Buch lesen: «Интимная гравитация», Seite 13
В какой-то момент она нависла над ним слишком тесно, громко задышала в затылок, погрузив в облако соблазнительного запаха, и нечаянно дотронулась до руки.
Удивительно, но прикосновение показалось крайне приятным.
Катя что-то непонятное, ужасно соблазнительное, чувственное, шептала на ухо, нежно дотрагивалась губами до шеи, запустила руку в область грудной клетки.
Горячее касание оказалось роковым.
Перед глазами поплыли цветные концентрические круги, запах похоти и женского желания разбудил дремлющие в глубине естества грёзы, зажёг некий виртуальный фитиль.
Импульса, пославшего в мозг команду, заставившую немедленно возбудиться, оказалось достаточно, чтобы выключить сознание и передать абсолютную власть вожделению.
Природа умеет заставлять подчиняться.
Гипнотическое действие страсти длилось минут двадцать, не больше, но успело разрушить нечто незыблемое и важное, без чего невозможна счастливая семейная жизнь.
Задыхающийся от неожиданного марафона Семён очнулся, когда отыграть обратно не было возможности. Страсть излилась внутрь гостьи, добавив остроты и без того пикантной ситуации.
– Опрометчиво, Сёма. Безрассудно, рискованно, глупо. Мы же люди семейные. Не ожидала от вас такого мальчишества. Впрочем, я вас прощаю. Ты такой милашка, такой альфа, просто чудо. Когда мы ещё встретимся?
– Извините, Екатерина Витальевна. Продолжения не будет. Это была роковая ошибка.
– Ничего себе ошибочка. Ты меня едва не разорвал. Ладно, всё равно спасибо. Мне понравилось.
Нечаянная любовница удалилась, послав противнейший воздушный поцелуй.
Семён долго проветривал квартиру, мыл с порошком пол и посуду. Хотел было сменить постельное бельё, но испугался, что женская интуиция опознает сигнал о свершившемся нравственном падении, поэтому лишь вывернул простыню наизнанку.
Нежная мужская нравственность, тем не менее, оказалась весьма уязвимой. Ему было настолько стыдно, что дотронуться до целомудренной супруги он никак не мог, что и запустило цепь непредвиденных событий.
Вера старательно прятала глаза от Семёна, муж от неё. Оба были в смятении, не знали, как поступить, можно ли в принципе возобновить семейные отношения, склеить разбитое мимолётной страстью, или это стена, тупик.
– Верочка, почему ты так долго не приходила? Я ужин приготовил.
– Неужели соскучился, – с вызовом и появившейся надеждой, что пронесло, тихо спросила жена.
– Прости, я не знал, как тебе объяснить, как сознаться. Честное слово, я люблю только тебя.
– Знаю. Извини, я не хотела…
– Что ты, что ты, любимая. Это больше не повторится, ты мне веришь?
– Кому же мне верить, если не тебе?
Семён неуверенно подошёл к жене, обнял. Вера не верила своему счастью. Её до сих пор трясло.
– Как там Люся?
– Замуж собралась. Давно я так не веселилась, – покраснев до кончиков волос от собственной лжи, произнесла Вера, и осеклась, испугавшись, что выдала себя с головой.
О найденных в постели волосах, о странном запахе, и глупом поведении Семёна, она больше никогда не заикалась.
Всё возвратилось на круги своя.
Семён помог Верочке раздеться, сам надел на её ножки тапочки, усадил за стол.
В серванте чудом завалялась бутылочка марочного вина, ваза с шоколадными конфетами.
Дети тоже были счастливы.
Страсть у супругов в эту волшебную ночь была взаимной и очень искренней.
Полтора килограмма эмоций
Мы не случайны, я верю, я знаю,
что совпадений таких не бывает.
В нашей истории всё изначально
произошло далеко не случайно.
Татьяна Мехнина
В полной темноте очень раннего утра Лёнька выбежал в парк размяться.
Освещённые аллеи вдоль набережной в это время были тихи и пустынны.
