Buch lesen: «Слеза Будды»

Schriftart:

ISBN 978-5-0051-0771-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Помолвка

Я не верила своим глазам. Мой взгляд был прикован к небольшому сверкающему камешку, мало чем отличающемуся от остальных. «Неужели этот крошечный минерал мог обладать такой огромной силой, влиять на судьбы целых поколений?» – думала я и чувствовала, как стена, отделяющая меня от человека, сидящего напротив, исчезла, просто растворилась, не оставив и следа, и поток чувств, сдерживаемый неимоверным усилием воли где-то в подсознании, хлынул в моё сердце, наполняя его, как вода наполняет кувшин, подставленный под струи водопада, переливаясь через его край.

Наконец, оторвав взгляд от серёжки, я осмелилась взглянуть на шефа. Он встал из-за стола, подошёл к открытому окну и закурил. Через минуту, которая показалась мне вечностью, не оборачиваясь в мою сторону, Рихтер произнёс:

– Надеюсь, теперь, Татьяна Павловна, вы назовёте мне истинную причину отказа от моего предложения?

Этим вопросом он застал меня врасплох. Возникла неловкая пауза.

– Других у меня нет, – наконец, тихо ответила я и тут же пожалела о своих словах – выходит, я призналась ему в любви?

– Так вы согласны стать моей женой? – спросил он с ноткой недоверия в голосе, резко обернувшись в мою сторону и оставив недокуренную сигарету в пепельнице, стоявшей на подоконнике.

«То, что чёрный бриллиант непостижимым образом оказался именно у Рихтера – это знак свыше, – промелькнуло в моём сознании. – Но если бы даже не это обстоятельство, открывшееся совершенно случайно, вряд ли бы я смогла долго сдерживать лавину чувств, управлять которыми с каждым днём становилось всё труднее и которые, достигнув своей критической массы, уже готовы были оползнем сползти с горы, круша всё на своём пути».

Я слегка кивнула в знак согласия, опустив при этом глаза. Он подошёл ко мне вплотную. Я встала, почувствовав, как тёплая волна блаженства накрывает меня с головой, когда наши глаза встретились.

Охватив моё лицо своими большими ласковыми руками, он нежно прильнул к моим губам. Как мне хотелось остановить это мгновение! Я упивалась ароматом его сигарет, насквозь пропитавшим усы, приятное щекотание которых явили моему взору прабабушку, слившуюся в поцелуе со своим гусаром, и я испытала то самое чувство ликования, как когда-то при виде небезызвестной мне пары, вальсирующей на балу под волшебные звуки вальса Штрауса.

Раздался стук в дверь, прервавший мгновения внезапно нахлынувшего счастья. Мы отпрянули друг от друга. В «предбаннике» раздался Лёхин голос:

– Шеф! Тыква, ой, простите, Татьяна Павловна, не у вас, случайно? – При этих словах из-за угла появилась сначала голова Кабана, а потом и он сам предстал во всей красе, в медицинской шапочке, сбившейся набекрень, что придавало ему сходство с Петрушкой.

– У меня, – невозмутимо ответил шеф, при этом незаметным движением убирая серёжку в выдвижной ящик письменного стола. – Мы обсуждали детали завтрашней операции у пациента с пенетрирующей язвой желудка.

– Я её полчаса по всему отделению ищу. Больной давно уже на столе. Два раза из зала звонили.

– Не смею больше вас задерживать, Татьяна Павловна, – обратился Рихтер ко мне. – Об остальных деталях поговорим завтра.

– Хорошо, – ответила я, выходя вместе с Лёхой из кабинета шефа и направляясь в операционный зал.

– Тыква, а что ты такая красная как помидор? – спросил Кабан и, добавив: – Тебе жёлтый цвет больше подходит», – расхохотался.

– Шеф выговор сделал. Сказал, что плохо воспитываю своих подчинённых.

– Кого это он имел в виду?

– Догадайся с трёх раз, – ответила я, подумав с облегчением, что удалось перевести разговор в другое русло.

