Аксолотль и статуэтка превращений. Часть вторая

Text
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

– Это Бэнши? – Опешил Илья. – Это наша тетка Алка?! Бедная, как изменилась! Что жизнь с людьми делает!

Лягушка сделала в сторону Шайкиной выпад копьем, но Шайкина оказалась куда как проворней. Она быстро отклонилась в сторону и насквозь пронзила гигантское земноводное своим копьем. Лягушка громко квакнула, выронила свое оружие, повалилась на спину и забилась в агонии.

– Хана тетке Алке! – Сказал Вильям.

– Подожди ты! – Возразил Илья. – Смотри!

Следом за первой лягушкой из двора полезли другие, числом не менее десятка, вооруженные копьями и ятаганами. У одной из лягушек на голове располагалась маленькая серебристая корона.

– Нет, это не тетка Алка. – Решил Вильям.– Это просто гигантские лягушки.

– А тебе эти лягушки ничего не напоминают? – Спросил его Ильям.

– Напоминают, – просто ответил Вильям. – Вчера мы лягушек ловили, собирались тетке Алке вручить, и проблему лягушек царевен живо обсуждали.

– Вот-вот. Не хочешь ли поцеловать ЭТУ лягушку-царевну?

– Что-то не хочется.

Лягушки между тем обступили гигантского пса с Анной Павлиновной на спине и навалились дружным скопом, размахивая ятаганами и копьями.

Анна Павлиновна отбросила копье и выхватила меч. И этим мечом, не слезая со спины собаки, она принялась сечь, кромсать и рубить лягушек. Плохими вояками оказались лягушки. Будь ты вооружен хоть острым тесаком, хоть длинным копьем, увеличь тебя до неприличных размеров, но если ты был холоднокровной лягушкой, ею ты и останешься, ею и помрешь. И не надо что-то героическое воображать.

Вскоре лягушки все как одна лежали на земле в лужах лягушачьей крови, предсмертно дергая конечностями. В воздухе поплыл отчетливый запах рыбы. Пес Тобик не оставался в стороне, помогая Анне Павлиновне в меру своих собачьих сил. Его тяжелые лапы впечатывали лягушек в каменную брусчатку, а острые клыки разрывали на части.

Видя эту картину, Вильям неприязненно сморщился:

– Гадость, аж внутренности выворачивает.

– Выходи на честный бой, Бэнши! – Прокричала разгоряченная битвой Анна Павлиновна. – Твои приспешники перебиты, выходи сама.

– Выйдет – не выйдет? – Заинтересованно спросил Илья.

Где-то в глубине трансформированного двора Аллы Филипповны, а может, и в доме, раздался протяжный визг, похожий одновременно на крик обезумевшего кота, вой пожарной сирены, женский возмущенный вопль.

– Выйдет, – сказал Вильям.

– Похоже на то, – согласился Илья.

Визг становился все громче и громче, и хотя ребята стояли далеко от места битвы, даже у них заложило уши. Хуже пришлось самой Анне Павлиновне и стоящим поблизости зрителям. Громкий визг просто контузил Нюрку, она даже бубен выронила. Бубен покатился по улице, Нюрка кинулась его догонять.

Потом что-то большое взмыло в воздух над домом Аллы Филипповны, зависло на высоте десяти-пятнадцати метров и медленно заскользило в сторону Анны Павлиновны. Неопознанный летающий объект при детальном и внимательном рассмотрении оказался Аллой Филипповной или Бэнши, если использовать терминологию Шайкиной. Алла Филипповна уверенно восседала на простой дворовой метле, словно давным-давно освоила этот инструмент по его непрямому назначению. Сидела себе, как на велосипеде или лошади, горделиво подбоченись, выпятив вперед свой выдающийся бюст.

