Buch lesen: «Селлтирианд. Путь скитальца», Seite 2
ВДВОЕМ В ДОРОГЕ
– Да-а, – протянул Эйстальд, вынырнув из нахлынувших воспоминаний. – Ты, Гелвин, как был самым непредсказуемым бальтором, таким и остался. Разве что шрамов на твоих рубцах стало чуть больше. Все также задираешь наемников в трактирах? – с улыбкой спросил он, тепло и крепко обнимая старого друга. Через порванную куртку он почувствовал, что старик и сам промок до нитки.
– И правда, от хорошей драки и крепкой браги даже мертвый бальтор не откажется! А я, как видишь, еще свежее молодого куста в весеннем саду! – усмехнулся Гелвин. – Ты мне лучше скажи, что за мертвяк тебе ребра пересчитать намеревался. Судя по запаху и виду твоей куртки, тут явно не топором и не кинжалом орудовали!
– Хороший у бальторов нюх, однако. Я вот, кроме промокшей кожи и настырно смердящей гнили, ничего и не унюхаю. Все чувства притупил этот чертов туман.
– Ты с мое проживи в Пустошах, да в Серых Лесах, надеясь лишь на следы и запахи, да не каких-то жалких пару десятилетий, а хоть бы полноценное столетие! Вот тогда унюхать сможешь не только Мертвую Хватку, а и белку за милю учуешь, что гадить собралась, но еще сама того не ведает.
– Ну, возможно, еще через полвека я и стану кошмаром для белок. А пока скажи мне, старик, что ты все-таки делаешь в этих болотах? Ведь как мне кажется, для твоей новой профессии голов, что превращаются в кошели, здесь не так уж и много?
– Да уж, чего нет, того нет. Понимаешь ли, контракт мне необычный достался. Ты же знаешь, давно пытался подобраться поближе к королевским заказам. Даже несмотря на мои, скажем так, разногласия, с придворными лицами и прочим королевским отребьем. У такой работы и кошель потяжелее будет, нежели от жиника ждать за охрану телеги. А тут недавно прямо на стол выкладывают мне свиток, да еще бумага такая, что и табак в ней дымить не стыдно. Вот, погляди сам.
С этими словами старый бальтор полез за пазуху, и, найдя письмо, протянул сверток скитальцу.
Метру Гелвину, за неизменным доверием и огромным опытом в сием вопросе прошение:
– Провести разведку местности у крепости Высокого Клыка.
– Определить причину и риски разрастающихся болот.
– Оценить угрозу для первостепенных торговых путей.
– Выяснить, каково участие в этих событиях Селлтирианда.
– Если таковое имеет место быть, разузнать, кого из Серых скитальцев орден снарядил для экспедиции.
Все расходы покрываются за счет королевской казны. В случае успеха, сумма аванса удваивается.
Верховный магистр Лагранн
Королевского Магистрата Белого Крыла.
– И кошель рядом со свитком плюхнулся, скажу я тебе, больше доброго кувшина пива, стоящего рядом. Мне-то сразу понятно стало, что за дрянь на мою голову из того свитка полезет, но при виде такого богатства отказаться здравомыслия не хватило. Да что таить, самого к болотам этим тянуло, знаешь ведь мою любовь ко всему тому, что других на расстоянии держит. А тут еще слухи поползли по округе, мол туман на болотах не от простого наплывает! В тавернах только об этом и речь шла, иной раз и до драк доходило, коли кто не верил. Как усядутся, сразу за свое: пробудившиеся кругом виноваты! А после пары кружек и очевидцы объявлялись. Такое городили, что мне и самому понравилось. В общем, соблазн и кошель окончательно притупили мои инстинкты, и вот теперь я здесь! Потому ты, мой юный друг, можешь быть доволен, ведь благодаря моей любознательности и королевскому золоту у тебя сейчас такой надежный и неунывающий спутник! – со смехом закончил Гелвин. – А что тебя привело в эти места? – добавил бальтор. – Хотя, обнаружить именно тебя на болотах для меня не стало такой уж неожиданностью. Все-таки орден не доверил бы это темное дело никому, окромя мастера.
