Buch lesen: «Мальтийская история: воспоминание о надежде», Seite 5
– Прощай, Найдин, – ответил я вслед исчезнувшей девушке и вернулся в постель…
Глава 2. Начало
Следующее утро не предвещало ничего необычного: окончание погрузки, проверка закрепления грузов, запуск двигателя, выход в море в составе конвоя – всё по спланированному порядку.
Папаша Гийом, попыхивая сигаретой на причале, весело разглядывал осликов, запряжённых в повозки. Британские солдаты быстро вытаскивали какие-то деревянные ящики и заносили их в трюм. Внизу их ждали наши матросы, закреплявшие принесённый груз. Это продолжалось недолго – вскоре сержант махнул капитану Моро и что-то прокричал – громкое и невнятное, но было понятно, что они закончили работу. Ослики облегчённо вздохнули и покатили свои пустые повозки назад в город.
Старпом побрёл в трюм осматривать крепёж и расположение грузов, Папаша Гийом кивнул мне, и мы, не спеша, двинулись к машинному отделению: люк, крутая лестница в чрево корабля, обманчивая тишина – всё как обычно.
Но сделать мы ничего не успели, как раздался вой сирены. Папаша Гийом в замешательстве посмотрел на меня. Наверное, мой вид был не менее растерян.
– Учения какие-то? – выдвинул идею мой наставник, я только пожал плечами и полез по лестнице назад, уже слыша топот ботинок по палубе. За мной, чертыхаясь, лез Папаша Гийом.
На палубе стояла кучка матросов «Бретани» и, задрав головы, глазели на небо. Мы тоже взглянули вверх, но ничего не увидели, кроме чистого светлого простора. Из динамиков на берегу орала сирена воздушной тревоги. Папаша Гийом толкнул стоящего рядом матроса, им оказался поляк Януш. Старший механик вместо вопроса дёрнул головой вверх. Януш ответил, пытаясь перекричать звук сирены:
– Объявили воздушную тревогу – говорят, налёт итальянской авиации, – он кивнул в сторону бегущих по берегу рабочих и солдат. – Пожалуй, я тоже побегу. В Пшемысле также было.
Он не успел отойти от нас как появился капитан Моро. На этот раз его вид можно было назвать свирепым. Прищуренные глаза, кривая улыбка – не улыбка: приоткрытый с одной стороны рот и обнажённый клык. Рыжие волосы, казалось, горели. Сжатые кулаки.
– Какого дьявола вы здесь делаете?! Быстро все в убежище! Со мной остаётся… – он пробежал глазами по морякам и ткнул в меня пальцем. – Со мной остаётся Ракито́ф. Остальные вон в убежище!
Крик кэпа настолько ударил нам по мозгам, что какое-то время все стояли как вкопанные, но продолжение: «Я что сказал?! Акулий корм!» – заставило всех побежать к трапу, кроме меня и Папаши Гийома.
– Тебе, старый пень, нужно отдельное приглашение Первого лорда Адмиралтейства?
Механик спокойно посмотрел на небо, потом на капитана.
– Я Малыша одного не оставлю, – он часто называл меня Малышом из-за моего возраста.
– Хочешь погибнуть вдвоём и оставить судно без мотористов? – Моро зло смотрел на Папашу Гийома.
– В таком случае и без капитана, – механик потирал руки любимой ветошью.
– Каракатицы гальюнные, – Моро махнул рукой и направился к мостику, мы остались стоять на палубе, глядя вверх.
Но окрик обернувшегося к нам капитана спустил нас с небес на палубу.
– Чего уставились? Вытаскивайте ящики с песком, тяните рукава от резервуаров на причале. Хватит прохлаждаться!
– Проклятые «ростбифы»! Чёртов радар «увидел» перелётных комаров, а в результате теперь мы тут корячимся, – проворчал мой наставник, помогая мне волочить по палубе ящик с песком. – Ох, моя спина!
Поначалу ко всему происходящему у меня было такое же несерьёзное отношение: чистое небо – не то, что бомбардировщиков, даже ни одного облачка на горизонте. Зная неспешные нравы Средиземноморья, невозможно было и предположить, что у макаронников запланировано нападение на отдалённый остров всего через сутки после объявления войны. Это подсказывала элементарная логика. Но сирены продолжали выть, а люди практически исчезли с причала.