Если бы не полет на метле, горластая Алла нисколько не изменилась. Никакие превращения, преобразования или мутации ее не затронули. Алла Филипповна не носила ни колдовского наряда, ни савана, ни прочных доспехов, хвост с крыльями тоже не наблюдались. Волосы, как были окрашены в немыслимый оранжевый цвет и завязаны большим узлом на затылке, такими и остались. Никакой прически а ля «Медуза Горгона», со змеями вместо кос. Короче говоря, простая, среднестатистическая русская женщина пятидесяти с хвостиком лет в зеленом платье.

Но метла. Но голос! Алла Филипповна и раньше обладала феноменальным голосом, натренированным ежедневными сварами с соседями и родственниками, но теперь этот голос приобрел невиданную силу, мощь и глубину. Это уже был не голос, а оружие массового поражения, акустическая пушка, разрабатываемая военными инженерами, но так и не созданная. Если раньше, когда тетка Алка включала свой природный репродуктор, у соседей дрожали оконные стекла, то теперь стекла вылетали, вместе с рамами и участками стены. Крошились крыши, ломались деревья, а люди, попавшие под голосовой удар, валились с ног и оставались лежать без движения.

Взлетев повыше, Бэнши глубоко вздохнула, от чего ее выдающийся бюст стал еще более выдающимся, распахнула до неприличных размеров рот и завизжала.

Громкий визг, вырвавшийся из могучей глотки Бэнши, был не только слышен, но и осязаем и даже виден. Вильям и Илья увидели воздушную струю, похожую на инверсионный след самолета. И когда эта струя коснулась Анны Павлиновны, вокруг нее словно произошел взрыв. Несчастного Тобика подбросило высоко в воздух и перевернуло несколько раз. Сама Шайкина вертелась в воздухе дольше. Шлем, меч, куски доспехов отделялись от ее тела и отлетали на значительные расстояния. Лопнуло даже дорожное покрытие. Каменные прямоугольники брусчатки измельчились в мелкую щебенку, и на том месте, где секунду назад горделиво гарцевала Анна Павлиновна, образовалась не глубокая, но широкая воронка.

– Манать! – Коротко прокомментировал Илья. – Таким воплем и убить можно.

– Можно, – согласился Вильям.

Визг дробил тела убитых лягушек. Куски лягушачьего мяса, огромные крапчатые окорока, неприглядные внутренности разлетались во все концы улицы и зависали на деревьях, заборах, крышах домов.

Потом Бэнши взлетела повыше, не прекращая пронзительно орать. В ее визге даже различались слово проклятий, адресованных Шайкиной, соседям, сыну и брату, да и вообще – всему роду человеческому. Повалились с ног, сбитые визгом, любопытствующие соседи, покатились по дороге, как гонимые ветром кустики перекати-поля, теряя обувь и головные уборы. Соседи тоже орали, тоже проклинали род человеческий и особенно одного горластого его представителя, заставившего их так вот катиться, но их хоровые вопли заглушались визгом Бэнши.

Ужасающий торнадо бушевал над станицей Ряжской, разрушая все и вся. Слетала с крыш солома и черепица. Только этим утром изменившие архитектурную форму дома обрели такое кровельное покрытие вместо невзрачного шифера, и теперь лишались его. Поднимались в небо камни, щепки, земля, обломки оград и заборов, какая-то мелкая живность.

Анна Павлиновна Шайкина сделала пару неуверенных попыток подняться на ноги и дотянуться до меча, но Бэнши сразу же пресекла эти действия, обрушив на соседку новую порцию зубодробительного визга.

Потом Бэнши замолкла, осталась висеть над улицей, барражируя на своей метле и горделиво посматривая на произведенные разрушения. В ее маленьких глазках светились нешуточная гордость и самодовольство: смотрите, какая я горластая, всех перекричать смогу, не сметь спорить, слухай мене!!!

– Только бы меня не заметила! – Напрягся Вильям. – У нее ко мне давние счеты.

– Заметила! – Испугался Илья.

И вправду, заметила, уставила на ребят свой недобрый взгляд, и потом по-подлому так усмехнулась, широко, как зевающий бегемот, распахнула свой рот, набрала огромное количество воздуху и заорала. Рядом с ребятами вздыбилась мостовая. Разлетелась на мелкие осколки брусчатка, повалилось дерево.