Гладь реки с едва колышущимся отражением фонарей и расплывающейся, вибрирующей поперёк течения лунной дорожкой, удивительно похожей на сказочный мост, который перекинули с одного берега на другой, выглядела фантастически привлекательно.
Привычка бегать появилась у него задолго до службы в армии. Там он её закрепил, теперь ритуал исполняется в автоматическом режиме.
Сорок минут, иногда больше, только и всего, зато за этот небольшой отрезок времени просыпается не только тело, но и мозг. Во всяком случае, на пробежке всегда думается легко, в голову приходят замечательные идеи, подкрепляемые впечатлениями просыпающейся природы.
Большинство красивых мыслей к завершению тренировки выветриваются, но одна-две всегда остаются и начинают высверливать мозг, требуя реализации. Бывали случаи, когда Лёнька, испытывая дефицит идей, выбегал специально, чтобы разбудить дремлющее воображение.
Как правило, впечатлительность его не подводила, подбрасывала топливо для стройного повествования.
Главное, не забыть, не утерять кончик нити схваченной идеи, которая вертится в голове, пытается выскользнуть.
Лёньку не так просто провести, особенно когда дело касается творчества. С некоторых пор он пытается писать рассказы, в которых пробует передать вместе с эмоциями суть своего мировоззрения.
Ради этого иногда приходится отступать от первоначальной идеи, от реальной канвы действительно происходивших событий, короче, выдумывать детали, чтобы в итоге привести сюжет к точке сборки.
Необходимость вносить в сюжет выдуманные фрагменты является для него камнем преткновения. Нет у Лёньки склонности к пустым фантазиям: он яростный поклонник реализма.
Что делать, приходится договариваться со своим внутренним я.
Сегодня Лёнька бежит через парк, по дорожке, с обеих сторон обрамлённой гигантскими липами, чёрные выщербленные стволы которых уходят ввысь, создавая над собой тёмный купол, полностью закрывающий небо и пробивающийся на горизонте утренний свет.
Аллея старинная, она даже днём погружена в сумрак. Парк дышит прохладой, особенно сейчас, в столь ранний час. Утром воздух наполнен маревом зарождающегося тумана, который поднимается влажными сгустками, повисающими над рябью реки.
Течение здесь неспешное, но если прислушаться, можно различить мелодичные переливы. Утренние запахи молодой листвы, усиленные тягучей влажностью, ласкают обостренное обоняние, будоражат и без того разыгравшееся воображение.
Где-то поблизости цветёт ночная фиалка. Лёньке знаком и очень дорог этот незабываемый аромат.
Несколько раз юноша пытался отыскать виновницу изысканного амбре, но безуспешно: цветок умеет прятаться, видимо, слишком застенчив.
В ветвях деревьев о чём-то громко переругиваются невидимые птицы, возможно, наоборот нежно щебечут о любви и счастье.
Слышен стук дятла, замирающий время от времени, затем снова выдающего музыкальную дробь.
Просыпаются лягушки, затягивают нестройную, загадочную брачную песню, тяжело, грузно пролетает пара уток.
Если задуматься, прислушаться, вникнуть, можно заметить миллион проявлений жизни.
Вот и физкультурники, кому рано отправляться на работу, начали просыпаться.
Мимо Лёньки, тяжело дыша, мелкими грузными скачками проследовала объёмная дама, которую пришлось пропустить, уступая дорогу. Её лицо заливал пот, выражение на нём такое, словно через пару минут её хватит родимчик.
Эта спортсменка сбила юношу с мысли, которая могла внести в ткань рассказа новый, интересный поворот сюжета.
Лёнька повернулся, провожая тётку неприязненным взглядом. Из-за её вмешательства в романтическую тишину он моментально потерял вместе с замечательной идеей ощущение праздника жизни.
Захотелось развернуться, потрусить в сторону дома или вообще пойти пешком, чтобы попытаться вернуть эмоциональное состояние вместе с фантазией.
Тщетно.
– Вот же чёрт, – мысленно выругался он, – чего бы этой корове не пробежать минутой раньше?
Понятно, что бегунья не причём, да и обзывать женщину не было необходимости. Её появление – стечение обстоятельств, а испарившаяся мысль свидетельствует лишь о несобранности, отсутствии концентрации внимания.
