Восход
TextГлава 2. Счастье не только в деньгах
Рэйт внезапно почувствовал, как спину обожгло. Он застыл на месте; жар стремительно заливал лицо, а по раскалившейся спине бегали цепкие ледяные мурашки.
Больше всего его пугало именно то, что кто-то слышал, как он кричал. Первым порывом было убежать; но внезапно стало страшно – ему казалось, что этот кто-то будет преследовать его; а из-за ломающихся веток и шуршания листьев он не услышит, насколько близко находится преследователь. Да и вообще, его мозг сейчас просто не вынес бы шума. Поэтому он не нашёл ничего лучше, как подняться и обернуться на шорох.
В этот момент из-за облаков вышла луна – полная, яркая, как фонарь. Её свет упал в том числе и на незнакомца. Увидев его, Рэйт вздохнул с облегчением. Это был не охранник и не полицейский, а просто молодой человек лет двадцати с лишним. Наверное, он тоже прогуливался. А может, он тоже любит приходить именно в это место. «Может, я ему помешал?..»
Рэйт повернулся и собрался уйти.
– Постойте, я хотел…
Голос незнакомца так внезапно разрезал тишину, что Рэйт вздрогнул и остановился. Он посмотрел молодому человеку в лицо, раздумывая, что же тому надо. Длинные рыжевато-золотистые волосы пришедшего отливали в лунном свете серебром, а в водянисто-зелёных глазах стоял металлический блеск. Они были большими, печальными и какими-то немного наивными; в целом человек походил на какое-то внезапно спустившееся откуда-то с луны… божество?..
У Рэйта перехватило дыхание.
– Вы кто? Вы один из них, да?!
Рэйт сам не знал, что несёт. В мозге появилось какое-то болезненное возбуждение; стоило ему вспомнить об Организации, как появился этот лунный человек.
Позже Рэйт вспоминал это со стыдом. Вероятно, он очень озадачил пришедшего; его фантазия часто играла с ним злые шутки…
А сейчас он смотрел незнакомцу в глаза; тот, в свою очередь, всматривался в него. Постояв так немного, человек произнёс:
– Извините за беспокойство.
После этого он просто развернулся и пошёл обратно.
У Рэйта внутри что-то упало. Он-то ожидал чего-то…
Хотел было окликнуть, но одёрнул себя. Какой смысл. Это был просто прохожий. Конечно, он удивился, увидев его здесь.
Но эти глаза Рэйт запомнил надолго; а с утра долго не мог разобраться, приснилось ему это всё или нет.
***
– Да что они, идиоты, что ли?!.. – Гил ходил взад-вперёд по помещению. – Чего они ожидают от этих переговоров?! Что мы заключим с ними какую-то сделку?
Он говорил о Первой Зоне. Вторая уже сдалась – после того, как население сократилось вдвое. Первая же, видя это всё – помощь посылать у них уже желание отпало – не торопилась давать окончательный ответ. Хотя всё, что от них требовалось – это добровольно сдать правительство.
– Помнится, не так давно на международной конференции они вещали о том, что их священный долг – устранить новую угрозу человечеству. Потом они всерьёз собрались объединить весь мир в борьбе с общим врагом. А теперь они заключают с нами какие-то договоры?.. Они что, считают себя ровней нам?
Каэл зевнул и сказал:
– Мне никогда не нравилась Первая Зона… Да и их действия – они не удивительны; придётся повозиться.
– Я просто не хочу бессмысленно терять людей. Нас и так мало, а в Третьей Зоне случайно погибло аж несколько человек…
Тут Каэл округлил глаза; он бы поперхнулся, если б было, чем.
– Я имею в виду, нужных людей, – добавил Гил, уловив эмоции Каэла.
«И всё-таки чувства собственности ему не занимать…» – подумал последний.
Тут дверь открылась, и в помещение вошла девушка – примерно одного возраста с Каэлом. Её волнистые волосы холодно-пшеничного цвета, достающие до плеч, и большие карие глаза создавали некое сходство с золотистым ретривером. В руках у неё был стакан – очевидно, с кофе.
