Buch lesen: «Война, которой не будет?», Seite 17
Потом почти трое суток провел Павлуха на гауптвахте, в промозглом подвальном холоде. За эти бесконечные три дня и бессонные ночи, что довелось посидеть, можно было и поседеть, но не от лишений незаслуженно суровых, а от гнетущих мыслей. К исходу третьего дня вновь вытащили Павла на допрос. Но сидел перед ним не давешний особист, а незнакомый дядька в подполковничьих погонах. Раз такая крупная птица моей персоной занялась, значит действительно хана мне, – подумалось Пашке. Рассказал он снова всё подробно, без утайки, как было дело, – терять ведь уже нечего. Выслушал незнакомец, задал ничего не значащие вопросы о том, что пишут из дома, и еще почему-то по технической части автомобиля, о характерных поломках, и возможности их устранения в полевых условиях. В конце беседы пожал руку и, не запугивая трибуналами, и прочими страстями попрощался до утра. Сказал только странную фразу: – «Золото проверяется в огне, а человек в говне».
Не знал Павел, выгнали уже из санчасти старшину курсов, ввиду отсутствия видимых повреждений и всё «Дело», дабы не портить показатели, решено в верхах замять. Во многом способствовало этому факту то обстоятельство, что Пашкины сокурсники оказались настоящими друзьями. Им вовремя не втесали в бестолковые головенки постулата закона божьего. Мол, если тебя ударили по щеке, то скорее подставляй другую – когда-то ударяющий тебя устанет и отвалит с миром. Они подло решили ответить на подлость подлостью. Притащили в лечебное учреждение почти умирающему командирчику бутылку водки – типа чтоб не обижался на всех курсачей за придурка Пашку – да пашел он на … пахоту пахать пашню. Старшина немножко пожеманился, но люди ведь с добром пришли – надо уважить. После первого же стакана старший сержант ожил и стал, размахивая руками, объяснять собравшимся, как он отделал бы засранца, если б тот не ударил по голове подло сзади чем-то тяжелым. Красочно дорассказать данную версию событий помешал главврач, опять же подло приглашенный в палату к контуженному. Курсачи более чем подло просочились мимо эскулапа обескураженного столь оздоровляющим действием средства народной медицины, а недавний пациент реанимации действительно чуть не помер, замерев с наполненным стаканом главного составляющего большинства микстур и эликсиров.
Последняя ночь в кутузке была, или казалась на данный момент, курсанту Павлу самой паскудной в жизни. Будь на чем, так точно повесился бы. Разбежаться, да трахнуться головой о холодную бетонную стену, но не разбежишься в конуре полтора на полтора метра. Метался Пашка, как раненный зверь без сна и без надежды. А под утро, едва сомкнулись воспаленные недосягаемой яркой лампочкой глаза, загремел засов на обитой толстой жестью двери, – выходи, встречай новую жизнь.
Подполковник хмуро осмотрел Павла, – две минуты тебе собрать вещи и встать в строй. Не успеешь, без тебя уедем.
– Как же, без меня они уедут. Документики мои наверняка в потертом портфеле, что под мышкой, держит. – Подумал Пашка. С секунду недоуменно посмотрел на нескольких пацанов, с его же призыва сиротливо переминающихся с ноги на ногу на плацу. А их-то за что? Все лучшие по вождению. Один из них, сосед по койкам, и «корешок», поднял большой палец вверх, мол, всё отлично. Павел сразу вспомнил, подзабытое за три дня непререкаемое условие, – курсант всё обязан делать только бегом, бросился исполнять приказание. В казарме, ребята встретили его улыбками неподходящими к ситуации, – повезло тебе земеля, вон, где служить будешь. Становилось до жути интересно, в чем это ему вдруг могло повезти, где предстоит ему служить, если не в том заведении, которое и упоминать то страшно. Так хотелось расспросить обо всем поподробнее. Так захотелось поверить в хоть невеликую благосклонность судьбы. Злобное шипение старшего сержанта, теперь уже бывшего старшины: – Я тебя еще достану сучёнок, – только подтвердило, ветреная фортуна умеет не только надсмехаться, а изредка и улыбаться вполне по-доброму. А две минуты уже наверняка прошли, и на кой он сдался, этот дурацкий вещмешок с немудреными пожитками. Ничего не надо, когда впереди замаячил просвет, казалось навечно утерянной свободы.