– Вызвался добровольцем, – сухо произнес Эйстальд. – Дела в Селлтирианде далеки от желаемого, и рисковать молодыми и неопытными братьями я не хотел.
– Это похвально, меньшего от тебя ожидать и не стоило. Да и потом, судя по твоей куртке и бледному лицу, твои братья убереглись от куда большего, чем простуда под ледяным ливнем. Кто же тебя потрепал-то так? Не припомню за нашу долгую дружбу тебя настолько подавленным.
– Встретился я, Гелвин, с тем, чего более всего опасался. Путь, как положено, выбрал проверенный, да по непонятным причинам завел он меня в самое сердце могильника, в котором вместо сгнивших костей поджидал Коронованный. Вот из его хватки я чудом и вырвался, если считать за таковое умелость рук и древний клинок, верно мне послуживший.
Бальтор остановился как вкопанный и пристально взглянул из-под капюшона в лицо скитальца. Наконец, после повисшего молчания, прохрипел:
– А корона-то какая, увидать успел?
– Трехлучевая, – хмуро сказал Эйстальд, – а под тряпьем был церемониальный доспех.
Гелвин беззвучно шевелил губами, перепрыгивая взглядом с камня на камень, бормоча себе под нос: «Как же так, выходит действительно пробудился? Трехлучевая… Неужели Кхфаар?».
Некоторое время друзья шли молча. Призрачные полосы восходящего солнца едва проникали сквозь волнистый туман и пелену дождя, но в воздухе уже чувствовались первые прикосновения сонного ветра, принося отчетливую свежесть в окружающее удушье. Узловатые деревья по мере приближения вырастали из тумана, следуя вдоль тропы подобно безмолвным стражам. Многие были неестественно высохшими и искривленными, и это было довольно странно для столь насыщенного влагой места. Их длинные, жутковато переплетающиеся, черные ветви издали походили на членистоногие конечности огромных пауков, безжизненно свисающих на незримой паутине.
Порывы ветра то затихали совсем, то усиливались, принося навязчивый холод, заставляющий судорожно кутаться в промокшие и практически бесполезные плащи. По обе стороны тропы извивались, то пропадая, то выныривая из тумана, облезлые и невысокие холмы, покрытые жухлой травою и размокшей глиной. Миля тянулась за милей, а окружающий пейзаж почти не менялся. Долгожданные лучи рассвета так и не смогли прорезать густое плетение тумана, потому высоко взобравшееся полуденное солнце было едва различимо, словно сквозь мутное стекло пыльной бутылки.
– Все-таки вдвоем, к старой крепости… – задумчиво протянул Гелвин. – Сколь бы ни были благородными твои цели, думаю, вдвоем мы куда быстрее смекнем, что там к чему! Судя по тому, что уже смердит у поверхности этих развалин, то явно мы там повстречаем не беглую банду местных оборванцев.
– Гелвин, – начал осторожно скиталец, дабы не обидеть старого друга, – в Великом Клыке, помимо холода и сырости, нас может ожидать нечто большее, с чем мы можем совладать. Если судить о пробудившемся Коронованном и разросшихся болотах, что расползаются от крепости, то искать источник нужно в самом ее сердце. Наши самые худшие опасения могут оказаться верны, и нечто древнее зреет в старых развалинах. Может след ведет к самому Изначальному в бесконечных глубинах. Поскольку выяснить это нужно наверняка, то один я попробую рискнуть. Серые скитальцы должны знать, с чем им предстоит иметь дело. А тебе, мой старый друг, скажу одно: не думаю, что кошель с золотом, а уж тем более интересы Королевского Магистрата, стоят того, чтобы совать свою голову в петлю.
– Моя голова на то и моя, дабы совать ее куда захочу! – раздраженно отрезал Гелвин. – Хоть я и люблю тебя, Эйстальд, но твое благородство иногда лишает тебя рассудка. Это с каких пор бальторы бросают друзей в час нужды, а? Уж не думаешь ли ты, что за прошедшее время я состарился и стал в драке обузой? Нет, Эйстальд, я пропущу твои нелепые предложения мимо ушей, и давай сделаем вид, что ничего такого ты и не предлагал вовсе. Изначальный, Коронованный или кто еще, но одному соваться в эту крепость я тебе не позволю!