– А, Вы заняты? – спросила она, увидев Каэла.
– Да нет, пока просто выражаю свои эмоции, – ответил Гил; на его лице появилась тёплая полуулыбка.
– Вы ведь о Первой Зоне говорили, да?
– Помню, что ты оттуда.
– И я очень рада, что это место наконец перестанет существовать.
– Мне нравится этот настрой!
– Однако одного настроя мало, – хмуро отрезал внезапно вклинившийся Каэл. – Мы собираемся проводить с ними переговоры, или обойдутся без прелюдий?
– Каэл, а что ты такой нервный в последнее время? – хитро спросил Гил.
– Как заместитель, я бы предпочёл говорить с начальством без лишних ушей.
– Когда везде видишь предателей, недолго и самому заразиться, – сказала девушка, сверкнув глазами. —Всё, ухожу, ухожу, – она картинно подняла руки и вышла; кофе остался на столе.
Каэл ощутил тихую ярость. Воистину, только она могла позволять себе подобные выходки; любого другого уже бы поставили на место весьма неделикатным образом.
Подождав, пока шаги затихли, Каэл посмотрел Гилу в глаза и быстро произнёс:
– Вы подумали над тем, о чём я говорил три с половиной ночи назад здесь в два часа?
– Что-то не припоминаю, – зевнул Гил. – С минутами и секундами можно?
Каэл закатил глаза. Он едва удержался, чтобы не передёрнуться и не издать раздражённый звук.
– Я так понимаю, возвращаться к этой теме Вы не собираетесь.
– Всё ты правильно понимаешь. То, что Эстер (так звали недавно вышедшую девушку) депортировали из Первой Зоны за взлом, не означает, что она обязательно шпион. Да и смысл ей?
– А как Вы тогда объясняете то, что почти сразу после её вступления в Организацию Первая Зона провела международную конференцию, хотя тогда ещё даже Третья оставалась целой? Надо им обращать внимание на каких-то там «террористов» из Второй Зоны, в обычное время они бы и пальцем не шевельнули!
– Каэл, ты забываешь о том, что до этого Вторая Зона отказала Первой в заключении сделки. Ну по поводу ресурсов нейтральной стороны на севере. Не желая скандала и прознав о нашем зарождающемся движении, Первая Зона уцепилась за возможность извлечь выгоду: узнай весь мир о «террористах» из Второй Зоны, последней просто пришлось бы бросить прежде всего собственные силы на борьбу с ними. А что у нас с бюджетом ещё со времён Третьей Межпланетной? Правильно, всё плохо. А где у нас сосредоточение мировых денег? Правильно, в Первой Зоне. Вот так и замкнулся бы круг; а Первая Зона получила бы ещё и репутацию борца с врагами человечества.
– Мне не была известна информация о намерениях Первой Зоны, – тихо сказал Каэл.
– Она и не могла быть тебе известна, – улыбнулся Гил. – Как только Эстер вступила в Организацию, я очень, очень тщательно её проверял. И если она тебе так неприятна потому, что может откопать любую информацию откуда угодно – что ж, Каэл, даже не представляю, что ты там со своим самомнением замышляешь.
На слове «самомнение» из уст Гила тот чуть не выпал в осадок.
– Ладно, я понял.
Некоторое время висело молчание.
– А что касается твоего вопроса по поводу переговоров, – сказал затем Гил, отхлебнув кофе, – почему бы и не сходить. Когда мне ещё представится такая возможность…
***
Мать Рэйта вернулась домой, не произнеся ни звука. В её присутствии тишина, можно сказать, заполняла собой помещение, проникая во все щели – настолько в этом случае она была необычна.
Убрав рисунок и уставившись вместо него в экран, Рэйт ждал. Он заранее прикидывал, как можно будет в случае чего быстро покинуть квартиру – прежде всего через окно.
– Поздравляю, собака. Доигрался.