Подфартило или нет, это всегда вопрос вопросов. Бывает, человек сломает ногу, думает, – вот не повезло, так уж не повезло и как всегда в самый неподходящий момент. А не задумывается, мог бы сломать и шею. Ладно, если сразу в гроб, а если всю оставшуюся жизнь обездвиженный и в раз никому не нужный на кровати пропахшей разлагающимся телом. Или наоборот, выиграл в лотерею автомобиль (говорят такое случается иногда), – вот где счастье-то привалило, сам себе обзавидуешся. А через полгода на этом самом автомобиле разбивается недавний счастливчик в дребезги и впереди маячит только вышеупомянутая кровать. Красивые слова, мол, каждый человек сам является творцом своего счастья. Но творцом ли? А может только более-менее умелым подмастерьем у обстоятельств называемых судьбою. И что оно такое со столь звучным именем – счастье? Посмотрите на себя, или вовнутрь себя. Может быть, действительно оно как раз сейчас с Вами, только понимание этого придет некоторое время спустя. Так берегите его, с любовью относитесь к тому, что вас окружает. Живем то, наверняка, последний раз.
Вот и Павлу повезло попасть в специальное подразделение, по испытанию и обкатке новой техники. Машины МТСР (малое транспортное средство разведки), которые необходимо было осваивать, представляли собой что-то на вроде складной детской коляски, те которые еще «зонтиками» зовут. Маленькие и маневренные, с небольшим весом, но большой проходимостью, достигаемой благодаря спаренным толстым колесам и хитро придуманным амортизаторам. Все в комплексе с хорошим движком, позволяли на приличной скорости легко совершать прыжки более двух метров в длину. Вооруженные пулеметом, с подствольным гранатометом и двумя небольшими управляемыми ракетами, эти коляски могли стать грозной силой в грядущей войне. В битвах которой, огромные скопления людских резервов уже не будут играть решающего значения. Единственное, чего не предусмотрели конструктора при создании машин, защиту стрелка-водителя. Бронежилет и каска с пластиковым забралом, да еще низкое, полулежащее положение над самой землей служили иллюзорной гарантией выживания в настоящем бою. Капитан, инструктор так объяснял новичкам их судьбу.
– Вы смертники, как впрочем, и любой солдат в современной войне. Поэтому и закрепляется на вашем драндулете всего два управляемых снаряда, – больше вы все равно выпустить прицельно не сумеете. Зачем же тогда дорогостоящее оборудование переводить. И бронежилет с каской на вас лишнее. Никакая броня, пусть в микро, но ядерном взрыве не защитит хрупкий человеческий организм. И прилагается вам офицерский пистолет ПСМ, бесполезный в современной войне, чтоб смогли застрелиться, когда мучения от ран будут невыносимы. Единственное способное ненадолго продлить ваше никчемное существование, скорость и умение маневрировать. У нас не гражданка, здесь – тише едешь, – не дождутся. Я вдолблю вам умение чувствовать свою машину, как часть самого себя. Я добьюсь, чтоб каждый мог управлять «малышкой» не задумываясь, так же как управляет руками и ногами. А стрелять даже с закрытыми глазами и уничтожить любого врага в радиусе километра, вас будет учить другой специалист. Это вам тоже будет необходимо, чтоб не задаром отдать свою беспутную жизнь.
