Buch lesen: «Мерцание зеркал старинных. Странная любовь», Seite 7

Антуанетта провела меня в Дворянский салон, зал для приема иностранных послов. Там мне особо запомнилась роспись потолка – плафон, где Гермес, покровитель искусств, изображен в окружении Пенелопы, Сафо, Аспазии и Церезины.

Я в восхищении крутила головой: дворец был сказочно красив и богат. Видя, что от впечатлений у меня кружится голова, Антуанетта не скрывала удовольствия.

Дальнейшее повествование я вновь хочу уступить моей подруге-королеве…

Глава 156. Подарки королевы

…«– Натали, сейчас тебе покажут твою комнату. Она недалеко от моих покоев. Пусть мне дадут знать, когда ты отдохнешь с дороги, хочу тебе еще кое-что показать…

Часа через полтора мы с ней отправились в мои гардеробные.

– Я хочу сделать тебе подарки. Выбирай всё, что любезно твоему глазу. Сумочки, туфли, ткани для платьев… Вот, посмотри, огромная коллекция вееров с драгоценными камнями, украшенных перьями редчайших птиц. Бери, что хочешь! Вечером я устрою прием в твою честь.

– Нет-нет, нет! – остановила она меня. – Моя королева…

– Пожалуйста, Наташа, оставь эти церемонии. Вернись в детство, в счастливые моменты первых наших встреч. И вспомни меня, маленькую девочку, которая так весело проводила с тобой время.

Наташе понадобилось сделать над собой усилие, чтобы принять ту форму общения, которую я хотела установить между нами. Вначале она никак не могла перешагнуть через себя. Все время путаясь, то называла меня «на вы», то обращалась ко мне «ваше королевское величество». Смешная девочка… Но, хочу заметить, несмотря на свою «стеснительность», вещи она выбирала очень уверенно и не отказалась ни от чего, что было ей предложено – ни от изысканных аксессуаров, ни от разнообразной обуви.

Я была во Франции законодательницей мод, дамы старались подражать мне, потому о несоблюдении этикета не могло быть и речи. В новом платье я могла появиться лишь один раз. Повторение наряда было бы признаком дурного тона, а некоторые не надевались мною никогда… Веера, смею вас заверить, Натали выбрала самые лучшие, ею были отложены великолепные ткани и платья. Я улыбалась, смотря, как тщательно она отбирает подарки, и даже, скажу вам, помогала ей в этом:

– Вот этот наряд, Наташа, безупречно подойдет к твоим глазам!

Меня забавляло и радовало, как она с опаской озиралась, боясь, что я ее остановлю, но я лишь улыбалась и подбадривала ее взглядом. После этого она степенно, никуда не торопясь, шла вдоль длинных шкафов. Складывалось впечатление, что Наташа привыкла к такой роскоши.

О, конечно, она остановилась у столика, где стояли духи. Сразу было видно, что это ее слабость. Запахи, их было множество, миллионы, витали в стенах моего дворца. Ей оказался интересен каждый. Она задавала вопросы, а я показывала красивые флаконы, один за другим.

– Натали, вот духи под названием La Fleur d’Oranger, в них тонко сочетаются мои любимые ноты цветов апельсина, фиалки, розы, нарцисса, ванили, муската, ириса и жасмина. Куда бы ты ни пошла, за тобой потянется изысканный шлейф незабываемого аромата…

Она приняла в дар всё самое лучшее. Понадобилась помощь четырех слуг, чтобы донести эти сокровища до ее покоев.

Разложив полученные дары по всей комнате, она радостно захлопала в ладоши, как тогда, в детстве. Это вызвало у меня улыбку умиления: я так хотела ее порадовать, мне было ничего не жалко для этого прекрасного создания.