– Бежим! – Прокричал Илья.

И они побежали. Бэнши летела следом на своей метле, продолжая орать, неся масштабные разрушения. Словно могучий вихрь преследовал ребят, собираясь уничтожить, разорвать на составляющие. От громкого визга уже давно заложило уши. Вильям и Илья что-то орали, к чему-то призывали, но друг друга не слышали. Только по направлению, которое избрал для бегства его друг, Вильям догадался, что бегут они к японскому замку Ильи.

Бэнши замолкла, набирая воздух, заглатывая его большими порциями, раззявив до бесконечности рот и закатив от удовольствия глаза. Это дало и возможность добежать до замка и спрятаться за прочными стенами. Когда они пробегали мимо залива, их увидела и окликнула Леночка.

– Как там мама?

– Нету мамы! – Задыхаясь, выдохнул Илья.

– Как нету мамы? – Захныкала русалка.

– Была и кончилась, – сказал Вильям.

Потом они юркнули в крепостные ворота японского замка, а Леночка осталась всхлипывать и причитать.

Бэнши не решилась нападать на замок, покружилась над домами, поорала, слегка сбавив громкость. Просто так поорала, для проформы, для того, чтобы ни у кого не было сомнения в ее исключительной горластости и воинственной храбрости. И полетела обратно в свой дом с колючими цветами и химерами на столбах.

– Манать! – Емко констатировал Илья, валясь с ног на пестрые плитки внутреннего двора своего японского замка. – Нет, говорят, для здоровья полезно так бегать. Но можно и без башки остаться.

– Не пришлось бы нам каждый день от этой Бенши бегать, – сказал Вильям. – Нам нужно что-то придумать, что-то противобэншевое.

– У меня арбалеты есть и луки, – сказал Илья. – Целый арсенал имеется.

– А нет ли в твоем арсенале чего-нибудь более гуманного, например, аэрозоль какой-нибудь, репеллент? Не хотелось бы соседку насовсем убивать.

– Хм, только вчера ты ее ядом жерлянок травить собирался. Откуда теперь такая жалость?

– Так ведь соседка, хоть и ведьма с голосом. Привык как-то за долгие годы.

– Гуманист.

Посидели еще некоторое время, приводя в порядок нервную систему, успокаивая надорванные мышцы. Покой и восточное умиротворение царили в японском замке. Где-то в густой листве растущей во дворе вишни, щебетали звонкие птички, радуясь жизни. Маленький домик, в котором вчетвером проживала семья Кариных, в размерах не увеличился, но изменил архитектурную форму, вытянулся вверх несколькими ярусами, превратившись в домик японский. Дом окружал японский сад, с камнями, водоемами, мостками, с традиционными вишнями, причудливо изогнутыми соснами и бамбуком. Играл печальную музыку водяных капель суйкинкуцу – всего лишь зарытый в землю глиняный горшок с капающей через бамбуковые трубки водой, но издающий мелодичные звуки.

 

– Да-а, – протянул Вильям, разглядывая обстановку. – Японский сад вместо грядок с хреном. Сурово.

– Ты еще внутреннюю обстановку не видел, – проворчал Илья. – Ничего своего не могу найти. Пойдем в мою тэнсюкаку?

– Куда?! – Испугался Вильям.

– Так мое жилище называется. Главное здание в японском замке.

– Тэнсюкаку. Язык сломаешь.

– Привыкнешь. Приобщайся к великому духу древней Японии. Пошли, чаем угощу.

