Buch lesen: «Интимная гравитация», Seite 7
Верь в судьбу
Любая Жизнь – спасибо, что ты есть!!!
Хотя тебя всегда настолько мало…
И многих ты нещадно обломала,
Чему примеров попросту не счесть!…
Генка в состоянии зыбко-тревожного забытья сидел за столиком уличного кафе с размокшим уже бумажным стаканчиком остывшего кофе и грезил, облачая невесёлые мысли в примитивно нарисованные образы из популярных мультиков и странные ассоциации.
Что ещё оставалось ему делать, когда представляя любовь не чувствуешь её очарования, ваяешь эмоции и образы по памяти, которая подчиняется не рассудку, а эмоциям, пережившим такое.
Нарисованные воображением изумрудные глаза Жанны вместо чистоты и свежести, желания жить, гармонии и умиротворения вызывали неприятие. Копна пшеничных волос с запахом спелого абрикоса непривычно представлялась пучком соломы, упавшим в болотную жижу, прежде чем превратиться в её причёску.
Губы, такие сладкие и родные прежде…
Генка злорадно рисовал в воображении жену с бугорчатой жабьей кожей, длинным раздвоенным языком фиолетового цвета, с которого сочится густая ядовито-жёлтая слизь. Чёрные губы, хищные клыки.
Пусть, пусть гадёныш целует и ласкает такую, сотканную из пороков и отвратительных черт дьяволицу, лишь схематично, извращённо напоминающую его жену, его любимую.
Видение получилось настолько реалистичным, что напугало его самого, но остановить полёт фантазии, вызванный предательством, не было сил.
Грудь, упругие холмики в форме колокольчиков, от которых он сходил с ума…
Лучше бы их вообще не было, этих сладких соблазнов, лукаво манящих святой непорочностью, вскормившей каждого человека, живущего на грешной Земле.
Генка видел блаженное выражение на её лице, когда рука чужого мужчины касалась тайны, до сих пор доверенной исключительно ему. Это было ужасно.
В памяти всплыла угловатая миниатюра юноши и крошечная девочка в коротенькой развевающейся юбочке. Это он, Генка, держит Жанну за руки, с надеждой вглядываясь в травянистые глаза до краёв заполненное энергией влюблённости.
Её щенячий, наивно-испуганный взгляд, эмоциональная реакция на признание в романтических чувствах, от которого Генку сковал леденящий душу страх, а по спине покатились капельки пота и мурашки размером со шмеля, заставил поволноваться.
Девочка всхлипнула, закусила губу, опустила глаза, набухающие солёной влагой, и упала на его грудь.
Этот день он запомнил навсегда.
С тех пор прошло…
Разве можно мерить годами и днями целую жизнь?
Память и воображение рисовали сцену за сценой мгновения безмерного блаженства. Узнаваемые фигурки двигались навстречу друг другу: танцевали, резвились, сливались в экстазе на фоне солнечного диска или лунного сияния, изредка расставались, но всё равно были связаны некой таинственной нитью, объединённые трепещущей живой сущностью, графически похожей на знак любви.
Пульсирующий символ ликовал вместе с ними: радовался, иногда горевал, страдал и волновался. Переживал, тревожился, скучал. Один на двоих, всегда живой, жизнерадостный, родной, свой.
Когда мальчик и девочка делились друг с другом чувствами, даже когда ссорились, неугомонный бесёнок расстраивался, но был счастлив, только они этого не замечали: не до того было.
Но однажды…
В тот день Гена так же сидел в кафе, на том же месте, что сегодня. У него был суматошный, но очень удачный день: некая мистическая сила одаривала его небывалым азартом, куражом, везением.
За что бы ни взялся, что бы ни делал – всё цвело и плодоносило: ведь старался он для любимой.
Трепещущий чертёнок в груди ликовал вместе с ним.
Любовь щедра.
Неожиданно Генка увидел её, Жанну, которую уверенно и жадно целовал кучерявый ухоженный мужчина, похожий на Ричарда Гира, по-хозяйски прижимая жену за филейную часть тела.
Судя по всему, удовольствие было обоюдным.
Ошибиться в реальности трагедии было невозможно, поверить в неё – немыслимо.