– Не можешь запомнить – записывай, – выругал Лёнька себя. Тётке и без того непросто, она, можно сказать великомученица. Разве можно так себя гробить? Для начала ходить бы научилась. Она что, за неделю хочет центнер жира испарить?
Лёнька, немного не добежав до спасательной станции, хотел было вернуться по параллельной дорожке, и увидел ее…
На мокрой от росы земле, прямо в траве сидела девчушка. Одну ногу она подогнула под себя, вторую выставила далеко вперёд и оглаживает, повесив на симпатичное личико совсем не подходящую ей маску боли.
Наверно, подвернула лодыжку. У неопытных бегунов это случается часто: слабые связки, неразвитые мышцы, порочная техника бега.
К чему гадать и размышлять, если событие уже произошло, исправить или предупредить его невозможно.
А помочь, интересно, чем?
Девчушка тонкая, словно тростиночка, лёгкая, воздушная, почти прозрачная…
Помочь подняться? А если придётся тащить? До травматологии больше километра.
Лёнька часто в походы ходит, знает, что на расстоянии даже малый вес превращается в неподъёмную тяжесть. Есть и ещё одно но: девчушка ведь совсем, вдруг недотрога?
– Доброе утро! Могу я вам чем-то помочь? Что у вас, растяжение, вывих, перелом? Хотя, что я спрашиваю? Вы же не кричите, значит, боль терпимая, следовательно, скорее всего вывих. Покажите, где болит.
– Везде болит. Вот тут и вот здесь, теперь ещё голова закружилась. Мне через час на электричку, в институт ехать нужно.
– Думаю про учёбу на сегодня можно забыть. В травмотологию нужно: снимок сделать, определить картину повреждений. Вы совсем молоденькая, не хотите же навсегда хромоножкой остаться.
– У меня сегодня зачёт. Повторный. Не сдам – могут отчислить. Мамка убьёт.
– Значит, пусть дочка без ноги, но с зачётом, так что ли? Попробуйте подняться, опереться на меня.
– Ой! Не могу, больно.
– Тогда придётся верхом ехать. Обхватите меня руками за шею, ногами за туловище и поскачем галопом. Устанем – перейдём на шаг, насколько сил хватит. Вы сколько весите?
– Не знаю. Много. Пыталась похудеть. Теперь совсем разнесёт, коровой стану.
– Это, да! Сплошной жир кругом, кусками с костей свисает. Вы что, совсем ничего не едите?
– Не смешно. Девочка должна весить не больше сорока, если замуж выйти хочет.
– Понимаю. Значит, потенциальная невеста. И кто жених, если не секрет?
– Наверно ещё не родился. Мне восемнадцати нет. Это я так, про женихов, чтобы разговор поддержать. Существуют стандарты красоты, если понимаете, о чём я говорю. Современная девушка должна соответствовать определённым канонам, чтобы стать успешной и счастливой.
– Получается, мне сказочно повезло катать на себе современную молодую женщину, которая соответствует современным канонам.
– В том-то и дело что нет. Во мне целых полтора килограмма лишнего веса. И вообще, что вы как следователь, всё-то вам знать нужно. В женщине должна быть тайна, загадка и немного шарма. Как вы можете спрашивать девочку о таких интимных вещах?
– Да, спрашивать нельзя, зато тащить на горбушке определённо можно. Ладно, поехали дальше. А можно у современной женщины спросить, как её зовут? Меня, например, Леонид. Нам ведь долго вместе путешествовать, должен же я как-то обращаться.
– Меня Алёна звать. В свидетельстве о рождении именно так написано – Алёна Игоревна. Фамилия вам тоже нужна?
– Врачу скажете, я услышу. Алёнушка, значит. Вкусное имя, на языке сладко становится.
– Ваше тоже ничего. Чувствуете, наши имена звучат почти одинаково: Алёна – Лёня, в одной тональности. Это знак. Если правильно расшифровывать знаки, посылаемые провидением, можно узнать что дальше будет.