Вдруг почувствовал толчок в спину – это был Папаша Гийом, он показывал рукой вверх, я задрал голову: в небе появились черные силуэты самолётов. Оторопевшим взглядом всматривался вдаль, вскоре можно было разглядеть даже белые круги на крыле. Мой наставник переглянулся со мной.
– Дьявол! Они, действительно, появились!
– Патрон, и что нам делать? – я в замешательстве переводил взгляд с силуэтов самолётов на Папашу Гийома и обратно. – По-моему, они летят с недобрыми намереньями.
– Что делать? – Папаша Гийом добродушно попыхивал сигаретой. – Будем надеяться на лучшее, парень. Если Дева Мария будет к нам милостивой, тогда нам не нужно ничего делать. Но если… – он глубокомысленно указал пальцем вверх, – нам на голову упадёт большая бомба, то… нам опять не придётся ничего делать. Ну, в общем, ты понял, парень, нам не нужно ничего делать.
Я пожал плечами и опять уставился на приближающуюся эскадрилью «горбунов», как мы их потом называли, – трёхмоторные бомбардировщики Савоя-Маркетти S.79 «Спарвьеро». Сколько лет прошло, но до сих пор смогу различить эти силуэты смерти, нёсшие град смертоносного металла на город. Тогда я насчитал десять машин.
Мы продолжали стоять и смотреть на приближающихся итальянцев. Не то, что мы были храбрецами – просто не понимали всего ужаса наступающей угрозы. Но наше лицезрение было прервано криком капитана – тот высунулся с мостика и заорал:
– Идиоты! Быстро в укрытие, – он показывал в сторону берега, где недалеко от трапа с «Бретани» был сложен бруствер из мешков с песком и разбитым песчаником.
Его последние слова утонули в оглушающей канонаде: открыли огонь крупнокалиберные установки. Около десятка зенитных батарей располагалось на крепостных позициях в порту. Зажав уши, мы бросились сломя голову в береговое укрытие. Этот бег в течение десяти секунд показался мне отрывком из кошмарного сна, во всяком случае, в его реальность я бы никогда не поверил. Но это был, действительно, эпизод из моей жизни.
Мы залегли за мешками, но через мгновение уже снова высунулись наружу и, обозревая во все глаза окружающую обстановку, вцепились в край бруствера: пороховой дым и поднятая вверх пыль от грохочущей над нами батареи заставили нас кашлять и тереть глаза, но мы неотрывно смотрели в небо. От бомбардировщиков отделились чёрные точки, вереницей полетевшие вниз. «Бомбы!» – нетрудно было догадаться. Я смотрел на эти пятнышки, падающие как в замедленном фильме на город.
«Сейчас произойдут убийства», – медленно проплыло в моём мозгу. Эта мысль заставила меня оцепенеть: «Узаконенные убийства… По чьему-то приказу будут убиты десятки, сотни и тысячи людей». В центре Ла-Валетты появились серые клубящиеся столбы. «По приказу маньяка убивают людей на другом краю земли! Одного маньяка? Но за штурвалами бомбардировщиков сидит не он – сидят другие. Они тоже маньяки? Кто-то загружает бомбы в отсеки «горбунов», кто-то изготавливает их, кто-то рисует планы налётов на наши города, кто-то кормит и поит наших убийц – получается весь народ маньяки, одержимые идеей нашего убийства?» – генератор в моей голове с ледяной логичностью вырабатывал мысли. Возможно, они были продуктом стресса. Мои размышления прервал рывок за шиворот, и я свалился на дно бруствера.
– Прижмись, парень, – Папаша Гийом лежал рядом.
Тут же раздался взрыв. Мне показалось, что бомба разорвалась буквально в паре метров от нас, но это мне только показалось. Звук взрыва на мгновение даже заглушил грохот зенитной батареи над нами. Мы лежали, ни живы, ни мертвы, ожидая новых взрывов. В моей голове проносились только молитвы Богородице, вбитые в мою память ещё моей матушкой. Но больше взрывов в бухте не раздавалось, и мы выглянули из-за мешков: очевидно, бомба попала в акваторию Великой Гавани – наша «Бретань» всё ещё продолжала раскачиваться на волнах, поднятых взрывом.