Ребята поднялись на ноги и вошли в дом. Неожиданная пустота просто резала глаза: исчезли диваны, кровати, шкафы и книжные полки. Нет, книги никуда не делись, но теперь прятались в стенных нишах, а не лежали штабелями на всеобщем обозрении. Под ногами пружинили золотистые татами. Вместо трех комнат теперь был одна большая, разделенная раздвижными фусуми. Причудливо вывернутые драконы, летящие журавли, изогнутые стебли бамбука смотрели со стен, перегородок, пола и потолка, – весь дом был расписан яркими традиционными рисунками. Имелась и стена с оружием, страшным, грозным, убийственным: катаны, вакидзаси, танто, копья – су яри, луки. При ближайшем рассмотрении оказалось, что не только японское оружие было представлено на стене. Было здесь еще нечто необыкновенное, разноформенное, грозное. Какие-то экстравагантной формы клинки с золотой насечкой и утонченными рукоятками. Красивые, причудливые, но не игрушки, такими приспособлениями легко и просто можно было оттяпать голову любому недоброжелателю.

– Впечатляет, – заключил Вильям. – Не ожидал от тебя такой воинственности. Можно целую армию вооружить.

– Я тоже такого не ожидал. Но будет чем Бэнши встретить.

– Там нет ничего не смертельного, чтобы оглоушить можно было, но не убить?

– Поищем. В крайнем случае, аркебузу резиновой пулей зарядим.

– Ружье?!

– Эх ты, бестолочь! Первые аркебузы – это арбалеты, стреляющие металлическими шарами. У меня такие в подвале лежат. Там еще я боласы видел. В конце концов, можно каким-нибудь гамаём двинуть, чтоб только не насмерть.

– Пойдет, – решил Вильям.

– А это что? – Насторожился Илья, обнаружив среди клинков маленькую книжонку. Данный предмет с общей обстановкой арсенала явно не вязался.

Похожая размерами на блокнот, обтянутая в кожу пергаментная брошюрка сиротливо лежала на полке между кинжалами и мечами. Илья взял книжку, раскрыл ее на первой странице, прочитал название, написанное причудливым готическим шрифтом золотой краской.

– Хм, – усмехнулся он. – Почему-то я не удивлен.

– Чего там? – Заинтересовался Вильям.

– «Бэнши, краткое описание разновидностей, опасностей, которые они представляют, и меры защиты против них, сочинение монаха Азинуса Азинуса»! – Прочитал Илья длинное название книги. – Вот так! Все в тему. Если появились в нашем мире Бэнши, то есть и пособия по борьбе с ними! Пойдем лучше чаю попьем с вагаси.

– С чем?

– Со сладостями японскими. Чувствую, если так продолжаться будет, заговорю по-японски, а потом сделаю себе сэппуку….

Илья ничего не смыслил в японской чайной церемонии, да и не стал изображать из себя знатока, как часто поступал Димка Куров. Он привел своего друга в комнату, которая еще вчера была кухней. Он кухней и осталась. На месте была газовая плита и старенький, доставшийся от бабушки буфет, но другой угол кухни, где стоял обеденный стол, был углом японским, застеленным татами. И стол уменьшился по высоте раза в три. За этим столиком теперь надлежало сидеть на корточках, поджав под себя ноги. На столе располагался приготовленный неизвестным мастером завтрак.

– М-да, – удивился Илья, разглядывая плошки и горшочки из глазурованной керамики, наполненные чем-то вкусным, палочки для еды – хаси. – Наверное, мой карлик постарался. Присаживайся.

Вильям сел перед столом, долго ерзал, принимая подходящую позу. Сидеть в таком положении было не привычно, мешал топорщащийся кинжал, пока Вильям не передвинул его подальше за спину.

Ребята посмотрели на сервировку, друг на друга, на палочки для еды. Все было непривычным, необычным, несколько пугающим.

Илья неуверенно взял палочки, попытался пристроить их в руке, как это делают японцы и китайцы в кино. Ничего не получилось.

– Ой, да чего это мы?! Кого боимся? – Воскликнул Илья и, отбросив палочки, решительно полез рукой в пиалу с рисом, взял прямо пальцами горсть и засунул в рот.

Вильям последовал его примеру. Куски рыбы и мяса они ели руками, а суп из водорослей выпили прямо из чашек, громко сопя и чмокая.