Скиталец улыбнулся и промолчал, однако внутри у него стало теплее. Старый бальтор был надежным другом и умелым бойцом, о большем в этой ситуации просить и не стоило. Окружающие холмы начинали редеть, постепенно все больше припадая к земле. Редкие островки болотной травы чередовались с высокими стеблями камыша. Где-то рядом пробегал свежий ручей, возможно, даже приток к мутному и обширному озеру, раскинувшемуся у самого основания крепости. Эйстальд остановился, внимательно прислушиваясь. В спертом воздухе и монотонном бормотании дождя он уловил тихий шелест потока. Появление первых камышей заинтересовало и старого Гелвина:
– Похоже, что и впрямь родник недалеко. За глоток из чистого ручья в этих зловонных землях я сейчас не пожалел бы и пары золотых, – сказал бальтор. – Как думаешь, уж не тот ли это из притоков, что питает озеро у Великого Клыка?
– Как раз это мне в голову и пришло, – ответил Эйстальд. – Ручей должен вывести нас аккурат к окраинам крепости.
– Сказано – сделано! – Гелвин, поднявшись, оглядел близлежащий, покатый холм. – Давай свернем с тропы здесь. Мне все еще сводит желудок мысль о неугомонной нежити в окрестностях. Но поскольку брюхо все равно пустое, а к ручью идти нужно, стоит рискнуть. Срежем путь здесь. Нюх мне подсказывает – так к проточной воде и выйдем.
Взобравшись на невысокий, но довольно осклизлый холм, и еще раз внимательно осмотревшись кругом, друзья почти бегом двинулись на юго-восток. По приближающемуся шуму бегущей воды стало понятно, что направление они выбрали верное. Сверху холмы были лишены пышной растительности, если не брать в расчет редкие островки неопрятной травы. На бегу, продолжая изучать местность, Эйстальд подметил, что сырая глина, преобладающая вокруг, иногда чередовалась со странного вида наслоениями белесой породы, выпирающей из-под размокшей грязи.
– Кости Земли, – будто подслушав мысли, бросил Гелвин через плечо, – древняя, загадочная порода. Особо занимательна при полной луне. Бытует мнение, что она как-то связана с селлестилом и Сребророжденными. Ты должен был многое об этом слышать. Одно время ваш орден был очень заинтересован в выработке этой породы.
– Да, мне не раз доводилось беседовать с мастерами, посвятившими себя вопросу о происхождении Cekаlantas или, как ты сказал, Костей Земли. В библиотеке Серого Убежища сведений об этом есть немало. Даже образцы хранятся, с трудом добытые в Серых Пустошах. Камешки размером с горох. Такие огромные месторождения вижу впервые и уж никак не ожидал встретить их в сердце топей. На болотах доводилось бывать и до этого, но ничего подобного никогда не видал.
– Как и я! – отозвался бальтор, – но, можешь мне поверить, что это они и есть! И лезут они наружу, видно, по той же причине, по какой здесь вообще вся ерунда и творится.
Туман, начинающий редеть, словно внезапно передумал, и вновь начал сгущаться, однако в окружающей влаге чувствовалось изменение. Издали доносился запах свежей воды, и через пару сотен шагов, сквозь пелену стали прорисовываться стройные шеренги высокого тростника.
– Вот мы и на месте, – сказал Эйстальд, осторожно раздвинув сухие стебли и внимательно осматривая ручей. – Похоже, что приток чистый, не отравлен ни испарениями, ни скверной болот. Как считаешь, Гелвин? Думаю, что он сгодится освежить и себя, и фляги.
Бальтор, задумчиво наклонившись, пристально всматривался в неспокойную воду. Затем, зачерпнув немного в ладони, долго вынюхивал нечто, ведомое ему одному. Громко вздохнув, точно перед прыжком, он сделал большой глоток и застыл, прислушиваясь к своим ощущениям. Через пару мгновений, обернув свое довольное лицо, произнес:
– Чище только водка в таверне! Доставай флягу, еще неизвестно, когда в этих затхлых краях чего получше найдем!
