Buch lesen: «Распятый ангел»

Schriftart:

Иллюстратор Константин Арчибасов

Редактор Андрей Красильников

Редактор Елена Филина

ISBN 978-5-4474-4719-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

…в каком бы мире мы не жили, в любом из них каждому человеку судьба преподносит чащу страданий, только одним вначале, как испытание, другим в конце, как наказание. И только испив её до дна, мы способны к состраданию и покаянию. Покаянию, потому что иногда мы сами распинаем своих ангелов на кресте своей судьбы.

Предисловие

На большой веранде деревянного дома, расположенного на окраине деревни, уютно устроились в креслах-качалках две женщины. Рядом с ними на низком столике стоял пузатый самовар и изящные вазочки с вареньем. Вдали виднелась полоска леса, слева – берёзовая роща, среди которой проглядывали кресты и памятники, а над нею возвышался купол колокольни. Женщины пили чай, любовались предзакатным небом и о чём-то говорили.

Лицо одной из них можно было назвать классически правильным: высокий лоб, прямой нос, выразительные тёмные глаза, черные волосы. Его не портила чуть саркастичная улыбка красивых губ и короткая стрижка, завершающая стильный образ. Женщина была, скорее всего, городской гостьей.

Вторая женщина, явно хозяйка, была прямой противоположностью первой и на её фоне выглядела милой пастушкой с русой косой, большими серыми глазами и по-детски припухшим губами. Обоим было лет за сорок, хотя при вечернем освещении они казались гораздо моложе.

Едва заметную нервозную напряжённость первой уравновешивала почти смиренная безмятежность второй, которая с доверчивой нежностью смотрела на гостью и внимательно её слушала.

– Название твоего романа слишком претенциозно, и тема женских судеб уже надоела. Почему не мужских? Это сегодня намного актуальней. Взвинченные девушки и печальные юноши, потом мужественные женщины и вялые мужчины. Как это изменить – вот главная тема современности! Мужество женщины – нонсенс, парадоксальная реальность. Вопрос в том, как восстановить статус-кво? Как остановить этот тотальный радикальный воинствующий феминизм, который так пугает мужчин? – Гостья на минуту задумалась, а потом рассмеялась и выпалила, – Так вот кто твой распятый ангел?! Побелевший от страха и с голубиной сущностью современный мужчина?

Собеседница хоть и улыбнулась, но сильно побледнела.

– Милая моя, только сознание не теряй, пожалуйста. Шучу я! Шу-чу, «чу-щу» с буквой «у». Я же не сказала – с голубой! С голубиной, как у Обломова. Бог мой, неужели с прошлого века всё это и началось?

Гостья вздохнула, налила себе и подруге горячего чаю, накинула ей и себе на плечи пледы и снова заговорила.

– Душенька моя, ты написала роман о времени, которое распинает именно таких добрых ангелов. И в таком случае название романа оправдано. Только почему в твоём романе нет тех злобных и коварных злодеев, которые подстерегают жертв за каждым углом и приколачивают их к крестам? Если есть агнцы, то должны быть и палачи. Ты смотришь телевизор? Что не сюжет, то сплошной триллер. Это и есть наше время, милостивое к палачам и жестокое к жертвам.

Хозяйка дома зябко поёжилась, потеплее укуталась в плед и нехотя пояснила гостье:

– От него мне и захотелось спрятаться в своём придуманном более милостивом мире, но у меня не совсем получилось. Я много думала и поняла, что в каком бы мире мы не жили, в любом из них каждому человеку судьба преподносит чащу страданий, только одним вначале, как испытание, другим в конце, как наказание. И только испив её до дна, мы способны к состраданию и покаянию. Покаянию, потому что иногда мы сами распинаем своих ангелов на кресте своей судьбы.

– Всё, меняем тему! Оставляй своё продуманное название! Хотя в романе больше оптимизма и радости. «А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо!» Живи и радуйся. Только почему-то не радостно.

– Не потому ли, что ищем любовь с закрытым сердцем, не верим ни во что и ни в кого, даже в себя, и безнадёжно больны страхами?

