Восход
TextЕму было смешно, что теперь он будет вести с этими людьми переговоры. Интересно, сильно они будут возмущаться нарушению договора? Или проявят какие-то дипломатические качества? В последнем случае было бы очень занятно.
Будет ли там Министр Иностранных дел? Было бы очень даже здорово. Разве что у Гила и сейчас нет ни гражданства, ни прав человека. Однако в данный момент последние скорее пригодились бы тем, с кем Организация собирается вести переговоры; жаль только, что под определение полноценный людей они не вполне подходят…
Увидев Министра Иностранных дел в качестве председателя переговоров со стороны Первой Зоны, да ещё и узнав его основную должность, Гил чуть было не засмеялся.
«Как же жаль, что я не могу оставить тебя в живых! Я бы с радостью понаблюдал хоть какое-то время, как бы ты жил в новом мире – где такие, как ты, будут чувствовать себя лишними, а не такие, как я!»
Да, всё-таки беседовать с этим человеком в нормальных условиях было одно удовольствие – как смотреть спектакль: ты знаешь, что исход событий предрешён, и даже знаешь, чем всё закончится – но наслаждаешься представлением.
***
Гил и не подозревал, что наблюдать за дневными страданиями Рэйта – далеко не предел. Когда тот нарисовал его портрет, Гилу хотелось смеяться. Но у него и в мыслях не было, что Рэйт возведёт его в ранг божества.
Теперь приходилось не только наблюдать за дневными страданиями, но и выслушивать вечерние жалобы. И это уже было мучительно.
Особенно Гилу запомнился один из вечеров. Рэйт сидел в полутьме – мягкий свет давал лишь ночник, включённый с той целью, чтобы освещать рисунок. Он говорил беззвучно, одними губами; казалось, ещё чуть-чуть – и он свернётся на полу, так же безмолвно рыдая.
Когда он начал, его губы ещё только-только подрагивали.
– Я хочу умереть. Я хочу умереть. Я хочу умереть… – после ещё нескольких повторов он вздрогнул.
– Мне больше не с кем разговаривать, я совершенно одинок и один. А с Вами я чувствую такую непонятную общность… Что за бред я несу; я не знаю… Но убейте их всех, и меня тоже убейте, меня в первую очередь; я не могу больше… Мне плохо!..
«Да ну не могу я тебя убить…» – с досадой думал Гил, которому это всё действовало на нервы хуже некуда.
– Пожалуйста! За что мне это всё?! Я просто хочу исчезнуть, я всё равно живой мертвец… Мне не нужно ничего, я хочу умереть… – схватившись за край кровати, он согнулся, заливая слезами коврик, который когда-то отмывал от крови.
«Если б ты знал, что твоя жизнь необходима для поддержания моей…»
– Я не знаю, зачем говорю это всё, но мне почему-то кажется, что Вы меня слышите!
«Если бы только ты мог меня слышать…»
– Вы мой бог, я ни к кому ещё ничего такого не чувствовал!..
«Как же иронично, что из всех богов мира ты выбрал практически самого себя, предварительно возведя в этот ранг».
– Убейте меня-а… – он снова сорвался и сложился пополам.
«Хорошо, я убью тебя. Только подожди немного. Подожди до момента окончательной победы. Ты умрёшь, обещаю».
«Я пожертвую своей нормальной жизнью ради тебя, доволен?!»
Почувствовав резкую усталость, Рэйт лёг в кровать. Непонятный покой с примесью какой-то смертельной горечи разлился по телу. В этот раз он уснул быстро.
Проснувшись, Гил долго сидел в кровати, думая.
«Нет, иного выхода и правда нет. Я готов нести ответственность за смерти миллионов людей, но чтобы из-за меня так страдал один человек… я не готов».
После того, как государства людей были повержены, Гил потому и медлил с суицидом, что ему показалось, будто у Рэйта появились какие-то шансы на то, чтобы вписаться в общество. Ну и не то чтобы только поэтому… Ему попросту вскружила голову сложившаяся ситуация. Гилу не верилось, что вот теперь, теперь нормальная жизнь не то что не за горами – она здесь, перед лицом. Более того – он ведь сам участвовал в составлении планов на будущее, которое теперь стало настоящим. Несмотря на то, что ему никогда не приходило в голову размышлять о возможности провала, в то, что теперь весь мир и впрямь принадлежит людям с природным превосходством, верилось с трудом. Но это было так. И почему же он должен уходить?..
Он заметил, что и Рэйт пребывал в какой-то эйфории. Потом он понял, конечно, что эйфория эта была предсмертной – но было всё равно уже слишком поздно.
Когда Гил глазами Рэйта увидел Эстер на той горной дороге, ему оставалось лишь горько усмехнуться. Очень горько и очень безнадёжно.
«И почему вы все хотите меня убить… Вам двоим я как раз ничего плохого не сделал. Но от тебя, Эстер… Я никак не ждал, правда».
Вот она приготовила пистолет; Гил невольно залюбовался тем, как она резким движением головы откинула с лица назойливую прядь. Интересно, сколько она тренировалась перед этим стрелять?..
«Ну и чего ты так боишься? – подумал Гил, уловив страх Рэйта. – Я же обещал, что умрёшь после победы. И чуть было не нарушил своё обещание».
Чёрная матовая железка даже не блеснула в лучах рассветного солнца. Конечно, без разговоров мы не можем – что Каэл, что она. Гил внезапно пожалел о том, что она стоит слишком далеко, и лицо разглядеть трудно.
«Интересно, почему ты не завила волосы, как обычно? Хочешь выглядеть более серьёзно, или тебе уже давно наплевать на внешний вид?»