Любовь, точнее её графическая копия, похожая на Жанкины ягодицы, выпрыгнула в то мгновение из его груди, камнем упала под ноги, забилась в истерике и закатилась в давно не чищеный водосток.
Этот эпизод Генка крутил и крутил в замедленном темпе вот уже несколько дней, провоцируя эмоциональное разрушение.
В тот день он спрятался за стёклами витрины кафе, позвонил Жанне, надеясь на что-то иррациональное, мистическое. Жена ответила, зажав любовнику рот ладонью, чтобы не выдать себя.
– Чмоки-чмоки, любимый. Меня не жди. Зашиваюсь. Скучаю, люблю.
Сказав это, Жанна прыснула, послав телефонной трубке воздушный поцелуй, прижалась всем корпусом к мужчине, выпрашивая поцелуй.
Кто хоть раз бывал в подобной ситуации, знает, что чувствует обманутый супруг.
Генка переживал мучительно, но напиваться или мстить не стал: рассудил, что романтическое приключение – не обязательно измена. Случайная связь может оказаться ошибкой, головокружительным аттракционом, забавой, реализацией наивной фантазии, иллюзией, пикантным продолжением невинного флирта: мало ли какие обстоятельства заставляют человека ввязаться в интригу.
Разговор по душам, откровенность, искренность – вот ключ, способный сместить, изменить мировосприятие, решил Генка и приступил к реализации операции “Примирение”.
Жанна вернулась далеко за полночь. В её поведении не было ничего необычного: обязательный поцелуй, плавные кошачьи движения, шутливо-легкомысленный флирт, откровенные эротичные позы, беззаботность, игривость.
Неужели он совсем не знает свою жену? Оказывается, она замечательная актриса.
Уверенность, беспечность, очаровательно чувственное бесстыдство, откровенное выражение желания и страсти. Это же она, любимая жена, Жанна.
Заготовленные заранее вопросы, линия поведения, план наступления и защиты – всё было сломано в один миг.
Слова и мысли застряли где-то внутри, когда любимая привычными движениями возбудила, вынудив заменить банальное выяснение отношений чувственным поединком.
Генка не мог не поверить в искренность её поведения, но сопротивляться не было сил.
Яркий блеск глаз любимой как магнитный компас задавал нужное направление мыслей и действий, запах страсти настраивал порядок и ритм движений. Сердца супругов бились в унисон, унося их в мир грёз, где нет, не может быть проблем и противоречий.
Генка был настолько вдохновлён, что блаженство выливалось из него водопадом счастья. Он с наслаждением ласкал горячую грудь, жадно ловил ртом возбуждённые соски, целовал вишнёвые губы и входил, входил в эпицентр наслаждения, теряя связь с пульсирующей реальностью.
Он явно ошибся. Не может, не способна Жанна так цинично играть с доверием, с сокровенными чувствами, с верой в неприкосновенность и девственность любви.
Удивительное явление – вера. Сам создаешь кумира, наделяешь его сакральными свойствами, возносишь на вершину пирамиды и поклоняешься, придумывая всё новые и новые ритуалы.
Генка поверил в то, что свидание жены с тем мужчиной было случайностью, эпизодом, в котором она играла роль невинной жертвы. Она осознала, поняла, она с ним.
Такая жаркая схватка не может быть притворной.
Теперь, когда он видел, знал, что Жанна способна вызвать страсть не только у него, Генка любил её ещё сильнее.
У него были соперники, конкуренты, которым не собирался отдавать своё счастье.
Он понял, что в любом и каждом человеке сокрыта, спрятана тайная пружинка, приводящая в движение механизм вожделения, подобие маятника или часового механизма, запустить который способна сдвинутая с оси шестерёнка.
Генка боялся дышать. Сила любви, помноженная на семейную гравитацию, могла вызвать перегрузку… могла.
Увлечённые чем-то особенным мы запросто теряем из виду привычное, но предельно важное, без чего жизнь теряет смысл, потому, что считаем это монотонное, уютное и обыденное незыблемым, неизменным, вечным.
Ведь оно уже наше.
