Buch lesen: «Наперекор времени. Часть 2»
Молодым учёным, усовершенствующим материальные законы, посвящается
Всё приходит в своё время для тех, кто умеет ждать.
Оноре де Бальзак
Глава 1
Размышления и планы на будущее
В один из дней начала 3-й декады июня Карелин вернулся с работы домой каким-то на вид очень уж озабоченным. И по его лицу видно было, что он над чем-то очень серьёзно размышляет.
– Что-то случилось, дядя Игнат? – спросил Шурка.
– Случилось, Саша, случилось…
– И, наверное, что-то очень серьёзное случилось? Я же вижу, как вы озабочены.
– Ну, в целом пока что ещё ничего плохого не случилось, но в дальнейшем очень даже может случиться.
– Что именно?
– Понимаешь, сегодня в село заявился урядник.
– А то он мало до этого в наше село заезжал…
– Всё верно. Он периодически появляется в селе. Но сейчас совсем другое дело. Мы с ним разговорились, немного побеседовали на разные темы, а потом он вдруг начал расспрашивать о тебе.
– Ну и что? Он же знает, что я ваш племянник.
– Знает. Но он не твоим здоровьем, к примеру, интересовался. Его интересовало совсем другое.
– Что именно?
– Он стал расспрашивать меня правда ли то, что ты в селе операции жителям делаешь.
– Фью! – удивлённо присвистнул Александр. – Вот это да!
– Вот то-то и оно. Значит, кто-то из жителей проболтался, и слухи дошли до урядника. Я, конечно, с самого начала понимал, что долго шила в мешке не утаишь – когда-нибудь такое всё равно должно было произойти. Вот оно и произошло.
– Ну, это понятно. И что же вы ему ответили?
– Что, что… Начал выкручиваться. Сказал, что какие там операции, ну, подумаешь, гипс на переломанную ногу наложил. Я вспомнил про тот давний случай с Васькой Тропининым. Так вот, я ему сказал, что это была просто первая медицинская помощь пострадавшему, и что делал ты это с профессиональной, практикующей сестрой милосердия.
– Понятно. А о других операциях он не спрашивал?
– Нет. И это меня немного успокоило. То есть он детально ничего не знал, это были именно слухи. Но ты не обольщайся, – более сурово проговорил он, увидев, что Сашка после этих слов улыбнулся. – Это ненадолго. Этот урядник, ты с ним уже знаком, въедливый человек. Хотя эта въедливость ему, наверное, и положена по долгу его службы. А потому вот что! Он, вероятно, начнёт постепенно более детально всё о тебе выяснять. А если ему, к примеру, тот же Яков Ненашев ляпнет о тебе то, что он ранее о тебе болтал? Ведь Яшка и сейчас не верит в то, что ты студент. И вот такие Яшкины слова о тебе точно привлекут ещё большее внимание того же урядника. А потому тот начнёт более дотошно копать. Но тогда он может, пусть и постепенно, как я сказал, докопаться до чего-нибудь… И я очень надеюсь, что эта его постепенность растянется во времени.
– Да, с Ненашевым не так всё просто. Я согласен, что его словами урядник может заинтересоваться. Но вы же ему объяснили про операцию.
– Я ему объяснил, но только об одной операции. Я ему ещё объяснил и то, что, мол, к осени ты уже покинешь село, вернувшись снова в свой университет. Он знает твою историю, а точнее байку, которую я для всех придумал, а потому немного успокоился.
– Ну, и прекрасно! Что ещё нужно?
– Нет в этом ничего прекрасного. Дело всё равно очень хреновое.
– Почему? Всё ведь нормально.
– Да какое там оно нормально! – стукнул кулаком по столу Карелин. – Я почему и сказал, что его любопытство растянется во времени. И дай-то Бог, – Игнат Степанович перекрестился, – чтобы оно очень здорово растянулось. Ведь ты же, скорее всего, не сможешь покинуть село до осени. И что я тогда буду ему объяснять? Что ты решил не продолжать учёбу? Он в это точно не поверит, да и никто в нашем селе в это не поверит.
