Восход

Глава 5. Принятие себя способствует принятию других

У Рэйта была одна особенность: когда ему сообщали нечто из ряда вон выходящее, то, что могло нанести потрясение – он на несколько мгновений замирал. Причём не в прямом смысле; как бы замирали процессы в голове, реальность на это короткое время отключалась – при этом он вполне мог продолжать функционировать, будто был задан автоматический режим. На долю секунды в голове образовывалась пустота, и что-то пронзительно падало вниз.

В таких случаях частенько подводил эмоциональный интеллект. Впрочем, не то чтобы это было совсем плохо: просто, будучи впитанной мозгом, информация не сразу доходила до чувств – порой могло пройти около недели или даже нескольких. Это давало Рэйту своеобразное преимущество: ничто не нарушало способность мыслить в момент получения новости.

У Гила была та же особенность. Поэтому нет, не превратился его мир в осколки и не вонзились они в его душу с достаточной силой, чтобы вызвать агрессию. Перед ним просто была задача, которую надо было решить: заключалась она в сохранении собственной жизни. Осложнялась ситуация тем, что для того, чтобы над чем-либо думать, нужно было прилагать значительные усилия – а силы отчаянно стремились покинуть тело окончательно.

Ситуация казалась безнадёжной. Каэлу ничего не стоило убить его, не оставив никаких повреждений, и сказать, что, к сожалению, Гил умер по дороге назад. В актёрском мастерстве заместителя последний не был уверен до конца, но с фактом никто ничего поделать бы не смог, и доказательства найти невозможно.

Однако Гил давно работал с Каэлом. Первый, конечно, не мог не догадываться о непомерных амбициях последнего, прячущихся за расчётливо-равнодушным спокойствием и прагматичностью. Однако не одними амбициями он жил, и потому у Гила было основание предполагать, что не убьют его просто так, молча. А это значит, что лучшим выходом из данной ситуации было бы сделать так, чтобы Каэл не смог всё сказать прямо сейчас.

Впрочем, Гилу можно было и не думать – обстоятельства решили всё за него. Он потерял сознание; ощущения были такие, будто провалился куда-то с большой высоты. Наконец-то желанная пустота и совершенное отсутствие какой-либо связи с внешним миром.

Однако в небытии он пребывал недолго. Приглушённое освещение ударило в глаза яркой вспышкой; по телу будто прошёл электрический разряд.

«Вот же… Мог бы и поаккуратнее, сволочь».

Предательская слабость всё ещё сковывала тело, но говорить и думать, по крайней мере, можно было.

– Нет, просто так ты не уйдёшь, – сказал Каэл.

– Чего ты добиваешься? – резко и холодно спросил Гил. – Тебя убьют за это; подумай головой.

– Нет уж, извольте заткнуться. Здесь я буду говорить, – сказал Каэл и тут же ощутил сильное раздражение на себя за привычку обращаться к Гилу на «Вы», автоматизм которой ничто не могло поколебать.

– Слушаю, – усталым голосом ответил Гил, борясь с желанием отвернуться к стене.

Нет, ну это было попросту издевательством. Еле как подавив порыв сделать этой нагло-самодовольной физиономии больно – всё-таки состояние того не позволяло – Каэл глубоко вдохнул, выдохнул и сказал:

– Итак, начну с того, что я Вас ненавижу.

– Я в курсе; и что? Это повод меня убивать?..

Тут Каэл просто чуть не взорвался. Достав пистолет (с глушителем), он выстрелил в светящуюся панель, находившуюся непосредственно над койкой; Гил едва успел закрыть рукой глаза от осколков.

– Я только начал. Не нужно меня перебивать.

Гил кивнул и прикрыл глаза.

«Он же не собирается спать, правильно?..»

– Я нисколько не ниже Вас, – отчеканил Каэл, проглотив своё опасение.

Будто бы прочитав его мысли, Гил слегка кивнул.

– Моя личность и жизнь нисколько не менее ценны, чем Ваши. Если, конечно, не более, – он усмехнулся. – Это лишь глупая случайность, что главой Организации стали именно Вы. Но я это исправлю.

– Каэл, ты способен в одиночку победить армию – пусть и не полную?