Порыв ветра ударил в нос запахом скошенной травы; а когда он улетел так же внезапно, как и прилетел, пуля ударила Рэйту точно в лоб.
Спасибо тебе, Эстер.
***
Гладкие стены бункера отливали голубоватым – всё из-за лучей карманных фонариков. Сыроватый воздух прекрасно пропускал через себя малейший звук, распространяя его на большие расстояния. Сейчас в этих подземных убежищах и складах, сохранившихся со времён далёкой Третьей Межпланетной, а затем служивших штабом Организации, царила пустота.
Однако так только казалось на первый взгляд, если закрыть уши. Если же их не закрывать, сложно было игнорировать топот четырёх ног в совокупности с голосами, старательно трансформируемыми в шёпот.
Вскоре из глубины коридора, предшествуемые бликами от фонариков, появились двое. Их едва ли можно было назвать подростками – лет 12 от силы.
– Может, дальше не надо? – робко спросил мальчик. – Мне лично уже неинтересно.
– Да ладно, ты же можешь себя защитить!
– Да не про это я… Ну нам и так предъявят за то, что нас целый день не было. Ну неправильно это!
– Слушай, – девочка раздражённо обернулась, – чего ты тогда за мной потащился? Ты понимаешь, что мы находимся в историческом месте, а когда из этого сделают музей, оно из исторического превратится в общественное, и ничего интересного уже не будет!
– А мне уже неинтересно, – буркнул её друг.
– Прошу, товарищ, выход там! – она улыбнулась и картинно поклонилась, указывая рукой в чёрную глубину коридора, из которой они только что вышли.
– Да не ори ты так, пожалуйста…
– А я буду орать! А! А-а! А-а-а!!!
Эхо, отдающееся от стен, больно било по ушам.
– Вот именно поэтому с тобой никто, кроме меня, не общается, – раздражённо процедил мальчик.
– Ерунда, они просто ниже меня в иерархии и боятся меня.
– Да я и сам тебя боюсь… – он усмехнулся.
Повисло молчание, но буквально через секунду девочка внезапно начала корчиться с ужасной гримасой на лице, сползая на пол.
– Что? Что случилось?! – её спутник мгновенно установил защиту для обоих.
– К-как бо-ольно… О-оч-чень больно… А-а-а-грххх!!!
– Где именно?!
Мальчик не оставлял беспокойных попыток понять, в чём дело, пока крики его спутницы не перешли в смех.
– Боишься меня, значит? Бои-ишься!
Её другу только и оставалось, что выругаться.
Эти крики, передаваемые эхом, буквально врезались сидящему в одном из помещений бункера в голову. Как-то ему сказали, что для того, чтобы перестать чувствовать боль или стыд, нужно проговорить проблемную ситуацию самому себе несколько раз. А для того, чтобы избавиться от призраков прошлого, нужно с ними встретиться. Но если встретиться не получается…
Каэл искал любые предлоги для того, чтобы побывать в этом месте ещё раз. В последнее время он внезапно начал ощущать какую-то странную тоску, и поэтому, вырвав несколько свободных дней, приехал сюда.
Он просто сидел здесь, и вот крик… И снова какой-нибудь подчинённый падает на пол или встаёт с него после удара о стену. Каэл вздрогнул. Неужели у него начались галлюцинации?..
Впрочем, крик принадлежал, кажется, ребенку. Каэл раздражённо встал с места и вышел в коридор.
– Тише! Ты слышишь?.. Ш-шаги!..
– Э… – тут девочка наконец смутилась. – Ну да, и что?
– Бежим?!
– Нет, тогда они подумают, что мы злоумышленники какие-то. Да и заблудимся мы в этих коридорах…
– Ты же говорила, запоминаешь дорогу!!! – яростно прошипел её спутник.
– Запоминаю, но если не спеша идти, а не бежать!
– Ну и что делать?!
– С-спокойно… У меня первый разряд…
– Даже не думай! Всё, отойди. Моя очередь.
Как раз в этот момент из-за поворота вышла тёмная фигура, и луч фонарика осветил пожилого на вид человека. Его водянистые зеленовато-голубые глаза сверкнули в потоке света.
– Пожалуйста, не убивайте нас!!! – испуганно выпалил мальчик. – Мы безобидные и просто заблудились!
Рука девочки, стоящей за ним, мгновенно прилипла к лицу.
– Да я и сам заблудился… – сказал Каэл, смотря куда-то за ними.
Затем добавил, оправившись:
– Пойдёмте, покажу вам выход. И не орите тут больше, пожалуйста. Найдите другое место для игр.
– Но как Вы покажете нам выход, если только что сами сказали, что заблудились? – недоверчиво спросила девочка, которую её друг тут же дёрнул за рукав.
– Знаешь, часто для того, чтобы найти выход, нужно сбиться с пути, – усмехнулся Каэл. – Короче, либо вы идёте за мной, либо остаётесь одни в этих тёмных коридорах, из которых вам не выбраться.
– Мы идём, идём, – быстро сказал мальчик. – Извините.
Когда они вышли, солнце уже практически зашло. Убедившись, что дальше дети дорогу знают, Каэл хотел было вернуться назад.
«Да что это я, в самом деле. Ещё успею ведь на вечерний рейс…»
Зашагав в противоположную от бункера сторону, он, улыбаясь краем губ, подумал:
«Иногда мне тоже хочется обладать неким “сверхсознанием”, которое будет решать, что мне делать, а что нет, когда спать и когда бодрствовать, когда жить и когда умирать».
Смеркалось.