– Ну, можно сказать, что я пытался восстановиться в университете, но меня не приняли.
– Хм, это хорошая мысль. И в селе в неё все поверят, причём с радостью поверят. А вот урядник не поверит. Точнее, он, возможно, и поверит, но начнёт всё выяснять, сомнения у него останутся, такая уж у него работа – на слово не верить. На всё бумага должна быть. А потому на слово он и мне не поверит, хотя я в селе и не последний человек. Но он-то уездный урядник.
В уездном административном аппарате России должность уездного полицейского урядника являлась важнейшей. Уряднику предписывалось вести «жизнь честную и трезвую», формируя среди обывателей образ честного и неподкупного полицейского чиновника, завоёвывать доверие местных жителей. При этом урядник содержал собственную лошадь, был вооружён драгунской шашкой и огнестрельным оружием. И жалование его было неплохое: в год ему полагалось 200 руб. самого жалования, а также на обмундирование – 50 руб., на содержание лошади – 100 руб., на ремонт шашки – 55 коп. И как бы важнейшей частью его амуниции была «памятная книжка» (блокнот), в которой он обязан был делать ежедневные записи о происшествиях. Кроме того, по замыслу министерства внутренних дел, ведение «памятной книжки» должно было повысить грамотность урядников, сформировать привычку к письменному труду.
Основной задачей урядника являлась охрана спокойствия и безопасности, предупреждение и пресечение преступлений. А также обязанность негласного наблюдения за неблагонадёжными, подозрительными. Урядник отвечал за сыск беглых, беспаспортных или нищенствующих крестьян, расследовал мелкие преступления, производил задержание виновных и подозрительных лиц. А потому Игнат Степанович с опаской и относился к нему, понимая, что именно такой человек может свести на нет все уловки «дяди со своим племянником».
– И он может начать дотошно всё выяснять, – продолжал Карелин. – А в этом деле и особой-то дотошности не нужно – свяжется со своими знакомыми по службе в Бийске, а те за пару дней наведут справки, и сообщат ему, что Александр, а точнее Алексей Николаевич Карелин, то бишь мой племянник, ранее да, проживал в Бийске, а сейчас живёт и работает в Новониколаевске. И что тогда?!
– Да, а вот это будет действительно очень уж серьёзно… – удручённо протянул Александр. – И для меня, и для вас. Меня наверняка запроторят в психушку, а вас – за решётку. За обман властей и за то, что приютили у себя какого-то проходимца.
– Вот то-то и оно! – повторно стукнул по столу Игнат Степанович.
– Да-а, ну и дела… И что же делать?
– Спроси что-нибудь полегче. Если бы я это знал…
– Да-а, значит, к осени мне нужно уходить из вашего села.
– Куда?!
– А вот теперь уже я отвечу вам вашими же словами. Спросите что-нибудь полегче. Если бы я это знал. Уйду просто в другое село, и подальше от вашего, чтобы меня там никто не знал. К сельской жизни я уже вполне приспособлен, да и вид у меня сейчас для этого времени вполне нормальный, – не смотря на серьёзность ситуации, улыбнулся Сашка, вспомнив, как он 2 года назад повстречался с Карелиным в одних плавках. – А справка, то есть удостоверение личности, у меня есть. Я могу в чужом селе даже просто наняться на работу к кому-нибудь.
– Нанимают обычно сезонных рабочих, а кому ты зимой там нужен будешь?
– Ну, а позже подамся в город. В Бийск, конечно, не пройдёт. Тогда нужно будет ехать в Барнаул. Вот там я точно затеряюсь – город-то большой.
– Ты это всё мелешь, извини за выражение, совершенно не думая головой, что вовсе не похоже на тебя! – разозлился Игнат Степанович. – Как раз в Барнауле ты не затеряешься. Там твоя липовая справка не пройдёт. Тебя будут мурыжить по полицейским участкам, и заставят заняться оформлением паспортной книжки. А ты её сможешь получить?!
– Да, вы правы. Я действительно несу околесицу. Но это просто потому, что я не знаю, что мне делать.