Всё, что тому оставалось, это раздражённо цыкнуть сквозь зубы.

– Стало быть, не случайность, – продолжил Гил, не дав оппоненту вставить слово. – Хватит уже вокруг да около.

Нет. С этим человеком невозможно было вести диалог. Даже сейчас, когда он находился в невыгодном для себя положении. Каэлу просто хотелось выброситься в окно.

– У меня такое чувство, что я на допросе, – процедил он. – Я могу оборвать твою жалкую жизнь в любой момент. Считай, что я уже глава Организации, а ты просто полумёртвое ничто. Так что заткнись и слушай!!! – последнюю фразу ему очень хотелось прокричать, но, поскольку кричать было нежелательно, он её практически прошипел.

– Но ты мне до сих пор ничего вразумительного не сказал.

Тут Каэл не удержался. Внезапно Гилу стало трудно дышать, и следующий вдох у него сделать уже не получилось. В общем-то, это не могло нанести никаких повреждений при кратковременности, но напугать могло неплохо.

Прошло, наверное, полминуты, прежде чем он смог дышать снова. Восполнив недостаток воздуха, он как-то сосредоточенно замолчал и замер.

– Так вот, – с улыбкой сказал Каэл. – Помнится, Вы как-то говорили мне про божественное внимание. И, знаете, Вы сами – лучший пример того, что происходит с человеком при отсутствии этого внимания. Я сейчас не говорю про нашу деятельность; я говорю конкретно про Вас.

Нервничая, Каэл стал ходить туда-сюда, хрустя пальцами.

– Ваш способ привлечения внимания странен, но он понятен. Конечно, обидно, когда тебя забросили невесть куда и, что бы ты ни делал, упорно игнорируют. Но, знаете…

Он снова присел на кровать, посмотрев Гилу в лицо.

– Рано или поздно наступает момент, когда понимаешь, что достаточно. Желаю, чтобы и у Вас он когда-нибудь наступил. А впрочем… Разве что в следующей жизни. Пожелайте мне удачи на новой должности.

– Удачи, Каэл.

В следующий момент заместитель главы Организации уже лежал на полу с больно заломленными за спину руками, и все его попытки освободиться – как и атаковать – были тщетны.

– Надо же, какое у тебя самомнение, – продолжил Гил. – Ты так уверен, что я не убью тебя после этого, а просто понижу в должности. Как наивно.

Он сел на кровати, положив ноги на спину лежащего на полу Каэла.

– Странно. Вроде умный, а такой недальновидный. Ты фильмы что ли не смотрел, где главная ошибка всех злодеев – это нежелание убивать протагониста быстро, без предисловий?

– Да как?! – прохрипел Каэл сквозь боль. – Вы же полумёртвый лежали!..

Он искренне не мог понять. При всём своём стратегическом мышлении он даже не подумал бы допустить такую возможность. Гил и сам, по правде, удивился.

– Да так, что, пока ты там болтал, я нашёл способ передать себе твои силы. Да, вот так, без твоего ведома. Ни разу этого не делал и не знал, что так можно. Спасибо, Каэл.

Ядерные ракеты Первая Зона так и не запустила. Точную причину выяснить не удалось; вероятнее всего, они до последнего момента надеялись на удачу, а потом вся их техника была попросту выведена из строя. А может, сработал всё же какой-то глубинный человеческий инстинкт.

Около недели понадобилось Гилу для полного восстановления. Примерно столько же – на то, чтобы выявить сообщников Каэла. Их можно было пересчитать по пальцам; Гил удивился, что они вообще были. Нет, он знал, что многие должны были его яростно недолюбливать. Но идея Каэла была настолько абсурдной; он и сам должен был это понимать и не втягивать других людей. Хотя он, похоже, и правда собирался стать главой Организации… Чужая душа – потёмки.

Впрочем, с сообщниками было даже интереснее.

Световая панель в одном из помещений бункера постоянно мигала, от чего, пребывая там на протяжении долгого времени, можно было сойти с ума. Этот идиотский психологический приём – когда человека оставляют в одиночестве в неприятной обстановке, чтобы он мог обдумать содеянное – действительно очень идиотский. Так думал Каэл, проводя после-предательский досуг в этой несчастной комнате.

