Ангелина Стречина: «Искренность часто воспринимается как слабость, а открытость как глупость»

Текст: Марина Зельцер, фото: Оксана Ивлева и Джамиля Аляутдинова

Ангелина Стречина к сегодняшнему дню имеет столь внушительный послужной список в основном главных ролей в кино, причём в достойных проектах, что легко могла бы заработать звёздную болезнь. Тем более после выхода фильма и сериала «Любовь Советского Союза». Но ни намёка на неё. Ангелина горит своей профессией и уже несколько лет успевает с такой же отдачей служить и сцене: она играет в Театре сатиры Соню в «Дяде Жорже» по чеховским «Дяде Ване» и «Лешему», а также Элизу Дулитл в «Пигмалионе». Но, помимо любви к театру и кино, у актрисы есть ещё одна пламенная страсть – она обожает читать! Когда появилось это увлечение в её жизни, как она выбирает книги, какие из них сформировали её мир и о многом другом – мы и поговорили в интервью.

Геля, знаю, что ты очень любишь читать. Но неужели в своём сумасшедшем графике, где параллельно есть постоянные съёмки и спектакли, ты находишь возможность получить удовольствие от книжки, не связанной с делом?

Скажу честно, у меня почти не остаётся времени на это, из-за чего мне очень грустно, потому что чтение – один из моих самых любимых досугов. И несмотря на то, что огромное количество материалов приходится перелопачивать по работе, я всё равно ощущаю книжный голод. На днях в самолёте даже поймала себя на мысли, что да, я устала, надо прочитать сценарий, выучить сцену, но в этот час полёта я хочу получить максимум удовольствия. У меня всегда в телефоне есть несколько сохранённых книг. И я махнула рукой на всё и открыла «Дюну», которую дочитываю.

А я читаю медленно, вдумчиво, возвращаюсь в какие-то места. Люблю, когда у меня вся книжка в закладках. И я обращаюсь ко всем отсылкам и сноскам. По этой причине никак не могу одолеть «Собор Парижской Богоматери». Там же через каждые два предложения – отсылка к историческому событию или исторической личности. И я в какой-то момент так устала от этого, что отложила книжку. А не обращать внимания на них не могу. Мне очень важно понимать, о чём идёт речь. В русской литературе, в той же «Войне и мире», много этого, хотя и не в таком количестве, но главное, что мы знаем историю, события и личностей, о которых там идёт речь, в отличие от «Собора Парижской Богоматери». В ней я хочу уже сдвинуться дальше, а всё ещё сижу на приёме короля (смеётся).

А почему ты сейчас взялась за эту книгу? Немножко удивляет выбор.

У нас в Щепкинском училище зарубежную литературу преподавала потрясающий педагог Галина Викторовна Якушева. Мы проходили «Собор Парижской Богоматери», и меня привёл в восторг сюжет. Этот роман значился в списке книг, которые мы должны были прочитать. Но тогда, конечно, на первом месте стояла цель получить пятёрку. На экзамене я свою пятёрку получила, но книжку, признаюсь, не прочла (смеётся). И вот папа подарил мне красивейшее коллекционное издание, потому что я мечтала об этой книге. А ещё в институте я очень любила философию. И точно так же у меня есть список книг по этой дисциплине. Года два назад я начала читать «Искусство любить» Фромма, но тоже не дошла до конца опять же потому, что там очень много отсылок к другим философским книгам. Я даже купила несколько из них и, открыв одну, поняла, что мне надо разбираться с «дуализмом». То есть я не могу пока прочесть Фромма, потому что необходимо ещё освоить несколько других работ, понять их.

Глубокое погружение, ничего не скажешь. Но ты меня ещё больше удивила тем, что прочла «Чуму» Камю, да ещё с удовольствием. Я открыла её, да, язык лёгкий, но я всё равно сразу понимала, что не смогу читать. Это так страшно и неприятно.

Ой, а я в таком восторге была! Да, это страшно, но там настолько подробно и увлекательно описано то, с чем большинство стран уже не сталкивается. Мне было безумно интересно читать. Это сродни познанию мира в детстве. Но прочесть такое не в художественной литературе мне было бы очень сложно.

Однако твой папа тоже не смог или не захотел это читать.

Да, и это меня очень удивило. Но я помню, как папа говорил, что в своё время его просто захватил роман Гессе «Игра в бисер». А я несколько раз бралась за него, но эта книга пока осталась непрочитанной. Также, признаюсь, я вообще не могу читать Достоевского.

