Buch lesen: «Человэльф», Seite 2
Глава 2
Внушительных размеров конференц-зал, если закрыть глаза, мог показаться пустым, настолько в нем было тихо. Однако все кресла были заняты. Духи, принявшие по велению Совета тринадцати, человеческий облик, чувствовали себя неуверенно и смущенно молчали. У некоторых был оскорбленный вид.
Члены Совета ХIII сидели напротив делегатов, за полукруглым столом из лунного эбена, чрезвычайно редкого дерева, произрастающего только в непроходимых лесах Мьянмы. Золотисто-жёлтого цвета, с чёрными, голубоватыми, зеленоватыми и шоколадными разводами, прожилками и полосками, лунный эбен был необыкновенно красив, но, главное, еще до того, как из него изготовили стол, возраст дерева перевалил за тысячу лет. На своей родине он был запрещён к рубке и вывозу за пределы страны. Но этот запрет касался только людей.
В центре стола вальяжно восседал эльбст Роналд. Вот уже триста лет возглавлял он Совет ХIII и умел внушить страх одним своим взглядом, особенно когда ярился, а это случалось довольно часто – эльбст был раздражительнен и злопамятен. Но при этом он мог общаться на равных даже с домовыми, которых многие духи презирали и считали предателями из-за их близости к людям. Долгое время он был хорошим предводителем мира духов природы, и принес ему много пользы. Однако все чаще духи задумывались о том, что скоро им придется выбирать нового главу Совета ХIII, более молодого, амбициозного и решительного. Истинного вождя, способного раздуть тлеющую в их среде искру недовольства людьми во всепланетное пламя очищения, из которого, как птица феникс, восстанет былая слава и мощь духов природы. Это понимали все, кроме самого Роналда. Он был уверен, что с включением в повестку очередного конгресса вопроса о его преемнике можно обождать, по меньшей мере, еще лет двести. Эльбст забыл, или не хотел вспоминать, сколько веков он уже прожил, и насколько одряхлело его некогда могучее тело. В душе он по-прежнему чувствовал себя юным.
Поговаривали, что в давние времена эльбст Роналд был конкистадором и погубил немало человеческих жизней. А кое-кто из старых духов с южноамериканского континента даже признавал в нем Эрнандо Кортеса, который, выдав себя за длиннобородого белокожего бога Кецалькоатле, некогда покорил и ограбил народ ацтеков. Но теперь, по прошествие нескольких веков, он стал почти пацифистом и не пытался изменить окружающий мир огнем и мечом. Он считал, что люди, плодящиеся, подобно саранче, с неимоверной быстротой, неистребимы. И, чем враждовать с ними, лучше мирно сосуществовать, пусть даже путем незначительных уступок. И пока Роналд возглавлял Совет ХIII, всем приходилось мириться с этой политикой, даже самим членам Совета, если они хотели сохранить свой статус и положение в обществе.
Недовольство среди духов зрело, но пока еще не достигло критической точки, и желающих открыто высказать протест, а тем более взбунтоваться против слепого деспотизма эльбста Роналда, не находилось. Никому не хотелось стать жертвой огненного смерча, в который еще и поныне мог обращаться разгневанный эльбст, вспоминая привычки далекой молодости.
Поэтому даже члены Совета ХIII терпеливо ожидали, пока им разрешат принять свой обычный вид. Туди Вейж, леший Афанасий, очокочи Бесарион, ундина Адалинда, юда Бильяна, гном Вигман, рарог Мичура, гамадриада Дапн, млит Сибатор, пэн-хоу Янлин, тэнгу Тэтсуя – самые уважаемые и могущественные представители своих народов, они выглядели сейчас, в облике людей, смешными и униженными. Но не смели роптать даже мысленно, опасаясь, что эльбст может прочесть их помыслы.
А Роналд, не догадываясь о молчаливом протесте членов Совета ХIII, большинство из которых он считал своими друзьями и приверженцами, обязанными ему многим, если не всем, снисходительно усмехался, оглядывая зал. Он чувствовал себя не просто главой Совета ХIII, Верховного коллегиального органа мира духов, а отцом и предводителем всех духов природы, кто бы они ни были. Покинув волей случая в ранней юности свой родной швейцарский кантон Ури и забыв за минувшие века родину, он, по сути своей, давно уже стал космополитом. А потому он был снисходителен даже к людям, не сомневаясь, что при определенных обстоятельствах мог бы властвовать и над ними, включив их представителя в Совет. Но этой поистине еретической мыслью он благоразумно до поры до времени ни с кем не делился.