Знаете, что такое скорость? Не на гоночных болидах несущихся пусть по изломанной, но вымеренной и гладкой трассе. Не на ралли, когда колдобины опасны, но все ж за ветровым стеклом, под усиленным для безопасности кузовом. А вот так, когда трава почти щекочет нос. Когда горизонт, то чуть дальше носков ваших кирзовых ботинок, то вдруг небольшая кочка, и вы взлетаете, на доли секунды открывая далекий виднокрай. И мотор неистово ревет, и бешено вращаются колеса, словно это поможет продлить полет. Только рожденный ползать, – куда ты скачешь? Приземление, иногда довольно жесткое. Еще один или два прыжка, но пониже и покороче. И снова почти возле лица слившийся в одно цельное травяной ковер, иногда разбрызгиваемый позади зелеными лохмотьями растерзанных растений . Случается приземление и не на все четыре колеса. Тогда в худшем случае восторг от скорости может смениться на долгое уныние больничной койки, а в самом худшем может и …. Все может быть, что может быть, а иногда и то, чего быть не надо. Кто ж в молодости думает про худший случай? Тот, кто уже старик.
Учебка и курсы, которые воспринимались Павлом кошмаром, который необходимо просто пережить, теперь представлялись милым дружеским пикником. Ни о какой дедовщине в новой части и речи и быть не могло. Там даже мытье туалетов, или сытое, но выматывающее дежурство по кухне были сравнительно отдыху, передышке после ежедневных шестикилометровых кроссов с полной боевой. Роздыху, после бесконечных, головокружительных виражей на «малышках». Расслаблению после дневных и ночных стрельб со всех наличествующих видов вооружения. Разнообразию после монотонных занятий по изучению мат. части, разборке-сборке движков и оружия. Не все выдерживали такой темп занятий. Вот и дружок, с которым спали рядом (нетрадиционалов чтущих волшебника в «блю вертолете» прошу не ухмыляться). Кореш, с коим делились всем с первого дня армии, неудачно перевернулся на занятиях по вождению, так, что о ремни безопасности сломал ключицу. Теперь он убыл на долгое излечение в госпиталь, после которого обратно, как правило, не берут. Потому, что появляется страх перед скоростью, осторожность при управлении этой техникой. А тут оставляют только чокнутых. Фанатиков-самоубийц, в головы которых бесконечным потоком вбивается мысль, война не за горами, и они многоразовые камикадзе, «цари полей сражений» этой войны, а не устаревшая медлительная и слишком кучная пехота. Урава, которая теперь уже не «пушечное мясо» вовсе, а так, – «ракетная поджарка».
3. То, что война вот-вот начнется стало ясно, когда Досовская республика под видом присоединения к мифическому «Азийатскому Союзу» на практике была оккупирована Подлунной. Еще де-факто оставался Расейским Байкон Ур, де-юре не ущемлено в правах более чем было до этого, оставшееся имперскоязычное население. Однако воздух быстро наэлектризовывался предчувствием неизбежного столкновения. Как в предгрозовом небе ощущается вдруг запах озона, так и в современной жизни проявились безошибочные признаки, близящейся катастрофы, – богатые, которые не убрались к своей недвижимости за границей, веселились с особым размахом и шиком, бедные последние деньги тратили на приобретение подорожавших круп и макарон, соли и спичек.
Батя, – так все пилоты экспериментальных машин, звали капитана Батуева, инструктора по вождению, высказывался по этому поводу вполне определенно. Высказывания его, к счастью, привести не представляется возможным, так как если опустить нецензурные выражения, то останутся отдельные редкие слова среди сплошной линии многоточий и междометий. Но соль суждений понять не трудно, в конечном итоге сводилась она к афоризму пролетарского классика М. Горького – «Человек на Руси что ни делает, все равно его жалко».