– Натали, я распоряжусь, чтобы тебе приготовили такую же ванну, как мне. Я забочусь о коже не меньше, чем о нарядах. Хочу открыть тебе маленький секрет. Прибыв во Францию, я была крайне удивлена тем, как французы относятся к своему телу. Некоторые считали греховным мыться, чтобы не смыть с себя святую крещенскую воду, но при этом, рardon, воняли как черти. А чтобы не пахнуть так дурно, поливали себя парфюмом. Боже, от этого они смердели еще страшнее. У моей матушки Марии Терезии были другие порядки: меня с детства приучили к чистоте. И потому, прибыв сюда, я попыталась многое изменить. Как только я стала королевой, тут же изгнала из дворца всех «вонючек», обязав придворных мыться каждый день. Для этого в парке специально построили два небольших банных домика, для разных полов.

Я позвала придворную даму:

– Сделайте смесь из очищенного сладкого миндаля, сосновых орехов, льняных семян, корня алтея и луковиц лилии и каждый день добавляйте ее в ванну для гостьи.

– Антуанетта, – смущенно спросила меня Натали, – твоя кожа похожа на тончайший фарфор, но при этом румяна и свежа. А меня убеждали, что нынче в моде болезненная бледность…

– Ах, моя милая подружка, смею заметить, эта мода устарела. Сейчас я тебе всё расскажу и покажу. – Я обратилась к придворной даме: – Прикажите принести сюда все баночки с притираниями, которыми я пользуюсь.

Дама поклонилась и вышла. Через некоторое время служанки расставили перед Натали ароматно пахнущие склянки. Я видела, как у нее загорелись глаза.

– Милая Антуанетта, что это, расскажи мне, я сгораю от нетерпения!

– Знаешь ли, Натали, как с некоторых пор стали в шутку называть этот дворец? «Парфюмерный двор», и ты сейчас поймешь почему. Вот две дюжины перчаток, пропитанных пчелиным воском, розовой водой и маслом сладкого миндаля, чувствуешь их аромат? То-то. Ложись в них спать, и утром твои ручки будут мягкими как шелк. Вот грубый мешочек с отрубями, таким меня моют, когда я принимаю ванну. Вот масла и ароматические эссенции. Это мазь, с помощью которой можно убрать все ненужные волоски. Секрет красоты прост: нужно хорошенько отбелить кожу, а потом нанести пудру, немного румян и помаду. Открой эту баночку. Не правда ли, восхитительно пахнет розой? Скажу тебе по секрету, такой помадой пользуется даже король, только ароматы у него другие. Я очень люблю цветы и обязательно покажу тебе предмет своей гордости, истинной страсти. Как только я стала королевой, мне был подарен Малый Трианон – собственный маленький дворец. Там есть садик, где я выращиваю цветы.

– Антуанетта, вы… прости… ты меня восхищаешь. Я хочу от души поблагодарить за всё. Позволь, я обниму тебя, – и она шепнула мне на ушко, – ты превзошла все мои ожидания, ты истинная королева!

Смешная девчонка, право…

Вечером того дня я снова пришла к ней. Натали сидела возле большого зеркала, рассматривала и нюхала вновь приобретенные коробочки и флаконы и задумчиво расчесывала свои прекрасные волосы. Я подошла к ней со спины и посмотрела на ее отражение. Лицо было бледно и словно чем-то встревожено. Я обняла ее за плечи и спросила:

– Натали, ты чем-то опечалена? Что случилось?

И она рассказала мне, что вот-вот должна выйти замуж, но трусливо сбежала из России, совершенно сумасбродно и необдуманно. Она встретила в Москве этого удивительного Шереметьева, родовитого русского аристократа, и соблазнила его, выиграв ту игру, которую сама же им двоим и навязала. Я с удовольствием слушала ее, а потом спросила:

– Зачем тебе всё это нужно?

Она подняла глаза и, так же смотря на меня в зеркало, ответила вопросом на вопрос:

– А может, ты мне скажешь, зачем? Потому что я не могу найти ответа…

Это было бестактно с ее стороны, но я нисколько не обиделась, наоборот, сочла это очень остроумным и засмеялась:

– Ах, моя милая сумасбродка! Ты всё та же маленькая девочка!

Мы разговаривали, словно две подружки. Разделяющих нас барьеров больше не было.

– Нет, Антуанетта, нет! Я так стремительно выросла, ты даже не представляешь… И, глядя сейчас на себя в твое зеркало, – она снова повернулась к нему, – я не вижу там девочки, я вижу старуху, сокрытую под прекрасным ликом. Да, возможно, моя внешность может ввести в заблуждение, но пусть мои слова развеют его. Я попала в жуткий переплет, Антуанетта!