Как следует умывшись и утолив жажду, путники занялись пополнением запасов. На вопрос Эйстальда, почему Гелвин наполнил только одну флягу, хотя к поясу у него была пристегнута еще одна, куда больше, а из котомки торчало горлышко объемного бурдюка, бальтор проворчал:
– Куда воды столько глушить? Я ж не окунь тебе какой-то! Сам знаешь, не всю жажду водой утолить можно, – весело подмигнул старик. – Потом сам еще рад будешь, что в глотку не водичка родниковая льется!
Ручей, окруженный тростником, убегал дальше к югу, теряясь в зеленовато-серой дымке. Солнце медленно клонилось к закату. Скиталец нехотя поднялся с земли, где на самодельной подстилке из примятых стеблей сидеть было довольно тепло и удобно. Эйстальд оправил снаряжение и набросил свой сырой плащ, вздрогнув и поежившись от прикосновения холодной тяжелой ткани.
Он припомнил, что у подножия Высокого Клыка раскинулась когда-то оживленная, но теперь давно заброшенная деревенька. В молодости он бывал однажды в ее окраинах, когда болота являлись лишь небольшим подтоплением. Это были скромные трясины, что располагались в долине между холмами, которые даже не отмечали на карте. Сейчас для этих десятков миль стоило составлять отдельную карту.
Скиталец растолкал Гелвина, который, радуясь свежей воде и мягкой подстилке, а может и паре добрых глотков из большой фляги, решил вздремнуть, не особо тяготясь нынешним положением. Бальтор должно быть прекрасно понимал, что второго такого пристанища найти в скором времени не удастся, и был крайне раздосадован поспешностью Эйстальда со сборами в дальнейший путь.
– Ты, конечно, пропустишь мимо ушей ворчание старика, но должен заметить, что к окрестностям крепости мы выйдем уже к позднему вечеру. А ты и сам помнишь всякого рода жутковатые истории о том, как заводь у подножия однажды начала меняться. Как опустело некогда процветающее селение. Как потом все эти тайны от пронырливых глаз укрыл разрастающийся туман, и в опустевшие дома той деревни темными безлунными ночами из озера наведывалось нечто не самое радостное. Не нравятся мне ночные прогулки в заброшенные деревеньки, чую, что добром это не кончится.
– Я тоже не горю желанием туда соваться, – ответил Эйстальд, – но перспектива еще одной ночи в этих проклятых топях мне нравится еще меньше. Прошлые сумерки для меня чуть не стали последними, и я не хотел бы испытывать свою удачу дважды. Мы уже уяснили, кто несет стражу в этих болотах, и поскольку ночь излюбленное время для любой нежити, вплоть до Коронованных, думаю, что стоит рискнуть и заночевать в заброшенной лачуге. В ней мы сможем согреться и вздремнуть у небольшого, но надежного костра, чем выжидать второй встречи в сыром мраке болотной ночи.
– И то верно! – мотнул головой бальтор. – Если бы не твой рассказ о холмах-упокоищах, не пойми откуда возникающих, я предпочел бы ночь скоротать подальше от заброшенного селения. Ладно, рискнем, где наша не пропадала! К тому же мысль о костре согревает меня радостью, словно нутро брагой!
Во время этих слов Гелвин сбавил шаг и, повозившись в котомке, извлек бурдюк. Сделав пару основательных глотков, протянул его Эйстальду. Как и предсказывал бальтор, Эйстальд нисколько не был разочарован в содержимом бурдюка бальтора. Почувствовав себя согретыми и отдохнувшими, они отправились дальше. Гелвин был прав: сумерки настигали их с каждой милей. Решив не останавливаться, пока не достигнут нужной местности, скиталец и бальтор прибавили шагу, двигаясь в основном молча, зорко подмечая малейшие изменения в тусклом окружении. По левую руку все так же стремительно извивался ручей, то спадая со склонов пологих холмов, то прорезая в них небольшие канавы. Тростник становился все выше и гуще. В окружении подтопленной грязи и буро-серой травы мельком можно было разглядеть целые островки колышущихся стеблей. Возле ручья, несмотря на явную свежесть и наличие чистой воды, по-прежнему было не увидать признаков любой живности, как и на всех остальных, бескрайно раскинувшихся лигах. Тишина в округе нарушалась лишь шуршанием капель срывающегося дождя, да иногда жутковатыми завываниями ветра, напоминавшие надрывные бессвязные вопли.
