Umfang 250 seiten
1969 Jahr
Записки старого козла
Über das Buch
Чарльз Буковски – культовый американский писатель, чья европейская популярность всегда обгоняла американскую (в одной Германии прижизненный тираж его книг перевалил за два миллиона), автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности.
Содержит нецензурную брань!
В формате a4.pdf сохранен издательский макет книги.
"Записки старого козла" – сборник коротких рассказов, эссе, заметок в журнальной подборке американского еженедельника по типу нашего «Большой город». Чтение может разочаровать начинающего Буковсковеда. Лучше начать с пятёрки автобиографических книг: Хлеб с ветчиной. Фактотум. Почтамт. Макулатура. Женщины
Текс оформлен отвратительно, рассказы никак не отделены друг от друга, иногда даже пустой строки нет. Понимание, что уже читаешь следующий приходит спустя несколько страниц. Это сильно напрягает. Оглавления нет никакого. Будто необработанный скан выложили. Из-за этого бросил читать, осилил пятую часть.
В некоторых рассказах автор, как будто, пишет свои воспоминания, в других творится абсолютная дичь и полный сюр. В любом случае, фирменная авторская манера повествования узнается. Но, как написали выше, начинать лучше с более достойных произведений.
Интересный сборник очерков и наблюдений автора. Смесь журнальных статей и коротких рассказов. Рекомендую прислушаться к другому комментарию и читать данную книгу уже подготовленным фанатам автора..
Записки они и есть записки. Заголовок книги полностью соответствует содержанию. Чарльз Буковски вёл записи, которые впоследствии были опубликованы. Разные истории, весёлые и не очень, про политику (чего раньше не замечал), жизнь, любовь, скачки и выпивку. Ну почти как всегда. Очень весело было почувствовать себя пьяным в .опу и шпилящим всё что движется старикашкой. Хвала тебе мистер Буковски.
душным июньским вечером я ввалился в казарму. толстые, неловкие подошвы ботинок скрипели о выцветший, надраенный линолеум. я только что перетаскал целую кучу тумбочек и шкафов с несколькими, такими же, как я, "залётчиками". хотелось быстрее дождаться ужина и провалиться в сон на своей скрипучей шконке. чтобы завтра, под оголтелый ор дежурного, снова вскочить, но это будет завтра. сон стал для нас кратковременным суицидом...спасительным суицидом. я взял банку с гуталином и пошёл чистить берцы. ты можешь быть убит, но умереть за родину ты должен в чистых ботинках. из ленинской доносился ржач. кто-то выбегал из душа. в прошлом году в душевой повесился очередной призывник. некоторые трусливо поглядывали на её дверь. суеверные маразматики. вздёрни себя этот бедолага в другом месте, они бы и бровью не повели. в ленинской комнате сидел Колян и ещё несколько парней. он читал им "Записки" вслух, пацаны смеялись. я натирал свою обувь и думал о том, что большинство из них ни за что не оценили бы старого пьяницу, узнай они о нём за забором. в его записках было много грустного. больше, чем весёлого. но мы только смеялись. Хэнк был принят парнями за своего. целая рота потных, злющих и вымотанных мужиков взахлёб смеялась над записками этого козлины. покажите мне хоть одного писателя, который смог бы нас тогда рассмешить! чёрта с два! не было таких! мы не могли выдавить из себя лишней улыбки, но у Буковски получалось нас бодрить. похабные офицеры приходили в наши казармы, заполняя их ненавистью. ограниченные, проебавшие свою жизнь, теперь они забирали нашу. они жевали жизнь, но не могли её проглотить, она рвалась наружу. лишь притворно пожёвывали. жадно набивали ей свой рот, жевали и выплёвывали на нагретый солнцем плац. купали нас в этой блевотине. злость и агрессия были главными поршнями, толкающими армию вперёд. мы топтали своими берцами самое дно бездны. и когда сверху кто-то приоткрывал крышку, чтобы насмехнуться над нами, мы ржали ему в ответ. ржали страшно, кроваво. в нас было ещё немного силы, чтобы плюнуть на всё это. и если бы не Хэнк, я не знаю, получилось бы у некоторых дотянуться рукой до этой крышки, отодвинуть её и вылезти на свободу, ослепнуть от солнца, упасть на траву и зарыдать. когда ты в самом низу, лежишь на ринге, отправленный в нокдаун хорошим апперкотом, смеяться становится легче. и нужнее. я салютую тройное "ура!" в твою честь, засранец.
изолировать сумасшедших. но кто есть сумасшедший? мы все ведем свою маленькую игру в зависимости от положения фигур на доске: коней, ладьи, короля и ферзя
кого знал из миллиардов, одного за другим, всех, кого знал, а потом подумал, что время еще очень раннее, не совсем подходящее время умирать, и что это нехорошо – будить людей так рано, они подумают, что он просто юродствует, что просто нажрался пьян и теперь устраивает клоунаду или просто свихнулся, и он не мог осуждать их за это – все мы замкнуты, задрочены, запуганы, все в своей маленькой камере-одиночке, осторожней, мистер Деловар…
h
знание без практики хуже, чем полное незнание. потому что если вы действуете наугад и это не работает, можете просто плюнуть и сказать: «блядь! сегодня боги не на моей стороне!» но если вы знаете и не делаете, то постепенно начинаете плутать по мансардам и темным коридорам своего сознания и во всем сомневаться
необеспеченные знания – то же самое, что и обеспеченное невежество. превосходство – это мираж.
у меня на полке стоит синяя банка из-под кофе, набитая письмами, на которые я никогда не отвечу.
Bewertungen, 24 Bewertungen24