– Ну, это я как раз понимаю. Но и я, увы, пока что тоже не знаю, что нам делать. Возможно, чуть позже кому-нибудь из нас и придёт в голову некая умная мысль. И будем надеяться, что это произойдёт как можно скорее.
На этом сложная, но далеко ещё не законченная беседа завершилась. Но оба – и дядя, и его племянник – прекрасно понимали, что её продолжения не избежать.
Так прошло несколько дней. И сельский староста, и самозваный врач занимались своими привычными делами, не затрагивая пока что острой и важной для обоих темы. Но в самый последний день месяца, а это было воскресенье, Игнат Степанович пришёл с работы пораньше – как-никак в этот день работали не до сумерек – и позвал Сашку, возившегося в хлеву. Они присели на лавочку и закурили по цигарке – Карелин как бы делал небольшую выжидающую паузу, очевидно, не зная с чего начать беседу. А потом он негромко протянул:
– Я вот что хотел тебя спросить, Саша. Помнишь, почти 2 года назад ты рассказывал мне об исследованиях на Южном полюсе Земли, и о том, что там было серое облако, и что какой-то аппарат, который запустили в то облако, попал в иное время.
– Помню, конечно. А что оно вас так сейчас заинтересовало?
– Сейчас расскажу. Но сначала ещё спрошу. А ты не знаешь, эти исследования, ну, с тем облаком, они продолжались?
– Понятия не имею. Но я думаю, что продолжались. Скорее всего, именно продолжались. Это же такое интересное явление – учёные всё время старались отыскать порталы времени. А тут вот они, перед ними – бери и изучай. Но нигде об этих возможных исследованиях и слова не сказано. Я же вам тогда говорил, что американцы засекретили всё, что связано с этой темой. И, скорее всего, такие исследования они проводят на «Зоне 51» – это их исследовательский центр.
«Зона 51» (англ. Area 51) – военная база, удалённое подразделение военно-воздушной базы Эдвардс. Расположена в США на юге штата Невада, в 133-х км к северо-западу от Лас-Вегаса, на южном берегу сухого солёного озера Грум-Лейк. Предположительно используется для экспериментальных тестов в области воздухоплавания и систем вооружения. Воздушное сообщение над «Зоной 51» запрещено. Секретность базы, само существование которой правительство США признало с большой неохотой, сделало её предметом многочисленных теорий заговора, в особенности о НЛО.
– Да, я помню, говорил ты такое. А это как раз очень интересно.
– Ну, и я говорю, что интересно. Но к чему этот разговор, если мы ничего узнать всё равно не сможем? Да ещё тем более в этом-то времени.
– А вот к чему. Точнее, снова вопросы к тебе. Как ты думаешь, а эти серые облака или туманы, они постоянно висят на одном и том же месте?
– Ну, облака наверняка не всё время. Но они, как мне кажется, время от времени появляются в одном и том же месте. Мне почему-то кажется, что как раз над Антарктидой, над Южным полюсом эта серая тучка, как раз там периодически появляется. Это как бы стационарный портал времени. Не зря же американцы им интересуются. Но бывают и блуждающие порталы времени, причём не обязательно облака или туманы – многие временные порталы внешне не видимы. Вот именно поэтому учёным их так сложно отыскать. Хотя, возможно, и те периодически появляются в одних и тех же местах. Но вот в каких, когда…
– О! А вот это очень важно! – чуть ли не закричал Карелин.
– Что важно, дядя Игнат? И чего это вы вдруг заинтересовались временными порталами?
– А это как раз не вдруг. Мне пришла в голову одна мысль. Хотя я и удивляюсь, почему она тебе не пришла на ум? А ведь как раз тебе она должна была прийти в голову первому!
– Какая ещё мысль?
– А вот такая. А ты не думал о том, что твоя тучка, через которую ты попал в наше время, ну, под холмом на Чарыше тоже периодически может там появляться? Ты же только что сам сказал мне, что эти блуждающие тучки, или как ты там говоришь – порталы – могут появляться в тех местах, где они до этого уже были.