Ан, нет. В таком ракурсе алгоритм неизменности не работает. Любовь – живой организм, он требует сбалансированности, равновесия, которое достигается постоянными тренировками и сложными взаимодействиями.
Генка снова был счастлив, потому беспечен и глуп. Он вновь верил в безгрешность жены, в свою неотразимость, в скульптурную устойчивость мироздания, моральный кодекс, вечную любовь и семейные ценности.
Ничто не смущало, не тревожило Генку, не указывало на то, что Титаник семейного благополучия затонул, пока он спал, сжимая упругую грудь жены.
День начинался с обыденных ритуалов. Странных изменений протокола семейных будней и досадных изменчивых мелочей он попросту не замечал.
Оказалось, зря.
Чем был вызван чувственный порыв жены, так и осталось для Генки тайной. Возможно, она не была готова сделать окончательный выбор.
Или любила сразу двоих.
Вскоре мужчина убедился в коварстве жены, хотя отдал бы все сокровища мира за то, чтобы не знать пикантную и неприглядную интимную тайну.
Знать, что Жанна ведёт двойную жизнь, было больно. Сказать ей о своей осведомлённости – страшно.
Жена сама начала диалог.
– Нам надо поговорить, Гена.
– С удовольствием, любимая. О чём угодно. Я весь внимание.
– Я решила расстаться с тобой. У меня есть мужчина. Мне с ним хорошо.
– Я знаю. Давно знаю.
Жанна повела бровью, скосила взгляд, – и молчал?
– Думал, перебесишься, не хотел выглядеть оленем, когда одумаешься. Что я делал не так? Что подтолкнуло сделать окончательный выбор?
– Любовь.
– Разве… тебя никогда не коробил тот факт, что с одинаковым энтузиазмом отдаёшься ему и мне одновременно, никогда не чувствовала брезгливости?
– Представь себе, нет. Я бы и сейчас не ушла. Ростик настоял. Мы уезжаем в Милан на постоянное место жительство.
– Как же я?
– Ты зациклился на себе, на своей работе, стал предсказуемым. С тобой скучно. Извини!
– Раньше ты так не считала.
– Слишком много сладкого – противно. Захотелось перчика, новых впечатлений, перемены обстановки, приключений, страсти.
– Перчик, это да. Понимаю. Острый, пикантный, горячий, большой, сильный.
– Не хами, тебе не идёт. Обычный у него перчик. Причина в иной плоскости: мы устали друг от друга. Поживём отдельно. Я ведь не требую развода.
– Это да. Это аргумент. В каком, извини, качестве, ты отправляешься в турне по Европе? Мне сложно подобрать подходящее определение. Разве что…
– Назовём это компаньонка. Попутно буду исполнять роль секретарши.
– Ясно. В определённых кругах это называется эскорт. Видимо твой друг решил сэкономить на гонораре.
– К чему эти предположения. Я его люблю и точка. Чмоки-чмоки! Забираю только наряды и
украшения. Разрешаю провести разведку боем, не обижусь, если в моё отсутствие у тебя появится очаровательная ассистентка. Не скучай.
– Обидно. Всё равно буду ждать. Не выглядишь ты счастливой, это странно. И отдавалась последние дни… как в последний раз. Это роковая ошибка, заблуждение.
– Лучше попробовать и сожалеть, чем раскаиваться в том, что упустил: не лизнул, не пощупал. Отважусь рискнуть, крутану рулетку, поставлю на… на чёртову дюжину. Сама буду держать в кармане пальцы крестиком. Прорвёмся, любимый. Верь в судьбу.
Генка ждал.
Ждал упорно, деятельно, активно, игнорируя романтические уловки и сигналы страсти претенденток на серьёзные отношения: любовно обустраивал покинутое супругой семейное гнёздышко, наращивал финансовые активы и интеллектуальный капитал, старательно поднимался по карьерной лестнице.
Генка верил, что Жанна вернётся, мечтал о том благословенном дне, когда вновь сможет обнять любимую, когда выпадет счастливый шанс восстановить статус-кво, вернуться к началу отношений.