В центре города появился столб – очередная бомба. У меня пробежал внутри холодок: под бомбёжку могли попасть мои единственные знакомые в Ла-Валетте – Надэж или Найдин. «Только бы они успели скрыться в убежищах!» – я стиснул кулаки, вспоминая родителей, но мне оставалось только молиться за девушек.
Огонь зенитных орудий всё-таки делал своё дело: бомбардировщики беспорядочно отступали в море, спешно сбрасывая боекомплекты вниз. Море превратилось в бурлящую грибницу, только вместо грибов – высокие столбы воды. «Горбуны» с глухим рокотом возвращались на север.
Папаша Гийом встал и начал отряхивать пыль со своей замасленной робы, я последовал его примеру.
– Ты это видел, Малыш? – на его лице было написано искреннее возмущение. – Последний раз такое испытывал в восемнадцатом под Верденом. Чёрт знает, что здесь творится!
Я оглянулся на наше судно – всё в порядке. Моро спустился из командной рубки. Увидев нас, громко проорал:
– Вы там целы, дьяволы?!
Ответом были наши поднятые вверх руки.
Мы выбрались из укрытия, намереваясь вернуться на «Бретань», как услышали стоны и всхлипывания на фоне громких криков зенитчиков с затихшей батареи. Папаша Гийом остановился и прислушался.
– Что это, парень? Слышишь?
Звуки повторились откуда-то сверху. Я поднял глаза в поисках источника шума. Ничего не увидев, предположил:
– Может быть, что-то случилось у артиллеристов?
– Может быть, – пожал плечами старший механик и хотел уже двинуться дальше, но скатывающиеся камни со склона заставили нас повернуться к расщелине в стенах форта над нами.
– Надо посмотреть, что там, – Папаша Гийом решительно начал карабкаться по склону. Но его решительности хватило на пару метров: альпинизм, явно, не входил в круг его любимых интересов. – Давай, Малыш, ты чуть помоложе, посмотри, что за там чертовщина, – он мгновенно скатился вниз.
Цепляясь за валуны, я начал взбираться вверх. Склон, покрытый травой и камнями, для молодого моряка не представлял особенных трудностей, и вскоре, повернув за угол выступа крепостной кладки, я уже мог наблюдать небольшую площадку под стенами – там кто-то лежал и стонал, иногда всхлипывая. Раздался металлический звон, я покосился в сторону: на краю площадки стояла, иногда тряся головой, коза. Обыкновенная коза, грязно-серого цвета. Звенел колокольчик, висевший у неё на шее. Но долго рассматривать животное мне было некогда, я бросился к лежащему человеку. В два прыжка я был уже рядом с ним. «Что с ним?» Это оказалась пожилая женщина – одним словом, старушка. Она лежала и стонала. Увидев склонившееся над ней лицо, что-то пробормотала по-мальтийски.
– Что с Вами? – спросил по-английски и сел на колени рядом с ней.
Она медленно приподняла правую руку ко мне.
– Сынок, мне нехорошо. Что-то упало на меня, – женщина перешла на английский и уронила руку.
Я посмотрел вокруг. Рядом с её левой рукой валялся большой строительный камень, возможно, упавший со стены крепостной кладки.
– Мне тяжело дышать, – с трудом выдохнула женщина.
Я задрал левый рукав её платья: рука оказалась перебитой, кровь сочилась из ран на предплечье и плече.
– Трудно дышать, – повторила лежащая женщина. Я перевёл взгляд на её тело. Платье на животе было порвано и покрыто пылью и кровью. Возможно, у неё сломаны рёбра от обрушившегося сверху камня.
Женщина закрыла глаза. У меня закружилась голова: «Она собирается умереть? Что делать?». Я приподнялся и беспомощно огляделся, крик Папаши Гийома снизу немного привёл меня в чувство.
– Что там, парень?
Я посмотрел вниз. Старший механик, сложив рупором руки, кричал мне:
– Ты что-то нашёл?
Я не мог сразу ответить: меня покачивало. Наконец, собравшись с силами, прокричал:
– Здесь раненная женщина!