Под цепким взглядом Роналда некоторые духи в страхе опускали глаза, словно они были в чем-то виноваты, другие приветствовали его дружелюбным наклоном головы, третьи – подобострастным поклоном. Но эти внешние проявления ни о чем не говорили, истинные мысли делегатов конгресса были скрыты от него. Эльбст Роналд дорого бы дал за то, чтобы узнать их. Но был предел и его власти. В этом зале можно было найти духов намного могущественнее, чем он, простой, пусть и чрезвычайно воинственный в прошлом, эльбст. Пока он воевал с людьми, они овладевали тайнами природы. Он копил богатства, они – духовную силу. Роналд никогда не забывал об этом. И это знание висело над ним постоянной угрозой, как говорили люди, дамокловым мечом, не позволяя ему осуществить свои самые заветные желания. Роналд с превеликим удовольствием стер бы в мельчайший прах кое-кого из тех, кого видел сейчас в этом зале, а затем развеял пыль по ветру. Но он не был уверен в том, что ему удалось бы осуществить свое намерение, а поэтому и это желание он хранил в самом удаленном и запертом на тринадцать замков уголке своей души.
В зал, неспешно шагая и всем своим видом демонстрируя чувство собственного достоинства, вошел и занял отведенное ему место в президиуме Фергюс. При виде этого красивого, несмотря на постоянно грустный вид, эльфа с непроницаемыми глазами и мыслями улыбка Роналда померкла, а взгляд стал сумрачным. Фергюс был одним из тех, кто испытывал недовольство примиренческой политикой главы Совета ХIII, но умело скрывал это, а потому был неуязвим. Это был опасный противник, во многом еще и потому, что он считался союзником эльбста. Но при удобном случае мог вонзить нож заклятия в его спину. Пока Роналд не представил ему такого случая. Но это не могло длиться вечно, и он сам это понимал. А потому всегда был настороже, когда Фергюс был рядом, и вдвое осторожнее – когда тот был далеко, а значит, мог безбоязненно затевать козни и плести заговоры против него.
Роналд приподнял руку и тишина в зале, где и до этого все молчали, лишь изредка переговариваясь телепатически, стала звенящей, как туго натянутая тетива лука.
– Приветствую досточтимых делегатов конгресса! – заговорил Роналд. – Рад видеть вас всех в добром здравии. И еще больше рад, что никто не только не отклонил нашего приглашения, но и не счел возможным пренебречь нашей просьбой – принять образ и подобие человека.
В этом приветствии явственно прозвучала скрытая угроза. Светлые глаза Фергюса потемнели, но он ничем не выдал своих чувств. По залу пронесся легкий неодобрительный шум, словно отголосок далекого эха в горах.
– Я благодарю лешего Афанасия за прекрасную организацию нашего конгресса, который мы решили на этот раз провести в его родных краях. Тем самым отдавая дань заслугам Афанасия перед Советом тринадцати, да и всем миром духов природы, – эльбст Роналд благосклонно кивнул в сторону лешего, сидевшего в президиуме. Но глаза его не подтверждали тех слов, которые он произносил. Эльбст недолюбливал лешего за его дикую независимость, которую нельзя было ни смирить, ни подчинить. – А теперь все мы можем сбросить с себя отвратительные маски, которые были вынуждены надеть, чтобы благополучно добраться сюда. Предлагаю всем делегатам принять свой истинный облик!
И он услышал, как вздох облегчения пронесся над залом. Метаморфоза произошла мгновенно. Конференц-зал наполнился бледными тенями, огненными языками пламени, струящимися водопадами, чудовищами и растениями. Юда Бильяна окутала себя седыми длинными волосами, из которых злобно сверкали два факела глаз. Рарог Мичура расправил могучие крылья и начал искриться. Очокочи Бесарион превратился в огромное, обросшее рыжей шерстью существо с длинными острыми когтями и топорообразным горбом, росшим из грудной клетки, который он обычно использовал для того, чтобы рассекать своих противников надвое. Гномы, туди, русалки, лешие, тэнгу и все другие духи природы, собравшиеся здесь, охотно подчинились главе Совета ХIII, в очередной раз доказав ему свою покорность.
