Buch lesen: «Младший брат», Seite 7
Глава 15 Абысын
Погружаясь в домашние хлопоты, Жумабике мыслями уносилась сначала в прошлое, чтобы затем, исподволь, подобраться к тому, что волнует ее сейчас.
Сегодня, например, она думала о своих соотечественниках, которым приходилось кочевать из года в год, вспоминала свою трудную юность.
Да нелегка жизнь кочевников, но в тысячу раз горше и тяжелее жизнь казахской женщины. Взять, к примеру такой вопрос, как содержание тела в чистоте. Сейчас хвала Аллаху, с этим получше. До войны приходилось ездить в город, в общественную баню. После войны построили общественную баню, уже в самом ауле. А раньше…
Летом еще куда ни шло, купались в речке, на озере, а зимой… Но это еще полбеды. Как же тяжело было достать воду для хозяйства, для готовки еды и прочего. Теперь жизнь, что ни говори, стала лучше, вода в колодце, питьевую воду привозит ата из города, муку можно просто купить в магазине и спечь хлеб. За работу в колхозе ей платят шестнадцать рублей. Все говорят, это мало, но это ведь лучше, чем ничего. Во время войны работали бесплатно, и никто не жаловался. Тем более, что муж её получает на шахте много денег. Правда, она им не рада, работа тяжелая и опасная, но он сам ее выбрал, можно, ведь найти и другую.
А что делать, когда наступают дни женского нездоровья. Ее мама рассказывала ей, что в пору ее молодости, женщины в такие дни сидели на одном месте, все три или четыре дня. Наверно, поэтому девочек отдавали замуж в четырнадцать-пятнадцать лет и женщины рожали по многу раз.
Жумабике, сама родила восьмерых, а сколько было выкидышей. Ну все хватит, пора о наболевшем.
Когда Жумабике родила второго ребенка Канабеку, она совершила поступок, за который сама себя презирает. Она, чуть было, не призналась в любви своему мужу. Начала обнимать и целовать мужа, шептать ласковые слова. Канабек смотрел на нее, как на умалишенную. А потом, сказал слова, которых лучше не слышать влюбленной женщине.
–О, Алла, ты умом тронулась, ведешь себя, как падшая женщина, займись, лучше детьми, совсем от рук отбились. Ох, стыд-то какой!
Воспоминания об этом дне, будто расковыривают старую, запекшуюся рану.
Со временем она свыклась с холодностью мужа и даже стала его жалеть. Да, жалеть. Когда поняла, что он страдает, невыносимо страдает от незажившей, детской обиды на отца, на брата. Простила ему нелюбовь к себе, его невнимание.
А потом ужаснулась: ее муж так глубоко закутался в свою обиду, что его равнодушие распространилось на детей, а этого простить было нельзя.
После мучительных раздумий пришла к решению уйти от мужа, вместе с детьми. Оттягивала этот разговор как могла, но продолжать делать вид, что у них семья, просто устала. В глубине души надеялась, ее муж найдет такие слова, что заставит ее переменить решение.
Чуда не произошло. Реакция была еще хуже прежней, ни тебе разубеждающих слов, ни всплеска эмоций. Он не удивился, не оскорбился, ни возмутился и не обрадовался. Да если бы, он затопал на нее ногами от злости или вздохнул бы с облегчением, признаваясь, что у него есть другая женщина, она бы не терзалась больше и успокоилась бы.
Она выкорчевала бы любовь из своего сердца и стала бы жить дальше, она бы его простила. Но…
–Помоги сделать документы мне и детям. Паспорт нужен. Мы уедем, как только появится возможность.
Канабек внимательно посмотрел на жену и усмехнулся.
–Ты же говорила, что ради детей, готова выдержать все испытания, что уготовит тебе Всевышний и вытерпишь такого мужа, как я.
–Забудь об этом, – резко ответила Жумабике и чуть мягче добавила, – именно потому, что я забочусь о своих птенчиках, я не стану жить под одной крышей с человеком, не любящим своих детей.
–То есть, по-твоему, я плохой отец? Не тебе, женщина, судить обо мне.
–Я и не сужу, я просто не буду с тобой жить.
Канабек снова усмехнулся, прожигая ее недобрым взглядом и вышел из дома. Она расплакалась, навзрыд, мечтая, сейчас же, в эту минуту покинуть этот бренный мир.
Канабек завладел душой Жумабике, как только она его увидела. И не было места в ее сердце другим мужчинам.
За несколько лет до войны, когда семья Смагуловых после долгой череды мытарств, наконец-то обустроилась на новом месте, близ Караганды, Канабек женился.