– А как иначе, если весь народ распяли на кресте противоречий, поменяв строй, а вместе с ним потребовали изменить его сознание и веру?!

– Вот и ты о кресте, – улыбнулась хозяйка.

– Ну, сегодня без него и веры никуда! Вчера обожествляли Ленина, с его идеей бескорыстия, а сегодня, будьте добры, молитесь на Адама Смита с идеей личной выгоды и корысти. Ты хочешь, чтобы после такого изуверского насилия люди всё ещё во что-то верили и жили без страха?! Трудились ударно и оказались за чертой благополучия, верили искренне в светлое будущее, но кто только не погрел на этой вере свои грязные ручонки?! Горький опыт рождает цинизм: не раскрывай объятия – не дай себя распять. И межчеловеческое пространство всё увеличивается, становясь непреодолимым. Рвутся родственные связи. Самые близкие люди становятся далеки друг от друга, даже находясь рядом. Живём в такое время, когда даже свет в конце тоннеля может оказаться встречным поездом. Хотя оно для нас всегда было одинаково беспощадно. Раньше задыхались без информации, существовали, ничего не слыша, не видя, не говоря, как три пресловутые обезьянки. Сегодня душит её избыток. Глаза открылись и вылезли из орбит. Уши освободились от ваты и завяли. Из ртов вытащили кляпы, и все заголосили разом. Садом и Гоморра. «Мы ждём перемен!» И дождались! Но не просветлели, а почернели, и это чёрное в нас способно распять кого угодно. И не потому ли, что жертвой стали снова мы?

– Мы, то есть народ? А когда он не был ею? – спросила хозяйка. Потом тихо вздохнула и продолжила, – И при любых потрясениях он всё-таки верил, любил и надеялся. Мы с тобой разве не так живём? Сегодня я тебя не узнаю. Случилось что-то плохое? Ты никогда на свою жизнь жаловалась: более чем благополучная семья. У тебя – и проблемы?! Нонсенс. Главная героиня наполовину списана с тебя.

– В романе многое не понятно. Почему ты не изменила имена подруг, но изменила их судьбы?

– Наши имена были для меня в тот момент спасательным кругом, я не могла от них отказаться. А потом… Трудно в это поверить, но потом каждая из нас стала сама выписывать свою судьбу… иную, и получилось то, что получилось.

– Я где-то читала про параллельные миры, в которых тоже живём мы, но иначе. Может быть ты заглянула туда? А знаешь, получилось даже символично. Как не крути, а судьба у женщин нашего поколения одна, не завидная.

– Не надо спешить с выводами и кодировать будущее. У тебя было и будет всё хорошо!

– Смотря с чем и с кем сравнивать…

– Когда живёшь рядом с кладбищем, сравнение более чем очевидно: радость жизни – в ней самой.

– А когда рядом с элитными дворцами воров, закрывающими солнце?

– Пусть радуются, пока на воле. Чёрт с ними, он обязательно подведёт…

– Хорошо бы не к монастырским стенам, а сразу к тюремным воротам. Только государство на их стороне. Оно первым напало на собственный народ, лишив накопленных рубликов. Вероломство беспрецедентное. Бандиты и те заранее кричат при этом: «Всем лечь на пол! Это ограбление!». После этого и они перестали стесняться. Воруют и пируют на глазах у всех. Пусть не дразнятся!

– Будь умнее, отойди подальше. В тебе рождается обыкновенная классовая ненависть. Привыкай.

– Многие и отошли… в мир иной. У тебя здесь тишь и благодать, и ангелы летают, наверно. А я выеду завтра на кольцевую автодорогу, на которой сплошь черти на крутых танках, и горе мне в моей консервной банке. В такой момент очень хочется, чтобы впереди летел непобедимый ангел-хранитель в доспехах. Дома вечером включу на минутку телевизор, а там снова бесы, которые скупили каналы и куражатся над всей страной.

– Что не зависит от времени и примиряет с ним: жертва никогда не станет палачом, а палач – святым. Выбор за нами. Христос – жертва, но на него молятся до сих пор.