Но ведь ты читала японскую «Тетрадь смерти», а главный герой там, как пишут критики, похоже, вдохновлялся Достоевским, идеей сверхчеловека – «тварь ли я дрожащая или право имею»...

Кстати, да, очень похоже на это, потому что он всё время ради смерти пытается понять, «тварь ли он дрожащая или...».

Так почему тогда такое отторжение Достоевского? У него же и психология тонкая, и любовная линия всегда есть, и сюжет детективный лихо закручен почти везде.

Думаю, что не могу его читать именно потому, что там всё настолько по-настоящему, что у меня ощущение, как будто кто-то рассказывает личную историю. То есть невозможно не погрузиться в это, ты автоматически впитываешь всё. И это очень тяжело. Ты открываешь книгу и сразу же чувствуешь вот эту питерскую промозглость в ноябре, когда ты только вышел из двери, и тебя насквозь продуло, и ты уже мокрый, холодный, а ещё и грязный сразу. К такому погружению надо быть готовым. В «Преступлении и наказании» я дошла до того места, где забили лошадь, и поняла, что не хочу это читать. «Братья Карамазовы» я открыла и закрыла (смеётся). Но я верю, что и у меня придёт время Фёдора Михайловича.

Но вы же точно проходили Достоевского по литературе в Щепкинском училище, и, наверное, кто-то отрывки делал по его произведениям...

Да, ребята делали отрывки, и мне было сложно их смотреть, потому что это всё про человека, но с тёмной стороны. А мне всё-таки больше нравится видеть его со светлой.

А как же ты экзамен по русской литературе сдавала?

Я просто слушала разбор, не подключаясь, читала о произведении. Знала, что, если мне зададут какой-то дополнительный вопрос, скажу, что мне сложно ответить на него (смеётся).

Удивительно, как у тебя сочетается любовь к мрачным вещам с любовью абсолютно светлого и лёгкого. Правда, при этом ты дважды засыпала на картине «Иван Васильевич меняет профессию». Как так?!

Я сама не понимаю, это очень странный случай (смеётся). Но потом я пришла в наш театр на спектакль «Иван Васильевич меняет профессию», в нём Илюша (муж Илья Малаков. – Прим. авт.) играет, и была в таком восторге, что мне стало интересно посмотреть фильм. И я досмотрела его до конца с удовольствием. Может, мешал настрой на что-то конкретное, когда ты ещё до прочтения или просмотра уже ожидаешь этого, но не получаешь желаемого? На днях мы обсуждали с Ильёй только что вышедший сериал «Злые люди», в котором я снималась. Я начала смотреть, многого не понимала и считала, что акценты должны быть расставлены иначе. Илья послушал меня, посмотрел фильм и сказал, что это жанр такой – детектив или вестерн, и он, скорее, для мужчин, а я, вероятно, мало подобных историй видела.

А вообще ты любишь советскую киноклассику, золотой фонд, те же комедии Рязанова, Данелии, Гайдая?

Очень, очень люблю. В театральных институтах модно говорить про высокую литературу, про высокое кино, оскароносное или с Пальмовой ветвью. А я помню, как однажды кто-то что-то хорошее сказал про «Мимино». Я подумала, какой старый фильм, неужели всё так, как говорят. В результате на одном дыхании посмотрела. У меня был шок, что может быть так весело, интересно и грустно в одном флаконе. Ещё меня тогда же поразила своей лёгкостью и при этом пронзительностью картина «Мужчина и женщина» Клода Лелуша, где, казалось бы, ничего не происходит, а не оторваться от экрана. Я вообще очень люблю французское кино. Моё знакомство с ним началось с того, что я услышала выражение «новая французская волна», и оно меня заинтриговало. У нас в институте были лекции на эту тему, но я сама начала изучать всё о нём ещё подробнее. И меня потрясло, что вдруг появилось новое видение, новый язык, как в своё время произошло с Чеховым или Ибсеном. Когда мы их проходили, я тоже думала, что удивительно: они говорят о чём-то обычном, но иначе, другими словами. И мне очень нравится мелодика французского языка. Кстати, сейчас я снимаюсь в фильме и даже говорю там по-французски.

А в чём ты снимаешься?

Нам вообще нельзя ничего рассказывать. Вплоть до того, где мы находимся. Могу только сказать, что это сериал с невероятно интересной темой, которая всем знакома.