Экспериментальный батальон преобразовали в отдельный учебный полк. При этом обкатанные образцы, и многих обученных пилотов перекидывали куда-то в оренбургаские степи. Убывавшим асам Батя любил повторять: – Как говорил, многоуважаемый мной чукча из анекдотов, – «Плохие, однако, из вас еще охотники». Помните, что вы все же охотники. Это только рыбак рыбака видит издалека, охотнику важно, чтоб он издалека не перепутал своих с дичью. Ну, думаю, те немногие кто в первом бою сумеет не погибнуть, чему-нибудь сами подучатся. Война, она учитилка строгая, но малограмотная, единицы и двойки выписывать не умеет, – просто кресты ставит.
Вместо убывающих товарищей валом валило пополнение из парней близко не соприкасавшихся с техникой, кроме, разве что китайского аудио плеера на их же батарейках. Оставшиеся, подготовленные более или менее, ребята с ужасом смотрели и на этот сброд, и на гору поступлений новых колымаг, некоторые узлы и детали которых придется им разбирать и доводить до ума своими руками.
Когда Пашку вызвали в канцелярию, он подумал, вот и меня отправляют. Но знакомый уже подполковник, ставший теперь начальником штаба полка, строго сказал: – «Ваш ротный командир ходатайствует о присвоении Вам звания младшего сержанта». Когда-то, так недавно по календарному времени и так давненько по ощущаемому, Пашка мечтал об этом. Две сопли на погон, и ты пусть самый маленький, но начальник. А вот сейчас, глядя в слишком суровые глаза офицера, ответил: – Мне кажется, недостоин пока я. Если можно, лучше бы домой на недельку. – Мать повидать.
–
Вижу рядовой, по девушкам соскучились. Но об отпуске даже и не мечтайте, не то время. А что от сержантского звания отнекиваетесь, может и не ладно это, но правильно. Наверняка не все забыли ваши приключения на курсах. Только сержантом или рядовым, а готовлю я приказ о назначении Вас инструктором. Предупреждаю, – будет трудно. Отвечайте прямо – справитесь?
–
Понимаю что трудно, – постараюсь справиться.
– Не по уставу отвечаете рядовой. Без всякого постараюсь. Вы обязаны. Это приказ.
–
Есть, разрешите выполнять!
Батя по этому поводу посмеялся: – Мудрое решение, Паха. Когда война начнется, инструктора всяко от нее подальше будут, в учебном полку, например. И в нем тоже стреляют, но чаще холостыми. А пусть и боевыми, зато ведь не в тебя. Да и доппаек к скудной столовской снеди, немаловажен. Главное в армии не забывать про наши морды, они чем шире, тем плотнее оборона. Да ты не журись, потому и шуткую с тобой, как вижу парень ты правильный. Постарайся, чтоб я не изменил своего мнения.
А в это время Поднебесная бескровно оккупировала огромные пространства бывших среднеазийатских республик некогда непобедимой и могучей Империи. Ханьские солдаты, не успевшие познать ужасов войны и горечи потери друзей, топтали безмерные, по европейским масштабам просторы и с воодушевлением, присущим когда-то, до принятия буддизма, ордам древних моноголов, рвались дальше, к кровавым завоевательным походам во имя «Великой Подлунной». Казалось, не существует силы способной остановить этот многолюдный «железный поток».
ВОЙНА
Воина предохраняет народы от гниения.
Гегель.
Нет, не зря плакали иконы по святой Расеи, только плачь их, не был правильно понят. Священнослужители, добивающиеся своих санов не делами праведными для истинного служения богу, возрадовались чуду. Слаб человечек, хучь и облаченный в ризу и помыслы его не о отдаче всего себя пастве своей, а отдаче себе с паствы своей. На то она и паства – стадо потребно стричь. Вот и мироточение, истинно ли чудотворное иль очумело рукотворное, расценили словно новый источник для поступления денежек верующих в церковную казну. В рдении своем как доглядеть разницы между храмовой и собственной мошной? Что хорошо богу достойно и попу. А бог, он хоть и все видит, но милостив к чадам своим. Недаром Евангелие знаменует, – не тот праведник, кто не грешил, а тот, кто согрешил, да покаялся. А ужо каяться-то, особливо наутро после вчерашнего, мы все горазды. И вот столь прибыльными чудесами восславились многие иконописные лики. Но плакали святые иконы по Руси.