В разлуке он научился рисовать картинки, нечто похожее на комиксы, где роли были распределены между цветными изображениями влюблённых мужчины, женщины, их сердечного посредника, и блёклого чёрно-белого незадачливого развратника, развалившего их красивый мир.
Жена вернулась спустя год.
Выглядела она не лучшим образом: постарела, осунулась, пристрастилась к крепкому алкоголю, научилась курить, одеваться безвкусно.
Генка её трансформаций не заметил. Он был по-настоящему счастлив, хотя ответной реакции на его воодушевление не последовало.
Жанна курила и пила, пила и курила, закинув ногу на ногу, глядела безразлично, словно в полусне, куда-то мимо Генки. Похоже, он был для неё пустым местом, случайным сожителем.
Минул месяц, следом второй.
Жанна жила тихо, спала отдельно. Романтические чувства ни разу не осветили её чела. Казалось, что истощились, иссякли в ней жизненные соки.
Генка предлагал показаться врачам, Жанна брезгливо махала рукой: не лезь не в своё дело.
В один из однообразно тоскливых дней Генка обнаружил в своей квартире визитёра – солидного вида мужчину. Первой мелькнула мысль, что это очередной любовник. Действительность оказалась гораздо хуже.
– Лаврентий Павлович, адвокат. Представляю интересы Жанны Леонидовны в бракоразводном процессе. Можете ознакомиться с документами. По закону половина имущества и финансовых активов принадлежат вашей супруге.
Перед глазами Геннадия забегали разноцветные мушки, голова пошла кругом.
Ему не было жалко нажитого, меркантильность не свойственна его характеру. Расстроило и разозлило предательство.
Оспаривать, выгадывать по мелочам, он не стал, выторговал лишь выкуп Жанкиной доли в стоимости квартиры, расставаться с которой не захотел.
Адвокат попался разворотливый, ушлый: уговорил Жанну переселиться к себе, деньги пустить в оборот.
Бывшая оттаяла: постоянно названивала по пустякам, приходила в гости, вновь начала флиртовать, намекала на то, что любовь – не ломоть чёрствого хлеба, что чувства не остыли.
Генке хотелось верить в чудо, очень-очень хотелось. На эту приманку он и купился, оставив однажды ночевать, после чего Жанна вновь почувствовала себя хозяйкой.
Играть романтические роли, притворяться влюблённой, было привычно. Наверно это увлекательно, интересно.
Жена-любовница правдоподобно изображала страсть, отдавалась ненасытно, изобретательно, пылко.
Генка был счастлив.
Вот и не верь после этого в судьбу, которая любит извилистые пути, запутанные лабиринты, причудливые виражи, кроссворды с картинками, замысловатые сюжеты, интриги, паутины с потайными капканами.
Съесть Генку с потрохами не удалось.
Совершенно случайно узнал он о том, что совместный с адвокатом бизнес прогорел, не без его в том участия, что на том их любовь и закончилась, что причина жить с ним вместе испарилась моментально, как жидкий азот.
Генка расстроился, но вида не подал. Любил он Жанну, беззаветно и преданно любил, однако всякое терпение имеет край.
Когда любимая в очередной раз обчистила его копилку, не оставив денег даже на повседневные нужды, он возмутился, призвал даму к ответу.
Жанна плюнула ему в лицо, дохнула перегаром и испарилась.
Генка переживал, страдал. Именно поэтому он отправился в то злополучное кафе. Нужно было хотя бы попытаться расстаться с прошлым.
Мальчик из сказки стоял на берегу, принцесса с глазами цвета кислого винограда плыла в лодке без вёсел, махала руками, звала, о чём-то молила. Ниточка, связывающая их сердца, вибрировала, переливаясь радужным разноцветьем, натягивалась, сохраняя из последних сил упругость, и вдруг лопнула.
Генка задохнулся, забылся, не имея возможности вдохнуть полной грудью, и впал в забытьё.
Он справился, отпустил, переболел, погрузился со временем в новую жизнь.
Жанна – не смогла.
Дивный вечер с Мальвиной
Я сжёг иллюзий праздных паруса,
Пустил на дно корабль пустых фантазий,
И, обрубив концы случайных связей,
Отправился, куда глядят глаза.