– Я тебе не подчинённый.

– Что, Лёшенька, на воре и шапка горит? Может быть, речь шла вовсе не о тебе?

– Можно подумать, что у тебя другие подчинённые есть.

– Ну, вот видишь, сам признался, – засмеялась я, явно озадачив Лёху.

– И чем же я шефу не угодил? – продолжал допытываться Кабан.

– Был не доволен, что позволяю называть себя Залежалой Тыквой. Сказал, ещё раз услышит, выгонит тебя из отделения.

– Тебе, значит, можно называть меня кликухой, а мне тебя – нет?

– Лёшенька, знаешь, в чём разница?

– Ну?

– Я не называю тебя Кабаном прилюдно, – ответила я, еле сдерживая смех, потому как Лёха при всём своём бесшабашном характере был патологически труслив, когда дело касалось его благополучия. Я давно подметила эту его черту характера и частенько пользовалась этим, придумывая какую-нибудь невинную шутку, которую он принимал за чистую монету, вмиг превращаясь из кабана в маленького беззащитного кабанчика, предназначавшегося для праздничного стола. – Не дрейфь, Кабан. Такого крутого специалиста, как ты, шефу всё равно не найти. Так что можешь не беспокоиться за свою карьеру.

– Да иди ты, Тыква!

– Мы как раз уже и пришли, – ответила я, входя в операционный блок.

Операция прошла гладко. В отделение возвращались с Кабаном порознь. Всю дорогу я думала о том, как тяжело мне будет общаться с Рихтером, не выдавая своих чувств окружающим, после того, что произошло между нами утром. Доложить о прошедшей операции шефу попросила Лёху под надуманным предлогом – необходимостью срочного осмотра неясного пациента.

«На сей раз мне удалось избежать встречи с ним, – думала я. – Но это не может продолжаться вечно. Может, всё-таки попроситься в другое отделение? Но никто другой не сможет дать мне такой возможности профессионального роста, как он», – продолжала я дискутировать сама с собой.

На следующей операции должна была ассистировать Рихтеру. «Хорошо, что маска скрывает лицо», – думала я, чувствуя, как пылают щёки, и буквально на автомате завязывала узлы на очередном анастомозе.

По её завершении шеф поблагодарил всех участников за хорошую работу и направился заполнять операционный журнал, а я, вздохнув с облегчением, – в отделение.

Как я ни пыталась избежать с ним встречи в этот день, к концу рабочего дня он нашёл предлог пригласить меня в свой кабинет.

– Мы с вами утром не договорили, Татьяна Павловна, – произнёс Рихтер, предлагая мне стул.

– Разве? Мне кажется, мы с вами выяснили отношения.

– Во-первых, вы забыли свою семейную реликвию, – сказал шеф, открывая маленьким ключиком выдвижной ящик и доставая из него серёжку. Вложив её в мои руки почти так же, как когда-то Борис Львович вкладывал в мои ладони раковину с жемчужиной, он произнёс: – Берегите её! Надеюсь, она станет нашей общей семейной реликвией.

Я зарделась от смущения, представив, как много лет назад мой прадед передавал в руки прабабушки футляр с серёжками, сопровождая свой подарок почти такими же словами.

– Спасибо, Александр Ромуальдович.

– Меня не за что благодарить. Это я должен благодарить судьбу за то, что преподнесла мне такой подарок. Не хотелось бы откладывать наше бракосочетание в долгий ящик. Поэтому хочу вас попросить захватить завтра на работу свой паспорт.

– Александр Ромуальдович, но мне кажется это слишком поспешным решением, – ответила я, находясь в состоянии смятения от столь стремительно разворачивающихся событий. – Вы не дали мне времени на обдумывание такого важного решения.

– А разве вы не дали мне согласие сегодня утром? Или уже успели пожалеть об этом?

– Нет, – ответила я нерешительно. – Просто не думала, что всё произойдёт так стремительно. Понимаете, я морально не готова к семейной жизни. Столько лет запрещала себе думать об этом, что, боюсь, мне понадобится немало времени на обратный процесс. И потом, хозяйка из меня никакая. Я даже готовить толком не умею.