– Ну, я не говорил, что они обязательно там должны появляться, – лепетал Сашка, изумлённый сообщением Игната Степановича. – Я говорил, что возможно они там появляются, или могут появиться. – Его одновремённо изумляло и другое – Карелин был абсолютно прав – действительно, как ему самому такое не пришло в голову?
– Возможно, говоришь? Но ты не уверен, видишь ли… Так возьми и проверь!
– Как проверь? – Александр от растерянности по-прежнему выглядел как какой-то дурачок или, по меньшей мере, несмышлёныш.
– А ты не знаешь, как проверить есть ли в небе тучка или же её там нет?! – сердился Игнат Степанович.
– Дядя Игнат, – наконец опомнился Сашка. – Подождите немного, дайте мне пару минут, чтобы успокоиться. Сейчас я приду в себя. Просто это уж очень неожиданно для меня. Сейчас я ещё раз перекурю, а потом мы уже вполне серьёзно побеседуем.
– Ну-ну, давай, успокаивайся. И я за компанию тоже перекурю. А то ты очень уж разволновал меня своей непонятливостью. Но я тебя понимаю…
Курили молча. Но Сашка, тоже очевидно от волнения, курил глубокими затяжками, а потому закончил курение раньше дяди, после чего погасил окурок самокрутки и облегчённо выдохнул?
– Фу! Так вы говорите, что нужно проверить?… Да, проверить нужно, это точно. Но эта тучка в равной степени может там появляться, а может и не появляться. По крайней мере, за те 2 дня, что я там провёл в поисках своих друзей, она там больше не появлялась. Хотя, я не всё время был на одном и том же месте. Холма мне в определённые моменты времени не было видно.
– Вот! Не всё время был на одном и том же месте. Кроме того, разве я тебе говорил, что она должна появляться ежедневно или ежечасно?
– Ну да. Это я понимаю. Но, всё же, она может там появиться, а может – и нет.
– Саша, но это же шанс. И не в 1 %, не в 2 %, и даже не в 5 %. Это же целых 50 %! Или да – или нет. И ты хочешь его упустить?!
– Нет, не хочу, конечно же. И что, мне каждый день бегать туда и смотреть, есть ли там эта тучка? Или построить там шалаш и жить в нём? Но у меня же есть работа в селе, и есть свои определённые обязанности. Дядя Игнат, я уже привык жить в этом селе, это уже и моё село!
– Я понимаю тебя. И мне очень приятно, что это уже твоё село. И ты его запомнишь на всю жизнь, но уже в своём времени. Твоя работа, как ты говоришь, в селе, а понимать это нужно, как работа в усадьбе, уже давно на втором плане. Есть у тебя или у меня свободное время – мы занимаемся ею. Нет времени – значит, подождёт. Теперь касательно твоих обязанностей. И в этом случае нет никаких сложностей. Насколько, мне известно, сейчас у тебя пациентов, за которыми нужно приглядывать, нет. Идёт лето, а в эту пору года за медицинской помощью обращаются лишь те, которых что-то сильно уж прижмёт. Да и за медицинской помощью к тебе обращаются именно в нашей усадьбе, поскольку ты там живёшь, а своего врачебного кабинета у тебя нет. Уходя из дому, будешь вешать записку о том, что ты, мол, на Чарыше. Место на реке вскоре все будут знать. Нужен ты будешь – пришлют за тобой какого-нибуль мальца. Он к тебе за 15 минут добежит, в 2 раза быстрее, чем взрослый мужик пешком пройдёт. Что-что, а бегать сельские подростки хорошо могут.
– Ну, пусть и так. И что я там делаю – на Чарыше – загораю на солнышке, когда в селе дел полно?
– Зачем загораешь? К примеру, собираешь там лечебные травы.
– Хм, это и в самом деле вариант. И мне каждый день туда ходить?
– Ну, во-первых, не каждый день, а только тогда, когда у тебя нет пациентов.
– Как раз сейчас это получается, что почти что каждый день. Сами же говорили, что летом особо больных нет.