А Фергюс подумал, что, возможно, именно эту цель и преследовал эльбст Роналд, распорядившись сделать соответствующую приписку в приглашении. Не приложив ни малейших усилий, не затратив ни гроша на тайное расследование, он убедился, что по-прежнему безраздельно властвует над духами. Фергюс внутренне усмехнулся. Преимущество эльфов было в том, что им почти не приходилось менять свой облик, обращаясь в людей. Требовалось только слегка изменить форму ушей, заостренных кверху, да убрать с них клочковатую шерсть. Но если надеть головной убор, то можно было обойтись и без этого. Поэтому Фергюс и был сейчас в широкополой шляпе, которая помогла ему скрыть, что он не выполнил предписания главы Совета ХIII и остался в своем природном облике эльфа. Тем самым Фергюс не унизил своего достоинства, подобно остальным духам, но и не выказал неповиновения. Он бросил вызов главе Совета ХIII, ничем не рискуя. В этом был весь Фергюс.
Тем временем эльбст Роналд, принявший свой естественный образ огнедышащего дракона с кривыми, словно турецкий ятаган, и такими же острыми когтями, одним взглядом успокоил волнение в зале и приглушенно прошипел:
– А сейчас предлагаю выслушать глубокочтимого гнома Вигмана, который осветит нам актуальность всепланетного экономического кризиса в мире людей. Требую внимания! Говори, Вигман, amicus humani generis – друг рода человеческого.
Глава Совета ХIII шутил, что бывало редко, и духи в знак одобрения заугукали, заклекотали и заскрипели, чтобы доставить ему удовольствие. Но шум тотчас же стих, как только гном Вигман, низенький и плотный, с длинной, до пола, густой бородой, которую он заплел в две массивные косы и украсил разноцветными драгоценными камнями, поднялся и подошел к трибуне, изготовленной из цельного куска того же лунного эбена. Он запрыгнул на поставленную там заранее специально для него скамеечку, чтобы его могли видеть делегаты, и начал излагать суть вопроса, на важность которого указывало то, что он стоял в повестке конгресса первым. Речь шла о деньгах, и Вигман, как обычно, когда он говорил об этом предмете, сразу же воодушевился.
– Да поправит меня гамадриада Дапн, если я ошибаюсь, – сказал он и отвесил вежливый легкий поклон гамадриаде, которая благодарно прошелестела в ответ своими многочисленными травянистыми отростками, – но экономический кризис является именно тем поворотным пунктом развития всего мирового сообщества, который в него вкладывает греческое толкование этого понятия.
Гамадриада Дапн, имевшая греческие корни, согласно кивнула.
– Во время экономического кризиса мир людей от порядка и благоденствия, которые несут миру духов природы неисчислимые беды, поворачивается в сторону хаоса и разорения, – вдохновенно вещал гном. – И то, что я вам сейчас скажу, уверен, ни для кого не секрет! Любой кризис в мире людей, будь он экономический, политический или социальный, жизненно необходим нам, духам. Точно так же, как гамадриадам – дерево, водяным – река, гномам – подземелье.
– А ундинам – утопленники, – пронеслась над залом чья-то скабрезная мысль, и с трудом сдерживаемые смешки на мгновение нарушили монотонное бомотание гнома Вигмана.
Ундина Адалинда, обидевшись, начала было приподниматься, чтобы излить свой гнев на шутника, но тут же опустилась обратно, смирившись под раздраженным взглядом эльбста Роналда.
– Резкое ухудшение экономического состояния людей, которое проявляется в значительном спаде производства, нарушении уже сложившихся производственных связей, банкротстве предприятий, росте безработицы, в снижении жизненного уровня населения – все это неизменно служит основой роста благосостояния духов природы, – продолжал, как ни в чем не бывало, гном Вигман. – А главное – на этом основывается наша уверенность в своем будущем. Ведь люди, пресытившись обилием денег, и не зная, куда и на что их тратить, начинают, например, осваивать Луну, Марс и даже дальний космос. Но это еще полбеды! Однако, когда они начинают исследовать природу и вмешиваться в ее законы, желая изменить их, то это уже прямая и открытая угроза самому нашему существованию. И это, к счастью, понимают самые прозорливые из духов.
При этих словах гном Вигман красноречиво взглянул на главу Совета ХIII, словно ожидая от него похвалы. И только дождавшись его благосклонного кивка, снова начал говорить.
