Buch lesen: «Трёхочковый в сердце», Seite 4
– Поэтому ты не свистишь на мне фолы, потому что не хочешь мне помочь. – Ник пытался понять, принимая сказанные слова на собственный лад.
– Нет, сынок, именно потому, что больше всего хочу тебе помочь, я не буду свистеть на тебе фолы.
Они оба замолчали. Она надеялась, что Ник поймёт хотя бы часть из всех этих запутанных взрослых нравоучений. И он понял, спустя много лет, понял и был благодарен ей, хотя так никогда об этом и не сказал.
– А я стану сильнее, тогда, и буду играть лучше всех, если ты не будешь свистеть фолы? – Ник смотрел на неё с надеждой мальчишки, нашедшего для себя выход из запутанного лабиринта.
– Будешь, только для этого нужно работать и стараться на тренировках больше всех, и во время ложиться спать и хорошо учиться! – она лукавила, как и любой родитель, нашедший способ мотивации для собственного чада.
– Ты бы ещё сказала, что кашу нужно есть и не смотреть телевизор после девяти вечера, мам, я же не маленький – уже.
– Уверена, папа с тобой не согласится, а вот меня он поддержит на сто процентов.
– Это только потому, что ты его жена!
Они смотрели друг на друга и улыбались, обиды были забыты, а пролитые слёзы давно высохли. Это было яркое детское воспоминание, которое должно было напоминать о том, за что Ник так полюбил эту игру, как пришёл в спорт и с чего начинался его путь. Но сейчас это играло с ним слишком злую шутку.
…
Каждый раз он просыпался в поту, как от кошмара, хотя на самом деле организм просто пытался вывести из себя всю ту дрянь, что переваривал накануне. Ник ненавидел этот сон, как ненавидел сейчас всё, что связывало его с приходом в большой спорт. И больше всего он бесился от того, что каждый раз, испытывая это невероятное чувство, после победного броска, ему приходилось просыпаться, осознавая, что такого с ним больше не будет.
Ник пытался встать, но свинцовая голова начинала бешено вращаться, стоило ему оторвать её от подушки. Нужно было опохмелиться. Он потянулся рукой, шаря вдоль дивана, и припоминая в какой из бутылок, оставалось вчера хоть немного выпивки. Нашёл остатки безымянной водки и тут же осушил чекушку. Натощак жидкость обжигала горло и пищевод, вкус был отвратительный, с примесью нечищеных зубов и остатков рвотных масс на губах. Реакция не заставила себя долго ждать, и организм отправил всю порцию яда обратно вперемешку с кусочками подобия вчерашнего ужина и желудочным соком.
«И плевать! Служанка уберёт!»:подумал Ник, сплёвывая на ковёр. В голове немного прояснялось, но не потому что он опохмелился. Ему не хотелось вставать, телевизор о чём-то шумел на заднем плане, всё тело ломило от постоянных попоек, виски пульсировали привычной болью, в конечностях наливался навязчивый зуд, успокоить который можно было лишь порцией обезболивающих. Ник закинул две таблетки медленно их пережёвывая, он даже не ходил за водой, чтобы запить. Становилось легче, но покалывание не исчезало, тогда добавив ещё столько же, ему подумалось, что надо намекнуть доктору поменять лекарства на более сильные или увеличить дозировку. Из тягостных наркоманских раздумий его вывел дверной звонок. Тот продолжал бренчать, разрывая испорченные динамики, но Ник не шелохнулся, да и зачем? Все кто мог к нему сейчас прийти имели свои ключи, а остальных он не желал видеть, да и вряд ли они настолько бы искали с ним встречи. Послышалось скрежетание в замке, кто бы там ни был, он входил в список, имевших доступ в его жилище. Дверь отворилась, в темноте коридора было не разглядеть лица, а фигуру скрывала дутая зимняя куртка. Только пакеты из супермаркета выдавали своё содержимое, разные полезные продукты, из которых можно настряпать таких же разных салатов, всевозможных гарниров, а потом выкинуть все это протухшее и сгнившее, как и сам Ник. В последнее время он практически не ел. Включился свет, освещая не только незваного гостя, но и притонский беспорядок, царивший в его квартире.