– Если я сумел научить вас оперировать, научить готовить не составит для меня труда. Можете не сомневаться. А что касается поспешности решения, то у вас будет предостаточно времени не только обдумать моё предложение, но и передумать его принимать, что, надеюсь, не произойдёт.

Мне так хотелось в этот момент, чтобы Рихтер подошёл ко мне, прильнул к моим губам, ещё раз подарив то сладостное чувство, от которого до сих пор одновременно млело и билось моё сердце словно птица в клетке, не находя выхода. Но он не подходил, тем самым заставляя меня страдать. В какой-то момент мне даже показалось, что он рассуждает как прагматик, ищущий себе удобную подругу жизни.

На следующий день после работы мы подали заявление. Бракосочетание было назначено на конец сентября. Поскольку афишировать свои отношения не входило в наши планы, мы согласились на предложение работника загса провести эту процедуру в будний день в 9 часов утра. «Если в старые добрые времена тайно венчались, то мы будем тайно бракосочетаться», – подумала я. Дело в том, что супругам, один из которых находился в непосредственном подчинении у другого, законом было запрещено работать вместе. Так что о своих намерениях решили не сообщать даже самым близким друзьям.

Мы продолжали общаться между собой так, как будто между нами ничего не произошло. Казалось, Рихтер не проявляет ко мне ни малейшего интереса, обращаясь со мной исключительно как начальник с подчинённой. На мой взгляд, он вёл себя достаточно странно. Мы не встречались с ним вне работы. Он больше ни разу не пытался меня поцеловать. Я всё больше и больше стала склоняться к мысли, что его целью было овладеть моим сердцем и, добившись её, он просто охладел ко мне. Всё чаще мне стало приходить на ум сравнение его с Пигмалионом, который уже начал лепить из меня свою Галатею, чтобы, в конце концов, полюбить творение своих рук. «Недаром же он упомянул, что научил меня оперировать, а потом и борщи научит варить, а потом и в искусство любви, наверное, посвятит. Найдя в моём лице неискушённую в любви наивную дурочку, он просто ставит надо мной свои гнусные эксперименты», – думала я. И чем ближе становился день нашего бракосочетания, тем большие сомнения меня одолевали.

За неделю до назначенного события Рихтер наконец-то пригласил меня в «Арагви». Это был один из лучших ресторанов Риги.

Таким элегантным я его ещё никогда не видела. Да, честно говоря, кроме как в белом халате и шапочке или операционном костюме, видела крайне редко. Насколько я помню, его гардероб не отличался разнообразием. По-моему, шефа вообще не заботило, во что он был одет.

Но в этот день на нём был строгий чёрный костюм с иголочки, белоснежная сорочка и красивый галстук в полоску, преобразившие его до неузнаваемости.

На столике, который был заранее зарезервирован, красовался роскошный букет.

– Танечка, вам может показаться странным моё поведение по отношению к вам в отделении, – произнёс он, отодвигая стул и предлагая мне занять своё место. – Но оно объясняется только одним: я всё время боюсь вас скомпрометировать. Вы же знаете, какие у нас в больнице злые языки.

– Откровенно говоря, я действительно усомнилась в ваших искренних чувствах по отношению ко мне.

– А вот это зря, – сказал он, улыбаясь и кладя на столик футляр в виде сердца, обтянутый красным бархатом. – Это мой свадебный подарок.

Я была изумлена, увидев внутри футляра кулон на золотой цепочке в виде грозди винограда, обвитой змеёй, точь-в-точь как на серёжках, с одним лишь различием – между челюстями змеи поблёскивал прозрачный бриллиант.

– Какая красота! Это же очень дорогой подарок! – воскликнула я.

– К сожалению, не такой дорогой, как ваша серёжка, но бриллиант настоящий, хоть и не чёрный, – произнёс шеф, улыбаясь.

– Как вам удалось это сделать?