Александр Онищенко
Нет, и не может быть ничего заманчивее романтического свидания в тёплую майскую ночь.
Игорь сочувствовал тем, кто не мог понять этого, ощутить каждой клеточкой тела взволнованного трепетной, неповторимо чувственной атмосферы волшебного момента первой встречи с любимой.
Да-да, Игорь, застенчивый, трогательный в юношеской впечатлительности мальчишка познакомился с удивительной девочкой и осмелился пригласить её на настоящее свидание.
Они гуляли, держась за руки, ели эскимо на палочках, катались на лодочке, теперь сидят на уединённой скамейке в маленькой аллейке городского парка недалеко от реки.
Молчат, потому, что смелости хватает только на то, чтобы неловко держать её кукольную ладошку, горячую и нежную, дрожащей от возбуждения рукой.
Юноша чувствует себя самым счастливым человеком на свете, потому, что Ирма ответила на его чувства взаимным интересом.
Собственно и не ночь это была, сумерки.
В тёплом влажном воздухе разливались чарующие ароматы цветущих слив и разнотравья, гудели то и дело пролетающие мимо майские жуки, в речной заводи со стоячей водой звучала лягушачья симфония.
Волшебный закатный пейзаж ещё алел на горизонте, позволяя разглядеть тяжёлую посадку прижившихся основательно, не улетающих даже на зиму уток.
Игорь любил вечерние прогулки, умел видеть больше, чем замечал глаз привыкшего к индустриальным пейзажам горожанина, был неисправимым сентиментальным романтиком, умел ценить природу, любил жизнь со всеми её естественными проявлениями, особенно весной.
Сейчас ему не было дела до пейзажа, который отходил на второй, даже на третий план, потому, что рядом сидела девочка-мечта.
Ирма выглядела не вполне обычно: выкрашенные в нежно-голубой цвет длинные распущенные волосы с большим бантом, накрашенные тёмной помадой пухлые губы, обрамлённые пушистыми ресницами тёмно-серые глаза, бледная, почти белая кожа лица, ярко-синий маникюр на малюсеньких ноготках тонких пальчиков, прозрачная объёмная блузка и расклешённая колоколом коротенькая юбчонка.
Девственно голые коленки приковывали взгляд Игоря, отчего ему было невыносимо стыдно. Хорошо, что в сумерках не видно как горит его лицо.
Игорь слегка развернулся к девушке, чтобы можно было взять её нежную ладонь двумя руками, несмело поднёс её к губам, прикоснулся к кончикам пальцев.
Ирма посмотрела на Игоря, хлопнула ресничками, правой рукой застенчиво одёрнула юбочку, почувствовав его интерес именно к этой выразительной детали, лучезарно улыбнулась, подарив мальчишке уверенность, что всё правильно.
Сердце его трепетало от восторга.
Игорь чувствовал, как в него вливается энергия её божественного присутствия, как раскрываются поры души, готовые впустить девушку в глубину своей девственной вселенной.
Неловко, сдерживая дыхание, чтобы не выдать себя, вдыхал юный влюблённый изысканный аромат волос девушки, смешавшийся с чарующими душистыми запахами весны. Её лицо было почти рядом.
Смутные желания возбуждали впечатлительное воображение, заставляли взгляд перескакивать с одной красочной декорации внешности подружки на другую, ещё более притягательную и манящую.
Живое тепло, исходящее от Ирмы, восхитительный аромат и звенящее напряжение от её присутствия посылали густые волны удивительно яркого наслаждения, которое требовало немедленного подтверждения, что это не сон.
Игорь мечтал дотронуться до коленки, прикоснуться губами к мочке уха, поцеловать волосы, вдохнуть полной грудью пряный дурман с нотками сладости благоухающей свежести её удивительно воздушного, невесомого тела.
Ирма ответила на прикосновение его рук лёгким пожатием, отчего внутренности юноши сжались пружиной. Волнение и дрожь обежали волнами сладострастия вокруг, сгустив и без того плотные сумерки.
Игорь несмело поцеловал девочку в ушко, опасаясь непредсказуемой реакции. Ирма слегка придвинулась, прижалась нежной щекой. Волосы девушки щёкотно прикоснулись к его лицу, тонкий аромат волновал, посылал вдохновение, смелость идти дальше по пути познания.