– Пусть это даже и так. А чем оно тебе не нравится?
– Да не то, чтобы не нравится, а как-то не по себе – люди делом занимаются, а я каждый день прохлаждаюсь на Чарыше.
– Это хорошо, что ты такой совестливый. Но те же люди абсолютно не понимают, какая у тебя опасная ситуация сложилась. А она очень серьёзная, тут уж не до угрызений совести.
– Ну, это я тоже понимаю. Да, вот вы перед этим сказали: во-первых, не каждый день? А есть ещё и во-вторых?
– Есть. Я говорил это применительно к твоей ежедневной ходьбе. Так вот, ты не будешь к тому месту на Чарыше ходить, а будешь ездить.
– На чём? – улыбнулся Александр. – Велосипедов и мотоциклов у вас в селе нет.
– Да, разных там лисапетов нет. Кстати, ты знаешь, как в народе отзываются об этих самых лисапетах?
– Как?
– А вот так: «Что такое лисапет? – жо*а едет, ноги нет».
– Ну и ну! – уже и вовсе рассмеялся Шурка. – И выдумали же. Хотя оно и верно.
– Ладно, это я так, к слову пришлось. Так вот, ты будешь туда ездить пролёткой. Нет пациентов – запряг Воронка, и на Чарыш.
– Как?! Но Воронка же нужно на пастбище отгонять.
– А там, где ты будешь, как мы говорили травы собирать, ему лично что, травы не найдётся? Или она там какая-то не такая? Да паси его там, сколько твоей, или его душе угодно. А пить воду из Чарыша он будет в любом месте, ты это и сам это уже хорошо знаешь.
– И то верно.
– Ну, вот. Значит, мы всё и решили.
– Да нет, дядя Игнат, – тяжело вздохнул Александр. – Мы как раз очень даже многое не решили.
– И что же именно?
– И что, если мне вдруг несказанно повезёт, и я в один из дней внезапно покину село, то мы так и расстанемся – не попрощавшись? А у меня ведь не будет времени ехать в село, как бы быстро Воронок не бежал.
– Ты предполагаешь, что я об этом не думаю, – наверное, ещё тяжелее вздохнул Игнат Степанович. – Ещё как думаю. Но что тут поделаешь, если так ситуация складывается. Как встретились, так и расстанемся.
– Э-э, нет. При встрече мы незнакомы были. А почти 2 совместно прожитых года, да ещё под одной крышей, в одной избе, ежедневно общаясь друг с другом, да иногда и подолгу – это совсем другое дело…
– Саша! Не дави на больную мозоль. А то я этого сам не понимаю. Мне ещё больнее, чем тебе. Ты вернёшься к своим родителям. А я-то здесь вновь один останусь. Сын и дочь далеко, у них свои семьи. У сына уже и свой сын появился, мой внук, которого я пока что ещё и не видел. Да и у Екатерины, пусть она и рядом, но тоже своя семья. А кому я нужен?… Ты же мне за 2 года не племянником, а как бы сыном стал. Пусть даже приёмным, но именно сыном. Я ведь к тебе так привязался, что не знаю, как без тебя жить стану, – у Игната Степановича при последних словах вдруг заблестели глаза.
И Александр прекрасно понял, что заблестели они отнюдь не от радости, а совсем даже наоборот, хотя Карелин и старался сдерживать свои эмоции. А его племяннику или приёмному сыну не хотелось его расстраивать.
– А может, я успею смотаться на Воронке туда и назад, чтобы попрощаться. Не в пролётке, а на нём самом – так намного быстрее будет. А пролётку вы позже сами заберёте.
– И думать забудь об этом! – сурово промолвил Карелин. – Тебе там, если произойдёт то, что мы предполагаем, каждая минута будет дорога. Тебе ни в коем случае нельзя будет упускать такой шанс! Но ты-то со мной как раз попрощаешься, это я с тобой не смогу проститься.
– А как я смогу, а вы нет?