– Здравствуйте, Тренер! – Ник саркастично улыбнулся, и отвернулся, дальше уставившись в телевизор.
– Не называй меня так, от тебя это звучит как оскорбление.
– Как скажешь, мам, мне всё равно.
Глупо было ожидать, что он ринется помогать ей с одеждой, или заберёт сумки с продуктами, как всегда делал это раньше. Она могла простить ему всё, но только не этот безразличный тон.
– Ты мог бы прибраться, хотя бы немного, твоя квартира выглядит как пристанище бездомных.
– Смысловой парадокс – у бездомных нет пристанища, иначе они бы не были бездомными, а значит и моя халупа не так уж и отвратна. – бессвязное бормотание и остекленевший взгляд, он даже не шевелился и вряд ли понимал, что несет.
– Не паясничай! Ты понял о чём я, хотя бы складывать мусор в одну кучу ты в состоянии. – она ещё пыталась до него достучаться, как и любая мать, правда держать руки поднятыми с каждым разом становилось всё сложнее.
– Зачем? Весь мир одна сплошная куча дерьма, рано или поздно мы все сольёмся с её общей протухшей массой.
– Ты что опять пережрал своих таблеток! – она смотрела в его глаза и больше не видела в них своего сына, – Чёрт! А ну ка, пойдем, умоемся!
Она с трудом оторвала его от дивана. Ник повис на ней как мешок, пытаясь хотя бы обхватить руками, ноги не слушали вовсе. В таком виде они доплелись до ванной комнаты. К её удивлению, та была практически идеально чистой, немного пыли на полках, но какой холостяк этим не грешит. Только потом она поняла, что он просто никогда сюда не заходит. И все осталось на тех же местах, как в день, когда у него убиралась служанка, две недели назад. Ник вонял, хуже некоторых бомжей. Весь в нестираной, загаженной не разбери чем, одежде. Следы засохшей еды, складывалось ощущение, что он её вовсе не ел, а просто втирал сразу в вещи. Пятна рвоты, и бог знает чего ещё, она не хотела разбираться. Ник с грохотом упал на дно белоснежной ванной, всё-таки мамины силы были не безграничны. Он не понимал, что она собирается делать, не раздевать же и купать его, как в детстве? Зашумела вода, первые капли попали ему на голову и лицо. Боже как холодно!
– Она же ледяная, выключи немедленно! – он барахтался, пытаясь выбраться из ванной, но непослушное тело противилось любым движением, даже под гнётом холодной воды.
– Ничего, потерпишь, зато в себя придёшь! До чего ты докатился, смердишь хуже свиньи! – она не пыталась его унизить, всего лишь хотела воззвать к остатком его благоразумия.
– Всё я понял, понял, я приведу себя в порядок, только прекрати!
– Сначала вымоешься, затем протрезвеешь под контрастным душем, оденешь чистые вещи, и без фокусов, я церемониться не буду, всё понял? – в её голосе звучала сталь закалённого клинка, которым она не раз рубила даже самых несгибаемых своих воспитанников.
– Да, Тренер, я все сделаю.
– Мне проверить? Или остаться здесь, чтобы убедиться?
– Нет, ни в коем случае, я сделаю, как ты сказала, только оставь меня. – он сдался и понурив голову уже начал стягивать с себя мокрую байку.
– Хорошо, я буду на кухне, приготовлю тебе что-нибудь, приведешь себя в порядок – приходи. – она вышла, оставив Ника в луже собственных разочарований и собравшейся воды.
Он сидел на кухне, вдыхая аромат свеже-сваренного борща. Что-что, а этот суп Ник любил с детского сада, когда перспективы казались заоблачными и сладкими как послеобеденный сон, а голова не трещала из-за не просыхающего запоя. Мама параллельно лепила котлеты, на плите, помимо супа, варилась картошка. Значит, быть пюре. Нику было паршиво, но в основном из-за не угасающего стыда, всё остальное сейчас ушло на второй план. Он хотел извиниться, слова только не мог подобрать. Мама не должна была его таким видеть, возможно, поэтому они с папой навещали его так редко, а может, потому что он сам старался минимизировать этот контакт, упиваясь собственным самоуничтожением в одиночестве.
– Прости, я не хотел, чтобы ты это видела, не хотел, чтобы так получилось. – он смотрел в пол, выдавливая из себя слова.