Бледная солнечная искра медленно клонилась к горизонту, вычерчивая неровный край далеких нагорий. Бессильные, едва осязаемые лучи, просвечивали сквозь марево туманного покрова. Сине-зеленый уходящий вечер обесцвечивался, погружаясь в серые оттенки. Длинные тени, отбрасываемые встречным тростником, подобно беспокойным волнам, омывали силуэты торопливых путников, поглощая их с головой, чтобы потом вынести их наружу, к меркнущему свету заходящего солнца.
ТИХАЯ ЗАВОДЬ
Молодая призрачная луна, потянувшись вслед за последним размытым отблеском заката, словно тающим снегом, укрыла серебряным свечением буро-зеленые холмы, придав таинственности этому угрюмому миру. После долгих часов изнурительной ходьбы Эйстальд заметил, что в отдалении очередной склон сходил как будто на нет, и вместо холмов начали проступать нечеткие контуры первых признаков заброшенного селения.
Друзья приблизились к покрытой мхом и лишайниками плетенке, за которой можно было разглядеть покосившиеся лачуги, черные и кривые вешала для рыболовных сетей, остатки спутанных и развиваемых порывами ветра снастей, что походили на редкие пряди седых волос. Тут и там сиротливо жались друг к другу старые лодки с прогнившими бортами, наполовину занесенные мокрым песком и тиною.
Решив немного передохнуть, Эйстальд расположился за небольшим валуном, прямо у края едва заметной тропы, которая была почти полностью укрыта слоем воды и грязи. Рядом неслышно опустился Гелвин. На покосившемся указателе, который был в нескольких ярдах от их временного укрытия, вглядываясь в почерневшее от старости дерево, он прочел:
– Тихая Заводь.
– Слишком уж тихая, – заметил Эйстальд. – Быстро же туман и сырость справились с остатками некогда оживленной деревни и торгового узла. Еще во времена моей молодости здесь устраивали такие гуляния да чествования духа озерного, что народ с десятков лиг вокруг собирался.
– В твоей молодости… – усмехнулся бальтор. – Когда я только начинал странствовать и был куда моложе своей первой секиры, деревеньки этой и не существовало вовсе, как и самих болот. Но крепость уже тогда стояла очень древняя, и у ее подножия гулял ветер и страх. Я все задавался вопросом: как вообще кого-то могло угораздить селиться и обустраивать жилье в ее тени?
– Кому дело было до каких-то там древних развалин, когда под ногами была плодородная земля и озеро, в котором рыбы было больше, чем воды? Все, что было связано с этой крепостью, кануло в лету. Только Хранители помнили фрагменты всей истории. А простому люду теплый дом да наваристая уха за столом были куда важнее всех этих забытых легенд. Вот и селились, процветая со временем.
– Теперь-то всю эту картину процветающей никак не назвать. Крепость хоть и забыта, но до спокойствия ей далеко. Видно, веселье и смех с гуляниями у себя под боком она долго терпеть не могла.
– История Великого Клыка тянется из самых древних времен, и стоять крепость будет до тех пор, пока жив ее создатель. А судя по последним событиям, он набирает силы, готовясь извести куда больше селений, чем пару рыбацких домишек у собственного порога.
– Но пока это только предположения, – поспешил заметить Гелвин. – О возвращении того, о ком мы говорим, уже многие столетия не было ничего известно.
– Да ты прав, пока предположение… Поэтому и нужно как можно скорее попасть в крепость. Если мои догадки верны, то внутри все должно буквально раскалываться от неминуемого пространственного сдвига. А о количестве энергии, нужной для глубинного портала, тяжело даже представить, – с некоторой осторожностью рассудил Эйстальд.