– Ты опять не хочешь думать. Ты со мной письменно попрощаешься. Напишешь коротенькую записку, чтобы я не волновался. А уже твёрдо знал, что ты в своём времени. А для этого уезжая на Чарыш, обязательно бери в карман бумагу и карандаш. Хотя, у тебя же ручка есть. Она ещё пишет у тебя?
– Пишет. Я недавно пробовал. Конечно, немного расписать её пришлось, но сейчас она нормально пишет. Вот только записку писать ею я, наверное, не смогу.
– Почему это? А-а, ну да, – тут же догадался он, – если её кто увидит, то обалдеет, думая, что ты на Чарыш с ручкой и чернильницей ездишь. К тому же чернила в твоей ручке совсем не такие. Ну, тогда возьми с собой карандаш, и лучше цветной. Помнишь, как ты цветными карандашами в Бийске, в аптеке лекарства переписывал.
– Помню, конечно, – улыбнулся Сашка.
– Вот, тогда всё будет нормально. О, стоп! Я вот что подумал. Ты, конечно, карандаш возьми с собой – на всякий случай. Но вот записку ты можешь и заранее написать. И время тебе там не нужно будет терять, да и мы её сможем вместе отредактировать.
– Хм, логично. Но только касательно первого.
– Не понял, что значит касательно первого?
– Касательно того, чтобы времени не терять. А вот писать я её буду сам. И до поры, до времени вы её не увидите. Что же это за прощание будет – наперёд-то? Вы уже заранее будете знать о том, что в записке написано. Нет, так дело не пойдёт.
– Ладно, – вздохнул Игнат Степанович, – пусть будет по-твоему. Тогда вот ещё что. Ты, каждый раз выезжая на Чарыш, забирай с собой все свои вещи.
– И свои мединструменты тоже забирать?
– Инструменты, спрашиваешь… – потёр свою бородку, раздумывая, Карелин. – Нет, инструменты не нужно забирать. Зачем тебе это старьё в твоём-то времени. У тебя там, как я понимаю, намного лучшие инструменты имеются. А вот мне будет хорошая память о тебе, – вздохнул он, но как-то уже более облегчённо.
– Хорошо, с этим я согласен. Вот только вы сказали, чтобы я написал вам записку, ну, чтобы вы знали, что я уже в своём времени. А вдруг как раз и не в своём? Мы уже с вами года полтора назад об этом говорили. А вдруг я попаду ещё лет на 200 назад, в прошлое время?
– Не будет такого! У меня есть предчувствие, что ты попадёшь именно в своё время. Не может быть по-другому! – это было бы высочайшей несправедливостью. Не могут Господь, Высшие силы, Земля, её Природа так издеваться над Человеком! Ты верь в лучшее, и оно обязательно произойдёт! Нельзя верить в плохое.
– Хорошо, я вас понял, – Сашка даже нашёл в себе силы улыбнуться. – Спасибо вам. Я буду верить именно в лучшее. И не только о себе.
– Ну, это уже как получится, – наконец-то улыбнулся и Игнат Степанович.
– Да, вот только я не со всеми смогу проститься. Вы-то хоть будете знать, где я. А другие?… Ведь для них я буду казаться как бы ни с того, ни с сего пропавшим человеком.
– А им я скажу, что ты уехал в Томск. Что тебя снова приняли в университет. Они к этому готовы, а потому поверят.
– Не все поверят, – с огромной тоской выдохнул Шурка.
– И кто не поверит?
– Василиса. А я с ней до этого попрощаться не смогу. Даже письменно. Что я ей должен написать? Что я в Томске. Не хочу и не буду ей врать. Не хочу давать ей надежду. Ведь она… или кто другой позже могут начать разыскивать меня в Томске. Не буду я такого писать! И что я тогда должен ей написать? «Прощай, я уехал». А куда, зачем?… Да и она никогда не поверит, что я уехал, не простившись с ней перед тем. Со всем селом я, конечно, проститься не могу – люди это поймут. А вот чтобы с одним-то человеком не проститься… Да вы бы и сами в такое не поверили, если бы я действительно уезжал в Томск.
– Да, не поверил бы, – вздохнул Игнат Степанович. – Не тот ты человек, который так может плюнуть другому человеку в душу.