Давно, сразу как рассыпался великий, и могучий Имперский Союз началась тихая ханьская оккупация отдаленновосточных расейских земель. К началу нового тысячелетия население таких городов как Благоговск и Хабара немного не на четверть состояло из выходцев с соседней народной республики. Целые районы становились неподконтрольными расейским административным органам. Только последний придурок мог не заметить, что управляются они желтолицыми «челноками110» с очень уж военной выправкой, разговорный имперский язык которых намного превышает уровень, купи-продай. Только законченные головотяпы могли допустить пропуск на свою территорию такого количества иностранных граждан, провоз ими под видом дешевого ширпотреба современнейшего военного вооружения. А может и не глупы вовсе те, кто недосмотрел, а просто получили хороший хабар. Ведь не две знаменитые беды у Расеи – дураки и дороги,а как еще царь реформатор Петр подметил, неистребимо на святой Руси воровство и мздоимство. Славно было получать высоким чиновникам заокеанскую денежку из джуньских рук. Серебренники, что прикрыли по требованию узкоглазых, око свое обязанное по долгу службы бдеть неусыпно. Каким тяжелым проклятием упадет на них самих и всё потомство до седьмого колена стон порабощенного местного населения. Но не надо все сваливать на чиновную мелюзгу, до губернаторов включительно. Кто-то много выше приложил руку к уничтожению неубиваемых укреп районов. Когда без демонтирования дорогостоящего оборудования и столь ценимого на черном рынке медного кабеля, взлетели на воздух, подорванные внутри целые подземные города, способные выдержать прямой ядерный удар, способные сдерживать натиск целых армий многие месяцы. Этот, много выше, дважды избранный оболваненным народом, страдая извечным похмельным синдромом приложил ручешки свои несуразные к развалу обороноспособности могучего государства. Сколько поколений будет вспоминать, добром ли, его имя? Какие б памятники ему ныне не воздвигли – не будет свелой памяти иже и прихлебателям.
Не важно, в каком городе или поселке то было, может в Чегдомыне или Сковородино. А может во многих одновременно? Усиленный милицейский наряд, человек в двадцать, уверенный в своей силе, так как вооружен короткоствольными АКС-74 У и приказом начальства, отправился проводить очередную проверку в малоизведанной «желтой республике». В этаком своеобразном русифицированном «чайна тауне». Расейскому населению там лучше не показываться. Не знали глупые мальчишки в ОМОНовском прикиде, что час, предначертанный рукой почившего великого кормчего уже наступил. Что погнали сюда их командиры, может быть и без злого умысла. Только жизни эти, еще пульсирующие в молодых, здоровых телах, всего лишь крохотная жертва на алтарь ненасытного молоха войны. Рейд этот, прекрасный повод для высечения первой искры, в будущее всепожирающее пламя.
Не важно, какие действия предприняли неискушенные в тонкостях восточной дипломатии блюстители правопорядка. Внимательные черные глаза, в узком прищуре, разглядывали их сквозь прорези прицелов с момента появления. Пули заждавшиеся своего часа даже не почувствовали разницы, от того чьи тела кромсали, ментов, или мирных ханей старавшихся подзаработать хоть немного в этой холодной стране. Несколько десятков убитых, не потеря для почти двухмиллиардного Джуньхуа. А чем больше крови соплеменников, тем яростнее она отзовется праведным гневом111.
Не успели еще мировые информационные агентства обсосать должным образом умело запущенную сенсацию о массовых расстрелах джуньского населения в расейских пределах, как регулярные части ханьской народной армии ринулись через слабо защищенные границы, на защиту своих граждан. Пограничные заставы уничтожались полностью заранее рассчитанным артиллерийским и ракетным ударом. Хани не хотели повторить ошибку немцев в 1941году, когда именно недобитые пограничники нанесли первые заметные потери штурмовым войскам.