– Вот, значит, как? Интересная теория.
– Я про это недавно книжку читала. Только там всё запутано, нужно ещё раз посмотреть. Лёня, как вы относитесь к тому, чтобы на “ты” перейти? Всё-таки мы установили предельно близкий контакт, я, между прочим, чувствую каждое движение ваших мышц, фактически валяюсь на вашем мускулистом торсе.
– Не смущайте меня, Алёнушка. Вы говорите как соблазнительница, даёте понять, что чувствуете меня. На “ты” перейти согласен. Алёнушка, ты так прекрасна. Звучит как песня, не находишь? Ты становишься очень тяжелой. На взгляд тоненькая, невесомая, наверно очень плотная.
– Я сразу предупредила, что полтора килограмма лишних.
– Да нет, тут не полтора, а все двадцать, похоже.
– Ну, вот. Все вы, мужчины, такие. Влюбитесь – обещаете, что всю жизнь на руках носить будете, а как попробуете ношу, сразу толстухой начинаете обзывать.
– Когда я говорил, что влюбился? И про вес, это я так, чтобы беседу поддержать. Очень даже ты стройная, наверно у меня силёнок маловато. Чего ты обиделась-то? Я донесу, мне упрямства не занимать.
Алёна сначала держала Лёню за плечи, чтобы не очень прижиматься, потом устала, обхватила за шею.
Лёнька неимоверно устал, но притих – тяжесть была приятная.
Пот стекал с него ручьями, руки-ноги дрожали от напряжения, а ноша в целом вызывала позитивные эмоции.
Так бы и носил…
И кто, собственно, мешает?
Пришли в травму, а там очередь человек двадцать, несмотря на столь ранний час. Чем же люди по ночам занимаются? Специально что ли не спят, чтобы руки-ноги покалечить?
Придётся, похоже, сегодня и учебу и работу прогуливать.
Телефона с собой нет, денег нет: ничего нет.
Алёне справку выпишут, а ему…
Не бросать же девочку на произвол судьбы. Взялся за гуж – не говори, что не дюж.
Приблизительно через час подошла очередь.
Доктор осмотрел, ощупал пострадавшую ногу – послал на рентген, который находился строго в другом крыле, да ещё и этажом выше.
Добирались до кабинета минут тридцать.
С Лёньки за это время семь потов сошло, скоро обезвоживание начнётся.
Алёне хирург, пока осматривал, ногу намял. Уткнулась в шею – плачет.
Сделали снимок, сказали ждать.
Оказался множественный перелом плюсневых костей. Будут накладывать гипс. Это на месяц, а то и больше.
Алёна в панике, даже про боль забыла. Возможное отчисление из института пугает девочку больше, чем сама травма.
Лёнька пытался успокоить, но безрезультатно.
Пустились в обратный путь по лабиринтам коридоров на первый этаж, к травматологу. Лёнька уже не идёт – тащится, но ношу свою драгоценную не бросает. Алёна тоже основательно притомилась.
Вместе они напоминали французов времён наполеоновской войны, которые отступают от побеждающих русских отрядов. Даже смотреть больно.
Теперь и Лёнька ничем не отличался от покалеченной подружки, разве что у него кости целы.
В кабинет вызвали минут через сорок.
Доктор довольно долго возился с наложением гипса.
Теперь дело за оформлением справки.
Только что была ночь, а уже послеобеденное время.
Это надо же, половина дня ушла на то, чтобы зафиксировать перелом. А ведь ещё домой как-то доставить девчонку нужно.
Лёнька оставил Алёну в больнице, убедив и клятвенно пообещав не бросать в беде. Пошёл ловить машину без копейки денег.
Столковался с одним водителем, объяснив ситуацию, спросил сколько возьмёт.
– Договоримся. Все мы люди, все мы человеки. Как не помочь.
Квартира Алёны оказалась на восьмом этаже. Лифт, наверно это тоже был знак, как назло не работал.
На шестом или седьмом пролёте Лёньку затошнило.
Когда поднялись на восьмой этаж, там уже их ждал разозлённый водитель. Оказывается, лифт снова включили.