– Я знаю, но так больше не может продолжаться. – ей тоже было сложно говорить с ним, поэтому она смотрела на очередной кругляшек котлеты, – Ты себя убиваешь, медленно и неотвратимо!
– Просто таблетки стали хуже действовать, приходиться увеличивать дозу, иначе я не могу заснуть. – как в детстве, он продолжал искать оправдание, отрицая очевидную правду.– Надо поговорить с врачами, пускай поменяют рецепт.
– Дело не в лекарствах. Я говорила с доктором. Он сказал, что на данном этапе твои боли носят фантомный характер. Все зажило, просто ты не можешь забыть про это, и оно тебя преследует.
– Но мне, правда, больно, я не должен оправдываться, только не после всего этого! – Ник поднял голову, ожидая поддержки. Он знал, что отчасти прав, хотя не был уверен в какой-именно.
– Тебя никто и не осуждает. Мы просто хотим, чтобы ты уже забыл про всё это и двигался дальше. – мама развернулась, глядя ему в глаза, – На баскетболе свет клином не сошёлся.
– И что вы все от меня хотите: найти работу, завести семью, ты смеёшься? Кому я такой нужен, я ничего, кроме как играть в баскетбол не умею! – этот разговор у них был не в первый раз, и с чего она взяла, что в этот, ей удастся до него достучаться.
– Ты просто не пробовал. Никто не говорит идти на завод и стоять у станка. Но хотя бы попробовать, посмотреть, что тебе больше по душе, и возможностям…
– Ключевое слово «возможностям», думаешь, мне предложения по трудоустройству на голову сыплются? Или, быть может, у тебя есть вакансия для не окончившего высшее образование недо-баскетболиста?
– Вообще-то есть. – она улыбаясь смотрела в его перекосившееся лицо. – Ничего сложного, простая должность уборщика спортивных помещений. Приходишь, садишься в специальную машину и катаешься на ней по залу, вымывая пол. Зарплата небольшая, но довольно гибкий график. Утром открываешь зал, моешь пол, уходишь, наследующий день повторяешь процедуру вечером, с людьми почти никакого контакта, все действие происходит до начала и после окончания тренировок.
– Ты издеваешься? Как мне, по-твоему, добираться до зала в такую рань, не говоря уже о том, что не став нормальным игроком, я буду просто убирать за теми, кто справился лучше меня? – он был готов задохнуться в бессильной злобе, как можно быть так близко с ним знакомым и настолько его не понимать?
– Мы с папой по очереди будем тебя возить.
– Вы с ума сошли!!!
– Твоя проблема не в том, что ты больше не играешь. Ты бы мог, есть огромная куча вариантов, даже у нас в стране, я не говорю об Америке, если бы ты там остался. Но ты слишком любил себя в баскетболе. Упивался тем, как выглядел на площадке, как двигался. Как на тебя смотрели фанаты, Кира и остальные. Тебе нравилось, как метался соперник в попытке тебя остановить, и как уходил с площадки оскорблённый твоим превосходством. И когда этого всего не стало, ты перестал жить, как коматозник, которому отключили аппарат жизнеобеспечения, будто никогда не умел дышать самостоятельно.
– Ну, простите, что я не правильно воспитался, хотя постойте – это же ваш промах. Или нет, лучше скажи, что мне нужно было делать, все пустить на самотёк и жить долго и счастливо? – они смотрели друг на друга совершенно по-разному. Ник хотел чтобы ей было так же больно, как и ему, пускай не физически, но может это даже и хуже, а она просто хотела ему помочь, как и любая другая мать, всегда.
– Нет, достаточно было любить баскетбол в себе. Как в детстве, когда ты приходил на тренировки, чтобы взять в руки мяч, сделать ведение, передачи и кучу бросков, просто потому что тебе это нравилось, а не в попытке кому-то что-то доказать. Возможно тогда, ты бы видел людей с их переживаниями и проблемами, взлётами и падениями, а не очередное средство для удовлетворения собственных амбиций. Даже эта девочка – Кира, вряд ли ты её любил…
– Любил, больше чем ты можешь себе представить. – он снова перебил маму, не желая слушать, то, в чём сам себе никогда не признавался.