У Рэйта по спине прошёл дикий холод. Прям так сразу, без предисловий. В спасительное окно приглашающе подул ветерок…
Он сидел не шелохнувшись, боясь вдохнуть.
Она быстро подошла и встала за ним. Вся спина Рэйта покрылась мурашками; ему очень хотелось вскочить, но это могло повлечь за собой агрессию.
– С-совсем мне нервы вытрепал… – сказала она сквозь зубы. – Зарплату мне из-за тебя понизили, сволочь!!!
После этих слов она резко схватила его за волосы, задрав голову.
Рэйт даже не успел как следует подумать, как этот факт может быть связан с ним. Впрочем, даже если бы он и подумал, то ни к какому выводу бы не пришёл. В общем-то, ничего нового под солнцем…
– Конечно, как тут будешь спокойной, когда у тебя такой ублюдок дома: не знаешь, что в следующий момент сделает – людей убивать пойдёт или в окно кинется!
«Ну хоть насчёт последнего правда».
– «Как Вы со мной разговариваете, как Вы со мной разговариваете!..» – это она, видимо, цитировала начальника. – Сам бы попробовал жить с такой скотиной!..
На последнем слове она со всей силы хлопнула рукой по столу.
У Рэйта была привычка попивать чаёк во время рисования или чтения, да, впрочем, чего угодно. Вот и сейчас на столе стояла чашка свежезаваренного, ещё дымящегося чая, распространяя вокруг себя приятный травяной аромат.
И всё бы хорошо, если б рука матери не потянулась к этой чашке. Тут уж реакция Рэйта сработала на ура – он вскочил с места, инстинктивно при этом проговорив «н-не надо». Он случайно толкнул стоящую сзади – часть напитка пролилась, и, судя по раздавшемуся тут же пронзительному звуку, ей на руку. Будучи в процессе молниеносного броска по направлению к окну, Рэйт услышал оглушительный для него в этот момент лязг чашки об пол, сопровождаемый выгавкиванием ругательств на довольно высоких тонах.
В этот момент ему стало до боли ясно, что если он моментально не покинет помещение, то будет очень, очень плохо. А до боли потому, что часть расплескавшегося чая попала ему на оголившуюся щиколотку. Не желая получить остатки в лицо, он схватился за ручку окна; ощущение было похоже на сон, в котором преследователь загоняет тебя в комнату с единственным выходом – тем же самым окном, и ты лихорадочно открываешь его и выпрыгиваешь как можно быстрее – неважно, с какой высоты – потому что бегущего за тобой уже чувствуешь спиной. Под жуткие проклятия Рэйт буквально свалился вниз, тут же вскочив на ноги и отбежав на безопасное расстояние.
Он понимал, что она разозлилась до жути и не оставит это просто так. Первым его порывом было бежать, как можно дальше и быстрее. Но вовремя сработала смекалка: долго он так не протянет, а ей ничего не стоит за ним погнаться. Лучшим выходом из данной ситуации было бы достать из гаража подобие мотоцикла; к тому же там в бардачке (как иногда спасает забывчивость!) лежит его гражданская карточка, так что в случае чего его никуда не заберут и не примут за угонщика.
И снова пришлось действовать мгновенно. Пока Рэйт со всех ног огибал дом – и опять, как во сне, казалось, что бег вечно что-то норовит замедлить – его мозг прикидывал, сколько времени понадобится матери, чтобы выйти. Мало, ничтожно мало; задержать её могли только закрытие окна и двери – если она, конечно, не пренебрежёт этим.
Секунда, в течение которой идентификатор сканировал радужку Рэйта, тянулась мучительно долго. Быстро вывезя аппарат, он даже не стал захлопывать дверь.
И правильно сделал. Потому что из подъезда выбежала мать.
– А-а, вот ты где, скотина!!!
И снова побег стал первым импульсом. Однако он моментально взял себя в руки; на то, чтобы завести средство передвижения, обычно требовались секунды.
«Три…»
Он запрыгнул на мотоцикл; мать стремительно приближалась.