Когда туда наконец зашёл Гил, Каэл чуть было не закатил глаза. А глядя на улыбку во весь рот, хотелось ударить тому по лицу.

– Да ты не переживай, я всего пару слов сказать хотел, – проговорил вошедший, которого реакция Каэла забавляла. – Главный сюрприз тебя ждёт впереди.

– Вы не могли бы просто меня убить? – многозначительно спросил Каэл.

– А чего ж ты сам этого не сделал? Сколько времени было!

– Вы издеваетесь? У меня нет оружия, а любая попытка сделать это по-другому – хоть я и плохо представляю, как – была бы пресечена.

– Сразу видно – не человек, – рассмеялся Гил. – Эти хороши в нахождении выхода, когда прижмёт. Меня всегда поражала эта приспособляемость к внешним условиям… Впрочем, сейчас не об этом. Я вот что хотел спросить: Каэл, ты в курсе, что намеревался проделать лишнюю работу?

– Да я уже понял, что она была лишней, – Каэл посмотрел на Гила многозначительно-зло.

– Нет же, ты меня не понял. Она изначально была лишней. Ведь я планировал сделать это за тебя – только чуть попозже.

– Да ладно…

– Да, представляешь. Мог бы вообще-то и догадаться – при том, что о своей основной цели я тоже тебе говорил. Вдобавок к этому – ты думаешь, таким психопатам, как я, есть место в новом мире? – он издал смешок.

– Да нет, не думаю, – Каэл усмехнулся в ответ; хотя, по правде, услышанное его слегка ошарашило.

– Ну вот. Решил, что я настолько глупее, чем ты; как-то это нехорошо… А теперь серьёзно. Какого чёрта ты решил, что можешь нарушить свой долг? Кем ты себя возомнил, чтобы подумать, что имеешь на это право? Мы все – винтики в механизме: наша задача священна, а ты хотел поставить под сомнение успех её выполнения. Ты хотел нарушить ход, и это было чревато последствиями. Теперь же последствия настигнут только тебя, – Гил улыбнулся. – Я хотел, чтобы люди в новом мире вспоминали эту эпоху, как кошмарный сон. Логичный, справедливый мир без неоправданного насилия – а затем и вовсе без него; таким, как я, там точно не будет места… Но мне казалось, что при должном развитии ты мог бы жить там. Однако раз уж ты ступил на этот путь – что ж, ладно. Я принимаю этот факт. Идём.

После этих слов он молча пошёл к двери; так же молча Каэл проследовал за ним.

На выходе Гил сделал знак рукой временным охранникам уйти. Слегка удивлённые, те разошлись, одаривая Каэла презрительно-непонимающими взглядами.

Надо сказать, что задумка Гила стала понятна Каэлу сразу же, как только он вошёл в одно из помещений бункера, куда они, собственно, и направлялись. Первый пропустил заместителя вперед, заботливо прикрыв дверь.

Поверхность лица Каэла приняла вид отшлифованного белого мрамора. Гил небрежно сделал знак лишним людям покинуть комнату, оставив только ровный ряд из нескольких человек, стоящих у стены.

– Послушайте, это уже слишком. Это я их в это втянул; их нельзя считать предателями.

– Каэл, ты меня удивляешь, – Гил сделал наигранно-разочарованное лицо и развёл руками. – Вообще, – он прошёлся туда-сюда, – я долго думал, как именно их убить. А потом понял, что решение лежит на поверхности.

Сказав это, он достал из-под куртки пистолет.

– Это отвратительно, – выдохнул Каэл.

– Как и твой поступок, – холодно отрезал Гил.

Коротко прицелившись, он выпустил несколько пуль в крайнего человека слева. Дёрнувшись, тот повалился на пол без дыхания.

– Каэл, будь добр, не отводи взгляд. А то мне придётся сделать так, чтобы хотя бы их крики привлекли твоё внимание.

Тот поднял глаза, сконцентрировав взгляд на тёмных подтекающих пятнах на стене.

– Вы лицемер. Говорили, что дорожите жизнью каждого.