– Вспомните эти безумные проекты по изменению направления течения величайших земных рек, осушения болот, оводнения пустынь, вырубки лесов, грозящие гибелью многим духам природы. Все это было, и может начаться вновь, потому что у людей снова стало слишком много денег. Золотовалютные резервы не только ведущих мировых держав, но даже второстепенных стран выросли до умопомрачительных размеров. Дефляция зашкаливает и пугает самих людей. Поэтому я вынужден констатировать – новый экономический кризис стал насущно необходим, и мы, духи природы, должны всячески способствовать ему. И более того…
Вигман вошел в раж и витийствовал еще долго после того, как утомленные сухой материей финансовых расчетов духи были готовы принять любую резолюцию, которую им предложат. Только его сородичи гномы и алчные млиты продолжали слушать, заранее с восторгом прикидывая, какие выгоды для себя они могут извлечь из будущего кризиса. За то, что уже в этом году духи природы предпримут предписанные им Советом ХIII необходимые усилия, чтобы обрушить финансовые и прочие мировые рынки людей, проголосовали единогласно.
Фергюс заметил, как гном Вигман, возвращаясь на свое место, перемигнулся с одним из швейцарских гномов. И даже сумел уловить мысли, которыми они телепатически обменялись. Сородичи условились о встрече этим же вечером в одном из потайных мест, которых у этого низкорослого подземного народа было предостаточно по всему миру, чтобы обсудить соглашение о разделе будущих дивидендов. Используя информацию о планах Совета ХIII, которую им будет сообщать гном Вигман, швейцарские гномы могли неплохо погреть свои маленькие ручки, играя на человеческой бирже. Фергюс ничем не выдал себя и даже не возмутился этим явным проявлением коррупции одним из членов Совета ХIII. Но запомнил. Он собирал досье с компрометирующими сведениями на всех, с кем ему доводилось встречаться. Эти знания должны были пригодиться ему, когда он станет главой Совета ХIII. С их помощью Фергюс собирался держать всех своих соратников в повиновении. Он не был воином, как Роналд, и не обладал его физической мощью. Сила Фергюса была в его умении плести интриги.
Эльбст Роналд занял место за трибуной, ударом могучего хвоста отшвырнув скамеечку, на которой только что стоял гном.
– Я согласен с предыдущим оратором: экономический кризис в мире людей – это хорошо, – приглушенно прошипел эльбст, окинув делегатов завораживающим и внушающим ужас взглядом. – Но при том условии, что мы можем воспользоваться его плодами. Или я ошибаюсь?
Общий одобрительный гул, как гигантская океанская волна, захлестнул зал. Духам понравилась мысль эльбста. И главное, что он облек ее не в отвлеченные маловразумительные понятия, как гном Вигман, а в слова, доступные пониманию каждого, даже медленно соображающих рарогов и совсем бестолковых пикси.
– К сожалению, собираясь и обсуждая наши совместные планы только раз в столетие, мы многое теряем, – продолжил, получив поддержку, эльбст. – Вспомните решение нашего предыдущего конгресса. Мы пришли к выводу, что мир перенаселен, люди слишком многочисленны и теснят духов по всей планете, занимая их исконные территории, поэтому нужна мировая война, которая приведет их численность к приемлемому числу. И война началась, не прошло и года со дня решения, принятого нашим конгрессом. Почему-то люди назвали ее Первой мировой, хотя даже на моей памяти подобных войн было уже немало. Но что об этом говорить, у людей много странностей. Это, с одной стороны, усложняет наше существование, но, с другой, делает их более уязвимыми.
Духи опять одобрительно зашумели. Эльбст Роналд был опытный оратор, и он знал, как завоевать симпатии слушателей.
– Но речь не об этом, – прервал он хор похвал мощным рыком. – А о том, что война принесла людям много бедствий, однако мы, духи, не сумели воспользоваться этим. Сто лет! Всего только сто лет прошло, однако за это время они сумели восстановить мировую экономику, снова начать и закончить войну, еще более разрушительную и опустошительную для них, чем Первая мировая, и опять вернуть свой мир в прежнее состояние благоденствия. А в эти дни они вновь грозят друг другу очередной войной…
Воинственный млит Сибатор, возбужденный разговорами о войне, не сдержавшись, подскочил и выкрикнул на древнем языке духов:
– Si vis pacem, para bellum!
Этот язык в современном мире люди считали мертвым. Когда-то, общаясь с духами природы, римляне переняли его, привлеченные выразительностью и лаконичностью высказываний. Но когда Римская империя пала под натиском варваров, исчез и язык, который называли латинским. Однако духи, тоже почти изъяв его из повседневного существования, продолжали говорить на нем в самые торжественные и патетические моменты своей жизни, подчеркивая их значимость.
