитке. Не то что ирландцы, которые в Чикаго предпочитали устранять конкурентов и приторговывать еще и оружием в обход законов. А еще они делали ужасно некачественный ячневый виски, который пах тухлой травой.

Уже ближе к утру девушки вернулись в свой номер и упали прямо в кровать после этой непредвиденной вечеринки. Им дико хотелось спать, ведь впереди их ждала дорога до города небоскребов. До самого Нью-Йорка.

1. Свингер (Swinger) – от английского слова Swing – название модного танца под джазовую музыку. В американской культуре словом Swinger называли людей, которые танцевали этот танец и выглядели ультра современно и модно. Они были людьми нового времени – яркие, позитивные и любившие наслаждаться жизнью. Они воплощали собой дух эпохи Ревущих двадцатых.

2. Королева огненная хлопушка – (Fire Flapper Queen) – на американском сленге слово Queen в 20е годы прошлого использовалось в значении красивой и сильной девушки, которая была подобна богине. Flapper – это название эмансипированной девушки.

Глава 4

Искусство должно восхищать.

Его не обязательно понимать.

Жизнь в Нью-Йорке кипела, словно вода для пасты в огромной алюминиевой кастрюле в местном итальянском ресторане. Там-то и решили позавтракать двое мужчин в чересчур яркой одежде.

Первый был одет в нетипичный лавандовый пиджак и узкие брюки, которые отсылали на самые последние Парижские тренды. На нем была рубашка белого цвета и черный галстук с заметным серебряным узором. Эта вышивка в японском стиле, которую художник сам выполнил после посещения выставки гравюр эпохи Эдо в Лувре. Он был настолько раскрепощен, что даже в помещении не снимал довольно широкополую для мужчины шляпу и иногда гремел золотым индийским браслетом и золотого металла. Его волосы были слишком длинны для американца, но почетны для француза. Они едва касались острых плеч и красиво вились возле лица. Весь его внешний вид кричал о том, что он чужестранец и что ему было бы органично находится в Версале, нежеле среди бетонных джунглей и черных пиджаков местных банкиров.

Второй мужчина был одет не так вычурно. Но все равно странновато для американца. На нем был коричневый костюм с широкими брюками и желтая рубашка. А вместо галстука огромный красный бант, украшенный изящной брошью. Его волосы, по обычаю зализаны и были куда короче, чем у его друга. А на указательном пальце правой руке красовалась печатка с ярким красным камнем. Никто не знает, было ли это реальное фамильное украшение его семьи. Либо просто ерунда, купленная у мастера в темном закоулке.

Эти были знаменитые французские художники Марсель Франсуа Тибо Нарсис Маршал и Михаель Мария Мосс. Но публике они были известны как Марсель Маршал и Миха Мосс. И прямо сейчас они, впервые за долгое время, ели на земле, без отвратительного покачивания, что было на корабле. И ели довольно вкусную пасту и капучино. Хотя Миха и предпочел кофе без молока и просто овощную пасту с луком. Но вот Марсель не хотел упускать возможности попробовать "американскую пасту" – спагетти с беконом, жареным яйцом и сыром. Настоящий итальянец бы упал в обморок от такого блюда. Но Марсель был французом и любил разные странные изыски. А еще любил странные сочетания. И не только в еде.

– Как думаешь, а тут есть французский ресторан? – он отправил в рот кусочек бекона и сморщил нос от его солености. Все же американский бекон был слишком насыщенным для него. Не то что нежная грудинка с дижонской горчицей.

– Есть, но он тебе не понравится. Там подают жареный тартар, – Миха отправлял в рот маленькие кусочки и мог свободно говорить с набитым ртом. Хоть и корил себя за эту привычку, которая осталась у него детства.

– Извращенцы. Совсем обезумели.

– А может они как мы? Дадаисты и им плевать на то, что о них подумают?

– А я не подумаю. Я сделаю.

Марсель положил приборы в тарелку и наклонился к Михаелю, чтобы тихо шепнуть ему, исключая посторонних слушателей:

– Я надену на себя халат из сырого бекона и заявлюсь в этот ресторан и с требованием обжарить меня.