– Нет, не любил, вы просто выгодно смотрелись, а иначе ты не позволил бы ей так легко уйти. В тот момент тебе хотелось остаться одному, чтобы эгоистично жалеть себя, и ты воспользовался ситуацией, оттолкнул всех, кому был дорог, чтобы потом ненавидеть их за это, оставаясь чистеньким перед самим собой.
– Уходи! – Ник ревел, выталкивая слова через стиснутые зуба, пальцы на руках побелели, сжатые в кулаки, – Убирайся! Пошла вон, со своей едой и дебильными нравоучениями, мне ненужно ни ваших советов, ни общества, Тренер!
Она сделала быстрый шаг к нему навстречу, взяла за руки, присела, глядя ему в глаза и успокаивающе приложила его разомкнувшиеся ладони к своему лицу. Ник плакал, тихо, горько, бессильно опустив голову. Слёзы стекали по носу и падали куда-то в заросли взлохмаченной бороды. Они продолжали так сидеть, молча, нарушая идиллию тишины редкими всхлипами. Она успокаивающе гладила его, целовала дрожащие руки, не так давно способные кружить её в крепких объятиях очередной победы, а сейчас – безнадёжно опущенные. Он поднял голову, вытирая с лица остатки следов собственной слабости:
– Можно супа?
Она засуетилась по кухне, доставая тарелки, наливая борщ. Это же ещё одна материнская радость – когда ребёнок правильно питается. Ник ел не торопясь, ощущая на себе её радостный взгляд. С каждой набранной ложкой настроение немного улучшалось, не феерия конечно, но и не полное уныние, что уже было существенным прогрессом.
– Суп, очень вкусный, спасибо. Но я действительно столько не съем, для меня одного ты слишком много наготовила. Возьми для папы, вряд ли ты его балуешь, так же как и меня.
– Ты на отца не спихивай мою стряпню, ему дома хватает. – Она тихо радовалась, что можно просто так с ним болтать, будто не было между ними никаких разногласий, – И, раз уж, ты так переживаешь за её сохранность, выберись на улицу, познакомься с кем-нибудь, или друзей позови на ужин, пускай помогают.
– Спасибо, ничего не обещаю, сама знаешь с друзьями у меня сейчас напряг, а заводить знакомства я не мастак, не в моем нынешнем состоянии.
– Так побрейся, подстригись, одень приличную одежду, делов-то.
– Ты же знаешь, что я не про это! – Ник слегка улыбнулся, от неё было забавно слышать шутки про его состояние, словно одежда и причёска были единственными недочётами, бросающимися в глаза.
– Знаю, но и ты пойми, жизнь не сдвинется с места, если ты сам не придашь ей импульс. Дай этому миру шанс, и он ещё удивит тебя, поверь. – она встала из-за стола, поправляя на себе кофту и джинсы, – Мне пора, сегодня мы с тобой засиделись, пообещай, что выполнишь мою просьбу?
– Мам, не надо, прошу.
– Пообещай, иначе я останусь здесь с тобой, пока ты не скажешь «я обещаю». – Нику нравилось, что она так говорит, как в детстве, мягко и любя принуждая его сделать, то, что она попросит, искренне улыбаясь, как в какой-нибудь забавной игре.
– Хорошо, хорошо, обещаю, только иди уже.
– Ни к доктору, ни в аптеку или магазин, ты выйдешь и просто прогуляешься по улице, можешь даже недалеко от дома, но просто подыши хотя бы подобием свежего воздуха. – Она уже стояла в дверях, Ник видел её со стула в кухне, но провожать, совсем не рвался.
– Как скажешь, я сделаю, как ты просишь, только завтра, сегодня я устал, доберусь до кровати, приму таблетки и спать. – её передёрнуло, когда Ник упомянул о лекарствах, но она промолчала, он видел борьбу у неё на лице и хотел помочь, успокоить, не сильно обманывая при этом, – Мам, мне, правда больно, так я хотя бы нормально сплю, я не буду злоупотреблять, как утром не волнуйся. А перед выходными поговорим с врачом, будем стараться снижать дозу, чтобы постепенно вообще от них отказаться, хорошо?