Тяжело было Жумабике, вынужденной скрывать свою любовь, но стало еще труднее с появлением Ажар – жены Канабека – теперь, воображаемая соперница обрела плоть.
С первых же дней, Жумабике проявила строгость в отношении младшей абысын – становиться задушевной подружкой в ее планы не входило. Но юная жена младшего брата мужа была так мила и непосредственна, что в скором времени Жумабике поняла: эта девочка не только ей не соперница, она, в принципе, не способна причинить, ни ей, ни кому-либо, зло. У ее абысын такое большое сердце, что если бы Жумабике рассказала бы ей о своей грешной любви, она – если бы это было в ее власти – собственноручно отдала бы ей своего мужа.
Когда Ажар забеременела, у Жумабике, к тому времени, было трое детей. Легкая тревога на личике Ажар, вскоре прояснилась. Они из творожной массы, руками лепили кусочки курта.
–Абысын, а рожать ребенка это больно?
–Первого – трудно, остальных легче.
–А, если у меня не мальчик, что мне делать?
–Тогда родишь девочку, – невозмутимо ответила Жумабике.
–Просто все почему-то ждут мальчика, а я чувствую, у меня родится девочка. Я ей имя придумала.
–Нельзя заранее имя давать ребенку, у тебя, вообще, нет такого права, – приструнила Жумабике младшую сноху.
–Абысын… а этот ребенок, он сейчас где? – с придыханием спросила Ажар, распахнув свои большие, лучистые глаза.
–Как где? – не поняла ее Жумабике.
–Ну, где он? – Ажар для наглядности провела рукой вдоль своего тела.
Жумабике, когда поняла суть вопроса, рассмеялась против воли.
–В голове он твоей, глупой, вот где, – отшутилась она.
Будущая роженица стала трогать голову поверх платка, бормоча при этом:
–А как он там поместится, как выходить будет?
Жумабике покачала головой на это и строгим голосом выразила все свое возмущение нелепым поведением младшей абысын.
–О, Алла, что ты за дурочка? Не болтай, а лепи.
Ажар насупилась, напоминая Жумабике своим видом потерявшегося цыпленка. Закончив работу, старшая абысын сжалилась над младшей.
–В животе он у тебя, глупышка. Ребенок начнет расти, тогда и живот будет расти, поняла?
В последующие дни Жумабике стала замечать, как Ажар беспрестанно оглаживала свой живот, и что-то шептала неродившемуся еще ребенку. Жумабике поражала эта, ее странность: как можно разговаривать с тем, кого еще нет.
Ажар, как и предполагала, родила девочку, ее назвали Алтынай. Через положенное время она снова родила девочку. Канабек ходил недовольный, и это сильно ранило молодую маму.
–Вы не рады, – заглядывая в глаза мужу, спрашивала Ажар, – не расстраивайтесь, следующим, обязательно, родится мальчик.
–Ты уж постарайся, а то у брата два сына, а у меня ни одного.
Жумабике, ставшую свидетельницей разговора между абысын и деверем, покоробило от обиды за Ажар: ей, горячо любившей мужа, приходилось выслушивать от него незаслуженные упреки.
Когда братья ушли на фронт, Ажар родила долгожданного мальчика, но он, к всеобщему сожалению, прожил чуть больше часа и умер. Сама Ажар после тяжелых родов свалилась в беспамятство.
Три дня Жумабике со свекровью не отходили от бредящей в жару, молодой матери. Жумабике прослезилась, тревожась, что будет с ней, когда она узнает о том, что потеряла ребенка. На что свекровь с горечью заметила:
–То, что ребенка потеряла, не самое страшное. Сама бы выжила. До чего же слабая. Бедняжка, все спешила сына родить моему младшему. Да поможет ей Аллах!
Ажар умирала, а Жумабике сидела рядом и нещадно истязала себя упреками. Как же корила она себя за грешные мысли о муже умирающей, за запретную любовь, откуда только взявшуюся, за которую и расплачивается теперь эта бедная девочка. Потому и смерть своего сына приняла как должное, не проронила ни слезинки, стоически слушая громкие рыдания свекрови.
О, Всевышний, ты проявляешь свое величие, даже наказывая. Душа Ажар покинет ее бренное тело и обретет покой, а Жумабике останется жить, терзаясь раскаянием. Жизнь ли это?
В ее оправдание можно сказать, что ни словом, ни взглядом не выдала она своего чувства к Канабеку. Да и вообще, относилась к Ажар, скорее как к младшей сестренке, чем, как к снохе. Опекала, «прикрывала» перед свекровью как могла, даже испытывала что-то, вроде обиды за нее, когда заподозрила в супружеской неверности Канабека.