– Ты угодишь в полицию, – Михаэль отломил кусок хлеба и отправил его в рот, начиная жевать и говорить одновременно. – Американцы не поймут твоих выкидонов.

– А плевать, понимают или нет. Я дадаист. Моя задача отрицать признанные каноны и показывать то, что должно шокировать. Искусство не имеет рамок или правил. Если я хочу сделать яркий мазок в виде мясного халата, я его сделаю.

Марсель уселся на своем место и снял с себя шляпу, так как почувствовал, что ему внезапно стало жарко от разговора. Ему всегда становилось жарко от разговоров об искусстве. Так сильно он любил эту абстрактную и эфемерную вещь.

– Просто Штаты это не Франция. Тут другой нрав, – Миха отпил немного кофе и сморщил нос. – Американцы не умеют готовить кофе.

– Согласен. Капучино ужасен. Хочешь попробовать?

Миха вопросительно поднял бровь, смотря на Марселя. Он надеялся, что тот вспомнит о его особенности и не будет транслировать лишние вещи на публику.

– Прости, забыл… – Марсель сразу вспомнил, что Михаэль не пьет молоко и любые молочные продукты, кроме сыра, да и то не всего.

Миха Мосс не мог пить молоко из-за того, что оно вызывало у него сильные боли и позывы в туалет. Врачи всегда разводили руками и лишь говорили ему не употреблять молоко и иные продукты из него. Но вот на выдержанный сыр такой реакции не было. И Миха часто ел сыры, не понимая, почему такое происходит.

– Итак, после завтрака идем в отель. Мне надо обсудить с тобой парочку моментов касательно выставки, – Марсель поправил волосы и вернулся к поглощению своего завтрака.

– А в чем проблема сделать это сейчас? Они же нас не понимают. Мы на французском говорим.

Марсель на секунду замер и опустил вилку, чтобы оглянутся по сторонам. Все внимание и правдо было приковано к иностранцам, которые громко и активно разговаривали на своем языке.

– Ох, они смотрят прямо на нас, – тяжело и наигранно вздохнул мужчина.

– Ага… Раздеваться не смей. – Миха макнул в соус хлеб и отправил его в рот.

– Спасибо за идею.

– What a fuck!?¹ (Какого черта!?) – закричал Миха на чистом английском и резко бросил приборы в тарелку.

Марсель от неожиданности замер, а потом тихо шикнул своему другу, чтобы подстебнуть его:

– Видишь, в тебе американец еще не умер. Он прорывается наружу… – мужчина хитро прищурил глаза и хищно положил в рот кусочек бекона, не сводя взгляда с Михаеля.

– У тебя волосы в тарелке, – ответил собеседник с каменным лицом.

– Oh Fuck!² (Ох, блин!)

Марсель резко поднял голову, чтобы не пачкать свои волосы в соусе. На самом деле французом из них двоих был только месье Маршал. А вот Миха Мосс был американцем еврейского происхождения. Его родители эмигрировали в Нью-Йорк из Польши и сменили имена всем своим детям и фамилию на Мун. Так он стал Майклом Митчелом Муном. Но в 21 год он уехал в Париж, чтобы избавится от мерзких ощущений инородности своего присутвия в Америке. Михаэль вообще не любил эту страну. Не любил культуру и не любил менталитет. Поэтому все детство мечтал об эмиграции, что и сделал при первой возможности. Сразу по приезде он сменил имя в третий раз на Михаэль Мария Мосс и поступил в академию, чтобы стать художником. Там и познакомился с юным восемнадцатилетним пареньком в жутком розовом костюме и кружевном воротнике. Марсель тогда только начинал свой путь фрика и не всегда удачно одевался. Но умело шокировал людей. Он тоже был изгоем в том обществе, где было принято рисовать натюрморты и восхищаться Рококо. Поэтому и подружился с ним. Ну и еще потому что Марсель отлично говорил на английском и помогал другу учить французский, знакомя его с культурной жизнью Парижа и местными куртизанками. Тогда-то Михаэль и нашел свое место на этой земле и в этой жизни, что раньше ненавидел, но которая его привела к успеху.