– У него не было детей! Нас, строителей коммунизма, с ненужными теперь глупыми светлыми идеалами выкинули на свалку. Понятно, своё отработали. А как дальше жить нашим детям? Свалку эту оставим им в наследство? И вместо морального кодекса библию в утешение. И с детского сада не знающие предела детки «крутых менов» начнут унижать их, знающих предел и заповеди. «И повторится всё, как встарь…»

– Продай со свалки что-нибудь и купи им учебники. Новое время не так уж плохо: научило даже нас считать деньги, правда, больше в чужих карманах. А дети узнают цену своим, заработанным! И свалку сделают прибыльным бизнесом. Что ты уцепилась за крайности?

– А у тебя сплошной позитив. Конечно, можно просто нормально жить. Только не дают! Потому что связаны мы со временем, в котором живём, крепкими нитями.

– Не куклы. Оборви и освободись.

– Стать схимницей, как ты? Освободилась от грешного мира и наказала себя одиночеством. Крайность из крайностей. Такая цена за одну свободу?

– Не только за неё, – глаза хозяйки повлажнели, но она постаралась скрыть это, повернув голову в сторону леса, над которым багровел закат.

– Прости, пожалуйста! Последнее время нервишки пошаливают. Прости! Мне казалось, что ты уже забыла прошлое, потому что стала такой умиротворённой, нашла занятие по душе. Только поэтому я позволила себе немного критики, хотя книга мне понравилась. Давай, выпьем за тебя и за неё?

Гостья исчезла в доме и вернулась с двумя бокалами и коньяком в какой-то квадратной бутылке. Она наполнила бокалы коньяком, подала один из них хозяйке и, улыбнувшись ей, сказала:

– За тебя!

– И за тебя! – ответила та. – Я всегда жду твоего приезда. Ты единственная из подруг отозвалась… и критика меня не обидела, потому что я тебя люблю.

– И я тебя. Да, раньше нас было четверо. Разве можно забыть самое счастливое время в нашей жизни? Поверь, сегодня я ехала к тебе с искренним желанием поздравить тебя с писательским успехом. Ты молодец, у тебя свой взгляд на мир, и это прекрасно. Ещё мне очень хотелось уговорить тебя переехать в город. Когда-то здесь был маленький рай, в котором мы все отдыхали душой, но сейчас ты осталась в нём одна. И в моей жизни не всё так розово… Я не смогу часто приезжать к тебе. Поэтому и переживаю. А сейчас смотрю на тебя и ловлю на мысли, что буду звать тебя в город, а самой сбежать из него хочется. Не улыбайся, и со мной случаются моменты слабодушия. Пойми, вашу деревеньку вот-вот снесут, могут отключить электричество, а впереди зима. Все уже давно переехали в выданное городом жильё. Если и ты переедешь, то я успокоюсь. Мы с мужем поможем. Будешь жить не за хилым забором в одиночестве, а в новой квартире. Соседи хотя бы будут рядом.

– Не стоит так переживать, у меня есть керосиновая лампа, печь можно топить дровами. В любом случае я не уеду из родительского дома. Отец строил его на века, почему я по чьему-то капризу должна его отдать под снос? Это мой мир, в котором мне уютно и комфортно жить. Он ясен и чист при любой погоде. И позволь мне, пожалуйста, остаться слабой! Я не буду воевать за свои права, просто останусь жить здесь, рядом с самыми близкими мне людьми. Погост, надеюсь, не снесут.

– Занесёт вас всех снегом, а дорогу к тебе одной чистить не будут. До магазина будешь добираться четыре километра по сугробам! Хотя запасов еды для тебя, кур и козы хватит, но я всё равно не представляю, как ты будешь жить здесь одна.

– Успокойся! Не первый год живу во все времена года. У тебя просто плохое настроение. Впервые. Улыбнись судьбе…

– … И она улыбнётся тебе в ответ, как Крошке Еноту улыбнулось собственное отражение? Свой мир, свой дом. Нарисовали – будем жить, как в сказке, со светлой верой? Кстати, так и назови свой первый роман, а второй – «Любовь».