– Благодаря нашему общему знакомому, Борису Львовичу, по чертежам его отца. Даже вашу семейную реликвию не пришлось привлекать к этому мероприятию. Он же и ювелира мне порекомендовал.

– Я даже не знаю, как выразить слова благодарности и моей признательности вам.

– Не стоит. Я и сам испытал огромное чувство радости, когда мне удалось осуществить эту затею. Позвольте, я помогу вам надеть кулон?

Я кивнула, подумав при этом: «Когда-то мой прадед точно так же надевал колье на шею Елены Николаевны».

Достав из футляра кулон, Рихтер подошёл ко мне сзади, приложил к моей груди виноградную гроздь со змеёй, висевшей на золотой цепочке, и, застегнув застёжку, нежно приложился губами к шее, отчего мурашки забегали по моему телу. Мне казалось, что всё это происходит не со мной, что я просто являюсь зрителем какого-то фильма или нахожусь под влиянием сновидения, которое тотчас же исчезнет, стоит мне только открыть глаза.

Согласовав со мной меню, он сделал заказ подошедшему к нам официанту.

– А теперь, Татьяна Павловна, нам нужно будет обсудить более прозаичные дела, – сказал шеф, вновь переходя на официальный тон.

«Неужели этот человек через неделю станет моим мужем?» – думала я с удивлением и страхом одновременно, а он между тем продолжал:

– Нам необходимо придумать легенду, объясняющую совместное отсутствие на утренней конференции в следующий понедельник. Думаю, в пятницу, после разбора больных, я мог бы отпроситься у профессора под предлогом необходимости принять участие в операции в гинекологической клинике, а вы позвоните ему в воскресенье вечером и отпроситесь под предлогом семейных обстоятельств, что, кстати, не будет противоречить истине.

– Это вполне правдоподобная легенда, – подтвердила я.

– В половине девятого я заеду за вами, а после бракосочетания мы сразу же направимся в больницу и приступим к своим непосредственным обязанностям, – продолжал Рихтер. – Вечером предлагаю отметить это событие в кругу вашей семьи в ресторане. Заодно и познакомимся. Надеюсь, вы поставили в известность своих родных. У меня их, к сожалению, не осталось. Только друзья.

Тут только до меня дошло, что я не удосужилась рассказать о таком важном событии в моей жизни не только сестре, но и родителям. «Может быть, оттого, что не воспринимала предложение шефа всерьёз? – думала я. – Или боялась сглазить?»

– Неужели нет? – видя моё замешательство, удивлённо спросил он. – Хотя я сам виноват. Наверное, нужно было у них официально попросить вашей руки.

– Нет-нет. Я сама сообщу им об этом.

– Уверены? – спросил Рихтер, улыбаясь и накрывая мою руку своей большой тёплой ладонью, отчего чувство сладостного томления вновь охватило меня.

Я кивнула.

Официант принёс заказ. Так и не притронувшись к еде, представленной изысками грузинской кухни, я моментально захмелела от бокала хванчкары.

Шеф, видя моё состояние, расплатился с официантом и вызвал такси. Всю дорогу домой я думала только о том, как окажусь в его объятьях.

Когда мы подъехали к моему дому, он помог мне выбраться из машины, поцеловал руку и, пожелав спокойной ночи, тут же уехал, оставив меня в состоянии полного смятения.

Глава 2. Разочарование

В пятницу вечером позвонил Борис Львович:

– Танечка, – сказал он после короткого приветствия. – Мне кажется, что в вашей жизни намечаются большие перемены. Таки да или нет?

– Таки да, дорогой Борис Львович! – в тон ему ответила я.

– Очень рад за вас. Лучшего избранника не мог бы вам и пожелать.

– Большое спасибо!

– Единственное, что меня огорчает, так это то, что вы совсем забыли о своём старом, но преданном друге. Надеюсь, я имею право считать себя таковым?

– Конечно же, дорогой вы мой человек.