Милая, добрая Ажар…Не было в ней ни капли той лицемерной зависти, которой часто грешат молодые женщины. Она искренне восхищалась красотой своей абысын и как данность свыше воспринимала свою невзрачность. А когда, оторопевшая от таких слов, Жумабике поспешила убедить ее, что она неправа, непринужденно заметила:
–Какая же вы добрая, апай. Другая на вашем месте, давно возгордилась бы, а вы так ласковы со мной, как мама.
Жумабике любила Ажар как родную и свою любовь к Канабеку считала предательством по отношению к ней, но ничего с этим поделать не могла.
Айнабек же, на радость, Жумабике, обращался с Ажар по-отечески и даже, когда подшучивал над ней, как это принято в общении между деверем и снохой, делал это по-доброму. Услышав как-то, как Айнабек отчитывает младшего брата за непочтение к жене, Жумабике прониклась к своему мужу еще большим уважением.
И его было за что уважать: пытливый ум, общительность, искрометные шутки, добрый нрав, вот неполный список качеств, которым обладал Айнабек. Его за это можно было полюбить…
Но не любила его Жумабике, ее передергивало от отвращения, едва муж касался ее.
На сторонний взгляд, обычная казахская семья, каких тысячи. А на самом деле… Айнабек любит Жумабике, Жумабике любит Канабека, Ажар любит Канабека, и Канабек… не любит никого.
Но любовь – это не застывшая лава, а скорее ручей или цветок, которым для жизни нужны особые условия.
Любовь это чувство и как всякое чувство, оно преходяще. Любовь не может надоесть, но можно устать от равнодушия любимого и Жумабикe в последнее время, все чаще ловила себя на мысли о какой-то своей невостребованности, как женщины.
Она отдала себя всю, выгребла душу до дна и преподнесла ее в дар любимому мужчине, но он ее не принял этой любви. Безответность чувства опустошила ее, и Жумабике до дрожи в пальцах, вдруг захотелось быть обласканной теплым взглядом любящего мужчины. Захотелось великодушно принимать чью-то любовь, не страдая от чужого равнодушия, почувствовать себя нужной, любимой кем-то.
Тем более, что долго искать подходящего кандидата в воздыхатели ей не придется. Вот так, право войти в ее жизнь, получил Шалкар.
Его робкие попытки развлечь ее шутливым разговором при встречах, прожигающий взгляд карих глаз и прочие атрибуты ухаживания до недавнего времени оставляли Жумабике равнодушной.
Теперь этот парень, то скачущий мимо на черногривом коне, то машущий рукой, проезжая на тракторе, все чаще стал занимать ее мысли. Когда он уехал на две недели в город, почувствовала нечто, вроде пустоты в груди, будто солнце скрылось за тучами и нет привычного тепла.
Поэтому сегодня при встрече, а встретит его она обязательно, Жумабике не будет, по обыкновению, хмуриться и недовольно отворачиваться, а тепло улыбнется влюбленному юноше и выслушает его наконец-то. А там, если не покарает ее Аллах за такие мысли, возможно узнает счастье быть любимой.
Переделав все дела по дому, Жумабике отправилась к знакомой, живущей на другом конце аула, рассчитывая по пути встретить Шалкара, но наткнулась на него, едва отошла от дома.
–Здравствуй, Шалкар, куда спешишь?
–З-здравствуйте, апай, н-никуда, просто иду.
Парень не верил ни глазам, ни ушам, та о которой, он грезил последние десять лет, сама заговорила с ним и смотрит так ласково, что дыхание перехватывает.
–Пойдем погуляем, расскажешь мне что-нибудь интересное.
Шалкар застыл каменным изваянием, уставившись на улыбающуюся, ему, женщину. А через несколько минут, они не спеша шли по улице, парень рассказывал историю за историей, женщина с интересом слушала его.
Их случайные встречи, ставшие регулярными, нельзя было, конечно же, назвать свиданиями, но они стали вдруг, обоим необходимы, как воздух.
Однажды дала волю чувствам, расплакалась на его плече, скорбя о своей жизни и безответной любви. А он, приобняв ее одной рукой, вслушивался в бессвязный лепет и всхлипы, испытывая горечь с одной стороны – невыносимо было видеть слезы любимой – и в то же время, в душе затеплилась надежда, пришло-таки его время.
Сомнений не было, Шалкар любит ее той истинной любовью, перед которой меркнут все краски весны и отлетают, как сухая шелуха, ненужные слова. И чем больше, в ответ отзывалась теплым чувством Жумабике, тем четче осознавала невозможность их союза.