«Два…»
Всё ближе и ближе; лицо Рэйта было таким каменным, будто её и вовсе не было.
«Один…»
– Только попробуй свалить!!!
«Ноль».
Их отделяло несколько сантиметров, когда Рэйт рванул с места; её пальцы скользнули по поле его расстёгнутой толстовки.
– Домой можешь даже не возвращаться, сволочь, падла, собака… – дальше пошли стремительно отдаляющиеся ругательства.
Он поблагодарил богов за то, что по пути ему никто не встретился – он вылетел из двора на довольно большой скорости: лишь быстрая реакция и воля случая позволили вписаться в поворот.
Теперь – на дорогу, и дальше, как можно дальше от дома. Он не знал, куда. Знакомых у него не было.
Оставшийся день он бесцельно прокатался по городу. Хорошо ещё, была ранняя осень, и потому он не очень замёрз. Однако ночи уже были холодными.
Остановившись в совершенно незнакомом месте – кажется, это была окраина города – он сел на остановке. Вокруг никого не было – уже хорошо; но вечерний холод начинал пробирать до костей, вызывая дрожь.
Посильнее запахнув кофту, он съёжился. Напомнил о себе ожог на ноге. Удивительно; это было совсем немного чая, а уже такой след. Совсем немного…
А в древности людей варили заживо. Медленно опускали в котёл, начиная с ног. И эта боль была в миллионы, нет, миллиарды раз сильнее. Мрази. Рэйт ненавидел людей. Они пользовались болевыми рефлексами себе подобных; зная о хрупкости человеческого тела, они подвергали его нечеловеческим извращениям. До такого попросту невозможно додуматься живому существу, находящемуся в сознании.
Одним из сильнейших страхов Рэйта было умереть мучительной смертью. Он не выносил боли, он боялся боли, боль для него была воплощением физического мира и наоборот. Он не хотел жить в этом мире, в котором всем – и людям, и животным – нужно было вечно причинять друг другу бессмысленную боль; но он был вынужден.
А в Третьей Зоне ведь до сих пор существуют дикие обычаи и пытки. Хотя, погодите… Третьей Зоны же больше нет.
Лицо Рэйта озарила улыбка.
«Третьей Зоны больше нет. В мире стало на большую часть меньше страданий».
«Спасибо вам… Кто бы мог подумать, что больше всего мировой ситуацией будут обеспокоены те, в чьих интересах уничтожение человечества».
Будто гора с плеч упала. Ни с кого больше не будут снимать кожу или забрасывать камнями. Никого не будут унижать за врождённые дефекты. Не будет жестоких, не имеющих смысла человеческих жертвоприношений. Все сдохли и больше не вернутся.
Рэйту внезапно захотелось нарисовать предводителя Организации. Нарисовать… По его телу прошли цепкие ледяные мурашки. Рисунок-то остался дома. Как он над ним старался, как работал над деталями; теперь, стоит матери увидеть его, она, вероятнее всего, попросту разорвёт картину.
Обычно он сам это делал, когда накапливалось около пяти штук – он не мог выносить того объёма необоснованного негатива, который на него обрушивался; нет, он не показывал рисунки – их откапывали.
Он сжал кулаки.
«Какого чёрта. Я один из немногих в этом мире хочу, чтобы не было страданий, я один из немногих крайне эмпатичен и один из немногих занимаюсь созидательной деятельностью; почему же все меня так ненавидят?!»
«Как бы я хотел… доказать… – по его лицу потекли непрошенные слёзы. – Я же выше их, я несравнимо выше; почему только я обладаю этим чувством иерархии…»
«Мне плевать, что я обычный человек. Я вступлю в Организацию. Они обязаны меня принять. Пусть делают что хотят; если убьют – тоже хорошо; хотя бы погибну от рук высших людей».