– Я сказал – жизнью нужных людей. А если ты вспомнишь мои слова по поводу чувства иерархии, то всё встанет на свои места, и у тебя отпадёт желание задавать ненужные вопросы.

Следующий на очереди человек, видимо, не был готов умереть. Прежде, чем в него полетели пули, он установил защиту. Безнадёжный, отчаянный жест.

Во взгляде Гила сверкнуло раздражение. Не прошло и секунды, как что-то хрустнуло, а тот человек запрокинул голову, стукнувшись ей о стену, не в силах даже нормально закричать. Тут же его страдания закончила пуля.

Гил перестрелял почти всех, оглядываясь после каждого на Каэла; тот покорно смотрел, и, казалось, с каждым убийством его взгляд становился всё стекляннее и стекляннее.

Когда остался последний человек, у Гила от напряжения слегка подустала рука. Пока он разминал кисть, осуждённый осторожно сказал:

– Прошу прощения, а можно вопрос?

– Конечно, – Гил приподнял бровь, даже не посмотрев в его сторону.

– А Вы не могли бы меня не убивать?

Гил прыснул и спросил:

– А на каком основании?

– Я искренне раскаиваюсь в содеянном и, насколько я небезосновательно могу предположить, буду полезен в будущем.

Тут даже Каэл чуть было рот не раскрыл от удивления. Гил покрутил пистолет в руке, подумал и подошёл вплотную к человеку. Смотрел ему в глаза на протяжении нескольких секунд, потом неспешно отошёл и сказал:

– Ну ладно, иди. Сейчас только, охране скажу, а то всё-таки сдохнешь.

– Благодарю Вас, – человек склонил голову.

Проходя мимо ошарашенного Каэла, он чуть задержался и сказал:

– У Вас шнурки на левом ботинке развязались. Завяжите, а то упадёте и разобьёте нос.

– С-спасибо…

Каэл посмотрел на ноги – и правда; машинально он присел и стал завязывать шнурки под сдавленный смех Гила.

– Чёрт, надеюсь, у него там крыша не поехала, – сказал последний, когда тот человек вышел. – И надеюсь, это не какая-нибудь ваша кодовая фраза; впрочем, не похоже, да и убить меня практически невозможно – ты это уже понял.

– Что за цирк… – рассеянно проговорил Каэл.

– Это не цирк, это трагикомедия, – ответил ему Гил. – Но сейчас будет трагедия, ну или драма⁷. Отсмеюсь только… А то этот мне всё испортил…

Успокоившись и сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Гил встал напротив заместителя и обратился к нему:

– Итак, остался только ты. Как мне поступить с тобой? Ты знаешь, что я делаю либо то, что хочу, либо то, что считаю своим долгом. И какую из двух опций мне выбрать?

– Я бы предпочёл, чтобы Вы, следуя долгу, убили меня по-человечески.

– Обычная человеческая смерть для того, кто возомнил себя сверхчеловеком? У-у-у, как скучно.

– Зачем тогда спрашивать?..

– Проверить твою самокритичность.

– Хорошо, надеюсь, Вы удовлетворены результатом. Однако я вижу, Вам доставляет удовольствие надо мной издеваться.

– Нет, я просто подготавливаю тебя психологически, поскольку собираюсь морально добить. Впрочем, как я уже и говорил: трагедия это или драма – решать тебе.

«Что там ещё», – подумал Каэл, ощутив, как его окатило холодом.

– Насколько я понял из твоих слов тогда, – начал Гил, с интересом наблюдая за смущением на лице собеседника, – ты страдаешь от того, что якобы недооценён. Ты не можешь смириться с тем, что при твоих выдающихся способностях ты не первый. А тут ещё – вот незадача! – оказывается, что к человеку, на которого ты так долго работаешь, ты испытываешь какую-то собачью привязанность и ничего не можешь с этим поделать. Но ладно бы это – этому человеку как будто на тебя совершенно наплевать. И вот тебе начинает казаться, что тебя специально не замечают с высоты своих возможностей; что бы ты ни делал, тебя обесценивают, да ещё и не упускают повода поиздеваться. А ситуация всё ухудшается, и вот уже этот человек становится для тебя центром Вселенной – образно выражаясь – настолько сильно ты его ненавидишь. Нет, ты не можешь жить с этой тварью на одной планете. Именно ты восстановишь справедливость, избавив мир и себя от этого недоразумения – подождав, правда, пока оно выиграет войну против другого недоразумения этой планеты; ну да это так, мелочи…

– Достаточно.