Ирма не ответила на несмелый поцелуй в губы, не разомкнула уст, но и не оттолкнула. Её губы были невозможно сладкими, ощущение от прикосновения к ним вызвали бурю чувственных впечатлений, которые просто необходимо было повторить, чего Игорь и сделал.
Прошло несколько минут, которые юноше показались вечностью. Где-то рядом тяжело пролетела ночная птица. Сумерки окончательно превратились в ночь.
Девушка раскрыла сумочку, достала телефон.
– Половина девятого, Игорёк. Мне пора домой. Мама ждёт. Она у меня строгая. Проводи на маршрутку, мне недалеко.
– Мы ещё встретимся, я не напугал тебя настойчивостью, совсем не хотел тебя обидеть? Извини, я никогда не встречался с девушками. Я так счастлив.
– Да ладно тебе, всё замечательно. Диктуй номер телефона.
– Правда! Как я рад.
Маршрутка растворилась во тьме, моргнув несколько раз красными подфарниками, а Игоря не отпускало состояние эйфории.
Ирма отъехала на одну остановку, вышла, вызвала такси.
Пока ожидала автомобиль, позвонила подруге.
– Дуська, что я тебе расскажу!
– Во-первых, не Дуська, А Дульсинея. Во-вторых, что ты можешь такого сообщить, чтобы вызвать у меня восторг? Жорик бриллиантовое колье подарил, Альберт Иванович замуж позвал, с Витькой на Тенерифе летишь, что? Меня сложно удивить, твои эксклюзивные способности мне известны. Хочешь, чтобы позавидовала твоей удачливости?
– Меркантильная ты, подруга. Нет в тебе романтизма, только шмотками да бабосиками интересуешься. Мальчишечка в меня влюбился. Такая душка. Не целованный. Дрожит от страсти, а дотронуться боится.
– Ну, ещё скажи, что влюбилась, я заплачу.
– Дура. Я в таком шоке была, чуть не разрыдалась, когда расставались. У меня же никогда не было настоящей любви, только секс.
– Что ты можешь смыслить в любви! У наших с тобой клиентов в глазах похоть, а в штанах стоячий кол. Нет Ирмочка никакой любви, не существует. Сказки это. Сейчас придёшь на смену в сауну и почувствуешь любовь во всей её порочной красе. Хорошо если нормальные попадутся. Как бы после сеанса такой любви в реанимацию не угодить.
– Зря я тебе позвонила. Только настроение испортила. Брошу я эту сауну к чёртовой матери. У меня через год диплом инженера будет. Выйду за мальчишечку замуж… по любви, сяду в конструкторское бюро. Красота!
– Ну да, ну да, как же. Не смеши. Ты к бабкам привыкла. Твой Ромео столько за месяц не заработает, сколько ты за ночь. Любовью сыт не будешь.
– Приземлённая ты, Дуська. Рождённый ползать летать не может. Я ещё не до конца испорчена. Не представляешь, что я чувствовала, когда он меня в губы поцеловал.
– Меня и на земле неплохо кормят. Между прочим, мне Вадик квартиру подарил. Завтра после смены отметим новоселье.
– А если он узнает, чем ты на жизнь зарабатываешь?
– Ха! Будет хулиганить, я ему расчёт дам, без содержания. Квартира на меня оформлена по всем правилам. За меня есть, кому заступиться. Лохов учить надо.
– А потом, Дусь, потом, когда через тридцатник перескочишь, что будет? Ты же уже три аборта сделала. Кто знает, чем они позже обернутся. А семью захочешь, детей.
– Плевать. Я ещё на пять абортов согласна, если не за так. Нарублю капусты и в Европу рвану. Там лохи покруче наших, отечественных.
– Пустите Дуньку в Европу! Не смеши, подруга, кто там тебя ждёт! Там свои Дульсинеи губы раскатывают.
– Ты скоро, задолбалась тебя ждать, Мальвина хренова. Познакомишь со своим хахалем?
– Вот ещё! Он мой. Я, Дуська, любви хочу, настоящей.