Ты знаешь французский язык?

Нет, но я периодически занимаюсь с педагогом и каждый день сама. Французский язык безумно сложный. Я знаю английский, и у меня был проект, где я говорила по-немецки и учила язык. И мне было намного легче освоить его. Самое непривычное во французском языке для нас – огромное сочетание гласных, выражающих один звук, и невероятное количество глагольных времен.

У тебя много прекрасных работ, но мне кажется, что самая зрелая и самая сложная на сегодня – в «Любви Советского Союза». И меня больше всего поразило, как ты на глазах из девчонки без грима вдруг превращалась в пожившую женщину...

Спасибо тебе за эти слова! Это была одна из моих главных задач. И я благодарна за то, что у меня всё получилось, и режиссёрам, и своим замечательным партнёрам.

С Ромой Васильевым вы ведь много спорили на площадке...

Это я постоянно с ним спорила, а он со мной – никогда (смеётся). В последние съёмочные дни мы пошли прогуляться, и я поняла, что он стоически молчал, чтобы не вызывать у меня ещё большую реакцию. Но ведь наши герои не могут друг к другу пробиться. У каждого свой мир, и каждый борется за своё, не пробуя встать на сторону другого, посмотреть, как оттуда всё выглядит. Вот мы и защищали своих героев, хотя я делала это более рьяно.

Прочла и порадовалась, что после «Любви Советского Союза» ты сказала себе, что теперь актриса. То есть сейчас ты чувствуешь себя увереннее?

Да, именно после «Любви Советского Союза» появилось такое ощущение. Она дала мне огромный буфер, понимание того, что я могу и так, и так, и так. Там у меня такая роль, которая позволила очень много сделать. И мне часто напоминает об этом Илья. Вот, например, вчера я шла на пробы, сильно волновалась и говорила себе: «А вдруг у меня не получится?» Но Илья мне в такие минуты теперь говорит: «Ты видела свою “Любовь Советского Союза”? Ты знаешь, что ты это можешь. Почему ты так волнуешься? Ты уже хорошая актриса. И всем это доказала. Самой себе в первую очередь». И я его слушаю и иду на пробы спокойнее (улыбается).

Надеюсь, что теперь с тобой не сможет произойти такая история, которая случилась на съёмках, когда ты расплакалась после слов режиссёра. А что это было?

У меня что-то не получалось, и режиссёр прилюдно при всей площадке сказал, что если бы он проводил кастинг, то я бы никогда не играла эту роль, и что я никто и звать меня никак. Я убежала, расплакалась, позвали продюсера, и я, естественно, через минут десять продолжила сниматься.

Ну ты герой!

На самом деле моя задача – сыграть роль, и я не должна вообще подключаться ни к чему, кроме того, что касается непосредственно моей героини. Но, конечно, работать в любви намного лучше.

Всё-таки характер у тебя есть при всей чувствительности и ранимости. Мне кажется, он проявился и в том, как ты однажды пришла на пробы в какой-то фильм и задала вопрос режиссёру, в каком стиле будут снимать, как «Красотку» или как «Эйфорию», и имела смелость отказаться.

Я просто в один момент поняла, что это моя жизнь, моё время, моё тело и моё лицо. И идти туда, где мне будет плохо просто потому, что восприятие может быть негативным, так как я не смогу принять что-то, не мой путь. Так почему же заранее не узнать, что это будет. Я же имею право задать такой вопрос и получить на него ответ. Хотят снимать как «Красотку»? Прекрасно! Как «Эйфорию»? Тоже прекрасно. Просто в «Красотке» я бы хотела сниматься, а вот в «Эйфории» – нет.

Недавно мне один совсем молодой актёр сказал, что «Анора» – это та же «Красотка». И я была сильно удивлена, потому что «Красотка», на мой взгляд, очень проникновенная и чистая история, при этом безумно смешная, и герои вызывают симпатию в отличие от «Аноры»...

Да! Это какая-то завораживающая и чистая история, несмотря на профессию главной героини. И ведь удивительно, что фильмов миллион, а «Красотку» мы все знаем. Кстати, в «Завтраке у Тиффани», на секундочку, героиня – эскортница. Но это тоже настолько чисто и легко снято, что фильм смотрят поколения.

А как среагировал режиссёр на твой вопрос?