Ее озадаченный вид, задумчивый взгляд – всё подтверждало сказанное.

– Ты не можешь вернуться домой? Так оставайся здесь, у тебя будет всё!

– Не могу. Я должна идти.

– Куда?! – не поняла я. – Уже темно, и ты раздета… И расчесываешь волосы перед сном.

– Нет-нет, ты не понимаешь. Я должна идти за ним…

– За кем?

– Ну как? За своим будущим мужем.

И тут она рассказала всё! Кое-что я, конечно, знала из ее писем, но то, что услышала… было ужасно! Слёзы тут же потекли из моих глаз. Она вытерла их и попросила:

– Не надо плакать обо мне, Антуанетта. Я рассказала тебе про него, но про себя-то еще не успела. А ты пригото-о-овься. Приготовься, – заговорщически сказала Натали, – сейчас ты познаешь истинную сущность подружки своего детства. И поймешь, что девочка, которую ты помнишь, давным-давно умерла и похоронена под грудой своих пороков!

Я даже отпрянула.

– Да что ты такое говоришь? Я, наверное, не всё понимаю? Смысл твоих слов плохо доходит до меня. Хотя, должна признаться, ты великолепно говоришь по-французски…

Натали как-то очень загадочно улыбнулась, но ее улыбка, мне показалось, горько пахла полынью.

– Да ты послушай, послушай! Ничего от тебя не утаю! Самое страшное расскажу. Готова услышать?

– На всё готова…

Мы сели на кровать, и она рассказала мне о своем путешествии. Как по дороге лишила кого-то жизни, как потом наслаждалась этим, считая, что свершила правый суд, а после раскаивалась… Я слушала, затаив дыхание. В ней жили сразу и лето, и зима. Сначала она показалось мне странным, неземным существом, о которых написано в заумных книжках, потом – древним демоном с самых сумрачных страниц католического писания. Я смотрела на нее и не понимала ее природы. Наконец она умолкла, а я продолжала сидеть, ошеломленная.

– Ну что, ты удивлена?

– Порядком… – протянула я, не зная, что еще сказать.

– Тебе больше не хочется говорить со мной?

– Отнюдь, что ты… очень хочется. Очень хочется узнать, кто же ты.

– О, Антуанетта, – засмеялась Натали, – на твоем месте я не стала бы залезать так глубоко.

– А расскажи мне теперь об этом юноше… кажется, его зовут Николя?

– Ну да-а-а… Николя на ваш манер. Ты знаешь, если бы у меня был брат, то он был бы как две капли воды похож на него! Он именно им и был бы. О, Антуанетта, мы бы так прекрасно проводили с ним время, если бы росли вместе с детства. Он – это я, только в мужском обличии. Потому он и привлек меня. Такой же дерзкий, гордый, необузданный, как я. И так же не может познать своей природы. Не может понять, зачем он пришел в этот мир и что несет с собой. Но знает, что нужно идти, двигаться вперед, что без этого нельзя. Я получила от него всё, что хотела, и больше он мне совершенно не интересен. Тем более, я не особенно привлекаю его как женщина, он мною не восхищается.

– Да как же тобою можно не восхищаться? – искренне удивилась я.

– Ах, ваше величество, оставьте свой высокопарный слог и эти комплименты. Я получу их сполна, когда вернусь в Россию. А здесь я хочу веселиться.

Я смотрела на нее недоуменно: «Как можно веселиться, имея за плечами тако-о-ое?!»