Не было силы способной остановить стремительный разлив желтого вторжения. Расея, как и всегда, как и во всей своей истории, оказалась неготовой к войне, о которой знала заранее. Приморье, южная часть Восточной Сибири, все отдавалось практически без боя. Без существенных потерь во вражеской армии. Только где-то в районе Тынды, на подступах к так и незавершенной Байкало-Амурской магистрали, которую и строила Империя, как рокадную дорогу в случае войны, в таежных дебрях пропали навсегда передовые ханьские подразделения. Сгинули похороненные точными ракетными попаданиями, и добитые автоматным огнем парнишек из непристижных железнодорожных войск.
Такая вот диковинная война. Сначала ханьские ракеты стирают в прах военный городок ПВО вроде бы со всеми служивыми и их мишурой, обслугой и прочими иждивенцами. Потом почти в этом же районе какие-то ракеты хоронят ханьские части озадаченные постройкой военного городка для нужд ПВО и прочих ракетчиков коевого радиуса действия. Как ровно испаряются саперные подразделения, со всей своей техникой и мото-пехотным корпусом обеспечивающим охрану и безопасность стройке. Механизмы стоили недешево, а все людские потери возместили неистребимые джуньские роженицы уже через пару минут. Да и что на этих мелочах затуплять внимание, когда грозный флот, наследник столетней славы «Варяга», способный отразить девять из десяти выпущенным по его кораблям ракет, гибнет почти весь, в родной гавани, не успев сделать ни одного выстрела. Владик в смертном трепете замер без огней, прикрытый только жидкой цепочкой разрозненных войск. Жаждет прибытия заокеанских морских пехотинцев, которых спешит направить Гегемония, втайне радостно потирающая ладошки. Она конечно готова взять под свою защиту и Поморье, и Камачатку вместе с Чукчоткой. Так же как силы самообороны Микадо готовы взять под свой контроль все Курьильные острова, с Сахалаином впридачу. Только относительно недолго осталось Штатам чувствовать себя вселенским миротворцем, как и «Стране Выходящего Солнца», обитать на большинстве своих островов.
Быстро покончено с расейскими сибирскими войсками, а уже спешат через монгольские и досовские степи новые сухопутные армады, готовые расширить вторжение. Долго-долго будет стоять на Руси стон матерей, по своим сыновьям, которые при всей своей непутевости были единственным их богатством.
.ДЕМБЕЛЬ «АРХАНГЕЛ»
Прав тот, кто побеждает. Пусть тот, кто повергнут на землю, утешается тем, что был вовлечен в войну, не имея за собой вины.
Вальдерзее.
Зачем приволокла нелегкая этого штабного старлейчика на заставу, вопрос другой, вот зачем он в ЧГ (часовой границы) решил направиться, совсем непонятно. У Мишки это последний, может быть, наряд на крайнем рубеже. Завтра-послезавтра будет, конечно, еще традиционный дембельский дневной дозор. Но там не то что выпить, понюхать не придется. Дерябнуть не пьянства ради. Алкоголь и граница вещи трудно совместимые. Крутая пьянка ждет дома. Там папашка, уже море самогонки наварил, чтоб единственного встретить сыночка, прослужившего, как и полагается, два годочка. Вот так уж у нас заведено – что встречины, что проводины минимум дня на три всем селом. (что свадьба, что похороны, что…. Да достаточно.)
Мишка же размечтался прихватить сегодня с собой пузырек казенной, отметить прощание с первой линейкой112. Плеснуть пятьдесят грамм, на первые метры расейской земли. Чтоб не забывала его много раз проходившего нарядом. Чтоб оставалась неприкосновенной от сопредельных посягательств. Конечно, страшное нарушение это устава. Но если бог не выдаст, то и никакая свинья не заложит начальству. А к утру все запахи употребленного спиртного само-собой выветрятся. Ведь не упиваться же он собрался с погранцами в наряде. Что тут пить-то на троих, так по чуть-чуть. Слегонца согреться. Честное слово последний раз, чтоб бесконечностью прохладная ночь не тянулась. И вот такой облом. Земок113, несший на эту ночь обязанности дежурного по заставе, посмеялся: – зато Архангел, командовать офицером будешь. Дед тебя старшим пограннаряда поставил.