Спуская перегретый эмоциональный пар, используя отборную ненормативную лексику, водила на одном дыхании выпалил пару десятков непечатных композиций размером с поэму, после чего успокоился и даже помог занести Алёну в дом.
В квартире никого не оказалось, родители были ещё на работе.
Денег у девочки оказалось всего пятьдесят рублей, что совсем не устроило таксиста.
Лёнька помог Алёне лечь удобнее, ожидая родителей, попрощался и ушёл добывать недостающую денежную сумму.
Помог альтруистически настроенный водитель за семьсот рублей, не считая того полтинника, который изъял у Алёны.
Огромные, между прочим, деньги. На такие средства можно было половину дня кататься, но ничего не поделаешь, если сразу не оговорили таксу.
Три следующих дня Лёнька учился и работал. Душа болела за подопечную, но возможности проведать её не было: он подрабатывал вечерами, иногда захватывая и часть ночи.
Ничего не поделаешь: жить как-то нужно, а для этого требуются денежки. Где их взять, если не шевелиться? Под лежачий камень вода не течёт.
В субботу Лёнька сходил на рынок, купил фруктов, красивый торт, коробку конфет и двинулся по направлению знакомого теперь адреса.
Дверь открыла миловидная дама, точная копия Алёны, только лет на двадцать старше.
– Явился, зятёк, – огорошила его женщина.
– Извините, вы…
– Да, знаю, знаю, вы Леонид. Уж и не пойму теперь, спас ты мою дочь или наоборот погубил. Трое суток ревёт, не переставая. Ты же ей ни адреса, ни фамилии, ни номера телефона не сказал. Сидит у окна – страдает. Тебя ждёт. И смех и грех. Что за молодежь нынче пошла? Больно вы нежные, чересчур чувствительные. Жизнь – штука суровая. Нужно учиться выплывать, барахтаться. Всё же молодец, что пришёл. На зятька не обижайся. Это у нас, у взрослых, юмор такой, неправильный. А как прикажете к этим сантиментам относиться? В розыск подавать, чтобы несмышлёную дочурку успокоить? Где ты болтался три дня, где, я спрашиваю!
– Учился, работал. Да не мог я прийти. Не мог.
Алёна расслабленно сидела у окна с опущенными на колени ладонями.
Опухшее лицо, красные глаза, безвольная поза.
Слёз как таковых не было, видно уже закончились.
Заметив Лёньку, девочка вскочила, забыв про перелом, в полной прострации сделала два шага и упала парню в объятия, вскрикнув от боли.
Так они простояли довольно долго, пока девочка не пришла в себя.
– Лёнька, где ты был? Я же без тебя жить не могу. Никогда, слышишь, никогда больше так со мной не поступай. И не смотри на меня, я такая страшная.
Лёнька слизнул слезу с её щеки, взял на руки и понёс в ванную комнату умываться.
Там их мамка и застукала, когда с наслаждением целовались.
Женщина покачала головой, пожала плечами, всплеснула руками, но улыбнулась.
Давно ли сама такая была? Повзрослела дочь, выросла.
Пора любви. Как же иначе?
Разобраться в себе
ты включи мне pink floyd. в твоих тёплых ладонях
я усну и увижу те сны…
там, где ветер живёт в бесконечных погонях
залетая под юбку весны.
посмотрю ей в глаза, трону пальцем ресницы
с губ сниму все остатки зимы
окроплю её грудь дождевою водицей
попрошу её нежность взаймы.
подложу ей любовь, в её простыни новые
под подушку смешную траву.
ты весна, твоя кожа как листья махровые
расцелую её наяву
Валерия Грановская (Абрикосовый рай)
Как это нелепо и больно – расставаться с женщиной, с которой пять долгих лет после свадьбы и три до ритуального таинства путешествовал наедине по сказочным астральным мирам любви, сплетая из тончайших энергий бытия и неправдоподобно прекрасных минут слияния запредельно причудливую, прекрасную в своей неповторимости ткань жизни.
Восемь лет обожания, восхищения, безумно пылкой влюблённости и внезапное, стремительное падение в беспросветную бездну.