Ему всегда было интересно: «Она так же легко читает по его лицу, как он по её?». Ник отчётливо видел смущение, и недоверие, ведь он слегка перегнул с обещаниями, не надо было говорить про снижение дозы, это было откровенным враньём. И она это понимала.
– Из тебя – так себе лгун, ты в курсе? – Ей хотелось свести всё к шутке, но материнское сердце не обманешь.
– Я над этим работаю. – Ник улыбнулся, надеясь, что её это успокоит.
– Будь аккуратней, Никита, прошу.
Она открыла дверь и вышла, не оглядываясь. И только когда Ник услышал двойной оборот ключей в замке, прошептал: «Буду».
Про себя он впоследствии забыл добавить «ПОТОМ», но сейчас его некому было осудить, а перед собой нет смысла хорохориться. Ник чувствовал себя разобранным, каждая деталь его тела отваливалась при попытке пошевелиться. Ничего другого ожидать не приходилось, он практически целый день не пил таблетки, и не заглушал остальные приступы алкоголем. Сейчас чертовски хотелось выпить, и закинуться колёсами. Но в магазин идти было поздно, с его-то скоростями, а баночка с заветными пилюлями стояла в зале, удивительно, как это мама её сразу не спустила в унитаз, найдя сына в том состоянии, которое он про себя считал «естественным». Не хитрые вычисления подсказывали, что до дивана расстояние меньше, чем до продуктового. За остальным выберется завтра, в конце концов – он же обещал.
Его ломало сильнее, чем он представлял, и даже привычные перемещения выкручивали ему суставы от боли. Обычно, во время таких родительских визитов он улучал возможность, для обновления собственного состояния, но сегодня мама была много дольше обычного, и постоянно рядом с ним. В итоге его отпустило и теперь выкручивало наизнанку, хуже демонических девственниц в «Изгоняющем дьявола».
Ник добрался до зала и банки с лекарствами, плохо контролируемые, трясущиеся руки несколько раз пытались сорвать крышечку. Наконец таблетки оказались на ладони. Он же обещал не злоупотреблять, быть сдержаннее, и не как утром. Сейчас он почти трезв, в отличие от более раннего медикаментозного приёма, и не смешивает их с алкоголем, а это уже дает ему бонус. Пять таблеток отправились в рот. Ник оправдывал себя и тем, что в этот раз он их запил.
Накрывало его постепенно. Сначала отпустило ноги, они стали мягкими и податливыми, как воздушные шарики наполненные водой, слегка отёкшие, но это из-за нарушенного кровообращения. Потом пальцы на руках превратились в маленькие пивные сосиски. Он даже пытался из грызть, но нервные окончания окончательно притупились. Его забавлял этот словесный оксюморон. Когда эффект дошёл до головы, его тут же потянуло в сон. Картинка на экране телевизора стала расплываться, Ник размазывал её, будто художник – краски по чистому холсту, и цвета растекались по всей комнате. Все плыло и кружилось, ему уже не хватало амплитуды вращения шеей, чтобы не упустить, куда ещё затечёт, созданная им радуга-река. Глаза закрывались, отрезая его от этой «виртуальной» реальности, чтобы сон мог зажечься извечным клеймом под его ресницами.
Его снова преследовали воспоминания счастливые и беззаботные. Они настолько граничили, в своей осязаемости, с реальностью, что Нику все время казалось, что это взрослая жизнь – ужасный кошмар, а он до сих пор весёлый мальчуган, спешащий на тренировки к маме. В эту ночь история продолжилась, но намного дальше, было похоже, что мозг выделял главные моменты, которые стали основополагающими в его становлении.