– Я не прав?

– Вы правы, но хватит. Можно я пойду и выстрелю себе в голову?

– Ты опять пытаешься привлечь внимание или уже серьёзно?

– Я на полном серьёзе хочу пойти и застрелиться.

– Хорошо, но сначала дослушай – я ведь только начал; это было предисловие, так сказать.

Каэл не нашёл в себе силы ответить.

– Что, если сейчас ты поймёшь, насколько твои стремления были никчёмны и в то же время закономерны?

– Вы медлите.

– Да, ты прав. Мне ещё никому не приходилось это говорить. Я наполовину обычный человек, Каэл.

В практически пустом помещении повисла такая мёртвая тишина, что по ушам бил гул одной из светящихся панелей, которой требовался ремонт.

– Простите, что?.. – слабеющий голос разорвал тишину, отдавшись от стен лёгким эхом.

– У меня раздвоение личности, и моя вторая личность – обычный человек, к тому же неудачник: не помню уже, сколько у него было попыток самоубийства, в которые приходилось вмешиваться, чтоб он и правда ненароком не сдох. Собственно, это и есть основная причина, по которой мне не будет места в новом мире.

Каэл приложил руки к лицу и медленно осел на пол.

– Нет, неправда, – полушёпотом проговорил он.

– Нет, правда, – ответил Гил.

– Нет!!! – прокричал Каэл, не вынося в этот момент иного голоса, кроме своего.

Затем он резко вскочил и принялся с силой трясти Гила за плечи; сопровождалось это полу-истеричными стенаниями.

– Да как такое вообще возможно?! Вы же глава Организации, Вы самый сильный из наших людей, не может этого быть!!!

Потом он просто наклонил голову и завыл; а в следующую секунду отцепился наконец, кинувшись к двери.

– Ты стреляться? – спросил Гил.

Каэл уже держался за ручку. Тут он снова наклонил голову, не в силах выносить услышанное.

– Вы хоть понимаете, что Вы мир мой разрушили… Мои идеалы, мою жизнь, всё, всё… – он рыдал уже в открытую.

– Понимаю. Я же предупреждал, что собираюсь тебя морально добить.

– И у тебя это получилось! Я не буду больше работать на человеческую сволочь!!!

Он выбежал. Гилу очень, очень было его жаль; наверное, это была сильнейшая эмпатия, когда-либо испытываемая.

«Всё-таки трагедия… Ну ничего, скоро это закончится».

Он присел на корточки, смотря в стену.

Минут через 15-20 за дверью послышались тихие, убитые шаги. Вскоре в помещение обратно вошёл Каэл с видом побитой собаки.

– Ты за пистолетом? – поинтересовался Гил. – Вот, держи.

Каэл немного смутился: он даже и не заметил, что оружия-то при нём не было.

– Нет, – ответил он. – Я просто подумал…

Он сделал паузу. Ему трудно было говорить.

– … что всё это время я работал именно на ту личность, которая обычным человеком не является. Я не знаю того, другого. Я знаю только Вас. А Вы – целиком и полностью один из нас, ещё и сильнейший представитель на данный момент. Вы… Вы два разных человека… Так ведь?

На Гила смотрели ищущие, какие-то по-детски наивные глаза.

– Наверное, – Гил пожал плечами.

Поймав тут же нечеловеческое отчаяние в глазах Каэла, Гил поспешно сказал:

– Да, определённо разные.

Тот мгновенно успокоился; взгляд снова стал твёрдо-равнодушным.

– В таком случае…

Он медлил. Смотрел в стены, в пол, покусывал губы и хрустел пальцами.

– Я не знаю, что Вы собираетесь сделать со мной дальше. Я готов ко всему. Но прежде я хотел бы принести свои искренние извинения за этот поступок. Гил, простите, – конец фразы был произнесён тише.

Затем, не повышая голоса, он добавил:

– Когда я выходил, я понял, что… Нет, ничего. Это всё, – он с большим трудом посмотрел в глаза собеседнику.