Во время этих размышлений Рэйт руководствовался исключительно тем, что обычно подобные организации охотно вербовали людей. Он понимал, что эта – не простая, а довольно-таки элитарная; но идея уже захватила его, распространившись жаром по всему телу. Его будто пружиной швырнуло с места; на противоположной стороне дороги красовался значок подземки, оставалось только перейти её. Машин ночью вроде как не было…
О своей собственной технике он вспомнил только на середине перебегания через дорогу. С досадой на себя он резко развернулся назад, и тут технологии бесшумного передвижения сыграли с ним злую шутку – нашёлся-таки автомобиль, не успевший остановиться и не заботившийся о том, чтобы сбавить скорость, видя человека на дороге. Да и, наверное, издавай он шум, Рэйт бы всё равно не услышал в своём болезненном воодушевлении.
Ударило по касательной; толчок был таким сильным, что Рэйт потерял сознание.
***
Первая Зона встретила представителей Организации ослепительным блеском. В прямом смысле ослепительным – погода стояла солнечная, воздух был прозрачным, разве что совершенно без какого-либо запаха.
Аэропорт находился вдали от столицы; однако, даже впервые ступив на землю, можно было почувствовать, что ты явно не во Второй Зоне, и даже вряд ли в столь же цивилизованной, как и Первая, Четвёртой.
Простор, ветер, и какая-то вылизанность.
Пока ехали в столицу, Гил смотрел в окно. Вроде и похоже на то, что дома, а вроде и не то.
Его затуманенное состояние внезапно поменялось, когда после резкого поворота на горизонте показалась будто бы гора. Однако она была такой ровной и правильной… Постепенно гора стала разделяться на маленькие аккуратные части, а затем перед ней ослепительно блеснула в лучах солнца серебряная полоса.
Всё оказалось просто. Гора была наиболее высокими небоскрёбами столицы, построенными таким образом, что с определённого ракурса сливались в одно целое. Серебряная полоса – огромное озеро, через которое был построен один из самых протяжённых в мире мост. Собственно, по нему им и предстояло проехать.
Вода была такой блестящей, что в глазах оставались солнечные блики. Тяжело было смотреть и на здания – они были либо обложены стеклянными панелями, либо просто очень светлые – в основном белые.
У Гила захватило дух ещё на подъезде к столице; он дал себе слово вести себя спокойно, когда они прибудут на место назначения. Каменное, недвижимое лицо Каэла тоже создавало деловую, а не восторженную атмосферу.
Однако стоило им выйти перед зданием правительства, Гил всё же не выдержал.
– Каэл, Каэл! – заговорил он полушёпотом. – Ну как ты такой спокойный!!! Я бы точно переселился сюда после того, как мы всех уничтожим! Это же про-осто…
– Сосредоточьтесь!!! – шёпотом рявкнул Каэл, перебивая его. – Мне одному защиту поддерживать и для Вас, и для себя?!
– Да успокойся ты, для меня не надо. Я прекрасно концентрируюсь на двух вещах сразу. Ладно, прости.
Просторный, светлый зал. Вся стена состоит из прозрачных стеклянных пластин, регулирующих интенсивность света снаружи. Высоченный потолок.
– Я прежде всего хочу до вас донести, что мы не соперники, а потенциальные экономические партнеры, – говорил человек в белом костюме, сидящий напротив Гила и Каэла. – Причём на достаточно выгодных условиях, которые я вам, если вы позволите, разъясню.
Он с плохо скрываемым сомнением на лице смотрел на оппонентов. А уж Гил, у которого открыты были одни только глаза, ему и вовсе ничего оптимистичного или вразумительного не внушал.
«Тут только два варианта, – подумал человек в белом костюме. – Либо их удастся стихийно завлечь, либо всё пропало. Это явно не то что вести переговоры с какими-нибудь террористами, будь они хоть яростными религиозными фанатиками».
– А что, господин Президент не соизволил явить себя нам? – спросил Каэл, едва заметно усмехнувшись краем губ.
– На этот счёт можете быть спокойны. Я его равноценный представитель; моя официальная должность – Министр Иностранных дел, и вам первым выпало узнать о моём основном назначении, – улыбнулся он.