…
Ник заканчивал первый год обучения. В маминой группе, с которой он тренировался на протяжении всего сезона, был выпускной. Уже следующей осенью они перейдут к новому тренеру, а его переведут в набор со своими ровесниками. А пока последние тренировки сводились к быстрым разминкам и играм в формате три-на-три и пять-на-пять. За этот год Ник ощутимо прибавил. Он уже не терял мяч, пытаясь бежать и вести его одновременно. Его дриблинг стал на порядок лучше (спасибо соседям, терпеливо выслушивающих ежедневные концерты ритмичного отбойщика у себя под потолком). Ник всё ещё не добрасывал трёхочковые, тут с мамой было не поспорить, он был мелковат. И чтобы не ломать технику, они остановились на проходах с двойного шага и бросках в двух – четырёх метрах от кольца. Он совершенствовал и шлифовал свои движения каждый день, даже когда не было тренировок, в обед после школы, и по вечерам на улице, если не было возможности попасть в зал. Нику пока было сложно играть против старших ребят, которые с ним тренировались, но со временем и это сдвинулось с мёртвой точки. Сначала ему начали доверять в защите. Его выбирали в команду, что бы он только опекал игрока, ведь в силу своей «компактности» Ник частенько выбивал или перехватывал мячи у зазевавшихся соперников. Дальше стало лучше. Освоив двойной шаг, ему перестало улыбаться отдавать «выцарапанное» в борьбе «оружие», поэтому отобрав мяч, он на всех порах летел забивать его в кольцо. Потом Ник обнаружил, что больше не заканчивает упражнения последним. С каждым разом он старался опередить как можно большее количество ребят. И если в скорости и силе ему, пока, было с ними не тягаться, то уж обводить стойки и забивать мяч в прыжке или от щита Ник мог не хуже других. Ребята стали обращать на это внимание. И вскоре, они уже ругались за то, кто выберет «мелкого» в свою команду. Его, как и раньше, выбирали самым последним, четвёртым или пятым игроком. Но уже выбирали, а не оставляли от безысходности. А когда начиналась игра, Ник доказывал, что решение это было не случайное.
Апогеем стали тренировки, когда вся команда играла друг против друга, один-на-один, выясняя, кто самый сильный игрок в составе. Ник никого не обыгрывал, но с течением времени, в конце недели он поднимался все выше, каждый раз оставляя на одного или двух поверженных больше. Тренировочный сезон подходил к концу, и на последней тренировке Тренер снова дала это упражнение. Они даже расчертили турнирную таблицу, чтобы никто не запутался, и каждый сыграл одинаковое количество игр, а потом можно было выявить победителя. Все разбились на пары и начали играть. Судили себя сами, лишь изредка вмешивалась тренер, по особо спорным вопросам, или разбитым носам. В тот день Ник чувствовал себя всемогущим, он обыгрывал соперников, как стойки, как когда-то давно они обыгрывали его, но сейчас это казалось досадным вымыслом. Некоторые сливали ему в сухую, кое-кто сопротивлялся, но недостаточно сильно. Он победил практически всех, не успел сыграть только с Андреем Гайдуком, которого небезосновательно считали лучшим игроком в команде, тот тоже расправился со всеми оппонентами без особого труда. Поговаривали, что он уедет играть в Германию, после этого лета, Нику было плевать. Ему казалось, что если ты достаточно хорош – то будешь играть в Америке, а не размениваться на спарринг с немцами. Поэтому Гайдук не был для него авторитетом, никто не был, кроме Джордана.
Тренер всех отпустила, и они ушли переодеваться. В этот момент Ник и решил, что пора расставить все точки. И начал доставать Андрея.
– Ты не сыграл со мной, пошли доиграем?
– Отстань, малый, буду я ещё с тобой возиться, много чести, поговорим, когда ты хотя бы Кеда обыграешь. – Андрей повернулся к Нику спиной.
– Дрон, он меня обыграл – Сергей «по прозвищу» Кед и по фамилии тоже, был основным конкурентом Гайдука на позиции, он не был вторым или третьим по силе игроком в команде, но Андрей с ним считался.
– Ты серьёзно? Или прикалываешься? – Гайдук был в недоумении.
– Да, прикинь, мелкий, обул всех почти всухую, я ему только два очка забил, остальные и того меньше. – Кед то ли радовался за Ника, то ли был удивлён не меньше Андрея.
– Значит, никому не проиграл, кроме меня? – В этот раз Гайдук повернулся к Нику лицом.
– Как и ты – никому, кроме меня! – Нику хотелось выглядеть уверенно, но внутри он боялся, что если Андрей не захочет играть, а просто отметелит маленького выскочку, тогда он не думал о варианте – отметелит во время игры.
– Ты нарываешься, или тебе жить надоело?! – Андрей схватил Ника за грудки. По раздевалке пошёл возбуждённый гул, предвкушающий драку.