Наступил момент решающего разговора, тянуть с которым дальше было нельзя, она и так дала ложную надежду, ростки которой, необходимо было задавить на корню.
–Шалкар, дорогой мой, сегодня я хочу попрощаться с тобой. Нет, видеться мы с тобой, конечно, будем, в одном ауле живем, но без наших бесед и прогулок. Я благодарна тебе за них, но будущего со мной у тебя нет. Я старше тебя, у меня дети, муж и переступить через них, я не могу. Ты красив и молод, помнишь, я тебе говорила, твое счастье впереди, не со мной. Прости меня, я плохо поступила с тобой, но эти встречи, будто оживили мою душу, я не забуду тебя никогда. Прости, Шалкар, я забылась и почему-то решила, что у нас что-то выйдет, но с таким грузом, как у меня, нельзя начинать новую жизнь.
–Можно, Бикеш, можно, – обреченно говорил ей Шалкар, понимая бесполезность этих слов, – неужели, ты хочешь жить с человеком, который, я слышал, жестоко избил своего брата. Может, из-за детей переживаешь, так я обещаю, я стану им хорошим отцом.
–У них есть отец, и ты его не заменишь. Они его любят, и я не буду строить свое счастье на их слезах. Все, прощай, – с горечью проговорила Жумабике, про себя добавив: хвала Аллаху, никто не знает, что он, возможно, убил брата.
Она уходила, спускаясь вниз с холма, где и состоялся их прощальный разговор, а парень смотрел ей вслед, физически осязая, как уходит из его жизни любовь и надежда на счастливую жизнь. Он долго стоял, не шевелясь, а потом сел на холодную землю и обхватив голову руками, пытался унять пульсирующую боль.
Глава 16 Шалкар
Осенний воздух в степи, на пороге зимы, напоен особым ароматом чистоты и свежести. Степной простор и чистый прохладный воздух навевают простые мысли о сложном и вечном, если на душе покой и ее не терзают темные чувства. А когда сердце кровоточит от расставания с любимой, простые ценности незаметны и даже раздражают.
Вот в таком расположении духа, возвращался с поля Шалкар, мрачный и злой. Брел по улице, ничего не замечая вокруг и буквально наткнулся на мужчину, преградившему ему дорогу. Канабек, муж его Бикеш.
Шалкар неразборчиво пробормотал приветствие. Канабек кивнул.
–Как, там, тебя зовут, Шалкар, да?
–Да и что с этого?
–А что дерзишь, отца своего позоришь?
–Мой отец погиб на войне, не успел воспитать меня.
–Я тоже воевал и вернулся живой к жене и детям и…
–Ваша жена умерла, и ваш брат вернулся, и говорят. Пропал так внезапно, так что, если бы не вы, Жумабике была бы сейчас свободна.
–У тебя нет права называть ее по имени, щенок.
–Есть. Я люблю ее, знайте.
–Как не знать, если в нашем ауле не осталось человека, который бы мне об этом не намекал. Вот что, парень, как говорится. За многословием пустота, а мы с тобой даже не поздоровались при встрече, как полагается мужчинам.
Говоря это, Канабек протянул руку и Шалкар, с опаской, стал пожимать ее, чувствуя в рукопожатии соперника, немалую силу. Опасался он не зря.
Территорию между двумя рядами домов, лишь с натяжкой, можно было назвать улицей, слишком широкая и неровная. Рядом с дорогой, где они стояли, земля резко уходила вниз, образуя кювет и именно туда, Канабек столкнул Шалкара, перед этим резко дернув за руку.
Это оказалось не так легко, как думалось Канабеку, Шалкар был выше его ростом, на две головы и при этом, довольно худым и некрепким на вид, но он оказался из тех, которых, в народе называют, двужильными.
Шалкар скатился вниз, по мёрзлой земле, обошлось без увечий, благо одет был в теплую фуфайку и штаны, смягчившие его падение. Вставать не спешил, несмотря на спускающегося Канабека.
–Чего разлегся, вставай.
–Бейте так, ағатай, не стесняйтесь.
Обреченная покорность в глазах поверженного, так остро напомнила ему выражение лица брата в тот вечер, когда он взбесился, увидев в его руках медаль.
–Глупец, не буду я тебя бить. Просто вбей в свою голову одну вещь, не приближайся к моей семье.
–У меня нет желания с вами разговаривать.
–А с моей женой, мне сказали, языком молол, не переставая.