Вильям вдруг понял, что сильно проголодался, ведь он ушел из дома, даже не позавтракав, не попив чая, не съев бутерброда с колбасой. Он проглатывал вычурные японские деликатесы из сырой рыбы, не ощущая вкуса, пил ароматный бульон, хрустел тертой редькой, закусывая все горстями риса.

– А и ничего, – заключил Илья, усиленно работая челюстями. – Вкусно. Хорошо кормятся эти японцы. Уф! Теперь можно и чайку попить, уже не так быстро. Где-то я здесь чайник и пиалы видел.

– Вот, сбоку, – сказал Вильям, протягивая небольшой глиняный чайник.

Они заварили в плошках мелко измельченный зеленый чай. Попробовали – ничего, хотя и не привычно, но пить можно. Нашлись на столике и вагаси: всевозможных расцветок маленькие рисовые комочки, пастилки, пирожки, кусочки желе – все это было ярким, пестрым, фигурным, изображающим цветы, животных, листья растений. На вкус? Ну, не совсем сладко, непривычно.

Пришло насыщение. Вильям и Илья уже не налегали на еду, потихоньку пили чай, пытаясь ощутить и понять незнакомый вкус. Потом Илья открыл книжку про Бэнши, которую захватил с собой.

– Бэнши бывают трех видов, – прочитал Илья вслух, – Бэнши лесные, они же таинственные, своим пением предсказывают скорую гибель человека. Это не то. Бэнши черные, они же пещерные, своим криком вызывают горные обвалы, питаются мясом своих жертв…. Опять не то. Вот! Бэнши красные, гибрид, получившийся в результате скрещивания русской ведьмы с домовыми, летают на метлах, обладают самым сокрушительным голосом. Подлы, коварны, злословны. Особую опасность представляет красная бэнши Алла, реликт древних времен!

– О, как! – Воскликнул Вильям.

– Ты удивлен? – Спросил его Илья.

– После гигантского Тобика, лягушек, бэнши по имени Алла? Какая мелочь. И как с ней бороться?

– Очень хорошо яд жерлянок помогает, – прочел Илья.– Ну как? Может быть, это все же сон или бред? Мы спим и друг другу снимся.

– Ага, во сне я ел японский обед. И коленка у меня после падения тоже во сне болит?

– А вот вы где? – В комнату вошел Женя в восточном халате из золотой парчи, зеленых восточных шароварах, восточной чалме. За широкий кушак на поясе у него был заткнут внушительных размеров ятаган. Ни дать ни взять, мальчик Аладдин из сказок изощренной Шахерезады, однако услужливого джинна поблизости не наблюдалось. Имелся дракон, размером с порядочного дога, какой-то яркой крапчатой расцветки, словно обрызганный струями разноцветной краски, с шипами по хребту, рогами на голове, пучком колючек на хвосте. Выражение морды дракон имел безрадостное, ипохондрическое, своему грозному виду не соответствующее.

– Это кто?! – Перепугался самурай Илья и выхватил меч, что по самурайскому кодексу бусидо считается большим оскорблением.

– Это? – Спросил Женя обеспечено и обернулся к дракону. – Это аксолотль. Тот самый, что я Оксанке Селиверстовой пытался на день рожденья подарить, а она мне его вернула. Он сначала в амбистому превратился, а теперь в дракона.

– Что жизнь с аксолотлями делает! – Сочувственно проговорил Вильям.

– Да уж, – согласился Женя.

Аксолотль в ответ качнул лобастой головой и печально, по-коровьи вздохнул. Видимо, он поддерживал идею трудности и опасности жизни и ее способности проводить над зверьми разные мутации.

– А он не кусается? – Настороженно спросил Илья, продолжая держать меч в полуобнаженном виде, готовым в любой момент использовать его по прямому назначению.

– Кусается, – весело ответил Женя. – И огнем плюется, когда я ему скажу.

– Уже лучше. Послушный?

– Послушный.

– Отлично, но все равно держи его подальше. Ты его сегодня кормил?

– Нет.

– Вот это уже плохо. Вдруг он проголодается и нас съесть захочет.