В это же время по городу прогуливался невысокий мужчина в черном пальто и шляпе. Он фотографировал небоскребы и восхищался их высотой и масштабом. Вообще, Нью-Йорк был отличным городом. Футуристичным городом, коих не было ни в Веймарской республики, ни в полуродной ему Австрии. А уж тем более, узкие улочки Вены не могли сравниться с красотой широких магистралей города бурной жизни и машин.

Мужчиной с фотоаппаратом был Франк Артур Охман. Известный немецкий кинорежиссер и фотограф, который был уважаем в кругах абстракционистов и экспрессионистов. И в Нью-Йорк он прибыл вместе с Вернером Ханке – писателем и сценаристом, для создания нового мультфильма о городе будущего. И город небоскребов идеально ложился на его идею о монументальности жизни людей в 21 веке. К тому же мужчина активно готовился к личной выставке фоторабот, которая должна была состояться через полгода в Мюнхене. Если ему, конечно, разрешат выставляться с подобными фотографиями.

По своему обычаю, Франк гулял по городу и фотографировал каждый объект, что привлекал его внимания, чтобы после использовать кадр как референс. И вот после череды восхищений, он решил зайти в итальянский ресторанчик и попить там кофе с чем-то вкусным. Он часто кушал пирожные и тортики, которые были гораздо вкуснее, чем в чисто американских кондитерских. И были привычнее его вкусу. Ведь вкус европейца разительно отличался от вкуса рядового американца, выросшего на странной продуктовой вакханалии, которую жители штатов называли кухней. А европейская кухня отличалась стройностью, как гаммы Моцарта или Бетховена. Каждый вкус был подобен ноте и идеально сочетался с соседней. А вот американская была похожа на бешеный джаз, который деконструировал гармонию и плевал на старые принципы.

В ресторане его внимание привлекли двое мужчин, которые активно разговаривали на французском и обсуждали странные вещи. Франк хорошо знал этот язык и понимал их речь. Но все равно не понимал, как эти двое могли найти общий язык и вообще сидеть за одним столом. Ведь один из них активно жестикулировал почти каждое слово. И при этом манерно нанизывая пасту на вилку, закидывал ногу на ногу, вполне естественно картавил и иногда съедал звук "н". А второй говорил чисто, но без явного акцента. Словно французский не был его родным языком, но он пол жизни на нем общался и выучился до идеальности в произношении. При этом, у него иногда проскакивала чисто американская "э". И к тому же, это был спокойный мужчина, который просто слушал собеседника и иногда уворачивался от его жестов, шутил и подкалывал его, почти издеваясь. Но не переходя грань. Словно знал границы дозволенного и не стремился унизить собеседника.

Набравшись терпения Фран подошел к ним с фотоаппаратом и попросил сфотографировать на камеру:

– Молодые люди, я вижу, что вы иностранцы. И вы очень необычно выглядите в антруже Нью-Йорка. Я сам путешественник и снимаю этот город и его жителей на камеру. Но вы… Слишком инородны для этого места. Могу я запечатлеть вас? Обещаю, что отдам вам одну из фотокопий этой фотографии. Вторую же, увезу в Веймарскую республику и использую для своей фотовыставки. Вы готовы стать героями снимка? – Франк часто врал о том, что он путешественник, чтобы люди адекватно реагировали на него. Ведь представляться кинорежиссером опасно. На таких падки инфантильные девицы. А они, в свою очередь, могут докучать своим вниманием.

Марсель сразу обратил внимание на красивого немца, который говорил на французском с большим акцентом. Мужчина заправил кудрявый локон за ухо, отпил из чашки и подмигнул Михе, ожидая его ответа. Его друг моментально ответил таким же жестом и стал поправлять волосы перед съемкой. Хотя те и были зализаны воском. Огромным количеством воска, чтобы скрыть природные темные кудри.

– Мы согласны, – Марсель громко поставил чашку на стол и улыбнулся, надевая шляпу.

– Восхитительно.

Франк сразу стал настраивать аппарат и примерять глазом кадр. Он сразу понял, что перед ним либо такие же люди искусства, либо актеры. Ведь за пару секунд оба приняли очень интересные позы. Тот что в шляпе, манерно взял чашку в руку и поднес ко рту, намереваясь выпить. А второй сделал хищное лицо и собирался отправить кусок пасты в рот.

– Птичка!