Несколько секунд Папаша Гийом осмысливал мой ответ, потом снова заорал:
– Дьявол! Тащи её вниз!
«Легко ему говорить: тащи. А если она уже труп?» – меня передёрнуло, и начало подташнивать от одной только этой мысли. Я даже не мог заставить себя повернуться к лежащей женщине. Папаша Гийом снова прокричал мне снизу:
– Давай, Викто́р, тащи её вниз, а я вызову подмогу! – и он тут же побежал к «Бретани».
Оцепенев, я смотрел ему вслед, потом беззвучно произнёс:
– Да, сейчас.
Сколько я так мог стоять? Наверно, никто бы не ответил, как вдруг ощутил сильный удар в задницу: с моих губ слетел вскрик, я схватился за ягодицы. Оцепенение мгновенно слетело. Быстро повернувшись назад, обнаружил козу. Она с любопытством смотрела на меня, затем раздалось её блеяние. «Это её рук … тьфу, рогов дело!» – чертыхнулся про себя. Но, по-моему, она и не собиралась этого скрывать, ожидая моей реакции. И она последовала. Обойдя животное, двинулся к раненной. Наконец, пересилил себя: просунув руки под спину и ноги, приподнял женщину и аккуратно начал спускаться. Она лежала на моих руках, не шевелясь и не издавая больше звуков. Я смотрел только под ноги, боясь споткнуться и уронить свою ношу. Но, судя по цокающим звукам, нетрудно было догадаться, что за мной следует коза этой женщины. Лишь однажды скосил взгляд в сторону: всему виной была пряжка на сандалии женщины: она расстегнулась, и сандалия упала, мягко приземлившись на траву. Я продолжил свой путь вниз.
Наконец, когда до брусчатки дороги осталось пара метров, услышал возгласы Папаши Гийом и поднял глаза.
– Осторожно, парень. Давай сюда, – он протянул вперёд руки.
И вовремя! Потому что в этот самый момент я отвлёкся на него и наступил на камень. Нога подвернулась, и я бы рухнул. Но старший механик был уже рядом, чтобы подхватить женщину.
– Уфф! – только и успел он воскликнуть, получив в руки раненную и в придачу меня, повисшего на нём, но удержал нас, и я быстро восстановил равновесие.
– Кэп уже вызвал санитарную бригаду, – не глядя на меня, он укладывал тело на дорогу.
Я отошёл в сторону от суетящегося вокруг женщины старшего механика.
– Она жива? – заставил себя хоть что-то сказать.
Папаша Гийом, опустившись на колени, прощупывал пульс, сначала на запястье, потом на шее, приоткрыл женщине веки. Через некоторое время обернулся ко мне.
– Жива!
Мои глаза блуждали по лицу распростёртой на земле старушке. Опять поймал себя на каком-то отстранённом ви́дение окружающего. Даже не взгляд, скорее мои мысли пробегали по этой женщине. Очевидно, она этим ранним утром пасла свою козу и вот попала под бомбёжку. «Чем она виновата? Она тихо и мирно прожила свой век на этом Богом забытом скалистом острове. Наверное, растила детей и внуков, а, может быть, доживала в одиночестве отпущенный ей срок с мужем-стариком. А, может быть, и мужа уже нет или вообще не было».
Бледное морщинистое лицо не подавало признаков жизни. Папаша Гийом подложил ей под голову свой старый бордовый берет. Седые волосы, аккуратно сложенные в пучок на затылке, уже покрылись дорожной пылью. Мой взгляд остановился на её лице… Взгляд… Мысли… Взгляд… Чем дольше смотрел на неё, тем сильнее ощущалась отчуждённость восприятия: лицо женщины постепенно расплывалось, её черты менялись. Мне стало казаться, что передо мной мать… Это же её лицо!