Он меня услышал и честно ответил. Это было приятно. И меня и позже снова звали туда. Но я понимала, что надо будет приходить на площадку, находиться там по двенадцать часов шесть дней в неделю и делать то, что ты не хочешь. Это страшно, по-моему.

Изменилось ли что-то с узнаванием в обыденной жизни после «Любви Советского Союза»? Ты же ходишь, как совершенная девчонка, да еще и часто в обычных очках...

Да, меня стали узнавать (улыбается). Недавно девчонки в аэропорту помогли пройти огромную очередь на паспортном контроле, когда я не могла никак получить контейнер для одежды.

Знаю, что тебе очень нравятся фильмы Вуди Аллена. А какой его фильм ты увидела первым?

«Полночь в Париже», ещё подростком, но я его плохо запомнила. Мне его папа показал. А потом мы с друзьями пошли, как нам казалось, на взрослый фильм «Римские приключения». В то время не было строгого возрастного ценза в кино. Мне было лет четырнадцать. А у Вуди Аллена же и юмор достаточно взрослый. И первое впечатление у меня было необычным. Впервые в жизни я в кино многое не понимала, но мне было интересно его смотреть. До этого я видела сказки, мелодрамы, драмы, комедии, но трагикомедии никогда. А у Вуди Аллена всё происходит по-серьёзному, и тебе хочется, с одной стороны, в какие-то моменты закричать: «Какой кошмар, как люди так живут!», но с другой – это очень смешно, что меня просто поразило. Прошло время, и я целенаправленно пересмотрела этот фильм. Но ещё больше меня удивила этим сочетанием его картина «Голливудский финал». Я плакала и лишь изредка смеялась, но это даже не смех был, а улыбка сквозь слёзы. Я воспринимала фильм как тяжёлый, хотя он значится комедией. И вот это, конечно, загадка для меня.

Этот фильм сейчас значится мелодрамой и комедией. Но и у Чехова, а ты же играешь в «Дяде Жоре» по «Дяде Ване» и «Лешему», ты знаешь, что очень многие пьесы, и «Чайка», и Вишнёвый сад», подписаны комедиями. Как и «Леший», кстати, где в отличие от «Дяди Вани» Войницкий застрелился. А ты читала сценарии и другие произведения Вуди Аллена? У него же много книг.

О-о-о-о! Это, наверное, очень интересно. Вот сейчас мы закончим интервью, и я пойду его книги поискать. Как эта мысль мне самой в голову не пришла. А с Чеховым, да, это очень похожая история.

А как ты вообще узнаёшь о новых книгах?

Всегда по-разному. На презентацию могу попасть, Илья очень много читает, да и родители. У меня в целом окружение довольно читающее. Часто на площадке говорим, кто и что читает. Всегда стараюсь записать, а сейчас уже есть возможность сразу заказать в онлайн-магазине, приехать домой и открыть!

Как считаешь, какие книги сформировали твою личность или сильно повлияли на тебя, твоё мировоззрение, мироощущение?

Я много читала всегда. Фантастика рассказала важные вещи через призму жанра. Книги Коэльо подтолкнули к размышлениям о жизни. Ремарк открыл мир классики, мир настоящей красоты.

Мы уже упоминали «Тетрадь смерти». А давно ли у тебя появилось увлечение мангой и аниме?

Мангу я начала читать лет шесть назад. Мне было просто интересно, что это такое, поскольку ещё в школе все это читали. Я попробовала и дальше прочла, по-моему, семь книг. Манга, а это же особые комиксы, очень развивает мышление, фантазию, плюс, читая какую-то историю с картинками, ты её лучше представляешь. Анимация того же Миядзаки – это всё равно другое. Кстати, мультфильм «Тетрадь смерти» мне не понравился. Другое видение было по прочтении. Я просто его не поняла.

Ты глубоко познакомилась с аниме?

Я много читала про аниме. Этот жанр зародился в Японии. И я слушала лекцию, где говорилось, что есть история, как во время войны император заказал мультики для поднятия боевого духа армии, которые нужно было снять, отрисовать в очень короткие сроки, при том, что не было денег. Поэтому художник и режиссёр придумал, как быстро рассказывать эти истории. Он сочинил жанр, где все эмоции гипертрофированы: огромные глаза и никаких деталей вокруг, только реакции персонажа или, наоборот, много-много деталей, потому что он понял: надо выбирать, на что тратить время при рисовании.