– Я живу пока в первом и с другим названием.

– Видит бог, я сделала всё, что могла. И пусть тебе поможет твой небесный ангел. Интересно, есть ли и у меня такой защитник, пусть не воин, а хотя бы птаха с белыми крылами? Первый вопрос. Издадут ли твой роман – второй вопрос. А название пусть останется. Не издадут – и оно оправдает себя.

– Не важно. Издание – твоя идея.

– И ты не мечтаешь об известности и славе, как в молодости?

– «Стремление к величию так утомляет», когда-то сказал Камю. Представляешь, он впервые позавидовал женщинам, потому что они не обязаны к нему стремиться. Помнишь, мы на последнем курсе спорили по поводу его высказывания? Сегодня я с ним согласна.

– А оно мне и сейчас не нравится. Скользкое оно какое-то.

– А кто только что ратовал за возвращение мужества мужей и нежности дев?

– Это не исключает величия нежных дев! История тому примером. И ты, одна из них, продолжай придумывать свои миры, в которых всё хорошо кончается.

– Мне это помогает.

– Воистину: блажен, кто верует.

– И врач в меня поверил, когда я стала писать.

– Когда это было? И книга уже написана, и ты в полном порядке, потому что своему врачу уже не интересна. А вот мне пора его навестить, – гостья грустно улыбнулась.

– Опять шутишь?

– Не шучу, издам твою книгу и отвезу ему в подарок!

– Если ты не шутишь, тогда ты явно сумасшедшая! – сказала хозяйка и весело рассмеялась.

Гостья что-то ей ответила, после чего с веранды ещё некоторое время доносился звон бокалов и тихий смех. Потом окна в доме погасли, над ним остался сиять звёздный купол, по которому медленно плыл одинокий лунный диск.

Неисповедимы пути Господни

Распятый ангел

– Всё! Дело сделано, можно расслабиться. На этот раз без особых накладок и приключений, если никто не расколется. Переодеваюсь и в душ. Ты тоже иди в свой номер и поспи.

– Юля, кому колоться? Третьих в этой игре не наблюдается.

Никогда не унывающий телеоператор Борька развалился в кресле с бутылкой пива.

– Конец декабря, все расслаблены в ожидании Нового года. Ну, приехали корреспонденты из Москвы, задали простенькие вопросы кандидатам, глубоко не рыли… Можно успокоиться, – лениво продолжил он.

Юлия Львовна, дама лет сорока, специальный корреспондент скандально известной газеты, способная взять интервью у самого Всевышнего, с телеоператором Борисом находились в номере лучшей гостиницы огромного сибирского края.

Обычно Юлия ездила одна, но с некоторых пор её материал заинтересовал и телевидение. Звезда телеэфира, давний друг, давно переманивал в свой новый проект. Два её материала уже сослужили ему прекрасную службу, и на этот раз он послал с ней своего лучшего оператора. Интересы газеты не страдали, тем более агентура у друга была обширная и профессиональная, её газете это было на руку. Меньше затрат.

Драка шла за влияние и власть. Новый виток передела лакомых кусков. А внешне – обыденное и надоевшее народу действо: перевыборы губернатора края.

Оппозиция не дремала. Именно она и забила тревогу, задействовав московские связи. Использование административного ресурса в предвыборной гонке никого бы не удивило. Попутал мелкий бес. А кого не путал? «Короче, всё, как всегда, но будут нюансы», – думала Юлия. Она ошиблась: здесь пахло кровью. Материал оказался настолько скандальным, что она не на шутку испугалась.

Юлия тщательно готовилась к каждому интервью. Владея полной информацией, она научилась влезать в шкуру дающего интервью господина.

Она научилась, а может быть, владела этим изначально: задавать самые каверзные вопросы, искренне сочувствуя даже самым неприятным личностям. Следующий вопрос подсказывал разумный логический ответ, позволяющий с достоинством выйти из неловкого положения. Опыт, чутьё, талант помогали избегать конфликтных ситуаций, а суть проблемы всегда освещалась остро и получалась логически завершённой.