Звёзды, как и прежде, посылали начинающим романтикам и опытным любовникам телепатические импульсы взаимного влечения, так же ярко светились лунные дорожки, переливаясь на зыбких речных волнах, указывая направление движения от сердца к сердцу.
Вокруг горели многочисленные костры из пламенных чувств, соловьиные менестрели привычно одурманивали доверчивые парочки, заманивая в липучие сети сладострастия, ночные птицы пугали таинственными звуками, разрывающими тишину, заставляя прижиматься теснее, искать спасение в продолжительных поцелуях.
Назойливо-тревожные мысли ритмичными, болезненными акустическими волнами перетекали из одного полушария моего воспалённого ревностью мозга в другой и обратно: пузырились, топорщились, лоснились, как плохо проглаженная ткань, в которую вдруг превратилась семейная идиллия.
Вероника изменила мне: обыденно, равнодушно, буднично.
– Ты уехал к родителям, я скучала. Вадик успокаивал. Красивая музыка, полумрак кафе, куда он меня пригласил, бокал игристого вина. Потом… ничего не помню. Не более чем случайность. Я этого не хотела, так вышло.
– Отключилась, забылась, и потерялась… на целый месяц. Ты же и после с ним встречалась, я знаю. Блуждала в лабиринте страстей, искала свет в конце тоннеля… почему, зачем! Неужели монотонность и скука – объективно достаточная причина предать любовь… или это любопытство?
– Не спрашивай, у меня нет ответа. Просто он не такой как ты, только и всего. С ним с самого начала было интересно, словно полёт на головокружительном аттракционе. Летишь вверх, вдруг зависаешь, и резко вниз.
Зачем она откровенничала? Бросила бы мне соломинку, за которую можно ухватиться, покаялась.
После развода я вспоминал не только то, что было на самом деле – гораздо больше, гораздо. Наверно успел вложить в образ Вероники сокровенные глубинные смыслы, лишившись которых обнаружил неожиданно, что темнота, пустота и тишина – это очень страшно: падаешь в гулко звенящую бездну, не имея возможности остановить или замедлить катастрофу, после которой… нет ничего, совсем ни-че-го.
Я помнил жену разной, даже такой, с которой ещё не был знаком, какой любимая была задолго до того момента как полюбил её, когда лишь увлечённо рисовал в воображении совершенный образ той, которая позволит сделать себя счастливой.
Звёздопад над головой, дрожащая в темноте водяных струй Лунная дорожка , предвкушение грядущего блаженства, первый поцелуй. Пора влюблённости запомнилась бесконечно прекрасным праздником.
Каждое следующее прикосновение добавляло волнения, казалось особенным: исключительным, удивительным, уникальным.
Вам доводилось когда-нибудь неожиданно просыпаться от резкого звука или по иной причине, когда летаешь во сне? Внизу пустота, провал, сердце пытается вырваться за пределы тела, чтобы избежать немедленного разрушения, до состояния магмы раскаляется дыхание, закипает кровь.
Я падал так почти каждую ночь после развода. Удивительно, что переживания потери позволили не утратить способность летать.
Наверно привычные чувства не желали покидать бренное тело, оставляя возможность чем-либо похожим заполнить пустоту когда-нибудь потом, в следующей жизни, или немного раньше.
Закрывая глаза, я думал о ней, только о ней: беседовал, делился эмоциями, спорил; открывая их – сдувался наподобие проколотого воздушного шарика, превращался в её тень.
Вероника исчезла из реальной жизни, не проявляла себя никак в материальном мире, но к чувствительным каналам души подключилась её бесплотная голограмма, не позволяющая отделить себя от гнетущей реальности.
Справиться с состоянием тошнотворной зависимости, ампутировать больной орган, вызывающий фантомные страдания, не получалось: он врос в душевную ткань, кровоточил, саднил.
Я понимал, подобного рода измена – не агрессия и не преднамеренное предательство, это декларация о наличии в общении фатальных ошибок, способ избавиться от накопившейся сверх меры негативной энергии, но природная брезгливость не оставила шансов обернуть события вспять.