– Тогда почему же, позвольте узнать, должен только догадываться о таком важном для вас, а значит, и для меня, событии? – спросил он без обиды в голосе.

– Потому, что о нём пока никто не должен знать. Даже своих родственников я поставила в известность только вчера. Так что у вас, дорогой Борис Львович, совершенно нет причин для огорчения, тем более что я намерена, наконец, не только открыть вам семейную тайну, но и кое-что показать.

– Не о вашей ли семейной реликвии идёт речь?

– Вы угадали.

– Чрезвычайно заинтригован. Так, может быть, вы загляните завтра в мой магазин часиков эдак в пять? Заодно и с Зиночкой вас познакомлю, моей новой помощницей. Знаете, мне с ней очень повезло. Она не только хорошо разбирается в антиквариате, но и по хозяйству помогает. Не человек, а золото.

– Я рада за вас. Обязательно завтра буду.

– Вот и ладненько. Буду ждать. Спокойной ночи, Танечка!

– Спокойной ночи, Борис Львович! До завтра.

Положив телефонную трубку, я принялась перебирать свой гардероб. Нужно было подобрать что-то такое, что бы выглядело одновременно и нарядно, и скромно и ни у кого не вызвало никаких подозрений. Взгляд упал на тёмно-коричневый панбархатный костюм, сшитый на заказ ещё год назад. На нём я и остановилась. Примерив костюм с кружевной кремовой блузкой, осталась довольна своим выбором.

На следующий день, захватив с собой серёжку с чёрным бриллиантом и купив по дороге всяких сладостей, отправилась в гости к антиквару.

– Чрезвычайно рад вас видеть, Танечка! – поприветствовал он меня, встречая на пороге магазина.

– Взаимно, Борис Львович, – ответила я, вручая ему пакет с гостинцами.

– Это вы зря. У нас с Зиночкой уже всё готово к чаепитию.

Зиночкой оказалась миловидная жгучая брюнетка с модной короткой стрижкой и полными губами, накрашенными яркой красной помадой, лет сорока. Она была довольно полная, но грамотно, если можно так выразиться, одетая, одна из тех женщин, которые недостатки фигуры умели превратить в её достоинства.

На ней был красивый шёлковый балахон с большим пикантным вырезом, открывающим ложбинку между двумя полукружиями пышной груди, надетый поверх удлинённой тёмной юбки с разрезом. Высокие каблуки элегантных туфель удлиняли фигуру и способствовали уравновешиванию неидеальных пропорций фигуры. На груди покоилось янтарное колье, а с ушей свисали длинные серьги.

Борис Львович представил нас друг другу.

– Ну что же, девочки, прошу к столу! – произнёс он торжественно, указав на сервировочный столик у камина, вокруг которого стояли три кресла.

Греющие душу воспоминания, связанные с этим седовласым человеком, и отложенные уже где-то на задворках моей памяти, начали проплывать перед глазами. Я совершенно чётко увидела даму «в платье лилового цвета» и преподнесённый мне Борисом Львовичем урок психологии, а потом и себя собственной персоной в его кабинете за работой, когда безуспешно пыталась перенести на холст сияние жемчуга, и душевные беседы у камина за этим же самым сервировочным столиком. И всё это я именно видела, а не представляла. Как будто кто-то повернул время вспять или начал прокручивать назад плёнку кинофильма.

Мне стало грустно, что теперь Зиночка, а не я сервирует этот столик и коротает длинные зимние вечера в компании Бориса Львовича. И кукушка каждый раз ей, а не мне напоминает о том, что пора уходить.

– Танечка, вы о чём-то задумались, – прервал мои мысли антиквар.

– Вспомнила чудесные мгновения, проведённые в вашей компании.

– Я и сам частенько вспоминаю о них. Предлагаю выпить за ваше знакомство и за нашу совместную встречу по бокалу этого прекрасного французского вина, – произнёс Борис Львович, разливая напиток.

– Мой начальник знает толк в винах, – произнесла Зиночка, поднимая свой бокал.