Она никогда не понимала тех, кто во время интервью просто вгрызался, вырывал куски, тыкал шилом, истязал согласившуюся ответить «на пару безобидных вопросов» наивную жертву. Они гордились тем, как виртуозно сумели распять этого жирного ворюгу, хитрую бестию, денежный мешок, «зазвездившегося» зазнайку. Азартный энтузиазм молодых, искушение матёрых профи блеснуть? От злобы и зависти? У него есть, у тебя нет. Юлию Львовну вело по жизни только здоровое профессиональное честолюбие.

Мир раскололся на богатых и бедных без предупреждения. Замутил воды, казавшиеся чистыми, застоявшегося озера социализма. В нём утонула мораль, итак державшаяся еле-еле на плаву. В нём беспомощно барахтался народ с перевёрнутым насильно сознанием – учился плавать в штормовых условиях капитализма. Оказалось, многие давно умеют не только держаться на плаву, но и ловить рыбку, большую и малую, в замутнённых водах и при всех штормах. Подпольная экономика «цеховиков» вырвалась на свободу и пировала, пожирая всё без разбора. Впервые предложен «шведский стол»! И началось соревнование их аппетитов с аппетитами номенклатуры всех мастей и рангов.

«Диета всегда полезнее обжорства, – прокомментировал этот факт её умница муж. – Во-первых, завидовать и злиться нерентабельно. Во-вторых, накапливая материальные блага, мы строим свою тюрьму».

Её семья не бедствовала, но иметь больше, чем нужно для нормальной жизни, было по их понятиям безнравственно. Пусть этот грех берут на себя другие, не доросшие в своих принципах до такого уровня. Эта мысль грела и успокаивала, поднимала на ту высоту, где сохранилась мораль.

Муж иногда с ехидцей спрашивал её:

– И как ты теперь можешь осуждать свалившийся на голову естественный отбор в стане зверей? Закон природы – выживает сильнейший.

Потом он пытался объяснить ей, что сейчас в стране идёт схватка сильнейших монстров за власть и капитал, и журналистам бессмысленно бегать вокруг них и требовать социальной справедливости для народа. Юля понимала, что такими разговорами муж пытается убедить её сменить профессию.

– Получается, что «Собака лает, а караван идёт»? – возмущалась она.

– Заметь, не я это сказал, – отшучивался муж.

Юля категорически не соглашалась с ним, защищая свою профессию и её значимость.

Запищал мобильный телефон. Юлия вздрогнула. Она так и не дошла до ванной, задремала в кресле напротив Бори. Тот тоже заснул, даже похрапывал. Две бессонных ночи…

Звонил свой человек из администрации. Надо уносить ноги.

– Боря, быстро сматываемся. Хозяин собрал бойцов, возможно, по нашу душу.

– Запасного выхода нет, проверено, – Борис уже засовывал свою драгоценную видеокамеру в чехол, потом в огромный рюкзак. – Вариант отхода номер один: я спускаюсь вниз, заказываю билеты на утренний рейс. Выхожу, ловлю такси и оставляю его за углом. Потом в холле отвлеку администратора…

– Сто раз не повторяй. Я в душ, мигом.

– Утром не отмылась? Или перед смертью? – съязвил Боря.

Пикироваться с ним уж точно времени не было. «Омовение» перед отъездом давно стало ритуалом: смывался негатив, светлела душа.

Дверь за Борисом захлопнулась.

Юлия только натянула джинсы и свитер, когда зазвонил телефон. Схватив рюкзак, на ходу надевая куртку и напяливая капюшон на голову, она ринулась вниз.

Никто бы сейчас не узнал в ней той дамы в кашемировом пальто и шикарных сапожках, продефилировавшей час назад мимо дежурного администратора в свой номер.

Минута-другая, и чучело рухнуло на заднее сидение такси. Шофёр подозрительно покосил глазом. Сейчас Боря, должно быть, звонит на глазах появившегося администратора якобы другу, обещая приехать в гости без подруги, которая легла спать.

– Гони в аэропорт, шеф, – товарищ по несчастью уселся спереди, обнимая свою драгоценную ношу. – Твой поезд через час, – обратился он к Юлии. – Может, со мной на самолёте, старушка?