– И последним, – не удержался Гил, хихикнув.
Это не смутило представителя.
– Вы правы, и последним. Именно на это я и пытаюсь вам намекнуть. Мы имеем общие интересы.
– Какие-то у Вас неправильные представления о наших интересах, – сказал Гил.
– Нет, ну почему же. Насколько я понимаю, вы хотите создать новый, лучший мир. Так ведь, господин Гилрэйт? Ваше имя говорит само за себя2, – он снова улыбнулся.
Нет, он не боялся переборщить с лестью. Он знал, что человеку, сидящему напротив него, ненамного больше 18-и; но он не знал, что встретит того мальчишку, чьи глаза были полны панического страха и боли, при таких обстоятельствах. Изо всех сил пытался Министр Иностранных дел убедить себя в том, что глава Организации не продумывал это событие заранее и что успех мог зависеть попросту от правильно подобранных слов.
«Да, разумеется, так, – одёрнул он себя. – Малолеткой был, малолеткой остался; статус ещё ничего не значит».
Каэл искренне смеялся внутри себя. «Тоже мне, дипломат нашёлся…»
Гил поморщился.
– Будьте так добры, не утруждайте себя произношением моего имени полностью… – он сделал секундную паузу и закатил глаза. – Что же касается Вашего вопроса – да, в каком-то смысле и так. По крайней мере, так это может рассматриваться вами.
– Как Вам будет угодно. Однако Вам ведь известно о мировом балансе?
Гил зевнул.
– Вы сейчас про деньги или философствуете?
– Давайте пока не будем о деньгах, – сказал его оппонент; Каэл прыснул – тот не обратил внимания.
– Вот видишь, я же говорил, будет интересно, – тихо сказал Гил своему заместителю.
Человек в белом костюме и это проглотил; ситуация невероятно выводила его из себя – такого невыгодного положения он, привыкший всегда руководить ситуацией, ещё ни разу не имел. Однако «хочешь жить – умей вертеться».
– Так вот, – продолжил он. – Подобно тому, как не может быть на планете одного климата повсеместно, не бывает и исключительно хорошо или исключительно плохо. Причём если климат зависит от внешних условий – на севере холодно не потому, что тепло на юге, – то жизненный баланс как раз-таки регулируется живыми существами. Жертва мертва, но хищник сыт. Иными словами, у всего есть обратная сторона; не исключение и новый лучший мир. Не бывает чистого идеала.
– Ваше понятие баланса вполне применимо к дикой природе; однако я не вижу, как оно применяется к людям, – сказал Гил. – Чтобы кто-то выиграл в лотерее, скажем, не должен никто где-то умирать или страдать.
– О, я Вам объясню, как это применимо к людям. Я уверен, мы найдём с Вами общий язык, – на этих словах оппонент щёлкнул пальцами.
В середине полукруглого стола появилась голограмма – это была модель планеты.
– Как видите, перед Вами обычный глобус.
Затем изображение поменялось.
– Это тот же глобус, но с учётом прогнозов на пятидесятилетие вперёд. Видите то, что синеньким цветом?
– Это вы что же, мир собрались захватить? – усмехнулся Гил.
– Нет, упаси боже! Мы не завоеватели какие-то; мы за мир во всём мире. Тут мы возвращаемся к балансу. Знаете, в обществе есть отличный регулятор этого баланса – это, как Вы до этого правильно упомянули, деньги. Это я говорю к тому, что примерно через полвека Вторая Зона окажется в долговой яме; а поскольку кроме территории расплачиваться вам – прошу прощения, им – нечем, то территория достанется Первой Зоне. Четвёртую Зону ждёт полная зависимость и, как следствие, дальнейшее поглощение.
Каэл чуть было не прыснул. «Интересно, и сколько же времени у него ушло на то, чтобы придумать эту дичь…»
Выждав небольшую паузу, он продолжил:
– Возвращаясь к обратной стороне всего сущего. Эта модель планеты с учётом нынешних условий, конечно же, не совсем верна; помимо денег, в мире появился ещё один регулятор баланса. Это вы. И теперь я понимаю, что Первой Зоне и вашей Организации дана одна и та же функция. Но не подумайте теперь, что я ставлю нас на один уровень с вами; вовсе нет.