Беседа оживилась. Мне не хотелось посвящать постороннего человека в тайну своего рода, а уж тем более показывать семейную реликвию. Поэтому в присутствии Зиночки я предпочла говорить о работе и о семье. О предстоящей через день свадьбе тоже умолчала.

Зиночка рассказала, что трижды была замужем, но все три брака оказались неудачными. Детей у неё не было. Единственной отдушиной в её жизни была работа, а самым близким человеком оказался Борис Львович.

Мой взгляд упал на вертикальную витрину с домашней утварью, среди которой лежали и несколько ножей с инкрустированными деревянными и металлическими рукоятками. Дверцы витрины отличались.

– Вот одним из таких ножичков меня и пытался прикончить грабитель, – перехватив мой взгляд, произнёс антиквар.

– Насколько я знаю, преступника так и не нашли? – разочарованно спросила я.

– К сожалению, нет.

У Зины, как видно, впервые слышавшей эту историю, округлились глаза.

– На вас напал грабитель? – со страхом спросила она Бориса Львовича. – Почему же вы ничего мне об этом не рассказывали?

– Не хотел пугать попусту. Ведь, если бы я не остался тогда ночевать в магазине, ничего бы такого не случилось – когда я ухожу домой, всегда включаю сигнализацию.

– Интересно, как бандит смог бесшумно войти в магазин? – спросила Зина.

– Думаю, он открыл дверь отмычкой, поскольку она не была взломана, а ключи были только у меня и у Люсеньки, которая в это время находилась с малышом у своей мамы в деревне. Это следователь установил.

– Но она могла передать ключ, к примеру, своему мужу или ещё кому-нибудь, – возразила я.

– Её муж в то время вообще находился в другом городе – он у неё дальнобойщик. Одно то, что преступник явно не ожидал увидеть меня в столь поздний час в магазине, а Люсенька хорошо знала об этой моей привычке оставаться здесь ночевать, снимает с неё малейшие подозрения.

– Неужели вы хотя бы в общих чертах не запомнили напавшего на вас негодяя? – спросила я. – Ведь он нанёс удар спереди.

– В том-то и дело, что нет. Преступник притаился у этой самой витрины с ножами, когда я вышел из кабинета, услышав странный шорох. В зале было темно. Внезапно он ослепил меня светом от фонаря. В этот момент я услышал звон разбитого стекла и почувствовал сильный удар в грудь.

– А что сказал следователь по поводу отпечатков пальцев на ноже, который мы ему передали?

– Эксперт обнаружил множество отпечатков на рукоятке, что неудивительно – ведь многие люди держали в руках этот нож. Весьма возможно, что среди них были и отпечатки пальцев преступника, если только он не был в перчатках, но ни один из найденных не совпал с образцами, имеющимися в милицейской картотеке. Даже следы его крови, оставленные на разбитом стекле витрины, следствию не помогли.

– Странно всё-таки, что грабитель на вас напал. Он ведь мог просто убежать, прихватив с собой что-нибудь ценное. У меня есть один знакомый, бывший вор в законе. Так вот, он говорил, что воровской кодекс чести не позволяет ворам убивать людей.

– Ну у вас и знакомые, Танечка, – укоризненно покачав головой, произнёс Борис Львович. – Таки он и шёл на дело безоружным. А украсть ничего просто не успел. Видно, испугался при моём внезапном появлении. Да к тому же я успел нажать на сигнальную кнопку.

– Таки удар у вашего обычного грабителя слишком профессиональный – прямо в сердце, – в тон ему произнесла я. – И потом, вам не кажется странным, Борис Львович, что, услышав вой сирены, вместо того, чтобы бежать без оглядки, воришка попытался сначала вас убить? Мне кажется, в этом не было никакой необходимости, тем более что при этом он оставил следы на месте преступления.

– Ну не думаете же вы, в самом деле, что у него был резон покушаться на жизнь старого больного человека, никому не причинившего зла в этой жизни?

– Как знать? – ответила я, разводя руками.