– Портал, говоришь? – нахмурившись, протянул бальтор. – Уж не о целом воплощении ты рассуждаешь? Событие такого порядка и таких энергий. Даже Хранителям не ведомо, возможно ли такое.
– Многое возможно, чего не ведают и Хранители, – стоял на своем скиталец. – Если отбросить мысли о возвращении Изначального, что же тогда побудило Коронованного? И болота питает источник куда больший, чем остаточная энергия от первых ударов.
– Мы теряем время, сидя тут за камнем и попусту болтая языком! – раздраженно бросил бальтор, кряхтя, поднимаясь с земли. Раз уже прошлись и по истории, и по теории, пора бы и крышу подыскать. Вид этой деревни в темноте мне нравится все меньше и меньше.
Поднявшись из своего укрытия, Эйстальд оглядел сумрачное селение, утопающее в своих собственных причудливых тенях. Затем двинулся в сторону ближайшей лачуги. Гелвин неслышно ступал сбоку. Когда было нужно, старик умел обходиться без единого звука. Они не стали углубляться внутрь села, а начали осмотр с первой постройки. Сооружений, еще хоть как-то напоминающих дома в более-менее цельном виде, осталось всего единицы, и обход не обещал быть долгим.
Вплотную прижавшись к темному и гнилому деревянному срубу, скиталец осторожно заглянул в черный проем окна. В комнате, едва озаренной скудными лучами лунного света, проникающими сквозь щербатую крышу, он разглядел остатки когда-то вполне уютного жилища: огромную печь, стол с разбросанными стульями вокруг и в углу неясное пятно, похожее по очертаниям на остов некогда широкой кровати. Для верности, Эйстальд легонько потянул покосившуюся дверь. Вслед за жалобным скрипом в комнату пробралось чуть больше тусклого света, окончательно прогнав тревожные мысли о малоприятных неожиданностях в темных углах.
В надежде найти что-то получше, путники направились к следующему домишке. Время и влага пощадили эту лачугу чуть больше других. На окнах еще болтались скошенные ставни, дверь сидела довольно прочно и не сразу поддалась усилиям при открытии. Изнутри крыша была усеяна бесчисленными прорехами, но снаружи она была еще крепка и не пропускала влагу. Печь, более походила на роскошный камин с богатыми изразцами, забытая утварь и убранство комнаты теперь мирно гнили в сырых закоулках, говоря о некогда хорошем достатке хозяина этого жилища.
Дальнейший осмотр в конец развалившихся лачуг не выявил ничего нового, кроме колодца, стоявшего в центре небольшой площади. Тщательно исследовав местность вокруг него, они заметили, что, несмотря на общую влажность и почти непрекращающиеся дожди, колодец отчего-то был пустым. Также их внимание привлекла наполовину заваленная дверь в подвал у крайнего дома, находившаяся всего в нескольких десятках ярдов от темнеющей массы воды. После некоторых колебаний, они решили накрыть колодец неподалеку найденной крышкой, а дверь не разгребать и не трогать. Если что-то там и было, то пусть там же и оставалось.
Луна добралась до самого верха. Каждый угол, каждая покосившаяся жердь или очертания поваленных лодок непостижимо играли своими собственными причудливыми тенями. Призрачная пелена, стекающая сверху, вдобавок пополнялась поднимающимися снизу белесыми наплывами от неподвижной озерной глади. В этом зыбком нереальном мире белый цвет необъяснимым образом подпитывал сгущающуюся тьму.
– Второй дом в обходе, как по мне, лучший вариант для ночлега, – предположил Эйстальд.
– Да, добротная постройка, – кивнул бальтор, – похоже, что раньше это было жилище старосты или купца какого. Мне он тоже приглянулся: подвала нет, окно столом привалить можно, на двери засов добротный. Осаду держать, если вдруг, запросто выйдет! – удовлетворенно подытожил Гелвин.