– Вот видите! И как же мне быть именно с Василисой, ей плюнуть в душу? Да я лучше самостоятельно в психушку пойду, чем такое с ней сделаю. Я же в письме ей даже ни одного ласкового слова не смогу написать, вы же понимаете. И не смогу ей написать, что буду помнить её всю свою жизнь.
– Да-а, ты прав, с Василисой всё намного сложнее. А ты попробуй поговорить с ней на днях. И объясни, что тебе нужно уехать. И что будешь помнить о ней.
– А куда я уехал, зачем… – всё то же самое. То, что буду помнить её, я, конечно, объясню ей. Да она и так, наверное, в этом не сомневается, – тяжело вздохнул Сашка. – А хорошо было бы не только помнить, но и видеть, если бы она постоянно у меня перед глазами была. Ну, я имею в виду не лично, а хотя бы её фотография. Как жаль, что в селе нет фотографов, фотостудий. Чтобы можно было сфотографировать Василису, и забрать с собой её фотографию.
– Да, чего нет, того нет. Но в той же Усть-Чарышской Пристани они есть, эти фотографы, или как их называют… дагеры…
– Дагеротописты.
О том, что некоторые вещества светочувствительны и могут менять свою окраску под действием света, было известно ещё с XVIII-го века. А уже в 1802-м году Томас Веджвуд и Хамфри Дэви могли получать фотограммы при помощи солей серебра, но не знали способа их закрепления. А первым практическим успехом на пути к появлению фотографии стало изобретение Ничефором Ньепсом гелиографии (фр. Héliographie). Наиболее раннее из сохранившихся изображений, снятых с помощью этой технологии камерой-обскурой, датировано 1826-м годом. В 1829-м году Ньепс заключил нотариальный договор о дальнейшей совместной работе с создателем первой диорамы Луи Дагером Арего, проводившим собственные опыты в области закрепления изображения камеры-обскуры. Уже после смерти Ньепса в 1833-м году Дагер пришёл к выводу, что прямопозитивное изображение можно получать на отполированной пластинке накладного серебра, обработанной йодом. Ключевым стало изобретение в 1837-м году проявления слабого латентного изображения при помощи паров ртути. Новая технология была совершенно не похожа на гелиографию, и Дагер дал ей своё имя, назвав дагеротипией.
Первые «странствующие дагеротиписты» появились в Москве в конце 1839-го года. Они арендовали помещения в самых модных и многолюдных торговых районах Москвы. В 1840-х годах «дагеротипные снаряды» – фотокамеры – иностранного производства можно было приобрести в магазине братьев К. и А. Бекерс, торгующем парфюмерией, сладостями, товарами «художественной промышленности». В начале уже XX-го века слова гелиография, дагеротипия заменило более привычное для людей этого века (и последующих) слово фотография. А в 1912-м году в Дании появилась первая профессиональная организация – Датский Союз Фотографистов Прессы (Pressefotografforbundet), организованная шестью фоторепортёрами в Копенгагене. С 1935-го года по решению IX-го Международного конгресса научной и прикладной фотографии 7 января 1839-го года (сообщение об изобретении Дагера Араго) считается днём изобретения фотографии.
– Вот-вот, дагеротописты. Ну, ладно, фотографии Василисы сейчас сделать, конечно, не удастся. Раньше об этом думать нужно было. О! А вот почему же ты сам не оставляешь ей свою фотографию? Я думаю, что она так бы её спрятала, что муж не нашёл бы. Да если Лёшка её и увидит, то он всё правильно поймёт, он парень умный – он же знает, как ты ей помогал.
– Ёлки-палки!! Дядя Игнат, где же вы раньше были?! Как же так?… Фото…
– А я-то здесь при чём? – улыбнулся, несмотря на довольно серьёзный разговор Карелин. – А где ты сам был? Почему ты об этом не думал? Что, как говорится, разумная мысля всегда приходит опосля?