«Архангелом» Мишка стал по его воле, когда еще на учебке рассказал что имечко ему дали в честь ангела архистратига Михаила. Знакомец оказался треплом и почти на следующий день погоняло Архангел стало для Миши основным именем в армейской жизни.
Дедом же звали начальника заставы, – любил он повторять, на вверенном ему кордоне «дедовство» (власть старослужащих) узаконено, но «дед» он здесь единственный, поскольку провел времени на границе больше всех имеющихся в наличии дембелей. Пусть не столь еще он стар по возрасту, но родился в семье пограничника, и вырос на такой же заставе. Так что по годам, проведенным в войсках, ему можно смело двойную пенсию начислять. Дембля про себя посмеивались: – Дед то ты – дед, но до дембеля тебе еще как до Пекина раком.
Будет, конечно, Мишке, о чем друзьям дома порассказать и без этого последнего несения службы, но настроение на этот день, вернее ночь, все равно испорчено. Как-то дружок с одного подъезда, бизнесмен, его мать. От армии он, как заведено у нас, откупился. Так он писал, как в арабских эмиратах в Дубае, он водку пьянствовал и безобразия нарушал. С обязательным для всех расейских исполнением – «Ой мороз, мороз» на сорокоградусной жаре. Ему бы Мишка небрежно так бросил при встрече, что под утро, когда торчишь на самом краешке отчизны, продуваемом всеми ветрами, – эт вот настоящий дубай. А как вкусна водочка, когда ее вместо закуски боевым автоматом занюхиваешь. Этого никакой араб, даже сам эмир дубанутый не поймёт. Жаль, не вышло. Приврать то конечно можно будет, только ведь себе-то не соврешь. Ну да, если очень постараться и это возможно. Но оно тебе нада? Бывает, куда тута деваться. Жизнь она всяк повернет. Но не по таким мелочам. Однако, не самая мелкота на сёдня, чо лейтенантик какой-то дюже угрюмый. С таким вообще рядом находиться тоска, а всю ночь службу тащить, пожалуй, хуже, чем пятнадцать суток расстрела через повешение.
Тяжело вздохнув, запихнул дембель полный водочный пузырек 0,5 литра поплотнее за брючный ремень, и пошел прятать свою драгоценность под крылечко бани расположенной за территорией заставы. Вольнонаемный кот Матроскин, названный так в честь героя популярного мультика, страшный алкоголик, грелся в редких лучах проглядывающего сквозь тучи солнышка, растянувшись на бревне почти столь же полосатого шлагбаума. Как он умудрялся унюхать водку в запечатанной бутылке, да еще тщательно замаскированной под бушлатом, было неясно, но реакция его была однозначной и для посвященных понятной. Кот моментально спрыгнул на землю, и чуть в отдалении, но ступая шаг в шаг, напряженной пружинистой походкой направился за пограничником. Хвост его был поднят трубой, и только самый кончик нервно подергивался, – нальют на ладошку положенную порцию или «обломают», сами пить не станут и заслуженному коту не плеснут. Мишка, припрятав водку в свой тайник, кивнул животинке – Сегодня Вам уважаемый не светит. Поскольку граница на замке, то предстоит мне наряд – этот самый замок стеречь. За ночь так замокну, что с утра точно отогреться потянет, вот тогда и приходи, не обижу. Кот в ответ только презрительно муркнул, мол, зачем ждать завтра, когда хочется сегодня. Но не найдя взаимопонимания понуро поплелся на прежнее место. Был он горьким пьяницей, но бутылки сам открывать не умел, а может совесть не позволяла лакать чужую водку без приглашения. Вот и приходилось ему бедному, зная, где у кого что спрятано, ждать подачек, чтоб потом, приняв свою норму, всего-то с напёрсток, разгуливать бухим и счастливым. Тогда передние лапы ступают почти твердо и прямо, а задние неуверенно поддерживают равновесие потерявшего ловкость тела, то и дело нарушаемое вышедшим из подчинения хвостом. Дружно угощали Матроскина пограничники пойлом как раз для того чтоб лишний раз умилиться таким действом. Или еще чтоб до слёзного смеха наблюдать, как кошак лакнёт разик спиртное, весь сморщится, потрясет лапой – как такую гадость употреблять можно? – Но не отойдет, пока не уничтожит отпущенную дозу.