Он прекрасно знал, что она больше никогда не сподобится на этот подвиг. В прошлом году, как в анекдоте, в пятницу тринадцатого рейс номер тринадцать пытался сесть. Юля даже успела по мобильной связи попрощаться с мужем. Они остались живы по чистой случайности. Лёша встретил её с седыми висками. Теперь только поезда.

Боря успел на свой рейс, а их машина сломалась почти рядом с вокзалом. Пришлось на ходу запрыгивать в медленно отходивший поезд. Юля с трудом уговорила проводницу продать ей двухместное купе, благо оно было свободно. Она всегда так делала: это позволяло отдохнуть и поработать.

Первым делом она сняла капюшон, потом мокрое полотенце… Господи, она забыла на вешалке в ванной свой любимый итальянский костюм! Правильно заметил Борис: старушка. Неплохой обмен: полотенце на эксклюзив!

Пора нянчить внуков, а она прыгает козой, срослась с джинсами и кроссовками. Как до сих пор её терпит муж?!

Юлия посмотрела на себя в зеркало: причёсана, умыта, на этот раз без синяка под глазом. Вполне достаточно, чтобы считать себя красавицей. Она никогда не позволяла себе усомниться в этом ложном утверждении. Чистой правдой были красивые ноги. Их заметил даже хозяин края.

– Одна красивее другой, – согласилась, засмеявшись, она. Это помогло снять напряжение перед интервью.

Что, теперь адреналин иссяк? А она ещё рвётся на телевидение. Там придётся доказывать снова, что ты не лыком шита. Там грызня и интриги такого градуса – молодые не выдерживают.

Юлия улеглась и закрыла глаза. Она снова оказалась в огромном кабинете хозяина. Кадры репортажа монтировались сами собой. Слова заботы о простых людях звучали на фоне семейных особняков и идеальных дорог к ним. Потом картинка менялась видом усеянных рытвинами городских улиц, обшарпанных пятиэтажек и бараков-развалюх, завершаясь шикарным зданием администрации. Всё как везде. Только несколько документов о тесной связи главного чиновника с главарём местной банды, залившей кровью весь регион, превратятся в бомбу. Десяток свежих могил, закадровый рассказ убитых горем родственников, в котором слышался страх. В Крае шла беспощадная закулисная война двух вооружённых группировок за собственность и власть. В полной тишине камера показывала кресты на свежих могилах, фотографии молодых ребят, перемолотых мясорубкой беспредела.

Добытый материал – мегатонная бомба. Как часто мощные заряды, с таким трудом добытые ею с риском для жизни, вместо взрыва возмущения, прокурорского вмешательства, суда заканчивались долгим вялым шипением или просто коротким пшиком. Иногда уже готовый материал главный редактор неожиданно снимал, объясняя сие трусливое действо изменением политической или ещё какой-либо обстановки. Просто менялись хозяева, с ними менялся и справедливый глас газеты. Правда одного становилась ложью другого.

Юлия вспомнила материал по ОПСу, общественно-политическому союзу, руководитель которого стал депутатом Вердловской городской Думы. За его спиной стояла банда, в начале девяностых захватившая завод-гигант, уничтожившая десятки людей, вставших на её пути. Беспомощность милиции, органов надзора и правосудия не удивляли. Всё тот же всеобщий страх.

Тогда её вовремя вырвали из журналистского расследования, игнорируя возмущение и протесты. Потом Юля узнала, что мужу позвонил хорошо осведомлённый друг, а муж – главному редактору. Материалы, документы когда-нибудь пригодятся, только это будет не скоро.

С ужасом она уже со стороны наблюдала кровавую бойню на Урале. Она ещё не закончена: нет в живых главного «героя» Абарова (повесили в камере предварительного заключения), судья избит, свидетели исчезли. Пришёл более сильный и ещё более циничный хозяин жизни.

Что делать? Сам центр подаёт пример беззакония, окраины усиливают его стократ.