– Вы правы, извините. Действительно, почему я вас должен обвинять?… Где я сам, дурак, был?! Как я раньше сам до этого не додумался. Ну, ничего, а вот этот свой промах я обязательно исправлю. А потому я начну ездить на Чарыш только после того, как у меня на руках уже будет моя фотография. И даже не просите, не уговаривайте меня, не говорите, что я упускаю время, шанс… Я поступлю только так, как решил.
– Зная тебя, я и не стану тебя уговаривать. Но тогда действительно не теряй время, езжай как можно раньше в Чарышскую Пристань.
– Завтра же и поеду. Пациентов у меня нет, а поездка в Пристань много времени не заберёт. Вот только нужно будет ещё ехать забирать фотографию.
– Я тебе дам любые деньги, но проси, чтобы фотограф сделал фотографию побыстрее. Если ему хорошо заплатить, то он и в этот день её сможет, наверное, сделать. И тогда не нужно тебе будет ещё один день терять. Вот только пусть он делает не одну фотографию, а две.
– Я вас понял, сделаю две фотографии. А деньги и у меня есть. Я их вам потом всё равно оставлю – в моём времени они не нужны. Да, возможно, фотограф и сможет сделать фотографию за один день. Если только у него не будет много клиентов. Потому что изготовление фотографии долгий процесс. Но я буду его просить об этом, а деньги будут для него стимулом.
– Давай, действуй.
– Завтра и начну действовать. Только вот как мне объясняться с Василисой? И с чего это вдруг я дарю ей свою фотографию – замужней женщине?
– Я ей сам позже, ну, когда ты уже покинешь село, всё ей объясню, и фотографию передам. И она всё правильно поймёт. Она даже намного быстрее поверит мне, нежели тебе. Она знает, что я слова лжи не скажу.
– Я ей тоже не скажу слова лжи, да и не говорил таких слов никогда, – обиделся Сашка.
– Я верю тебе. Но ты ей многое не договаривал, а потому она скорее поверит мне. Тем более что я всё ей о тебе расскажу.
– Всё?!
– Всё, Саша. Тогда уже можно будет. И я уверен, что Василиса будет твёрдо молчать. Хотя бы в память о тебе. Но она тогда окончательно поймёт, почему ты ей что-то недоговаривал. А женщины хорошо такие вещи чувствуют. Она тогда прекрасно поймёт, что ты не мог поступить иначе.
– Хм, – медленно протянул Александр, размышляя, – а в этом что-то есть. Так, наверное, действительно будет правильно. И Василиса всё поймёт, и мне не придётся выкручиваться. Спасибо вам за всё, дядя Игнат!
– Да не за что. Это всё мелочи, по сравнению с тем, что ты покинешь меня и свою Василису. В общем, не забывай о записке мне. Ты там открыто всё не пиши, я и так пойму. А вот, если пустую пролётку кто-нибудь встретит, так вот чтобы тому записка казалась абсолютно естественной. И ничего не пиши Василисе, не компрометируй молодую женщину. Я ей сам всё с глазу на глаз скажу.
– Хорошо. Кстати, о пустой пролётке. Я надеюсь, что Воронок сам дорогу назад найдёт.
– Ещё как найдёт. Лошади, они твари умные, дорогу к дому они обязательно найдут. Вот с ним ты как раз нормально попрощайся. Если с человеком не получается, то хотя бы с конём. А потом легонько хлопни его рукой по крупу и прикажи: «Домой, Воронок!». Он и побежит домой, уже и без тебя, сам побежит, – грустно протянул Карелин.
– Я всё понял. И не переживайте, дядя Игнат, хотя как тут можно не переживать… У меня у самого душа не на месте.
– Ладно. У нас есть ещё время, чтобы обвыкнуться со всем этим. Хотя, ты прав, конечно – как тут можно не переживать и обвыкаться. В общем, так, не будем нюни распускать. Мы с тобой практически всё решили, а потому закрываем этот тягостный для обоих разговор.
А разговор и в самом деле оказался очень непростым, а уж его концовка вообще была тяжёлой для мужчин. Хорошо ещё, что они нашли более-менее оптимальное решение проблемы.