–Она сказала мне, что не уйдет от вас. Дети для нее дороже личного счастья, а вас она не любит, я это давно понял.
–Ты все врешь, выродок.
Канабек стал сыпать проклятиями и ругательствами, задыхаясь от гнева, в глубине души он понимал, что парень говорит правду. Ведь если бы хотел обмануть, не стал бы говорить, что Жумабике не собирается от него уходить. А если правда это, то правдой является и тот факт, что жена его не любит.
Канабек сжал кулаки, физически ощущая дикое желание превратить эту светлокожую морду в кровавое месиво. Он понимал, так делать нельзя. Ах, если бы он сдержал себя тогда с братом, если бы его брат был жив.
В тот момент он и не подозревал, что ангелы на небесах выполнят его желание, подарят шанс исправить содеянное, но он, под грузом детских обид, им не воспользуется.
Канабек стоял спиной к дороге и не видел собравшихся там людей. Их заметил Шалкар.
–Уходите отсюда, – крикнул им раздраженно.
Канабек повернулся. Удивительно устроена жизнь в ауле: нет ни телеграфа, ни почты, телефон установили только в правлении аульного совета и то недавно, но о любом пустячном происшествии, аульчане узнают мгновенно. Слишком бедна на события сельская жизнь, слишком скудные впечатления дарит повседневная рутина, чтобы не возникла эта, непостижимая уму, связь между жителями.
И десяти минут не прошло, как начали свой разговор двое мужчин, а за ними уже наблюдал с десяток зрителей.
–Уходите, что вы здесь, на айтыс собрались?
Но внимание собравшихся, было теперь приковано не к выясняющим отношениям мужчинам, а к тому, кто приближался к ним.
И вот, наверху, как на сцене, появились новые персонажи: колоритного вида, старуха в казахском одеянии, соответствующим ее возрасту и женщина средних лет. Женщина, тут же запричитала, указывая рукой на лежащего молодого человека.
–Ойбай, что с тобой, сыночек, он тебя избил? Посмотрите, что он с ним сделал, мой птенчик даже встать не может. Ойпырмай, да я тебя, сын собаки, в тюрьму отправлю. Ойбай, да что это делается?
Канабек не успел ничего ответить, слово взяла старуха. Она взмахнула тростью, на которую опиралась и гаркнула.
–Так ему и надо, давно пора было это сделать. Эй, ты, сын Толеутая, врежь этому негодному мальчишке как следует, чтобы не заглядывался на замужних женщин.
Присутствующие, после таких слов даже не пытались скрыть своего разочарования, они ожидали, что появление бабки Шалкара превратит обыкновенную драку в грандиозный скандал. Послышались возгласы, выражающие недовольство: ну-у, и это всё и так далее.
–Апа, что вы такое говорите. Это его жена вскружила голову моему мальчику, вертела хвостом перед ним, как последняя блудница, пусть обсидят ее бесстыжие глаза синие мухи. Ты жену свою бей, а не моего сына.
–Замолчи, глупая курица. Не слушай ее, сынок, твоя жена достойно вела себя все эти годы, уж как наш пострелёнок не пытался заморочить ей голову своими ухаживаниями.
–Он же мужчина, а она женщина, должна блюсти себя, детей нарожала, а ума не нажила, – не унималась мать Шалкара, – лучше побей свою беспутную жену.
–Верно, – раздался чей-то одобрительный голос, – ведь есть такая казахская пословица, жена что кошма, не побьешь, запылится.
–Перестань выгораживать своего сына. Жаль, что мой Габит не вернулся с фронта, уж он отходил бы камчой этого греховодника. А ты, сын собаки, вставай, иди домой, несчастный, не позорь своего отца. Расходитесь по домам.
Последние слова старуха, уходя, прокричала любопытным зевакам, заметно прибавившимся в числе.
Все разошлись: старуха со снохой, за которыми поплелся и Шалкар, убрёл в сторону дома Канабек, и остальные, нехотя, покидали место происшествия.
Старая Жамиля-апа ушагала далеко вперед, не дожидаясь снохи и внука. Думы ее были о семье Смагуловых.
Вроде и позавидовать можно старику Толеутаю, хоть и рано схоронил жену, зато оба сына вернулись домой живыми. Внуков полон дом, сноха, просто золото, всё хорошо, так сыновья, по слухам, не ладят между собой. Старший, так и вовсе пропал, говорят, умом тронулся, несчастный. Теперь вот сноха уйти от мужа собралась, не без помощи ее внука, забери его шайтан. О, Алла, жизнь наша состоит из череды страданий и радостей, только почему-то страданий выпадает больше.