Изменяют обычно с тем, кто намеренно или случайно сумеет окружить непривычной заботой, создать привлекательной планировки тёпленький кокон, в котором появляется чувство защищённости и комфорта. Особенно впечатляют в такие минуты искреннее сочувствие и нежные прикосновения.
Я по природе своей не слабак, не сентиментально озабоченный нытик, у меня достаточно сил, чтобы не впасть в беспросветное уныние. Наверно потеря слишком значительна, возможно, невосполнима.
Пустота угнетает. Необходимо хоть чем-то её заполнить: несколько капель взаимного интереса, горсть ободряющих слов, щепотка душевной теплоты, прикосновения – что угодно, способное облегчить невыносимую тяжесть бытия.
Так я себя настроил, рассчитывал кому-то довериться, на кого-то опереться..
Знакомиться с женщинами я не умел. Незачем и негде было обрести опыт легкомысленного флирта.
Первая влюблённость настигла меня в тот трогательно наивный период жизни, когда мальчишки в любой девочке видят сказочную фею. Мужское начало было в зачаточном состоянии.
С тех пор был пройден долгий путь синхронизации отношений, тонкой настройки храма любви, вхождения в состояние резонирующей гармонии.
Иной женщины я не познал.
Нужно было учиться жить отдельно от Вероники.
Одиночество тяготило.
Годы жизни в семейной команде требовали любым способом восстановить статус-кво, но вернуть Викторию не хватало мужества.
Холодный ум подсказывал, что чувственный опыт жене обязательно захочется повторить. Соблазнить женщину, которая по-настоящему любит – невозможно, значит, была в ней червоточинка, с самого начала была. Чтобы заметить изъян, необходимо о нём знать, намеренно искать. Когда влюблён, обнаружить фальшь невозможно: образ желанной женщины соткан романтически настроенным воображением из разноцветных штрихов, насыщенных витаминами влечения эмоций и яркого света.
Где та трещина, с которой начал крошиться фундамент семейного единства, как избежать ошибок, если удастся довериться какой-либо женщине вновь?
Так или иначе, я стал ненавязчиво, но усердно искать возможность познакомиться, где только мог.
Описывать похождения начинающего любовника – занятие скучное: мне категорически не везло.
И всё же, и всё же.
Выглядела Анна не изысканно, но безупречно. В ней не было даже тени вульгарности, желания удивить женскими штучками, пустить пыль в глаза.
Общительная, но печальная, в значительной мере загадочная женщина, облик которой поражал скромностью. В ней удивительно сочетались робкая мягкость характера, неуверенность в себе, застенчивость, смирение и покорность с множеством талантов: Анюта на слух могла подобрать на гитаре любую мелодию, вдохновенно пела, контурными штрихами за пару минут делала в блокноте замечательные карандашные наброски. Свою одежду она украшала великолепными самодельными вышивками и кружевами, легко и непринуждённо исполняла зажигательные танцы, умела носить простого покроя, из дешёвых тканей одежду так, что ей завидовали дамы, имеющие возможность одеваться в модных салонах.
Внимания поклонников она получала в достатке, но практически не откликалась на ухаживания.
– Почему в последнее время вы всегда один, – спросила однажды она, – неужели вам никто не нравится, даже я?
– Что вы, просто меня пугает настоящая женственность. Мужчины как ни странно существа застенчивые. Лично я ужасно боюсь… отказа.
– Приглашайте меня на танец. Смелее.
– Не хочу показаться неуклюжим.
Анна достала из малюсенькой дамской сумочки блокнот, раскрыла.
– У вас прекрасная пластика. Смотрите. Как забавно вы отклоняете в танце голову, как бережно держите партнёршу за талию. Это была ваша жена, что с ней? У вас природное чувство ритма, поверьте. Приглашайте. Или стесняетесь?
– Вы что – следили за мной, я даже вспомнить не могу, когда последний раз танцевал с женой. С бывшей женой. Подарите, если не жалко, один из эскизов. На память.
– Сделаем иначе. Вы мне подарите танец, я вам… любой набросок… и полноценный портрет. Несколько позже. Выбирайте, какой рисунок больше нравится.