В двадцать два, после получения приказа на охрану Государственной Границы, выдвинулся наряд на заданный участок. На правах старшего, приказал Михаил, по выходу с заставы зажмуриться и сосчитать до двадцати. Времени почти не потеряли, зато даже в ни каком свете звезд вся дорога уверенно угадывается и не надо светить шахтерским ФАСфонарем, который светит далеко, да только разглядеть там все одно фиг что получится. Разве только под ногами, но луч издалека демаскирует наряд. Хотел еще старший наряда штабного офицерика пограничным шагом, восемь километров до места прогнать. Чтоб взмок от пота, понюхал настоящей службы. Но офицер держался бодро и согласно прикордонного опыта сам мог загнать кого угодно. Двое же своих, один «молодой» (прослуживший менее года), а второй не сынок уже, но заставской связист, почти не отрывавший задницы от стула перед телефонным монстром выпуска середины прошлого века, упарились не на шутку. Ночью будет им ой как прохладно. Остановил условным знаком рядовой, продвижение наряда растянутого цепочкой, обратился к офицеру: – товарищ старший лейтенант, до места несения службы уже почти рядом. Предлагаю снизить темп продвижения, разбиться на две группы и скрытно перемещаться по разные стороны тропы.
Старлей в ответ только буркнул: – Вы старший наряда, Вам и командовать.
–
Так точно, с Вами в паре пойдет рядовой Зубарев. Нас из виду по возможности не терять. Связь с заставой, при необходимости, по нашей рации.
Должен подчиненный отчеканить –так точно. Но офицер такое позволяет себе только по отношению к старшим по званию.
Дойдя до места, Мишка расположился в давно и многажды обжитой выемке между корнями кустарника густой стеной загораживающего от посторонних взоров. К нему подобрался поближе ефрейтор Крестцов. Телеграфист был прозван Борманом, за то, что отвечал, нарядам, звонившим с линейки, репликами подобными этой: – Рейхсканцелярия слушает, партайгеноссе Борман на проводе.
–
Слушай, Мишка, из-за этого трёхзвездочного нам и не покурить теперь всю ночь что ли?
–
Кому, Мишка, а кому и Михаил Алексеевич, – забыл, как дембелю обращаться надо? А на покурить, при несении службы, отвечу тебе, запрещено это уставом караульной службы, который нельзя игнорировать, так как написан он солдатской кровью. Представляешь, сколько нашего брата на эту книжонку извели?
–
Так ведь, Михаил Алексеевич, уставов солдатики еще больше скурили и если нельзя, но очень уж хочется, значит можно.
–
Хочется – перехочется. Бросать надо эту вредную привычку. Забыл предупрежден
ие о вреде табака, впечатанном на пачке.
–
Вот блин, а о том, что ночь на холодной земле, без сна, это еще более страшный урон
молодому организму, там не напишут. Кстати, как уполномоченный представитель технического отделения констатирую, что минус на минус, если и не дают плюс, то к короткому замыканию точно не приводят.
Это я к тому, что….
–
Лады, давай посмолим, иначе заколебёшь разговорами.