Франк сделал кадр с огромной вспышкой и рядом сидящие люди поморщились и попытались спрятаться от нее. Но Французские туристы не шелохнулись и не изменили своих поз. Они были профи. Слишком профи, чтобы бояться камеры.

– Где я могу вас встретить, чтобы отдать кадр?

– На выставке Дадаистов в галерее "Линкольна" Кстати, мы Марсель Маршал и Миха Мос. Известные дадаисты. Можете указать это на снимке, – все переговоры с другими людьми, по обычаю, вел именно Марсель.

– Значит мне позировали художники. Признателен вам за соглашение в схемке. Я обязательно приму приглашение и посещу ваше мероприятие. Люблю знакомится с новым искусством. Мое имя Франк Охман, кстати.

Франк убрал камеру и пошел по своим делам. Он был рад, что запечатлел этих людей на пленку. Ведь он обожал снимать людей, хоть это и выходило у него плохо, по мнению многих людей. У Франка был врожденный астигматизм и поэтому он видел мир размыто с искажениями. Но это не мешало ему быть абстракционистом и все равно творить на благо искусства. И не только на благо искусства.

После сытного завтрака Марсель и Миха пошли гулять по городу. Они активно обсуждали выставку, объекты, которые привезли из Франции, о том, кто еще будет в галерее "Линкольн". После Марсель хотел забрать с мусорки красивое красное металлическое ведро, но друг отговорил его от этой идеи. Настырный француз все же решил вернуться и забрать этот арт-объект и наполнить его землей. Либо резаной бумагой. Либо вообще пастой с томатным соусом и сказать, что это вершина мирового искусства. А потом присмотреть на помойке еще что-то любопытное.

По пути мужчины так же активно обсуждали американок и то, как они странно сочетают цвета в своих костюмах. По их мнению, француженки одевались куда лучше и изысканнее. А еще они знали толк в аксессуарах и хорошем парфюме. А некоторые американки и вовсе были настолько измотаны работой на фабрике, что выглядели как потасканные фарфоровые куклы в несуразных шерстяных костюмах грязных цветов. Их лица были лишены макияжа, либо ограничивались красной помадой и белой пудрой. А вот духи для них были роскошью, поэтому от них пахло заводами и фабриками, но не женской красотой. По иронии судьбы, именно эти дамы ковали экономическое благополучие Америки. Но сами не могли позволить себе даже флакон одеколона с гвоздикой.

Возле своего отеля они решили выкурить по сигаре, прямо на лавочке и начали активно обсуждать одну даму, ждавшую своего кавалера. Марсель и Миха не стеснялись в своих фантазиях и обсуждали ее обнаженное тело на фоне небоскребов, совсем не зная, что эта девушка знала французский и была известной фотомоделью и художницей – Лисой Драхман. Но она решила не подходить к ним и не ругаться. А просто промолчать и дождаться своего кавалера. Она считала, что связываться с этими странными людьми – бессмысленно.

В этот же момент, к входу в отель приехала итальянская Lancia Lambda с двумя девушками, которые устало вылезли из машины и сразу привлекли внимание Михи. Он всегда обращал внимание на дам. А особенно на тех, кто не боялся выделяться.

– Марсель, посмотри, какие мадмуазели… Такие грациозные… – Миха увидел, как блондинка резко подняла чемодан над головой и подала рыженькой. – И сильные…

– Они в нашем отеле живут… Познакомимся? – Марсель зажал в зубах сигару и выпустил дым на манер Чикагского мафиозника.

– Да, но позже. Хочу посмотреть на них.

– Мы можем помочь им.

– Мы можем полюбоваться ими.

Марсель смекнул, что задумал Миха и тоже начал наблюдать, скуривая сигару и смакуя терпкий дым. За женщинами они оба любили следить. А потом знакомится с ними и приглашать поработать их натурщицами, если те были хороши собой. Хотя Миха и приглашал всех, считая, что каждая женщина хороша и уникальна. Он вообще был большим почитателем прекрасного пола. Только он не считал их слабыми, предпочитая придерживаться мнения, что каждая женщина сильная личность.

1. What a fuck!? – англ. Какого черта!? Ругательное слово.

2. Oh Fuck! – англ. Ох, блин! Ругательное слово.