– Нет, просто хочу выяснить, кто из нас лучше играет.
– Конечно же я, что за вопросы. – Гайдук оттолкнул Ника, отворачиваясь, будто снова потерял к нему интерес.
– До тебя так говорили все те, кого я обыграл, докажи. – Ник встал, поправляя растянутую кофту.
– Да я тебя вырублю, говн… – Глаза Андрея налились злостью, и он был готов прихлопнуть Ника, но во время вмешался Кед.
– Дрон, не злись, сыграй с малым, пускай успокоится, поставишь его на место, и пойдем по домам, дело-то двух минут.
– Играем на улице, до пяти, кто забил, того и мяч, я начинаю, пошли. – Гайдук не церемонился, подобрал мяч, лежавший в вещах Ника, и пошёл на площадку.
– Подожди, я джинсы переодену только. – Ник так был рад представленной возможности, забыв, что его форма не слишком подходит для уличных игр.
– Мелкий, ты дурак, какое переоденусь, бегом, Дрон ждать не будет. – Кед фактически погоняя в шею, выдворил Ника из раздевалки.
На улице было прохладно, не смотря на практически летний зной, к вечеру температура все ещё быстро падала. Андрей уже стоял на площадке, возле зала, нетерпеливо барабаня мячом, остальная команда собралась за боковой линией. Все томились ожиданием, хотелось посмотреть, чем всё закончится, но и домой за компьютер, хотелось не меньше.
Ник занял защитную позицию, они разыграли мяч. В первой же атаке Андрей быстро пошёл под кольцо, и открыл счёт. Ник успел среагировать, но кроссовки проскользнули на асфальте и он, потеряв равновесие, чуть не сел в шпагат. Один –ноль. Ничего, теперь он будет начеку, и его так легко не обойдут.
Во второй раз трюк Гайдука с быстрым проходом не сработал, и он, повернувшись спиной, стал заталкивать оппонента, пользуясь преимуществом в росте и силе. Но Ник не уступал, он отдавал сантиметры площадки, упираясь изо всех вил, но не позволяя себя продавить. Кто-то из ребят за боковой линией начал говорить об истечении времени на атаку. Андрей крикнул им «заткнуться» и резко развернувшись, сделал отмашку, ударил Ника локтем в глаз, и пока тот приходил в себя, забил очередные очки. Два – ноль.
– Это уличный баскетбол, что ты хотел, мелюзга. – сказал Гайдук, когда Ник, потирая ушибленный и наливающийся глаз, занял оборонительную стойку, тот молчал, понимая, что правила сегодня не на его стороне.
В следующей атаке Андрей сразу начал давить, как бык, таранящий ворота стойла, толкал его плечом. Нику было сложно упираться, ведь в него каждый раз врезался более габаритный соперник. Последним движением Гайдук задвинул его под самый щит, и помогая свободной рукой, вытолкнул того за пределы площадки. Ник ударился в опорный столб, к которому крепилось кольцо. Три – ноль.
Он молча встал, отряхиваться не было смысла. Теперь Ник знал, что противопоставить такой игре. Андрей попытался снова поймать его на быстрый проход. Ник отступал, сопровождая соперника и выжидая момента, сейчас тот поймёт, что просто так ему не пройти и снова начнёт давить. Так и случилось. Андрей выставил плечо, и пошёл брать Бастилию. Ник подгадал момент, когда Гайдук должен был в него врезаться, и сместившись влево, в самый последний момент, рванулся вперёд, выхватывая мяч из правой руки противника. Ребята оживились, кто-то даже захлопал.
Ник вывел за трёхочковую линию, которая была почти не видна на стёртом асфальте, дождался Андрея, и начал свою атаку. У него не было преимущества в скорости, но это и не важно, если ты постоянно меняешь направления, рано или поздно соперник не успеет среагировать. Так и вышло, Ник мельтешил из стороны в сторону, а потом пошёл влево до конца. Гайдук догнал его, но, не успев подстроиться, пропусти разворот вправо. Ник, видел, что достаточно освободился для броска, нужно было только доставить ногу, заканчивая пивот. В этот момент он почувствовал сильный толчок в спину, и выронив мяч упал, протирая руками землю.