Тарахтение старенького Albion, подъезжающего к нам, заставило меня на какое-то время отвлечься – наваждение пропало. Из бежевого фургона с красным крестом на боку выпрыгнули два фельдшера с носилками и коричневым кожаным саквояжем. Они быстро подбежали к лежащей женщине, оттеснив Папашу Гийома в сторону. Один из медиков открыл саквояж, готовясь выудить необходимый инструмент. Второй осматривал пострадавшую, судя по его выражению, он не очень был доволен. Через некоторое время он печально кивнул своему напарнику. Тот пожал плечами и захлопнул так и не понадобившийся саквояж. Перебросившись парой слов на мальтийском, они приподняли старушку с земли и положили её на носилки. Старший механик, молча, наблюдал за ними. Я смотрел на них, как будто не понимая, что происходит: санитары закрыли лицо женщины простынёй. На самом деле, я всё понимал. Они подняли носилки с телом, когда мой взгляд привлекла босая ступня женщины
– Подождите! – вырвался у меня крик, санитары остановились, удивлённо взглянув на меня.
Я стремглав кинулся вверх по склону, быстро схватил потерянную сандалию погибшей женщины и скатился с горки. Все молча ждали меня. Я подскочил к носилкам и потянулся к ноге женщины, однако через мгновение замер как вкопанный, поняв всю бессмысленность своего поступка. Но санитары поставили на дорогу носилки. Тот, который шёл сзади, взял у меня сандалию и ловко одел её на ногу женщины. Затем он кивнул второму санитару. Подняв вновь свою ношу, они направились к задним дверям фургона.
Папаша Гийом с растерянностью провожал их взглядом. Наверное, и у меня было не менее обескураженное выражение лица. Только сейчас я начинал понимать, что от войны невозможно ни скрыться, ни спрятаться – она настигает тебя везде: будь то Нант, Варшава или Мальта.
Санитарная машина медленно попятилась назад, увозя погибшую старушку. Старший механик поднял свой берет и начал медленно его отряхивать. Тоскливо наблюдал за ним. Вдруг опять почувствовал чувствительный удар по заду и снова схватился руками за ягодицы. Но теперь, даже не оборачиваясь, догадался, чьи это проделки. Не успел развернуться, как передо мной возникла любопытная физиономия козы.
– Вот дьявол, – выругался я, потирая ушибленное место. Посмотрев на Папашу Гийома, добавил: – Патрон, здесь коза погибшей женщины.
Старший механик уже усмехался, глядя на меня:
– Смотри! Осторожнее, она очень бойкая.
– Да, уж бойкая, – я вынужден был с ним согласиться, но перешёл к более насущному, по-моему мнению, вопросу. – Что нам с ней делать теперь? Ведь хозяйки больше нет.
Папаша Гийом чесал затылок.
– Кто же теперь скажет, – он посмотрел вслед исчезнувшему за поворотом санитарному фургону.
– Может быть, на батареи? В форте? – подал я идею, посмотрев наверх.
Старший механик пожал плечами.
– Ну, давай, Малыш, поднимись, спроси у зенитчиков. Возможно, они что-то знают, – предложил он.
Я снова проделал путь по склону к стенам крепости. За мной бодро скакала серая козочка. Наверное, она подумала, что с ней играют. Достигнув верхней точки, начал кричать. Вскоре над стеной высунулась голова в каске.
– Не знаешь, где живёт хозяйка козы? – я махнул в сторону животного.
Боец сдвинул каску со лба, прищурился, рассматривая меня и козу. Наконец, выкрикнул в ответ:
– У тебя, что там с головой? Какая коза? Какая хозяйка?
– Ну, если сам не знаешь, спроси у своих. Может быть, кто-нибудь знает, – я был настойчив, и голова солдата скрылась.
Однако ждать пришлось недолго. Вскоре голова появилась снова.
– Никто не знает, где живёт твоя старушка с козой. Наверное, она случайно забрела. Прости, больше ничем помочь не могу, – голова скрылась из видимости.
– Что же с тобой делать? – я начал спускаться с горки; животное шло рядом, кивая головой, как будто соглашаясь с моей оценкой сложной ситуации, в которую попала. Внизу меня ждал Папаша Гийом. По выражению моего лица он понял безрезультатность моего похода наверх.
– Ну, не с собой же нам её брать, в конце концов! – воскликнул он в сердцах, хлопнув беретом себя по колену.
– Но бросать её тоже как-то нехорошо, – поморщился я.
Мы двинулись к судну, но настырная козочка увязалась за нами. Папаша Гийом пытался отогнать её, однако маленькое рогатое животное отпрыгивало и продолжало следовать за нами. Около трапа нас ожидал капитан.