Внутри, задвинув засов и следуя совету Гелвина, подперли столом то окно, которое вот-вот намеревалось вывалится. На остальных ставни еще сохранили кое-какую подвижность, и после небольших усилий закрылись достаточно плотно. Огонь развели с трудом: мокрая древесина, подобранная по пути, либо дымила нещадно, не давая огня, либо осыпалась бесполезной трухою. Все же навыки охотника и знания следопыта взяли верх, и скромный костер затрещал в старом камине.
Подпитывать его решили с помощью остатков фурнитуры. Гнили они здесь все равно без дела, а ночь обещала быть долгой. Скиталец вытянул на свет из своего мешка пару кусков обветренной солонины, протянув один Гелвину. Бальтор благодарно улыбнулся и вывалил из своей котомки пару яблок, картофелину, пучок лука, несколько головок чеснока и редиски, засохший сыр и приличный кусок вяленой грудины. Старик оказался запасливым не только в плане браги, хоть Эйстальда уже этим было не удивить.
Затеяв поздний ужин с периодическим обменом бурдюка из рук в руки, друзья наметили план на завтра. Оба сошлись в том, что нужно начинать с поисков более-менее приличной лодки для переправы. Когда в бурдюке оставалось чуть больше кварты, Гелвин предложил устраиваться на боковую. Первым в ночной дозор вызвался именно он, аргументируя тем, что прошлую ночь, в отличие от Эйстальда, он провел не так уж и дурно, хоть и на голодный желудок:
– Кусок в горло не лез в этих чертовых топях, – вздохнул старый бальтор, – вроде и нервы в порядке, и брага нутро грела, а есть совсем не тянуло.
– Не переживай, – успокоил скиталец, – на сегодняшнем ужине ты не бездельничал.
– И то верно! – хлопнул себя по животу бальтор, – все-таки под крышей, сидя у теплого камина, в хорошей компании и пищеварение иное! А ты устраивайся, иль сказку ждешь на ночь?
Эйстальд не стал себя долго упрашивать: разостлал свой слегка просохший плащ поближе к огню, подложил мешок под голову и разместил Серебряный Шторм по правую руку на случай, если потребуется им быстро воспользоваться. Сквозь подступающую дремоту он заметил, как Гелвин чуть слышно напевал знакомую мелодию, а затем, покопавшись в своей почти колдовской котомке, извлек коротенькую трубку с изящной табакеркой. Глядя на неясный силуэт бальтора, окруженного клубами живого дыма с мерцающими искорками, подсвечивающими грубые шрамы на старом лице, скиталец подумал, что сейчас и сам не отказался бы от доброго южного листа, и с этими мыслями провалился в неспокойный сон.
Во сне ему привиделась высоко вздымающаяся к небу крепость. Различал он ее не отчетливо, словно огромный нависающий силуэт с размытыми очертаниями. Он же находился в слегка покачивающейся лодке, окруженный водой и туманом, и почему-то один. Под мерный плеск едва ощутимых волн, Эйстальд проваливался все глубже и глубже, чувствуя исходящее от воды необъяснимое спокойствие. Как вдруг, со стороны безмолвной крепости, он услышал слабый крик, который становился все реальнее. Теперь он различал свое имя, и, судя по зовущему голосу, это был бальтор. Он звал все громче и настойчивей, будто у самого уха, и наконец скиталец проснулся. Еще не совсем отойдя от сна, Эйстальд увидел рядом со своим лицо Гелвина. Старик, тревожно вглядываясь в скитальца, тряс его за плечо:
– Поверить не могу, Эйстальд, ты спишь как после трех ночей, проведенных в ровиранском притоне. Что за чертовщина на тебя нашла? Я уж думал ты вообще просыпаться не намерен, – встревожился бальтор.
– Да-а, сам не ожидал, – сонно потянулся скиталец, – увяз во сне, точно в болоте, что наконец добрались до меня, и Великий Клык, очнувшись, начал копаться в моем сознании.
– Из нас двоих тут только у одного кровь вперемешку с селлестилом! Потому послушай мой совет: тебе, Эйстальд, стоит пытаться прятать свои мысли как можно глубже. Крепость вплетается в твои сны не просто так. Этот древний пик будто чувствует твое приближение, чувствует и готовится!
