Buch lesen: «Выбор.», Seite 5
– Анна, – сказал он, прикидывая, как разрулить ситуацию.
Он не успел ее ничем напугать, не показывал оружия, все можно свести к простой ссоре, и черт с ним. Стоило проверить голову… Все это пронеслось в его голове за доли секунды, которые у него ушли на то, чтобы понять, что он не чувствует достаточного веса. Осторожно, он повернул голову, и крик застрял в горле: то, что было перед ним, когда-то было человеком. Ошметки кожи, полные личинок, еще свисали с черепа, светлые волосы… Клочья мяса осыпались на него, и в нос ударил стойкий запах гнили. Она застонала. Ян дернулся, сбросил ее с себя, унимая тошноту.
Точно рехнулся. Где-то в его мозгу проснулась совесть и решила его убить.
– Дерьмо, – прошипел он.
Он никак не мог понять, где он находится. Не видел ни единой метки на деревьях. И вообще было темнее, чем должно было быть, словно из дня понемногу вырывали клочки и время мчалось как сумасшедшее. Как он.
В какой-то момент он выдохся. Притормозил, оглядываясь: тишину все еще разрывали тихие жуткие стоны, будто весь его бег никак не повлиял на это все. Он прислушался. Кажется, стонов стало больше. Проклятый запах гнили застрял в носу и будто осел на языке. К горлу подкатило, желудок скрутило, и держаться было невозможно: Яна вывернуло до боли так, что брызнули слезы и подкосились колени.
Он сплюнул рвотную горечь и кое–как поднялся, оглядываясь, звуки не пропадали, в голове была тишина, мозг отказался хоть как–то анализировать происходящее, но он все равно зачем–то снова крикнул:
– Анна! Тут опасно, выходи!
И только стоны были ему ответом. А если ее уже нет? От охотничьего азарта не осталось ничего, кроме рвотной горечи и гнилостного запаха разложения. Ян бежал, вертя головой и до сих пор не обнаружив ничего, что могло что могло бы стонать.
Нутро продолжало скручивать, первобытный страх сковал позвоночник и желудок, колени немели, и, кажется, не было ни одной расслабленной мышцы во всем теле. Он замер, когда перед собой на поваленном бревне увидел светлое платье. Завороженный, он двинулся к нему, все больше и больше приглядываясь: он знал это платье. До того, как выгореть, оно было светло–голубым. Он замер. Глаза защипало. Он знал, что позади него должна была стоять хозяйка платья, и никак не мог сдвинуться с места, бессмысленно размышляя о том, почему платье лежало тут и выцветало… Сколько? Лет пять? Он ведь не раздевал ее перед захоронением.
Гнилостная вонь усилилась и обдала его левое ухо ледяной волной. Он почувствовал, как костяной палец почти нежно погладил его щеку.
Он попытался сказать “не надо”. Но только засипел. С другой стороны послышался тонкий смешок. И еще один. И еще. По лицу потекло влажное, в ушах набатом стучала кровь.
Ян всхлипнул.
– Хватит, – выдохнул он, – хватит.
Еще смешок.
А потом все затихло.
– Ян?
Голос у Анны был напуганный.
– Ян, что с тобой?
Он заморгал отчаянно, и все прояснилось, казалось стало даже светлее, платья на бревне не было, но его все никак не отпускало.
– Боже, Ян, ты весь зеленый, – она протянула к нему руку и тут же отдернула.
Его колотило крупно и отчаянно.
– Что-то, – едва выдавил он и закачал головой, – что–то не так с моей головой.
Он всхлипнул. Слезы потекли.
– Что? – голос ее стал ласковый, заботливый.
Она подошла ближе, не глядя на то, что он был весь перемазанный, и прижалась.
– Я видел… Видел что-то страшное. Я сошел с ума.
– Видел? Что ты видел? – голос стал вкрадчивым.
Ян прислушался и понял, что лес все еще мертвенно тих. Он попытался выбраться из ее объятий, но она держала с совершенно неподобающей мощью. Нутро снова сковало льдом.