– Живы? Не ранены? – была первая его фраза.
Мы пожали плечами.
– Всё нормально, сэр, – ответил старший механик, и только тут Моро увидел нашу спутницу. Мне показалось, что его мятая фуражка приподнялась:
– А это кто?
Коза тихо проблеяла, как будто отвечая на вопрос Моро. Не скрывая ухмылок, мы переглянулись с Папашей Гийомом: «Странно. Неужели он никогда не видел коз?»
– Это коза, – просто ответил мой наставник, круглые простодушные глаза старого моряка смотрели на кэпа.
– Вы смеётесь надо мной! – брови Моро приподнимались и опускались как волны в штормовую качку.
«Зря он не курит трубку как бывалый капитан. Тогда из него легче бы выходил пар», – улыбнулся я. Моро заметил мою улыбку.
– Крысы трюмные! Он ещё улыбается! Сопляк! Вернуть козу, откуда вы её взяли, – капитан махнул рукой в сторону города и развернулся, собираясь вернуться на палубу.
– Где мы будем искать её дом? – я растерянно взглянул на Папашу Гийома.
– Ну, где-нибудь в округе, – пробурчал старший механик и, дёрнув за рога козу, медленно зашагал в город, я и коза последовали за ним.
Мы долго (и я бы сказал бессмысленно) бродили по узким улочкам Ла-Валетты, останавливая редких прохожих с вопросом о старушке с козочкой. Люди смотрели на нас непонимающими взглядами (только что закончилась первая бомбёжка Мальты), а тут какие-то моряки с козой, потом отрицательно крутили головами: никто не знал, где жила погибшая. Так прошла пара часов нашего блужданию по содрогнувшемуся от удара острову.
Постепенно на улицах становилось всё больше и больше горожан: некоторые, опасливо выглядывая, выходили из домов, собираясь на работу, другие возвращались из подземных убежищ. Но всё равно никто не смог нам помочь в поисках жилища питомицы старушки.
Так нам пришлось вернуться на «Бретань», но вместе с козой. На борту постепенно собиралась команда. Наше появление вызвало взрыв смеха – у трапа нас приветствовали весёлые физиономии моряков.
– Красная шапочка и серенький козлик, – широкая улыбка бретонца Жиля, стоявшего на причале, обнажила его жёлтые зубы, а его шутка про бордовый берет Папаши Гийома стала причиной нового приступа громкого гогота моряков.
Показался капитан. Увидев нас, он сдвинул фуражку на макушку.
– Вы глухие? Верните это животное назад! – раздался его возглас.
– Мы не знаем, где она живёт, – растерянно прозвучал мой ответ.
– Тогда гоните её. Пусть бродит в другом месте. Может быть, кто-нибудь подберёт это глупую скотину.
– Капитан, по-моему, механики нашли похожего на себя друга, – бретонец рассмеялся и направился к трапу.
Возможно, слова Жиля обидели не столько нас, сколько козу. Она быстро разбежалась, подпрыгнула до его задницы, и бретонца постигла та же участь, что и два раза меня – моряк получил болезненный удар небольшими рожками козы. Раздался громкий вопль, потом Жиль по инерции сделал пару шагов вперёд и к радости всех присутствующих полетел, схватившись за зад, в тёмную воду гавани.
К общему смеху по поводу барахтающегося в море Жиля присоединился даже Моро. Но он рано радовался: его приключения с козой только начались. Животное продолжило своё наступление против британского флота: козочка понеслась по трапу на само судно. Наш рыжий капитан еле успел увернуться от рожек «свирепого зверя», пронёсшегося по настилу трапа. Так коза попала на корабль. Остолбеневшая команда и не менее изумлённый капитан несколько секунд взирали, как коза галопом промчалась по палубе и повернула за угол корабельной надстройки, исчезнув из вида. Наконец, до всех дошёл смысл произошедшего, и весь экипаж с гиканьем понёсся в погоню за нарушителем порядка. Папаша Гийом и я не были исключением и последовали за ними.
– Стойте! – крикнул Моро, и наша толпа на мгновение замерла. – Сначала вытащите этот акулий корм из воды, – он показал на барахтающегося в море Жиля.