Она улыбнулась:

– Что же ты так смотришь, моя милая подружка? Не жалей меня, не надо, я для тебя всё та же твоя Натали. Я не взвалю этот груз на твои плечи, понесу сама. Я не обижу тебя ни словом, ни делом, ни даже взглядом, не сомневайся! Я бы могла не рассказывать тебе всех этих ужасных подробностей своей жизни, но мне почему-то захотелось, чтобы ты увидела меня настоящую. Чтобы не одурманивала себя своими собственными розовыми, похожими на французский зефир мыслями. И когда я уеду, а ты будешь веселиться, пить шампанское, танцевать на балах, я хочу, чтобы ты помнила меня. Даже тогда, когда я покину эту землю. Но ты не должна проливать по мне слезы, ты будешь вспоминать только наше время, так прекрасно проведенное вместе. Но я хочу, чтобы в твоей хорошенькой головке, помимо балов, шампанского, замечательных, красивых мужчин, великолепной музыки и всего прочего, осталась я. Такая, как есть. Пусть у меня руки в крови и голова наполнена непонятным шелестом разных непотребных мыслей, но ты важна для меня, правда, важна. Запомни меня такой. И временами я буду являться в твоих ночных кошмарах и пугать тебя так, что картинки, о коих я тебе рассказала, живо встанут пред твоими очами. Пусть будет так. Но это правда, Антуанетта, – это я! И если ты хоть капельку любишь меня, дорожишь нашей детской дружбой и многолетней перепиской, пожалуйста, не отталкивай меня сейчас. Я ведь знаю тебя, натура ты свободная и мысли твои легки, ты быстро забываешь плохое… и это тоже забудется. Но когда меня вдруг не станет, ты обязательно вспомнишь. Уж не ведаю, где я буду, наверху или внизу, и есть ли там что-то на самом деле… Но до меня донесутся твои мысли, обязательно! И от этого мне сделается хорошо…

Я с трудом понимала, о чём она говорит, настолько тяжелы были ее слова. Я не привыкла слушать мрак и так долго находиться в нём. А она с ног до головы окутала меня своим темным покрывалом. И пусть сквозь него были видны звёзды, всё равно это был плотный темный туман. Я отчаянно замахала руками и закричала:

– Натали-и-и, прекрати, пожалуйста. Я прямо с этой ночи не смогу сомкнуть глаз! Перестань! Ты так молода, нам еще так долго жить на этой земле… Почему ты говоришь, что скоро уйдешь?

– Не знаю, я так чувствую…

– Я запрещаю тебе об этом не только говорить, но и думать!

Она лишь слегка улыбнулась и ничего не ответила.

Мне тягостно было думать о словах Натали. Моя своенравная, свободолюбивая натура не выносит такой духовной нагрузки. Она жаждет развлечений, легкости во всём…

– Ну хорошо, – наконец Натали прекратила свои душевные излияния. Она встала, прошлась по комнате, а потом подошла ближе и погладила меня по голове.

– Антуанетта, как же тебе идут волосы, с которыми родила тебя мама. Как же отвратительны все эти башни на голове! Это же видно, что они не твои, разве не глупо их носить?

– Может быть, – растерянно ответила я.

– Ну-у-у, ладно. Что-то я уж очень сильно напугала тебя. Давай, расскажи мне, моя французская подружка, как мы будем веселиться. Что станем делать?

Я с облегчением выдохнула. О-о-о, это была моя стихия! Это был мой непрекращающийся бал, и я тут же погрузилась в него, как золотая рыбка в море, и начала ярко, во всех подробностях описывать наше совместное времяпрепровождение:

– Сначала, Натали, я покажу тебе Версаль, покажу всё, каждый уголок. И ты удивишься, насколько он прекрасен! Только я хочу попросить тебя, чтобы, пока ты находишься здесь, всё происходило заведенным французским порядком. Я дам тебе фрейлин и множество прислуги. Они будут умывать и одевать тебя, будут делать для тебя всё, что пожелаешь! Ты ни к чему не прикоснешься своей рукой и поймешь наконец, как это прекрасно!

– Ну, хорошо. Значит, мы будем играть в твою игру? Я согласна! И я принимаю твои правила.

Я вскочила и радостно захлопала в ладоши.

– Так пусть же игра начнется завтра! Спокойной ночи, Натали.

Глава 157. Натали осваивается во дворце

Я вернулась во дворец, как обычно, около четырех часов утра. Опущу подробности о том, где и с кем провела эту ночь. Моя темпераментная натура не нуждается в длительном сне, так что утро началось по заведенному распорядку. При моем пробуждении присутствовало положенное по этикету количество фрейлин, в назначенный час они тихо пришли в мои покои и молча ждали, когда я проснусь.