Скиталец, теперь совсем проснувшись, задумчиво выслушивал хмурые догадки друга. Молча потянувшись к своему мешку, он извлек простенькую трубку и потертый мешочек. С наслаждением вдыхая густой дым, с послевкусием вараллиандского листа, задумался о том, что Гелвин мог и сгущать краски, но многое из сказанного казалось ему не таким уж абсурдным.
В дыму, он неспешно размышлял о том, что носители лунной крови были угасающей ветвью еще со времен Серебряной Войны, и нередко могли чувствовать селлестил даже на расстоянии. После удара лунная пыль со временем разделила существующие расы на нынешних Серых скитальцев и Искаженных – тварей изменения, пришедших прямиком из ночных кошмаров с Изначальным во главе. Столетия прошли после того, как остатки бесчисленных легионов были разобщены и загнаны глубоко в пещеры под землю. Изначальный был повержен и исчез с лица истории. Однако крепость жила, и полнолуния были опять неспокойны.
Эйстальд, затушив трубку, предложил бальтору немного вздремнуть, ведь до рассвета оставалось еще пару часов. И вскоре до скитальца донесся приглушенный храп. Гелвин решил не тратить оставшееся время впустую. Эйстальд задумчиво сидел у камина, вспоминая свой сон, и пытался растолковать его значение, найти какие-то зацепки.
Внезапно его вырвал из раздумий громкий хлопок, будто неведомый снаряд изо всех сил ударил в деревянное перекрытие. Эйстальд вскочил на ноги, одним движением обнажив меч, и встал напротив двери. Судя по звуку, это была крышка колодца. Скиталец с тревогой обернулся на спящего бальтора, но Гелвин уже не спал. Приподнявшись и облокотившись на свою секиру, он выжидательно глядел на скитальца:
– Все-таки что-то из колодца выскочило, да судя по звуку, как пробка из бочки. Ты держись ближе к двери, а я займу позицию у окна, – деловито распорядился бальтор. Быстро поднявшись, коротким и сильным ударом расколол валявшийся рядом перекошенный стул. Подобрав два подходящих обломка, Гелвин их сунул в огонь.
– Таиться больше нет смысла! – объяснил старик и, подождав немного, проворно протянул Эйстальду схваченную огнем деревяшку. – Какой тварью бы не были эти ночные гости, теплый прием ей будет в самую пору.
Оба стояли в напряжении с вытянутыми вперед головешками. Света как раз хватало ровно настолько, чтобы видеть все возможные углы и потенциальные места для глухой обороны. Какое-то время ничего не было слышно, кроме приглушенного шума дождя. Затем отчетливо стали слышны шелест и скребущие звуки на крыше. Сверху, под давлением веса неведомого гостя, осыпалась труха и пыль. Старые перекрытия дрожали, готовые обвалиться в любую секунду. Через пару мгновений все стихло, но тишина длилась недолго. Стол, закрывающий окно, пошатнулся и со скрипом медленно начал скользить по полу. Что-то снаружи прикладывало немалые усилия, дабы пробраться внутрь. Гелвин плечом навалился на столешницу, заставив ее остановиться. Вдвоем с Эйстальдом, дюйм за дюймом, они привалили окно обратно.
Едва переведя дух и уже было решив, что ночное вторжение на том и завершилось, друзья услышали слабый скрежет у входной двери. Щеколда, хоть и выглядела массивно, но под сильным напором неистово запрыгала, а сама дверь готова была вылететь из петель. Бальтор, перебросив секиру в другую руку, метнулся от стола ко входу. Эйстальд рассек воздух взмахом меча, оценив тесноту пространства, и, глубоко вздохнув, приготовился к неизбежному. Дверь перестала плясать в петлях, удары снаружи затихли. Затем дерево медленно, с сухим треском, стало прогибаться вовнутрь, словно вся масса наружного мира пыталась прорваться сквозь этот дверной проем. Наконец засов не выдержал и со звоном отскочил в противоположную стену. Дверь распахнулась с глухим стуком, и перед глазами путников предстал настоящий ночной кошмар.