– Выбрать так сразу затруднительно. Можно подумать?
– Вы про рисунок… или про танец?
– Давайте просто поговорим. Я – Евгений Борисович.
– Анна… Леонидовна… Головина. Для друзей – Анюта.
– Тогда меня можете звать Женя.
Так начался этот роман.
Сначала были случайные встречи, позже оба начали настойчиво искать уединённых свиданий.
Анюта хотела знать обо мне всё, но о себе говорила неохотно.
Как прекрасны были бесконечно долгие часы, когда мы прогуливались по набережной или в парке. Тем для разговоров находилось невероятное множество.
Я был предельно изобретателен в фантазиях. Переживания, мечты и желания толпились в воображении, где я практически из ничего выстраивал воздушные замки изысканных форм, в проект которых искусно вплетал тщетно сдерживаемые пикантные замыслы.
Парадокс, но перед свиданием я тщательно отмокал в ароматической ванне, надевал новые трусы, детально подбирал антураж, хотя, даже спустя месяц с момента знакомства, мы с Анной ни разу не целовались, обязательно покупал цветочек с учётом возможного цвета её наряда.
Прикосновения к миниатюрной ладони прожигали меня насквозь, но я был терпелив.
Возвращаясь в прошлое, с удивлением обнаружил, что в общении с Вероникой первый шаг всегда делала она.
Меня устраивал неспешный темп событий, но хотелось большего.
В момент, когда давление эмоций, усиленных галлюцинациями и избыточной фантазией, дошло до предельно допустимых значений, Анна неожиданно пригласила меня в гости, видно боялась передержать.
Не представляете, что я чувствовал. Это был фейерверк ослепительных эффектов, сдержать проявление которых было попросту невозможно.
Мечтать о любви ночь напролёт в тридцать лет – занятие несколько странное, особенно, если учесть пять лет счастливого брака со всеми предоставленными этим статусом интимными фенечками и эротическими плюшками.
Возможно, Анюта была целомудренной и невинной, об этом я ничего не знал, чего нельзя сказать обо мне, мужчине, несколько изумительно трепетных лет ежедневно наслаждавшимся интимными запахами любимой супруги, дерзко проникавшим во все без исключения женские тайны.
Было стыдно грезить в подобном ключе с участием Анны, но природа предпочитала поступать иначе: нескромные, но сладкие видения рвали мою плоть на части, предвкушая обязательный триумф, хотя рассчитывать на удачное стечение обстоятельств было опрометчиво: в моральных качествах любимой я мог убедиться неоднократно.
– Волнуюсь, – прошептала еле слышно Анюта, принимая из моих рук букет и шампанское, так решительно я поступила впервые.
– Будем бояться вместе, – ответил я, пунцовый от неуверенности и смущения, неловко чмокая подругу в ямочку на ключице, где под нежно прозрачной кожей чувственно пульсировала набухшая от избытка давления жилка.
Анна побледнела, отвела взгляд, но движением плеча дала понять, что ей тоже приятно, отчего меня мгновенно обнесло жаром.
На современной, технично оборудованной, со вкусом обставленной кухне я отчётливо понял – Анна замужем.
Почему она не обмолвилась об особом социальном статусе? Ведь это меняло проекцию отношений, превращая меня в соблазнителя, а её в любовницу.
Тем не менее, я был на взводе, остановить запущенный, долго сдерживаемый импульс, заставляющий мужчину делать охотничью стойку, было почти невозможно.
Я смирился с этим знанием, хотя подобное положение дел было нечестным не только по отношению ко мне.
Анна действительно волновалась: это было видно по поведению: по неловким движениям, неуверенному, скользящему сквозь меня взгляду.
Задать свербящий, безжалостно ломающий мозг вопрос я не решился, пытался вести себя непринуждённо.
Стол украшал подсвечник в форме обнажённой женщины с блюдами в обеих руках, была постелена белоснежная льняная скатерть. Столовые приборы и затейливо декорированные блюда стояли по разные стороны, обозначая дистанцию.