Гил не ответил. Он подошёл и крепко обнял человека, который уже считал себя мёртвым, но по-прежнему являлся его заместителем.

***

Отчаяние Рэйта было не передать. От досады в бессилии сжимались кулаки и хотелось плакать – чувство, будто он теряет бесценное время, не покидало его ни на секунду; оно изводило, и Рэйт даже сам не понимал, почему. Кого он из себя возомнил, что хочет присоединиться к этим полубогам. Но как можно было не думать об этом, когда их деятельность, казалось, единственная в этом мире имела смысл, поскольку прекращала бессмысленность. Как можно было не думать об этом, когда при одной лишь мысли о взлёте на эту пронзительную высоту захватывало дух. Как можно было не думать об этом, если их идея стала тем единственным, что захватило сознание Рэйта, сделавшись его ориентиром, и что могло стать смыслом жизни. Но могло ли?..

И, наконец, как можно было не думать о вступлении в Организацию, когда где-то глубоко внутри, ещё с самого детства, Рэйт ощущал за собой какое-то странное полномочие на правосудие.

Он уже ни о чём не думал, вбивая запросы со словосочетанием «вступить в организацию»; да и глупо было задумываться о таких мелочах на пороге смерти. Однако это так же ничего не дало.

Впрочем, Рэйт зря расстраивался раньше времени – определённый эффект его попытки всё же оказали. Когда он в очередной раз вышел из дома, намереваясь поползти в школу, у выхода его уже ждала машина; а то, что ждали именно его, стало понятно по внезапной потере сознания вследствие использования электрошокера.

Да, это было странновато, что при том, что правительство уже давно сдалось Организации, кто-то всё же дёргался. Это чем-то напоминало последние усилия Первой Зоны – отчаянно-безнадёжные в своей опрометчивости и бессмысленности. Возможны и те, и другие были исключительно вследствие того, что людей Организации было не такое большое количество: основной контроль они держали, но следить за всеми деталями едва ли возможно, да и не всегда нужно.

Очнулся Рэйт, лёжа на твёрдом полу. Ах нет, это был не пол – он сидел вплотную к стене. Когда ориентация в пространстве стала потихоньку возвращаться, он почувствовал, что его руки скреплены наручниками за спиной.

Сначала он не понял. А когда понял, то аж в глазах потемнело от осознания. Нет, не будут с ним церемониться. Да и вряд ли у этого всего есть какая-то практическая цель. Ужасающее чувство полнейшей незащищённости перед бессмысленной человеческой жестокостью, которое так часто будило Рэйта по ночам и не покидало, притуплённое, днём, теперь возникло во всей красе своей реальности. Именно то, чего он всю жизнь боялся, то, из-за чего хотелось исчезнуть и никогда не появляться, неминуемо настигнет его теперь – он умрёт мучительной смертью, беззащитный перед какими-то людьми, которым эмпатия даже и не снилась. Стало холодно, очень холодно.

И не верилось до конца. Не могло это с ним случиться. Он слишком слабый, этого слишком много; если бы только кто-то мог помочь – этакий deus ex machina⁸; и всё равно уже было, каким образом – хоть лезвие где-то найти или верёвку. Но куда там. Он бы даже не смог освободиться от наручников, прикреплённых к тому же к стене.

Спустя несколько секунд он пожалел о том, что открыл глаза и зашевелился. Очевидно, это увидели, потому что в коридоре послышались быстрые уверенные шаги, которые хоть и не были очень громкими, но всё же будто вдавливали что-то в пол каждый раз – чувствовалась какая-то агрессия. Сердце Рэйта готово было пробить грудную клетку, а ещё он был почти уверен, что, когда сюда зайдут, он попросту задохнётся – настолько тяжело стало дышать.

Вот шаги стали слышны совсем близко. У входа чуть помедлили, и наконец дверь распахнулась – с каким-то неестественным шумом и как-то резко. В камеру вошёл человек и, поймав взглядом Рэйта, чуть заметно кивнул.