Муж давно пытался объяснить ей ещё на заре перестройки, что все возмущённые голоса протеста о разгуле беззакония, обращённые к власти, инспирированы ею же. Именно так всё и задумывалось. Контрольный пакет акций самого лакомого куска от общего пирога у них в кармане. А за остальные пусть дерутся – победит сильнейший, и этот сильнейший станет достойным партнёром. Народ? Он всегда выживал сам. Выживет и теперь. И крысы в бочке разберутся сами. Пока не до народа…

Он оказался прав, она, хоть и поздно, но поняла это. В начале перестройки в её душе горел огонь, который гнал на баррикады, священный огонь очищения от скверны коммунизма. Сколько революций свершено под знаменем Свободы и Справедливости?! Знаменосцы расстреляны – крысы у власти. Уроки истории забыты, новые поколения снова готовы поднять вечный стяг. Магический круг.

Не сбылись мечты о свободе слова без границ, свободе слова, за которую не убивают. От этой мечты осталась лишь горечь разочарований. Сегодня она поняла: как и тысячи веков назад, слово остаётся рабом. Раньше – религии, царей, идей, сегодня – силы, власти и денег.

Почти семь десятков лет всем твердили о справедливости, главной составляющей почти победившего коммунизма, но глупый народ почему-то этим не проникся. Пришлось промыть ему мозги, внушить: если рабство добровольно, оно и есть свобода. Кто против идеологической кувалды? Кто «за»? Воздержавшихся нет. Принято единогласно.

Теперь, как в омут, нырнули в капитализм, в то время как Запад наоборот начал выруливать к социальной защите населения от этого монстра. Подумать не успели, или думать было уже некому и нечем, но дали полную свободу бывшим рабам светлой идеи – получили Армагеддон. «Может быть, надо что-то изменить в консерватории», – как сказал провидец-сатирик? Пока будет меняться учительский состав, проходить этапы переподготовки, ученики станут взрослыми. Может быть, надо начать с семьи, укутать её в священный кокон, холить и лелеять, питать вечной моралью и для семян её готовить плодородную почву?

Она поздно, но опомнилась. Она возвращается к семье…

«А помнишь, как всё начиналось…» – шептало радио в купе.

Уже с восьмого класса Юля точно знала, что станет журналисткой, чего бы ей это ни стоило. Невероятными усилиями со второй попытки она поступила на заветный факультет. Её два рассказа и стихи напечатали в журнале «Юность». Она помнит себя счастливой первокурсницей, стоявшей перед зеркалом в ванной и критически рассматривающей себя. Ей нравились собственные иссиня-чёрные локоны, предмет зависти одноклассниц, как исключение, потому что планета блондинилась. Её не успокаивали светлая кожа, прямой изящный носик и даже огромные на пол-лица серые глаза, потому что внутренне она ощущала себя неуверенной и закомплексованной жалкой худышкой, проходившей по классу среднестатистической женской особи. Уверенность в себе, своей привлекательности обрели в её душе постоянную прописку только после замужества, а потом стали привычно органичными, естественными настолько, что были лишены особого статуса окончательно.

Тогда главным считался внутренний мир, твоя позиция, кредо. И сейчас для неё в этом вопросе почти ничего не изменилось, хотя изменился мир вокруг. Глянцевые журналы, конкурсы красоты, призывы любить себя и тратить, тратить всё на рекламные штучки, чтобы стать неотразимой во всех ипостасях. Внешний блеск да прикроет внутреннюю убогость? Шквал идей массовой субкультуры захлестнул, обратил в свою веру даже скептический разум оригиналов.

Тогда в ней полыхал другой огонь. Она лелеяла свой маленький дар, мечтая взрастить талант, который, чего греха таить, приведёт её к славе. Юношеский максимализм, здоровые амбиции. Равенство и братство во всём, даже между полами.

Плохо это или хорошо – до сих пор не понятно.

С первого курса Юля развернула бурную деятельность, стала членом редколлегии газеты факультета. Статьи обрели остроту и завершённость, скетчи и частушки отрывали с руками для капустников.