Он многозначительно посмотрел на Гила.
«Психолог, однако», – подумал Каэл.
– Я прекрасно осознаю своё положение как человека, – продолжил тот, – и не собираюсь претендовать на равное отношение; это простая иерархия, и я её понимаю.
«Эстер не предатель, значит… Скоро слово в слово заговорит. Побоялся бы хоть…»
– Именно поэтому я хочу предложить Вам следующую модель на рассмотрение. Чтобы не нарушать вечный дуализм и чтобы сохранять баланс, необходимы, я считаю, всё же два элемента. Это ваше новое государство и Первая Зона. Как я уже говорил, мы ни в коем случае не ставим себя с вами на один уровень; мы будем той самой обратной стороной, тенью идеального мира.
Тут Каэл совсем издёргался. Гил частенько называл себя Тенью, чем вызывал и насмешки, и опасения.
– Мы станем тем, – продолжал представитель Президента, – что будет снабжать идеальный мир вполне себе материальными ресурсами, не вмешиваясь в его существование. Вы ведь не думали за счёт святого духа жить, да? – в последней фразе ему с огромным трудом удалось подавить смешок.
Гил устало вздохнул, выждал секунду-другую и сказал:
– Понимаю, обидно и даже невозможно терять статус ведущей мировой державы, да ещё и из-за каких-то самозванцев-идеалистов3. Сказать «террористов» язык не повернулся – знаете, я искренне считаю, что террористы те, кто продавал Третьей Зоне оружие, а не те, кто прекратил наконец бессмысленную жизнь этих несчастных. Но это так, к слову пришлось; возвращаясь к Вашему вопросу – со святым духом Вы, пожалуй, загнули. У нас есть кое-какие соображения на этот счёт, а именно: первое время мы будем использовать часть людей, оставшихся в живых, в качестве рабочей силы. В остальном проблемы не вижу – нас куда меньше, чем вас, ресурсов тоже требуется гораздо меньше; да и не собираемся мы по всей планете расселяться, боже упаси. С автоматизированным трудом проблемы материальных благ тоже не вижу; а что касается знаний – именно для этого мы и оставим лучших ваших представителей в живых; и, к Вашему величайшему сожалению, не только из Первой Зоны. В качестве бонуса за их старания позволим им, так сказать, умереть естественной смертью.
Сказанное свалилось на представителя Первой Зоны как куча снега, окатив его паническим холодом неминуемого поражения. В этот раз спектакль не удался; а в голосе Гила чувствовалась такая железная неизменность, такая ледяная насмешка, что его оппонент впервые всерьёз задумался, отнесут ли его самого к числу людей, которым позволено будет «умереть естественной смертью».
– Вы что, просто собираетесь уничтожить человеческую цивилизацию? – бесстрастно спросил он. – Но вы ведь не сможете построить идеальный мир без предыдущего опыта. Вы будете, как маленькие дети…
– Мы и не собираемся уничтожать цивилизацию. Все её достижения достанутся нам – в том числе и искусство – тем более что созданию этих достижений во многом поспособствовали наши же люди в разное время. И если уж брать предыдущий опыт, то, поверьте, не только у вас… Чему Вы меня пытаетесь научить? Вы, представитель государства, в котором социальное расслоение едва ли не достигает точки, за которой разве что рабство – и всё из-за того, что вы бездумно размножаетесь без конца и края.
– Но ведь Вы сами вечно говорите об иерархии! – отчаянный аргумент вклинился в монолог.
– Вы сравниваете изменчивый социальный статус и то, что дано от природы и чувствуется на уровне сознания? Что ж, мне казалось, Вы не идиот.
Представитель Первой Зоны кожей ощущал, как всё катится к чертям. Однако контрольный выстрел ждал его впереди.