– Что такое? Равновесие потерял, зайчик? – Андрей открыто глумился над ним, зная, что Нику нечем возразить.
– Это фол, ты толкнул меня!
– А мы спросим у ребят, пускай они нас рассудят. – Андрей повернулся к однокомандникам, с риторическим вопросом.
По кучке подростков прошёлся шёпот, никто не рискнул ничего сказать, за игрой наблюдала Тренер. Она стояла в тени деревьев, но когда её заметили, вышла вперёд.
– Отлично, блин! – «обрадовался» Андрей, теперь, когда его мнение было не самым авторитетным, приговор мог быть не в его пользу. – Давайте спросим у тренера!
– Тренер, фол был, он же меня толкнул? – Ник стоял и смотрел на маму, у него был подбит глаз, разодраны руки и колени, и он знал, что она ответит.
– Нет, сыграно чисто, мяч Андрея.
– Ненадолго! – прошипел про себя Ник, и пошёл становиться в защиту. После этого Тренер отвернулась, и ушла с площадки, больше не оборачиваясь, чтобы никто не видел, как по её лицу текли материнские слезы.
Следующие очки Андрей набрал довольно скоро, почувствовав уверенность, он сделал быстрый удар в сторону и бросок. Ник успел сместиться и выставить руку, но не дотянулся, проигрывая в росте. Четыре – ноль.
Отступать было некуда, да и Ник не собирался проигрывать в сухую, вообще не собирался проигрывать. Надо было рисковать, провоцируя потерю мяча. Он сблизился с Андреем, позволяя ему сделать быстрый проход, но стоило тому вынести мяч и сделать первый удар, как Ник, противолежащей рукой, выбил мяч и подхватил его, в раз оказавшись за спиной у Гайдука. Теперь ему нужно было касание соперника, чтобы начать атаку. Пока Андрей в недоумении озирался в поисках утраченного снаряда, Ник ударил о его спину мячом, сделал быстрый удар в сторону, остановку и бросок. Соперник выставил руку, но слишком поздно. Один – четыре.
«Трибуны» взорвались, правда, стоило Андрею посмотреть на них «убийственным взглядом» и овации мгновенно стихли. Игроки заняли позиции, мяч ввели в игру. Противник был зол не на шутку и Ник хотел этим воспользоваться. Как только мяч коснулся его рук, он, быстро пронеся мяч низко под рукой Гайдука, обрезал соперника и пошёл в проход на опережение. Вот только достаточной скоростью Ник, пока, не обладал. Он приближался к кольцу, готовясь делать два шага. Андрей догонял сзади, с каждой долей секунды сокращая дистанцию. Ник начал первый шаг, заведомо вынося мяч на бросок. Соперник прыгнул, пользуясь преимуществом в росте, накрывая, подставленный для идеального блок-шота, мяч. В следующее мгновение Ник приставил вторую ногу, резко останавливаясь, и укрывая мяч, после обманного движения на бросок. Гайдук, размахивая руками в отчаянной попытке, пролетел мимо, провожая бросок оппонента жадным взглядом мальчишки, следящего за пируэтами профессиональных пилотов на небе в день авиации. Два – четыре.
Никто не шутил, не выкрикивал, и не аплодировал. Игра затянулась дольше предполагаемой показательной «порки». Теперь Андрей играл серьёзно. Он уже пропустил два издевательских мяча в своё кольцо, и больше не собирался допускать подобных ошибок. Ник прекрасно понимал, что его арсенал ограничен по своей эффективности в силу слишком большой разницы в габаритах и подвижности. Но до сих пор ему удавались обманные движения, в особенности, применяемые нетипично для классических ситуаций. Он решил повторить похожий, на его первую атаку, проход. Петляя из стороны в сторону Ник снова запутывал Андрея, и, подловив его в нужный момент, опять повторил тот же самый разворот, изменяя направление движения, с той лишь разницей, что сейчас он не доставлял ногу, для лучшей опоры, а сразу, играя на опережение, подвесил мяч лёгким броском. Позже, такое исполнение они стали называть «карасиками», спустя какое-то время узнали о Хуане Карлосе Наварре и его «ля-бомбе», ну и уже перебравшись за океан, ему раскрыли значения термина «floater». Тогда же это было: три – четыре.