Дракончик, услышав эти слова, снова печально, по-коровьи вздохнул.

– Вот видишь, – отшатнулся Илья. – Он уже вздыхает. Это от голода. Предвкушает, небось.

– Ну ты и храбрец, – усмехнулся Женя.

– Я понял! – Вдруг воскликнул Вильям, вскакивая.

– Чего ты понял? – Спросил его Илья.

– Аксолотль – это ключ ко всему случившемуся! Был он аксолотлем, жил себе в своем аксолотльем обличье, жрал свою аксолотлью еду и был доволен. Потом обстоятельства изменились, стало суше, и он превращается в тигровую амбистому. Но и тигровая амбистома и аксолотль – суть одно и то же. И дракон, он только внешне дракон, но он остался аксолотлем!

– Не понял! – пробормотал Илья.

– Я тоже не понял, ЧТО ты понял, – произнес Женя.

– Ну как же, как же, – продолжал бушевать Вильям, на него обрушилось вдохновение, но собрать мысли для внятного объяснения пока не получалось. – Аксолотль и твоя амбистома – один вид. Так?

– Так, – ответил Женя.

– Ну вот, а дракон – это тот же самый вид. И Шайкина, и Илья—самурай, и Громовы, которые стали моими слугами. Изменилась только внешняя сторона, а суть…. Суть не меняется. В каждом из нас есть множество вариантов, и в зависимости от обстоятельств меняется внешность. Громовы всегда были слугами, только обстоятельства сделали их семьей главврача. И у Ильи, где-то в глубине его сущности был спрятан самурай.

– А если что-то опять изменится, я превращусь в крысу? – Спросил Илья.

– Нет же! В твоей сущности нет крысы!

– Ничерта я не понял, – проворчал Илья.

– Я тоже, – сказал Женя.

– Ну как же! В каждом человеке, в каждом событии, в целом мире есть несколько вариантов возможностей, как в аксолотле. Они в них заложены изначально, так сказать: про запас. Аксолотль – это же, по сути, головастик, который живет как головастик, размножается и умирает, так и не становясь взрослым. И только, когда пересыхает водоем, он становится взрослым. Ведь так?

– Так, – кивнул головой знаток таких животных Женя.

– Тетка Алка всегда была горластой бэнши, Илья – самураем, а Громовы – рабами. И каждый дом – это немного дворец. И наша станица – это сказочный город, только спрятанный, скрытый. Понятно?

– Ни фига не понятно! – Сказал как отрезал Илья.

– Ну и ладно, – примирительно проговорил Вильям, его задор уже остыл.

Он уселся за японский столик, налил себе чаю и выпил одним залпом.

– Мужики, – воскликнул Женя после паузы. – В станице такое происходит!

– Представляем, – пробурчал Илья.– С меня хватает моего японского замка и самурайского прикида.

– Это еще мелочи! Все дома в станице во что-либо превратились: во дворцы, замки, пещеры, терема! Вместо здания администрации какой-то лабиринт, кто туда входит, обратно выйти не может, там и остается. Говорят, наш районный глава там уже заблудился. Слышали крики о помощи, но его заел какой-то Минотавр.

– Хм, – усмехнулся Вильям.

– А у меня дома мой зверинец изменился вооще! Мама увидела, чуть в обморок не упала. Вместо рыбок, мадагаскарских тараканов, веретениц, морских свинок – дракончики, мантикоры, какие-то горгульи, гремлины. Я даже название подобрать не могу! Страшные все, но меня не трогают.

– Сытые потому что, – решил Илья. – Проголодаются и тебя сожрут, и твою маму и брата твоего непутевого.

– Не сожрут. Они едят то же, что ели до этого. А центр станицы в порт превратился. Да-да, настоящий порт. Вместо асфальта – вода, а к тротуарам парусные корабли пристают, товары разные сгружают. Как раз возле службы судебных приставов. Там теперь пристань и трактир «Пристанище». Сами приставы теперь какими-то страхолюдинами сделались, бегают к людям пристают. Приставы пристают, корабли пристают.