Нет, Рэйт не задохнулся; он теперь даже не знал, что и думать. Он очень хорошо запомнил ту внезапную встречу ночью в лесу. И, по правде, со временем начал воспринимать это как какую-то галлюцинацию. Вот и сейчас к Рэйту приближался тот же человек, а он пытался понять, кажется ему это или нет.

Каэл остановился примерно в метре от Рэйта и проговорил:

– Мне кажется, Вы надо мной просто издеваетесь.

Сказано это было без каких-либо эмоций, но не враждебно. В целом голос был довольно приятный и даже какой-то успокаивающий.

Момент – и наручники со звоном шмякнулись об пол. Рэйт осторожно встал, не переставая пялиться Каэлу прямо в глаза, что было ему никак, ну совершенно не свойственно.

– Вы кто? – спросил он, хотя прекрасно видел, что перед ним – заместитель главы Организации собственной персоной.

Только сейчас мозг Рэйта провёл соответствие между тем человеком в лесу и тем, кого он видел сейчас. От волнения думалось с трудом.

Каэл чуть было не закатил глаза. Он взял Рэйта за локоть и сказал:

– Идём. Я здесь, чтобы тебе помочь.

Услышав эту фразу, Рэйт молча кивнул и с готовностью последовал за своим загадочным спасителем. Ему оставалось только удивляться при виде лежащих на полу людей в форме, по-видимому, мёртвых.

Когда они сели в машину, Каэл коротко сказал:

– Мне жаль, но домой ты вернуться не сможешь. Иначе тебя снова заберут.

– Да мне и не слишком-то хочется…

Ответ хоть и несколько озадачил Каэла, но в целом успокоил.

«Этот хотя бы сговорчивый».

– Поедешь пока ко мне, дальше посмотрим. Я не причиню тебе вреда – мне это невыгодно, чтоб ты понимал. Ты знаешь, кто я?

«И зачем я только спрашиваю…»

– Разумеется; но то, зачем я Вам нужен, даже не представляю. Простите, можно быстро вопрос, пока мы далеко не уехали? Я больше никогда не вернусь домой?

– Да нет, когда-нибудь, конечно, сможешь вернуться за вещами.

– А можно ещё вопрос?

– Ну.

– У меня собака дома, она от голода умрёт, если я её не заберу, поймите, пожалуйста…

Рэйту просто ничего не оставалось. Он не мог бросить пса там, он совсем недавно стал его хозяином, совесть не дала бы ему спокойно жить до конца дней.

«Мне ничего не остаётся: Гил сдерёт с меня кожу и сделает из неё коврик, в который завернёт собаку, если она умрёт».

– Хорошо, едем к тебе, – отрезал Каэл. – Введи адрес.

Когда машина приняла нужное направление, Рэйт спросил (без надежды, однако, что это прояснит ситуацию):

– А Вы не скажете мне, что происходит?

Болтать у Каэла совсем не было настроения.

– Я же сказал, что не причиню тебе вреда. Я всё это делаю по приказу главы Организации, вот у него и спросишь.

«Господи, сделай так, чтобы он перестал задавать вопросы».

– Главы Организации?! Я что, увижу главу Организации???

«Это ещё что за реакция…»

– Нет, сегодня не увидишь. А зачем он тебе?

– А зачем я Вам?

– Пожалуйста, отстань от меня, – Каэл схватился бы за голову, если б мог. – Скоро сам всё узнаешь, честное слово.

Рэйта будто что-то ужалило. Всё это могло происходить не иначе, как во сне; но это происходило в реальности. Поразмыслив и решив, что, возможно, не стоит злить заместителя, Рэйт замолчал. Удивительно, но более спокойно и защищённо он себя в жизни не чувствовал.

Спустя время Рэйт уже попивал чаёк на кухне Каэла, смотря на то, как пёс поедает корм прямо из пакета. Удивительно чистая, с тёмными стенами и полом, квартира поражала обилием белоснежных статуй, резко контрастирующих с общим фоном – высотой примерно в полчеловека, выполненных в стиле, чем-то похожим на классицизм; наверное, такое впечатление создавала одежда в виде больших кусков ткани, перекинутых и перевязанных на все лады. Правда вот черты лица были довольно острыми, а тела – худощавыми; наконец, все люди были бесполыми.