Старшая камеристка приступила к моему утреннему туалету. Мне предстояло решить, какие три платья я сегодня надену, а также выбрать корсеты, чулки и белье, перчатки и кружевные платочки, да много чего еще, всё перечислять не буду. Обычно этот процесс затягивается надолго, но сегодня мне нужно было поторопиться: я обещала своей гостье не задерживаться. Меня обслуживало множество портних и белошвеек, и ими были изготовлены маленькие копии всех моих туалетов – специально для утреннего представления. Я указала на образцы, и наряды, не мешкая, доставили в спальню.

Я должна была выполнить еще одно обязательное правило. Каждое утро, словно знатная дама, в карете ко двору прибывал господин Леонар, чтобы с помощью гребня и только ему подвластных приспособлений сотворить мне прическу. Еще год назад в моде были непомерно высокие и невероятно сложные куафюры, и он, словно архитектор, мастерски возводил их на моей голове. Все знатные дамы при дворе пытались мне подражать, иногда на них можно было увидеть настоящие произведения искусства. Наконец моей неуемной натуре это прискучило, и я придумала ввести в моду менее затейливые прически, богато украшенные страусовыми перьями и драгоценными камнями. Столь недешевая мода разорила не одну парижанку.

Натали не переносила, когда ее пытались причесывать. Однажды она наблюдала, как я несколько часов сижу перед зеркалом, пока мне укладывают буклю за буклей на высокой куафюре. Не выдержав, она убежала, сославшись на то, что ей срочно нужно найти Николя, чтобы что-то с ним обсудить. Я улыбнулась, поняв всё без слов. Наташа всегда причесывалась сама, и я подарила подруге круглую щетку, чтобы ей стало легче справляться со своими густыми волосами.

Мой король редко навещал меня, поэтому обычно я оставалась у себя еще некоторое время и могла тут же позавтракать. Но сегодня всё было иначе. Как только мой туалет был окончен, я направилась к Натали.

Я вошла к ней и в недоумении остановилась в дверях. Ее комната была наполнена фрейлинами, так что я не сразу поняла, что происходит в самом центре, за закрытыми занавесями ее ложа. Я тактично кашлянула, все обернулись и зашептали, расступаясь:

– Королева идет, королева…

Я подошла ближе и увидела, что все двадцать пять фрейлин чего-то нетерпеливо ждут, переговариваясь между собой. Я подозвала главную и спросила:

– Мадам де Руа, что происходит?

Герцогиня начала торопливо объясняться:

– Ваше величество, мы стоим здесь уже два часа и тщетно пытаемся добудиться русскую. Она никак не хочет просыпаться, задернула занавеси и бранится. Говорит, что, мол, не привыкла вставать в такую рань.

Я улыбнулась.

– Позвольте мне.

– Ваше величество, да как же можно?

– Во-о-он! Все вон! Быстро, быстро!

Понадобилось некоторое время для того, чтобы фрейлины покинули Наташины покои. Я тихонько постучала по деревянному основанию кровати.

– Натали, – негромко произнесла я, – Натали-и-и…

Тишина.

– Ната-ли-и-и…

Опять тишина.

«В конце концов, я королева! Я всё понимаю, я ее очень люблю, но есть правила, и вчера она их приняла. Я слышала ее ответ, этого достаточно!» Резким движением я отдернула занавеси и увидела, что моя милая подруга почивает, сладко посапывая носиком, точно ангелочек, и из-под одеяла выглядывает одна только розовая пятка. Я пощекотала ее, она спрятала ногу и недовольно заворчала по-французски:

– Ах вы старые гадины, опять мне спать мешаете?! Я же вам сказала, перечницы, катитесь отсюда, пока из вас весь песок не высыпался! Чем потом сорить-то будете?

– Sharman… Да как же из твоего прекрасного рта такое вылетает, Натали?

Она открыла глаза.