– И, знаете, – продолжил Гил, – Вы ведь ещё больший идеалист, чем я. Вы тут вещали о каком-то совершенном мире, о балансе сил и так далее. К чему вся эта философия? Будьте проще. Я всего лишь хочу обеспечить своему виду процветание без всяких помех. Ну, а ещё – вы все нам единогласно не нравитесь.
Вот это уже было окончательным поражением. Если до этого на представителя Первой Зоны будто свалилась куча снега, то теперь ему как бы выстрелило в голову вакуумным пистолетом – в ушах от пронзительной тишины звенела тончайшая струна; на голову давило, а дыхание участилось – вместе с ударами сердца, колотившего теперь в грудную клетку со страшной силой.
Внезапно он понял, что это конец. Казалось бы – так просто, но так невероятно. Всю жизнь он привык быть хозяином положения; не было ситуации, из которой нельзя было бы выйти – с помощью личных качеств, влияния, денег, наконец. А тут…
В его позвоночник ледяными когтями вцепился холод. Ведь он даже не предполагал, что дело обернётся так. Успех уже стал неотъемлемой составляющей его жизни; его парализовало.
Ведь теперь всё, что ему оставалось – это нажать на кнопку. Кнопку, которая уничтожит его и всех, сидящих в помещении – и спасёт человечество. Кнопку, о которой он и думать до этого не хотел.
Тут в его мозг стал въедаться мерзкий, коварный жучок.
– Разрешите задать вопрос?
Гил кивнул, улыбнувшись.
– Я войду в число людей, которые выживут?
«Я хочу жить. Я просто хочу жить. Я не хочу умирать».
– Даже если я скажу, что нет, Вам всё равно не хватит духа нажать на эту злосчастную кнопку, – рассмеялся Гил.
Представитель Первой Зоны вздрогнул. На лице весьма заметно выступил холодный пот. Верно, на кнопку нажать он не сможет. И выжить теперь он тоже не сможет. Это провал. Впрочем… а вдруг…
– А даже если бы и хватило, – продолжил Гил, – результат был бы нулевым, как и моя реакция на то, что Вы сейчас собираетесь мне предложить.
На этих словах он достал пистолет и стал покручивать его в руках. А вот это точно провал. Заместитель президента Первой Зоны очень хорошо был осведомлён о привычках людей Организации – теперь он знал, что будет дальше.
Впрочем, думать он всё равно не мог. Он привстал с места, подняв руки вверх. Он смотрел Гилу в глаза; по лицу текли слёзы.
– Умоляю… Все деньги мира!!! Будете жить, как король – всё что пожелаете, в любую секунду…
Тут его голос сорвался; он говорил чуть ли не сквозь истерику, вряд ли слыша себя.
– Мировое господство – оно Ваше, безоговорочное, неотъемлемое!!! Любой человек даже мечтать об этом не может!!!
– Коим я не являюсь, – усмехнулся Гил.
– Не убивайте меня.
Эта вырвавшаяся реплика эхом отразилась от стен большого зала.
После этого он уставился на пистолет и стал дышать часто, хватая воздух ртом, как выброшенная на поверхность рыба.
– Ладно, насчёт нулевой реакции я загнул. Вы всё же забавный…
– У меня жена и дети, – уныло вылетело последнее, отчаянное, жалкое оправдание жизни.
Слёзы у него уже высохли. Дух еле как держался в теле; глаза застилал туман, и единственным чётким предметом был пистолет – и тот, предатель, вертелся на все лады.
– Не переживайте, они тоже умрут, – ответил Гил.
Видно было, что результат его устраивает; он приподнял пистолет и прицелился.
Представитель Первой Зоны до неузнаваемости расширил глаза, инстинктивно при этом проговорив «н-не надо».
Гил как-то по-особенному усмехнулся, и менее чем через секунду меткая пуля окончила страдания заместителя Президента и по совместительству Министра Иностранных дел Первой Зоны попаданием в лоб.4
А вот это уже был контрольный выстрел.