– К пристани, – повторил Илья.

– Ага! А еще я Шайкину видел в доспехах. Больную какую-то. Ее бабка Шайкинская и Нюрка под руки вели, а следом кобель хромал, побольше коровы с седлом на спине.

– Это Шайкина с бэншей сражалась, – без удивления сообщил Илья.

– С какой бэншей? – Спросил Женя. – Про какую бэншу вы все время твердите?

– Ну, как тебе сказать, – начал Вильям. – Ты про бэнши слышал? Из кельтской мифологии. Они там песни поют и этим смерть предвещают. Так наша тетка Алка бэнши заделалась.

– Только она не поет, – продолжил Илья. – Она орет. Громче прежнего! Ты разбитые крыши и поваленные деревья видел? Так то тетка Алка своим криком разбила.

 

– Подумать только! – Удивился Женя. – То-то я и смотрю: деревья повалены, воронки какие-то на мостовой. Куски гигантских лягушек кругом валяются.

– Это тетки Алкины слуги, – произнес Вильям. – Сначала они Шайкину убить пытались, а когда не получилось, сама Бэнши за дело взялась. Заметьте, ля-гу-шки! Вчера мы с лягушками что делали? Ловили, тетке Алке задарить пытались. Не наша ли это работа, что так вся станица перекорежилась?

– Вряд ли, – возразил Илья. – Мы ничего такого не делали, колдовать не пытались, никакие приборы не включали. К тому же, если бы это моя воля была, Ленка Шайкина превратилась бы в корову, а не в русалку…

– Русалку? – Опешил Женя.

– Ты русалку не видел? Ну, выйдешь из моего замка, посмотришь возле причала, увидишь. Плавает. Если только не утонула.

– Пойдемте, на русалку посмотрим, – попросил Женя. – Я русалок еще никогда не видел, тем более Ленку Шайкину. И вообще, пойдемте по станице прошвырнемся, новые достопримечательности посмотрим.

– Там Бэнши, – напомнил Илья. – Она меня с Вилькой терпеть не может. Чуть не убила.

– Чуть не считается. Пойдемте, на пристань глянете, на корабли, на дворцы.

– Пошли, Илья, – поддержал Вильям друга. – К тому же у нас книжка есть, как с бэншами обращаться и чем их травить.

– А чем травят бэншей? – Спросил Женя.

– Ядом жерлянок. Оригинально, ты не находишь? У тебя та пара жерлянок осталась, что мы вчера поймали? Ты их еще домой унес.

– Остались. Но теперь это не жерлянки, а какие-то чудовища, – сказал Женя.

– А, ну вот, – продолжал ворчать Илья. – Охота на тех жерлянок страшнее охоты на бэншу будет.

– Пошли в станицу, – потребовал Женя.

– Пошли, – согласился Вильям. – Пусть Илья свои боласы возьмет и аркебузу. Если нападет на нас Бэнши, мы ее быстро спешим. Пошли.

– Хорошо, – нехотя согласился Илья.

– Ура! – Обрадовался Женя. – Пошли, Бобик.

Это он так дракона величал.

– Фу, Бобик! – Возмутился Илья. – Такому зверю нужно грозное имя. А тут «Бобик». «Шарик», еще скажи.

Услышав это замечание, бывший аксолотль и теперешний дракон горько вздохнул. Видимо, ему тоже не нравилось такое несерьезное имя. Но, не выражая непокорства, только понурив до земли, он пошел к выходу.

Вильям и Илья встали из-за стола. Илья пошел экипироваться для выхода в свет, предполагавший наличие опасностей и множества тайн. Кроме двух самурайских мечей он взял еще аркебузу, не фитильное ружье, но особый арбалет, зарядил его камнем, намереваясь, в случае нападения Бэнши травмировать ее, но не убить. Сопровождаемые печальным драконом, они покинули японский замок…

Sie haben die kostenlose Leseprobe beendet. Möchten Sie mehr lesen?