Из-за этой козы мы, действительно, забыли о нашем товарище. Матросы бросили ему спасательный круг на канате. Бретонец, плескаясь и одновременно чертыхаясь, влез в круг. И вскоре матросы начали тянуть его на палубу, громко хохоча при виде картины балансирующего в воздухе Жиля.
– Ему бы в цирке выступать, – Папаша Гийом держался за бока от смеха.
К тому же раскачивающийся из стороны в сторону круг пару раз хорошенько ударился о борт судна, что судя по воплям Жиля, причиняло ему если не физические, то нестерпимые моральные страдания. И вот, когда мы уже почти вытянули его на судно, Жиль потерял равновесие и рухнул вниз, а матросы на палубу. Что стало причиной нашего падения – резкое изменение веса груза или смех – нам было уже всё равно: мы надрывали животы. Это было выше всяких сил.
Первым пришёл в себя капитан Моро. Успокоившись, сделал серьёзное лицо.
– Чёрт знает, что! Не судно, а цирк – акробаты, дрессированные животные! – выругался он. – Быстро вытащить его!
Через пять минут мы всё-таки взяли себя в руки и вытащили из воды нашего Жиля. На палубе сидел мокрый и злой бретонец.
– Убью эту скотину, – скрипел зубами моряк. В этом виде он напоминал мне худого мокрого кота.
Однако для капитана недовольный моряк уже не представлял интереса. Кэп напомнил нам о другом.
– Черепахи, вы забыли о козе? Давайте, ловите её! – и мы дружно побежали в сторону, куда скрылось животное. Но были остановлены очередным окриком Моро:
– Она может выбежать с другой стороны. Обходите её с двух сторон, – капитан замахал руками, указывая направления захвата «противника», матросы разделились на две группы и начали окружать надстройку. Пройдя по своему краю, мы никого не обнаружили. Обойдя вокруг всю надстройку, столкнулись с другой кучкой моряков, сгрудившихся около открытого люка в машинное отделение.
– Что там ещё происходит? – Папаша Гийом растолкал моряков и старпома.
– Она там. Попалась, – кивнул Леруа на люк.
Мы заглянули внутрь: на дне лежала на боку наша коза и слабо блеяла. Стуча каблуками по железным ступеням, я спустился вниз. Коза встретила меня грустным взглядом больших чёрных глаз.
– Ну, что с тобой приключилось? – погладил её по голове, она проблеяла.
Приподняв её, попытался поставить животное на ноги. Но коза не удержалась – правая нога подломилась, и она упала. «Наверное, ногу сломала при падении», – сделал я предположение. Подняв голову, позвал:
– Жак, спускайся сюда. Посмотри, что с ней.
Над моей головой раздался стук шагов, и вскоре передо мной появился Жак. На самом деле, его звали Яков, но мы звали его на более привычный для нас манер – Жаком, он не возражал (что, кстати, не одобрял другой наш матрос и его соплеменник – Давид). На меня вопросительно смотрел худощавый матрос с длинными руками. Кучерявые чёрные волосы, нос с горбинкой, узкие скулы и острый подбородок – типичный представитель сынов Синая. На «Бретани» он выполнял функции судового врача: в Реймсе Жак одно время работал фельдшером в клинике.
Тем временем матрос сел на колени перед животным, я показал ему на правую переднюю ногу козы. Он начал осматривать и ощупывать, животное терпеливо сносило его манипуляции. Я стоял позади него и ждал, глядя на выпирающие позвонки под его майкой, пока он возился с нарушительницей нашего спокойствия.
Евреев-моряков я встречал нечасто, точнее говоря, никогда. А тут сразу два. Ловил себя на мысли, что они стали совсем недавно моряками с единственной целью – покинуть страну, которая в недалёком будущем должна была стать бесконечным донором для немецких концлагерей. Сработала безошибочная интуиция вечно гонимого народа. Но мысли такого рода старался отгонять как глупости бытовой ксенофобии.
Жак отвлёк меня от философствований на тему национального вопроса – он поднял голову и посмотрел на меня.
– У неё сломана нога, надо наложить шину.
Я пожал плечами.
– Надо – так надо.
Мы поднялись на палубу, где нас ждали озабоченные лица моряков с вопросом: «Что с ней?»
