Пчёлочка златая. Фольклорная тетрадь

Фотограф Александр Сизухин

Компьютерная вёрстка Андрей Васильев

Автор обложки Юлия Архирий

© Владимир Попов, 2020

© Александр Сизухин, фотографии, 2020

ISBN 978-5-4498-3912-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вьюга

 
Воют вии за стеной.
Ходит холод за спиной,
и дрожит от страха
тонкая рубаха.
 
 
Вот какая вьюга
нам для перепуга!
 

Тараторы

 
Бабка тары тараторит.
Тараторит – словно вторит.
 
 
– Ты зачем семью оставил:
С ног на голову поставил?
 
 
То зашьёт, а то распорет…
Тараторит, тараторит.
 
 
– Бросил деток, как котят —
уж саму за пятьдесят.
 
 
…Головастый и губастый,
как совёночек глазастый.
 
 
То вздохнёт, то помолчит.
– Ма-ма… Ма-менька! – мычит.
 
 
Смотрит грустно в потолок,
как обиженный телок.
 

«Соберу года в беремя…»

 
Соберу года в беремя
и сюда приволоку.
Золотое было время
на серебряном веку.
 
 
Вдохновенные поэты.
Дамы дивной красоты.
Золотые эполеты
да Егорьевы кресты.
 
 
Отлетели птичьи трели
за небесный окоём.
Отгремели-отзвенели
колокольным хрусталём.
 
 
Эти мраморные лица
к нам из прошлого глядят.
И серебряные птицы
над могилами летят.
 

Шуточная

 
Я сидела на пеню,
ела сладку пельменю.
Подошёл американ
и залез ко мне в карман.
 
 
Полетела я в полицу —
пореветь и повиниться:
 
 
«Я сидела на пеню,
ела сладку пельменю.
Подошёл американ
и залез ко мне в карман…»
 

и т. д.

«Ходит Петя на рассвете…»

 
Ходит Петя на рассвете
у сарая, у повети.
 
 
То присядет у крыльца,
как мужик из-под Ельца.
 
 
То, как баба в хороводе,
всё кругами ходит, ходит…
 
 
Слышно, как шуршит солома
возле Светкиного дома.
 

«На дорожке, в переулке…»

 
На дорожке, в переулке,
собирает дед окурки.
 
 
– Расплодились чертенята,
словно осенью опята!
 
 
А на лавочке, в сторонке,
зреют бабки-пенсионки.
 
 
Корчат рожи, что есть мочи.
И хохочут, и хохочут…
 

«Рыбарь сидет на реке…»

 
Рыбарь сидет на реке,
как сиделец в кабаке.
 
 
Ничего не продаёт —
носом на волну клюёт.
 
 
Размотал свою беду
и повесил на уду.
 
 
Ты уди, уди, уда —
будет полна скворода.
 
 
Рыбные окрошки
споловиним кошке.
 
 
Рыбные отонки
подберут котёнки.
 
 
А хребеты-мощи —
для любимой тёщи.
 

«По реке плывёт корыто…»

 
По реке плывёт корыто,
полно девками забито.
Все поют и пляшут,
тянут тину-няшу.
 
 
По реке плывут ворота
рядом с бабой косоротой:
орет дикие слова —
над водою голова.
 
 
Голова садовая —
поругань дворовая.
 
 
Позади немножко —
мужики с гармошкой.
 
 
Пьяненькие в стельку,
и ревут про Стеньку.
 
 
Разина ты, разина —
у, кака заразина!
 
 
У плотины-загородки
подолы сушат молодки.
 
 
Вплоть до понедельника
праздники у мельника!
 

По старой дороге

 
По старой дороге, по старой дороге
бредут мои мысли, идут мои ноги…
 
 
Когда-то давно, в домотканой рубашке
ушли наши чуди от Пинеги к Вашке…
 
 
В какие угоры, в какие завесы
по старой дороге, по тихому лесу?..
 
 
Ушла моя молодость в дикие логи,
по тихому лесу, по старой дороге.
 
 
Какое безлюдье в таинственной жути —
лишь встретится крест на глухом перепутье.
 
 
Но как благодатно, под зовы кукушки
сидеть на пороге охотной избушки.
 
 
Леса первозданны в осеннем убранстве,
и чудятся чуди в чудесном пространстве.
 

Онса

 
Онса (или Онца) —
всю видать до донца.
 
 
По посёлку, за углом —
речка тиховодная.
Руку сунешь за угрём —
у, кака холодная!
 
 
Протекает тут и там —
прячется за елью —
разделяет пополам
всю Большую Щелью.
 
 
Огонёк в окне дрожит
в доме отдалённом.
И собака пробежит
по тревожным бонам.
 
 
Даль гудками запоёт…
С шорохом и хрустом
теплоходик подойдёт
к онсовому устью.
 
 
И сойдёт на бережок
тёмно-красно-глиновый
твой блестящий сапожок,
сапожок резиновый.
С жарким мёдом на губах,
всю ночь до рассвета
нацелуемся впотьмах
с почтальонкой Светой.
 
 
– — – — – — – — —
Онса – приток Вашки.
 

«Бабка ходит весело…»

 
Бабка ходит весело,
открывает ставни:
«Вот приедет на село
капитан-исправник!»
 
 
На привет один ответ
и одни страдания —
девяносто девять лет
бабушке Мелании.
 
 
Всё грозит она зело
коммунистам главным:
«Вот приедет на село
капитан-исправник!
Я под ноги постелю
душу, как солому,
нашу батюшке-царю
Николай Второму!»
 

Ясная звёздочка с неба упала
(хороводная)

 
Ясная звёздочка с неба упала.
Ой, лала, ой, лала. Ой!
За тёмным лесом, за лесом пропала.
Ой, лала, ой, лала. Ой!
 
 
Ты выходи, ясный месяц, на волю.
Ой, лала, ой, лала. Ой!
И освети мою девичью долю.
Ой, лала, ой, лала. Ой!
 
 
Будем на лодке с любимым кататься.
Ой, лала, ой, лала. Ой!
Будем с любимым за рученьки браться.
Ой, лала, ой, лала. Ой…
 

В поселении Резя

 
Ярко светят созвездья.
Громко птица поёт.
В поселении Резя
никто не живёт.
 
 
Опустели домишки.
Раны выбитых рам.
Только серые мышки
шебуршат по углам.
 
 
Смеха-плача не слышно.
Позабыта молва.
На часовне, под крышей
поселилась сова.
 
 
А цветок у порога
голубой-голубой…
Вековая дорога
зарастает травой.
 
 
– — – — – — – —
Резя – деревня в Лешуконье.
 

«Летят утки-перегудки…»

 
Летят утки-перегудки
с изумрудами в желудке.
Под крылами топь и гать —
как на блюдечке видать.
 
 
Вся деревня на виду,
как в доселенном году:
до колодца прядают
соседушки порядовы.
А домовы крыши
через печку дышат.
 
 
Дед полез на подволоку
и чекушку держит сбоку:
видно, старого без дела
полуночница заела.
 
 
Бабка мечется, как бес,
будто на иголках:
– Ты опять, старой, полез
к Ваньке Ёлкину!
 
 
А сноха в окошке
поправляет рожки,
светит без утайки
кофтой из китайки.
Парень честью дорожит —
мыслит о побеге:
у амбара возлежит
на пустой телеге.
 
 
За сараем целый ряд:
свиньи, овцы, куры…
И шабашники стоят,
и цыгарки курят.
 
 
И гуляет вороньё
посредине лужи…
И стоит себе ворьё,
опершись на ружья.