Те, кто любит аниме, часто и в жизни увлекаются этим стилем.

Я рисую, купила курс по аниме. И у меня дома есть накладные цветные волосы и несколько игрушек из аниме, например Тоторо.

Ты выходила в таком виде куда-то?

В Таиланде наряжалась так.

А традиционные мультфильмы ты любишь? И опять же, есть ли разница для тебя: рисованные, кукольные?

Мне очень сложно воспринимать пластилиновые мультфильмы, но вообще наши советские мультики – это, конечно, бриллиант. Я могу какой-то анимационный фильм смотреть много-много раз. Я очень любила «Аленький цветочек», хотя боялась, потому что это чудовище было нарисовано достаточно пугающе. Очень люблю и кукольные мультики, как «Чебурашка», «Тридцать восемь попугаев», и рисованные, как «Ну, погоди», «Возвращение блудного попугая», «Простоквашино». «Ну, погоди» и «Простоквашино», мне кажется, я посмотрела миллион раз, потому что у нас дома были кассеты с ними.

Вернёмся к твоему увлечению литературой. Скажи, всё-таки были ли книги, которые тебя захватили настолько, что было не до закладок, не до вдумчивого медленного чтения?

Да, у меня такое тоже бывает, когда я открываю нового автора. С Ремарком, например. В «Триумфальной арке», это вообще одно из моих любимейших произведений, я даже закрывала ладошкой строчки, чтобы не увидеть, что дальше, как и в его романе «Жизнь взаймы», когда читала о том, как гонщик выезжает на свой заезд, потому что уже понимала всё.

А вот у сегодняшних авторов я пока такого произведения не нашла. Хотя нет, с Лукьяненко так было. Мне папа пару лет назад подарил книгу «Семь дней до Мегиддо» из цикла «Изменённые», и я помню, как ночью читала, и в какой-то момент поворачивается ко мне Илья и говорит: «Ангелина, ты что? Четыре утра». А я не могла остановиться. Помню, что, когда дочитала вторую книгу, у меня был ужас от того, что она закончилась. И знаю, что благодаря неравнодушным читателям историю продлили ещё на один том, но уже точно финальный! Я до сих пор тоже думаю написать ему в соцсети: «Здравствуйте, если вы будете экранизировать, пожалуйста, позовите меня на пробы».

Вообще я готова поучаствовать в любой экранизации по Лукьяненко, а я много книг прочла. Люблю его фантастику не только за сюжет, который ты никогда не предскажешь, но и за очень большую глубину. У него всё про людей, но через фантастику. А ещё у меня в детстве был смешной случай. Шли выпускные экзамены, а я читала самый толстый том «Гарри Поттера», по-моему, «Принц полукровка». И папа увидел меня с этой книжкой и забрал её. Книга была библиотечная, единственная там. Он сказал: «Пока ты не сдашь экзамены, я тебе её не отдам». И тогда я пришла к своему школьному другу, а ему родители подарили полное издание, и попросила у него эту книгу почитать. А вообще, я всегда прошу дарить мне книги. У нас дома большой книжный шкаф. И когда я куда-то еду, то часто огромную часть моего чемодана занимают книги. Но и в телефоне, как я уже говорила, у меня всегда что-то закачано.

Ты как Света Иванова, которая говорит: «Книга – лучший подарок». И ей муж, Джаник Файзиев, например, подарил «Гарри Поттера» в оригинале...

Ух ты, как здорово! Я обожаю Свету! И я тоже начала читать «Гарри Поттера» в оригинале. Это потрясающе!

Ты тоже так хорошо знаешь язык, что можешь читать в оригинале книги?

Не все, «Гарри Поттера» несложно читать, так как я содержание знаю очень хорошо. И книга, правда, лучший подарок, потому что она открывает какой-то новый мир. И если это попадает в тебя, ты просто проваливаешься в него. Я помню, как одно время увлекалась Коэльо. Есть произведение, которое не всем понравится из-за наличия в нём жёстких моментов – «Вероника решает умереть». Но для меня эта книга в какой-то период стала просто настольной, потому что отвечала на мои очень важные вопросы. И она вся в закладках. Но с миром Коэльо я заметила серьёзную закономерность – ОПРЕДЕЛЁННУЮ ЗАДАННОСТЬ. Наверное, на шестой книге я это поняла и закончила его читать.

А когда пришла к тебе любовь к чтению?