– Сейчас починим, – хмыкнул Жак. – Найду дощечки для шины и принесу аптечку.
Моряки понятливо закивали головами: «Конечно, конечно…». Не прошло и пяти минут, как Жак вернулся с необходимым инвентарём (где он только нашёл эти деревяшки?!) и начал спускаться вниз. Мы все остались наверху, терпеливо ожидая результатов его работы.
Появился капитан.
– Что там ещё? Какого дьявола «любимец Гитлера» бегает по судну с аптечкой и щепками?! – несмотря на решительный тон, чувствовалось, что Моро предчувствует недоброе. Так оно и было (для него, конечно).
– Коза сломала ногу, – объяснил, не глядя на кэпа, Папаша Гийом.
Моро молча играл желваками: ему уже становился понятен исход дела. Через десять минут Жак встал, сделав своё дело: теперь с двух сторон повреждённой ноги козы были прибинтованы дощечки. Вслед за ним встало животное и, стуча деревяшками по железному полу, попыталась пройти пару шагов, но, споткнувшись, снова упала на бок.
Папаша Гийом посмотрел на кэпа.
– Капитан, нам выбросить её за борт или оставить на берегу? – на его лице играла ехидная ухмылка. Матросы хмуро молчали. Моро ничего не ответил, только сокрушённо махнул рукой и направился к рулевой рубке. Пройдя несколько метров, оглянулся.
– Если такие заботливые и милосердные, идите и купите ей сена. Или, что там она у вас ест, – он сдвинул фуражку на нос и продолжил свой путь.
Так на судне появился ещё один член экипажа – домашняя коза.
Поскольку виновниками происшествия были признаны двигателисты, то есть мы, то и все «тяготы», связанные с новоявленным «матросом» возложили на нас: она поселилась в моторном отсеке. Мы должны были присматривать за ней, кормить и убирать её «горох». Нам пришлось отправиться на рынок в пригороде Ла-Валетты (несмотря на утренний налёт, торговцы всё-таки открыли свои прилавки) и купить несколько мешков сена, моркови и капусты. Трудолюбивый ослик отвёз покупки на корабль. Все наши труды сопровождались едкими комментариями Жиля: он ещё не простил своего обидчика.
– Теперь можно спать спокойно с новым мотористом! Наш хлев пойдёт в нужном направлении. Корову ещё не привели?
Но мы не обращали внимания на его шуточки. «В принципе, он славный парень – просто ему не повезло с характером», – бросил Папаша Гийом, почёсывая спину.
Однако на этом первый день войны не закончился: после полудня вновь взревели сирены противовоздушной обороны. На этот раз все действовали чётко и быстро, но в том же порядке: команда помчалась в убежище, Папаша Гийом и я прыгнули в укрытие под зенитной батареей, Моро остался на капитанском мостике. Единственное отличие: под мышкой у меня находился новый член команды.
И опять – уже двадцать пять – «горбунов» появилось в небе над островом. Сейчас они даже не пытались спикировать на город, опасаясь заградительного огня зенитных батарей. Подобно рейсовым транспортам они просто выгрузили свой груз и, развернувшись назад, исчезли, уйдя в сторону моря. Только их грузом была смерть, предназначенная жителям острова.
Можно ли к этому привыкнуть и не бояться? Во всяком случае, я так и не смог, хотя впереди у Мальты было ещё три года ада. Но кто мог тогда это предвидеть? Наверно, в здравом уме привыкнуть нельзя – остаётся только примириться, вжавшись в землю в надежде слиться с ней и уйти вглубь на много, много метров. Так я и лежал, стиснув зубы, каждый раз ожидая конца. Столбы грязно-белого дыма покрыли Ла-Валетту и её округу. Часть второй волны бомбардировщиков ушла вглубь острова. Вскоре и оттуда послышались глухие разрывы.
– Аэродромы бомбят, суки, – сквозь зубы прошипел Папаша Гийом, его лицо исказилось злобой.
Коза еле слышно проблеяла ему в ответ, как будто соглашаясь с ним. Надо сказать, что животное вело себя тихо и спокойно, лёжа рядом. Доверчиво глядя на нас, казалось, она понимала, что происходит с нами.