Но на этот раз любимое изречение млита Сибатора «хочешь мира – готовься к войне» не нашло должного отклика среди духов. Зал ответил не ревом согласных голосов, а дружным молчанием. Возможно, потому что млита Сибатора не любили. И он пристыженно сел на место, страшась поднять глаза на разъяренного эльбста Роналда. Тот не выносил, когда его перебивают, и всегда жестко наказывал за это провинившегося. Но на этот раз эльбст сдержался, и не обрушил свой гнев на голову перетрусившего млита. Только раздраженно пыхнул пламенем и продолжил:
– Мы, духи природы, не успеваем за людьми. Мы эволюционируем, они развиваются революционным путем. Разумеется, скороспелое яблоко и падает раньше. И мы могли бы, как и раньше, просто ждать, когда человеческий род сгинет с лица земли, повинуясь непреложным законам природы. Но доживем ли мы? В этой борьбе за существование, которую нам навязывают люди, мы проигрываем исключительно из-за нашей медлительности. За сто лет, которые разделяют наши конгрессы, у людей успевают смениться два-три поколения. За минувшие сто лет их численность возросла в несколько раз. Их уже миллиарды! Только вдумайтесь в это! А численность наших народов сокращается. Не будем закрывать на это глаза…
Над залом пронесся печальный вздох. Глаза гамадриады Дапн наполнились слезами. Очокочи Бесарион в бессильной ярости сжал кулаки. Все народы вымирали, но гамадриад и очокочи уже почти не осталось на земле. А когда-то они населяли пол-мира… Эта мысль без труда читалась по их лицам.
– Люди опустошают недра земли, качая из нее живительные соки – нефть и газ, извлекая золото, ценные металлы, алмазы, – голос эльбста гремел под сводами зала. – И они богатеют. А мы нищаем. Это пора изменить! Absque omni exceptione. Без всякого сомнения.
Эти слова были встречены ревом, напоминавшим обвал снежной лавины в горах. Невозможно было выделить из общего хора чьи-то отдельные голоса. Эльбст Роналд высказывал их затаенные мысли и страхи, общие для всех. И они поддерживали его сообща, забыв о разногласиях и разных интересах. Предложи сейчас кто-нибудь выбрать эльбста пожизненным главой Совета ХIII – и за это с восторгом проголосовали бы все участники конгресса, за исключением, быть может, Фергюса. Даже посреди этой вакханалии восторга он оставался безучастным и ко всему равнодушным на вид.
– Для начала Совет тринадцати предлагает устраивать наши конгрессы чаще, чем раз в столетие, – Роналд, возвысив голос, перекричал всех. Шум сразу стих. – Признаюсь – членами Совета обсуждались разные сроки. Кто-то предлагал полвека, кто-то – четверть века, были и такие, кто замахивался на каждое десятилетие. Но мы выбрали компромиссное решение – пятьдесят лет. По нашим расчетам, именно столько в среднем человек находится в активной фазе своей жизнедеятельности, если брать время от его рождения до смерти. Мы будем успевать, укладываясь в этот жизненный отрезок, следить за всеми изменениями в мире людей, которые могут отразиться на мире духов природы. И принимать решения, способствующие повлиять на эти изменения.
Фергюс презрительно поджал тонкие губы. Пятьдесят лет! Эльбст безнадежно устарел. Он не понимает, что в современном мире полвека – это слишком большой срок, и прежде всего для них, духов природы, которые уже почти проиграли битву, навязанную им людьми. И не видеть этого могут только слепцы, подобные Роналду. За будущие полвека люди могут выкачать из недр земли всю оставшуюся нефть, и окончательно обескровить ее. Могут вырубить все леса, и лишить планету чистого воздуха. Могут загрязнить все водоемы, и заставить мир умирать от жажды. И что тогда будет с ними, духами природы? С водяными, ундинами, гномами, лешими и прочими? Они вымрут. Нет, эльбст Роналд должен уйти в небытие или оставить свой пост, и как можно скорее. Даже полвека, когда его можно будет переизбрать на следующем конгрессе, – это непозволительно большой срок…
Фергюс так погрузился в свои мысли, что даже не заметил, как делегаты одобрили предложение сократить периоды между конгрессами до полувека, и эльбст сошел с трибуны. Опомнился он только тогда, когда услышал свое имя, произнесенное главой Совета ХIII.