Изначально эту любовь привил мне папа. Я помню, как он подарил мне книгу Лукьяненко «Мальчик и тьма». Она была первой, которой я увлеклась. Мне было лет четырнадцать. До этого я просто читала и читала, потому что это надо было делать из-за школьной программы, без внутреннего подключения. И подарив «Мальчика и тьму», папа сказал мне, что есть прекрасное правило, и посоветовал: «Прочти пятьдесят страниц. Если не получится – значит, не твоё. Но дай книге шанс». И реально это каждый раз срабатывает. Я прочитала эту книгу Лукьяненко и подумала: «Ой, как интересно, оказывается, читать книги».

А тогда была волна «Сумерек», и я просто «утонула» в них. Мне было запрещено читать ночью. У нас с двадцати трёх часов был, как это папа называл, комендантский час, и уже нельзя было брать в руки телефон. А я очень хотела читать. У меня был маленький плеер, в котором помещалось три строчки. И я в него закачала «Сумерки» и под одеялом буквально по два предложения читала. Ну и потом сразу возник «Гарри Поттер».

Были ли произведения в школьной программе, которые тебе всё-таки очень нравились?

Я любила поэзию в школьные годы. Родители рассказали нам с братом секрет, как учить стихотворения наизусть, что для этого надо представить всё, что необходимо запомнить. Помню, как учили «Мороз и солнце...» Пушкина. И я спросила про строчку «Вся комната янтарным блеском озарена»: «А что это такое? Что это значит?» – и дальше было погружение в целый мир. А так как поэзия ещё и очень музыкальна, в отличие от прозы, то и представления возникают более объёмные.

А лет в пятнадцать-семнадцать тебе хотелось читать что-то о любви?

У меня была интересная история с «Грозовым перевалом». Я книгу начинала читать четыре раза. Она совсем не шла. А через время я точно так же искала дома что-нибудь из книг, снова наткнулась на неё и подумала: «Ну просто ради интереса попробую ещё раз». И проглотила на одном дыхании.

Но, наверное, самое сильное впечатление в этом жанре на меня в подростковом возрасте произвёл роман «Унесённые ветром». Был июнь, шли школьные экзамены. Я сидела на балконе, и у меня были открыты вопросы по экономике (у нас был такой предмет), но я совершенно не могла готовиться, так как взахлёб читала «Унесённых ветром». В результате контрольную работу я сдала на два с плюсом. Потом я посмотрела фильм в русском переводе, и мне было жалко героиню. Но, увидев картину в оригинале, я оказалась полностью на стороне Ретта Батлера. А ведь дело всего лишь в озвучке. В книге же я не могла принять ничью сторону.

Для тебя символ чистоты и нежной женственности, как я понимаю, всё-таки не Вивьен Ли, а Одри Хепберн. Недавно прочла в твоём интервью, как журналист тебе говорил, что «Римские каникулы» и «Завтрак у Тиффани» – это полная ерунда. И я сразу подумала, что ему нужно было бы сказать, что «Римским каникулам», как «Джоконде», уже можно выбирать, на кого производить впечатление, а на кого нет, как ответила одному человеку Раневская.

Ой, как здорово! Я тогда тоже прямо опешила. Я очень люблю, когда вот так говорят, например, если речь заходит об «Унесённых ветром». И я всё время отвечаю: «А ничего, что это первый полнометражный полноценный цветной фильм, снятый по новой системе?»

Случалось ли тебе после просмотренной экранизации захотеть прочитать книгу?

Такое было не раз, но не вспомню сейчас, с чем конкретно. Но вообще кино побуждает мой мозг к развитию. После хорошего интересного фильма мне хочется узнать больше информации по той теме, которая была затронута в киноистории. Кстати, сейчас я очень хочу посмотреть сериал «Атом», там Илья снимался. Когда он готовился к роли, мы стали много читать об этом. Здорово, когда посредством кино можно просветить людей на какую-то тему. Мне с художественной точки зрения не очень понравился фильм «Великий» с Джонни Деппом про экологическую катастрофу в Японии, не помню. Но после просмотра, а я не могла поверить, что это правда, залезла в интернет и начала читать, и оказалось, что всё действительно так. Если кино поднимает важные вопросы, это отличный способ достучаться до людей.

Ты снималась в сериале «Пищеблок». Читала ли до утверждения этот роман и вообще что-нибудь у Алексея Иванова?