Рэйт сразу с волнением отметил, что они очень похожи на придуманных им людей, но сказать не решился. Он ходил по коридору и комнатам, как по галерее, тем самым смущая Каэла, который уже на стену готов был лезть от того, что в его квартире находился посторонний человек.

Пёс вёл себя на удивление спокойно – наверное, незнакомая обстановка приводила его в замешательство. Он обнюхивал скульптуры, а одной внезапно положил передние лапы на плечи и лизнул лицо.

– Каэл, фу!!! – прошипел Рэйт, с опаской оглядываясь назад.

Нет, не повезло. Заместитель главы организации как раз зачем-то вышел из комнаты и теперь озадаченно-недовольно на него смотрел, слегка прищурив глаза.

– Простите, пожалуйста, – быстро проговорил Рэйт. – Он ничего не испортил; если надо, я протру.

– Как зовут эту собаку? – он прищурился ещё сильнее, а из глаз едва ли не бил лазерный луч.

– А, его зовут Каэл. По-моему, ему очень подходит, – Рэйт улыбнулся и взъерошил псу шерсть.

Каэл не ответил. Он резко развернулся и исчез в комнате, из которой вышел, забыв, очевидно, зачем выходил.

***

– Каэл, скажи, а что это за статуи у тебя дома? – Гил хитро смотрел ему в глаза.

– А, это. Да так, давно скульптурой интересуюсь – они были сделаны на заказ, одну из них пытался сам, использовал предыдущие как образец.

– Но они все почти одинаковые и выполнены в одном стиле. Почему?

Каэл не очень понимал, зачем Гилу эта информация.

– Мне просто нравится этот стиль – я, можно сказать, сам его выдумал.

– Ты уверен?

– Вам, я вижу, есть что сказать.

– Да, и это принципиально важно. Обрати, пожалуйста, внимание.

Гил достал электронный носитель, и на тёмную, отшлифованную поверхность пола упали блики от появившейся голограммы. Она изображала некую планету, напоминающую их собственную по цветовой гамме.

– Это работа моей второй личности, – предупредил Гил. – Не обращай внимания на несовершенства.

Планета на подавляюще бо́льшую часть состояла из воды; голограмма медленно вертелась вокруг собственной оси, и видно было, что от одного большого материка как бы по кругу отходит несколько маленьких, соединённых с основным относительно тонкими полосками земли разной длины.

Гил поменял картинку. Взору Каэла открылся типичный пейзаж: небо, какое-то более насыщенно-синее; зеркальная гладь горного кратерного озера, которое окружали скалы вершины той горы, на которой оно располагалось; прочие горы на заднем плане, похожие на потухшие вулканы. Гил показал ещё несколько пейзажей с горными озерами и лугами – у одного из водоёмов сидело животное полностью белого цвета, похожее то ли на рысь, то ли на пуму, и с большими крыльями.

Затем начались городские пейзажи. Их была буквально пара – сложная архитектура не позволяла сделать много. Высокие здания острых форм – в основном с треугольными или ромбическими элементами; многие из них соединены левитирующими «дорожками», а какие-то из таких путей попросту «обвиваются» вокруг здания. И белизна, которая бьёт в глаза.

– Ну а теперь самое интересное, – улыбнулся Гил.

Очевидно, это был фрагмент какой-то площади. Фонтан, в середине которого возвышалась белоснежная скульптура, которую будто бы взяли из дома Каэла; вокруг неё «обвивалась» водяная спираль. Он показал ещё одну голограмму, изображавшую очередную скульптуру того же стиля; она, правда, была не законченна.

– Хочешь сказать, вы мыслите одинаково? – спросил Гил.

– Это интересное совпадение… – медленно проговорил Каэл, не сообразив ещё, как это сопоставить.

– И, собственно…

Гил показал последнюю голограмму, изображавшую жителя данного мира. Как выяснилось, скульптуры почти не искажали черт – разве что грани на них были куда острее: высокий человек без каких-либо признаков пола, с длинными и тонкими – относительно стандартных – конечностями, с тонкими и острыми чертами лица, сравнительно большими глазами, и, наконец – с полностью белой кожей и того же цвета длинными прямыми волосами.