Зиночка, видимо, заскучав от нашей беседы, превратившейся в диалог, вышла на улицу покурить. А я, воспользовавшись ситуацией, дала понять Борису Львовичу, что хочу с ним поговорить наедине.

– Ну, мне пора! – будто прочитав мои мысли, произнесла Зиночка, вернувшись. – Рада была с вами познакомиться, – произнесла она, обращаясь ко мне.

– Взаимно. Я ещё задержусь ненадолго.

Как только Зина покинула магазин, я достала из сумочки семейную реликвию и положила её на столик перед антикваром со словами:

– Вот, Борис Львович, полюбуйтесь. Эта та самая серёжка с чёрным бриллиантом, которую моя прабабушка когда-то заложила в ломбард, чтобы спасти своего гусара, а на вырученные деньги заказать у вашего отца дуплет.

– Не может быть! Откуда она у вас? – воскликнул он. – Кстати, про чёрный бриллиант вы мне ничего не говорили.

– Разве? – И я рассказала во всех подробностях и про чёрный бриллиант, и про то, каким чудесным образом серёжка попала в мои руки.

Вставив бинокулярную лупу в глаз, антиквар стал внимательно её рассматривать.

– Изумруды настоящие, сапфиры тоже. Прозрачные бриллианты подлинные, – приговаривал он, вертя виноградную гроздь со змейкой и рассматривая каждый камешек. – Танечка, боюсь, что я вас огорчу, но я не обнаружил в вашей серёжке чёрного бриллианта, – сказал он, наконец.

– А что же это тогда за камень? – изумлённо спросила я, показывая на маленький кристаллик у самой головы змейки, который, как мне казалось, блестел ярче остальных.

– Мне кажется, это вообще не драгоценный камень, – произнёс он, продолжая всматриваться в указанный мною камешек. – Вообще-то, Танечка, настоящие чёрные бриллианты не блестят. Это сейчас их научились искусственно облагораживать, а в то время, когда были изготовлены эти изумительные серьги, чёрные алмазы практически не использовали в ювелирном деле из-за обилия примесей и отсутствия блеска. Правда, были исключения. Насколько мне известно, в 19-м веке знаменитый чёрный алмаз изумительной красоты под названием «Чёрный Орлов» был разделён на три части и огранён. Но за ним тянется такой шлейф мистических и трагических историй, что вам и не снилось. Кстати, сейчас он находится где-то за пределами Союза.

– Как рассказывала мне бабушка, этот бриллиант обладал магической силой. Скорее всего, именно с этой целью он и был вставлен в одну из серёг… Но если его нет в этой серёжке, возможно, он был в другой, которую прабабушка принесла вашему отцу, чтобы сделать дуплет. Прошло столько лет. Могла же бабушка Аня что-то напутать, – продолжала я рассуждать.

– Вы хотите сказать, что мой отец мог подменить камень? – возмутился он. – Мой отец был очень порядочным человеком, дорожащим своей репутацией и к тому же очень суеверным.

– Я этого не говорила, Борис Львович. Это просто мысли вслух. Или вы думаете, что это просто семейная легенда?

– Может быть, и легенда. Кстати, не исключено, что камешек был в той серёжке, которую ваша прабабушка продала в голодные годы, —ответил он, в очередной раз приближая змейку к своей лупе. – А вы знаете, Танечка, – через минуту произнёс антиквар, – судя по микротрещинам вокруг ячейки и по микровключениям, таки здесь был другой камень.

– Значит, кто-то подменил его, – констатировала я.

– Таки да. А теперь хорошенько подумайте, в чьих руках могла побывать ваша семейная реликвия.

– Ума не приложу.

– А давайте я покажу её завтра же своему приятелю-ювелиру, у которого ваш будущий супруг заказывал для вас кулон. Знаете ли, одна голова хорошо, а две – таки лучше.

– Хорошо. Буду премного вам благодарна.

– Непременно вам завтра позвоню, доложу о результате.

Кукушка выскочила из своего гнезда, прокуковав 9-ть раз. Пора было уходить.