До этого я прочла его «Ненастье», мне понравился роман. И когда меня позвали на пробы «Пищеблока», я думала, что это что-то подобное, а оказалась история про вампиров (смеётся).

Конечно же, я прочла книгу и с удовольствием. Я люблю фантастику, сказки и когда о чём-то рассказывается завуалированно. Кстати, Достоевского мне ещё сложно читать, потому что он прямо при тебе препарирует человека. Ты как будто наблюдаешь за этим. А жанровая литература даёт возможность такое прочесть не в лоб, что легче воспринимается.

Что было для тебя самым сложным в «Триггере», может быть, изменения, произошедшие с Катей в последнем сезоне? Жалеешь ли, что сериал, кажется, закончился? И кого из партнёров будешь вспоминать чаще всего?

Мы не знаем, будет ли продолжение сериала. Конечно, когда вы на площадке стали дружной командой, хочется работать вместе и дальше, и дальше. Чаще всего я вспоминаю работу с Максимом Матвеевым. Потому что, когда я только пришла в эту работу, у меня совсем не было опыта, это был один из первых проектов. А Максим, несмотря на свой статус и профессионализм, очень много помогал, и подсказывал, и поддерживал. Я до сих пор перед съёмками проговариваю длинную скороговорку, потому что Максим ещё тогда, в 2018 году, рассказал, что это очень важно – тренировать речь каждый день. А с Владом Тироном, моим сокурсником, дружны с института и по сей день. И это подарок, что мы после совместной работы в дипломном спектакле «Дневник Анны Франк», ещё и целых три сезона сериала были вместе! И для меня настоящий подарок – наша финальная сцена в третьем сезоне, когда мы объясняемся друг с другом. Это разговор двух взрослых и мудрых людей, то есть видна трансформация детских отношений, где-то обидных, где-то необдуманных, эгоистичных, непредсказуемых, хотя, конечно, полных взаимной любви. Спасибо сценаристам, режиссёру и, конечно, Владу за эту сцену. Теперь она одна из моих любимейших, которую я буду вспоминать.

Хотела бы ты сыграть Ларису Огудалову после того, как немного прикоснулась к ней в рекламе?

Здесь много факторов должно сойтись. Роль непростая, тем более «Жестокий романс» – уже классика, а переснимать классику – всегда вызов. Помню, как мы проходили в школе «Бесприданницу». Мне было тяжело и больно это читать. Не знаю, может быть, кто-то умеет спокойно воспринимать такое, а у меня сразу душа не на месте.

Ты просто очень чувствующий человек, что прекрасно и для актрисы. Но как ты живёшь сейчас со своей ранимостью, открытостью, искренностью и прямотой вообще и в киношно-театральном мире? Ведь это же очень сложно...

Не буду лукавить, что быть прямым человеком в принципе сложно. Это очень не любят. Иной раз слышу фразу, что лучше обмануть, чем сказать правду. Не знаю, мне сложно с этим согласиться. Но бывает, думаю, что и мне порой неприятно что-то слышать. И оправдываю для себя это противоречие тем, что если до меня дошло что-то нехорошее, то, скорее всего, я сама этим интересуюсь. Поэтому я очень не люблю, когда кто-то начинает высказывать своё мнение обо мне без спроса. Стараюсь обходить такие ситуации стороной. А сама же, да, часто страдаю от того, что говорю то, что думаю, и то, что чувствую. В конце концов, каждый человек имеет право на своё мнение, тем более если этим интересуются. Что касается искренности, то и здесь тоже непросто. Искренность почему-то часто воспринимается как слабость, а открытость как глупость. А вкупе с ранимостью – это совсем кошмар. Я стараюсь работать со своими личными границами и не изменять себе, то есть быть открытой, искренней, честной, такой, какая есть. Но не подпускать близко, «до пуговки на рубашке», как сказал мне мой мастер Владимир Михайлович Бейлис. Я не всегда справляюсь, но, наверное, это мой путь, если я и дальше хочу оставаться верной себе. Возможно, я когда-нибудь изменюсь, ведь все мы развиваемся, растём. Но каждый раз, когда я попадаю в тупик, мне встречаются сильные самобытные личности, которые будто своим примером говорят: «Верь себе. Верь в себя. У нас получилось сохранить себя, а значит, и у тебя получится». И я верю. Просто иногда закрываюсь с книгой дома и прячусь от всего мира, чтобы настроиться на свою волну.