Появились подружки. С ними она и прославилась в роли мушкетёров на новогоднем концерте. Зал сначала восхитился костюмами, а потом покатился со смеху, когда мушкетёры запели частушки на злобу дня.

Их квартет уже хорошо знали. Дина, ум, честь и совесть факультета, высокая, с гордо поднятой головой, должна была бы играть королев. Таня – прехорошенькая, немного полноватая скромница из Подмосковья. Мила – куколка Барби, до совершенства которой не дотягивали только ноги, взбалмошное дитя состоятельных родителей.

Подружки почти подрались за роли. В результате главная досталась серьёзной Дине, Атоса – Тане, Арамиса – Миле, а Юльке, в наказание за наглую самоуверенность, роль толстяка Портоса. Это добавило комизма.

На этом вечере она и встретила свою судьбу.

– Девочки, вы молодцы. Все от вас без ума!

Анюта с другого факультета давно примазывалась к их компании.

– Что-то не заметно: стоим пока в одиночестве.

Дина обвела глазами танцевальный зал:

– Кто это там подпирает колонну? Мрачный оригинальный тип, – спросила она всезнающую Анюту.

– Ты тоже заметила? – встрепенулась Анюта. – Ой, девочки, я так в него влюблена! Это Петрович с нашего экономического факультета. Голова. На танцы почти не ходит: учёба, спорт, библиотека. Далеко пойдёт. Дин, пригласи его на танец после перерыва. Потом познакомишь.

– Я не осмелюсь, – изобразила скромность Дина. – Я только въехала в Париж из провинции. Юлька у нас смелая. Может, она?

– Юлия, слабо? – чирикнула Мила.

– Откуда столько агрессии, Дина? – «Слабо» Милы не удостоилось внимания.

– От д’Артаньяна, естественно, после дуэли… – Дина вызверила лицо, вогнала воображаемую окровавленную шпагу в ножны и продемонстрировала всем лик победителя.

– Ты неправильно поняла сущность своего героя! «Без друзей его чуть-чуть…»

Юлия тоже мельком посмотрела на парня. Волевое лицо и нескрываемая скука на нём. Она неожиданно для самой себя оторвалась от подруг и пошла через весь зал к нему, их глаза встретились. Заиграла музыка, и Юлю отделили от парня танцующие пары. Она остановилась: через толпу она не пойдёт. Бесславная атака захлебнулась.

– Вы явно спешили ко мне, леди Портос!

Парень стоял прямо перед Юлией.

Она положила руку на его плечо и подняла глаза.

– Позвольте представиться: Алексей.

– Юлия.

– Наслышан. «Идея и слова Юлии Воробьёвой»! – улыбнулся он. – Было очень потешно.

– Архаика. Можно сказать просто: «Клёво».

– Могучий и великий?

Юлия покраснела. И его лицо изменилось. Улыбка его здорово украсила.

Они стали встречаться.

– Ну что он в тебе нашёл? Смелый серый воробей, – стонала Анюта. – Почему я не решилась?! Упустила такого парня!

– Аня, я сама удивлена. Он просто очаровался ролью Портоса, потому что тот толстый. А сейчас разберётся с моим скелетом и бросит.

Лёша не бросил её. Летом решили поехать к его родне, а потом сыграть свадьбу. Подружки были в шоке.

Ранней весной Юлин отец попал в аварию по дороге на дачу. Спасти его не смогли. Ни о какой свадьбе не могло быть и речи, а осенью Лёша уезжал в Англию, в Кембридж по программе обмена студентами. Он был лучшим.

Похороны полностью легли на его плечи. Юля с мамой ещё долго оставались в шоке от внезапного удара судьбы. После сорока дней Алексей настоял, чтобы они тихо расписались.

– Я умру без бумажки, в которой прописано, что ты моя жена, – признался он.

Её мама Нина Ивановна сразу и безоговорочно приняла Алексея и дала согласие на брак. Муж приехал только на Рождество, уже зная, что Юлия беременна. В марте отметили годовщину смерти отца, а в мае родилась Света. Никакого академического отпуска Юля не брала, к началу учебного года дочку перевели на смеси и передали на руки бабушке.