– Ах, это ты, Антуанетта? А я подумала, опять твои назойливые бабки. И почему у тебя такие старые фрейлины? Никакого, понимаешь ли, удовольствия… Они раздернули занавеси в несусветную рань, и я увидела перед собой их страшные морды, покрытые морщинами. Бррр! Я подумала, что, не проснувшись до конца, оказалась в каком-то кошмаре.

– Натали, вставай!

– Нет, – ответила она.

Она возразила! Возразила, не помня чинов и рангов, не учитывая моего положения. Возразила мне-е-е! Тогда я протянула к ней руку, не покрытую перчаткой.

– Что ты себе позволяешь, Натали?!

– Хочешь меня упрекнуть? Ты же сама твердила: «Давай оставим условности!»

Она передразнила меня, да таким противным голосом, что я не сразу придумала, как ответить.

– Да-а-а, оставим условности. Но давай при этом оставаться… ну, как это?.. Как это будет по-русски? Это слово твое любимое, м-м-м… – бар-р-р-рышнями!

Натали рассмеялась:

– Как смешно ты коверкаешь это слово: бар-р-р-рышня, бар-р-рышня! – и проговорила что-то по-русски, но я уловила только странное «каркаешь» да так ничего и не поняла. И не нашлась, что ответить на ее дерзость.

Она уселась на кровати, поджав под себя ноги.

– Ну ладно, Антуанетта, извини. Я поздно легла и долго не могла заснуть. И поэтому мне совершенно не хотелось вставать рано. Еще эти твои ведьмы пришли…

– Да какие же они ведьмы, милая? Сплошь герцогини и баронессы.

– Всё равно, – махнула она ручкой. – Герцогини, баронессы – чушь собачья. Завтракать будем?

Странно, я совершенно не могла на нее ни злиться, ни обижаться. Натали была настолько естественна, что это обезоруживало.

– А чего ты хочешь? Чтобы тебе подали завтрак сюда? Или ты соблаговолишь пройти в одну из столовых?

– А можно, я прямо в кровати? – хитро улыбнулась она.

– Хм-м-м… – я ответила ей улыбкой.

«Так вот она, та девочка, только веснушки куда-то подевались. Рассыпались от ее дерзости, наверное», – нежно подумала я.

– Конечно, Натали, я сейчас распоряжусь. Но я покидаю тебя. Я должна завтракать с королем, поэтому мы увидимся немного позже.

Вернувшись к себе после супружеского завтрака, я послала за Натали. В небольшом салоне на моей половине вот-вот должны были собраться самые богатые и влиятельные дамы высшего общества.

Моя спальня была проходной. Анфиладное расположение комнат и залов – норма для дворцов. Быть королем и королевой – значит жить напоказ: монаршие особы не принадлежат себе. И потому неудивительно, что мне время от времени хотелось уединиться. По обе стороны от кровати, почти в самых углах, были спрятаны двери, ведущие в мои личные апартаменты, состоящие из нескольких небольших комнаток. Больше всего мне нравился «Меридиан» – небольшой, уютный восьмиугольный будуар, элегантно обставленный мною не по дворцовым канонам, а исключительно по минутной прихоти: с диванчиком, столиками, мягкими стульями и камином.

Натали уютно устроилась на шелковом диване и с интересом наблюдала за происходящим. Меня посетила принцесса де Ламбаль, после моего восшествия на престол назначенная на высшую женскую должность при дворе. Мы были с ней дружны. Принцесса – нежная и сентиментальная натура, не властолюбивая и не алчная, с безупречной репутацией – принадлежала к одному из самых знатных семейств Франции. Но при дворе появилась герцогиня де Полиньяк, которая не питала симпатии к де Ламбаль, стремясь занять главенствующее положение подле меня. И так получилось, что принцесса была незаметно отодвинута мною на второй план: она всё реже появлялась при дворе, а время проводила в основном в Малом Трианоне.

Я играла на арфе и с интересом наблюдала, как приближенные светские дамы ревниво разглядывают Натали, а некоторые буквально пожирают ее восхищенными взглядами – настолько редким экзотическим цветком казалась она среди нас. Ее наряды не были украшены рюшами и бантиками, но выглядели настолько элегантно и красиво, что я даже приказала своей модистке Розе Бертен сделать с некоторых рисунки.

Были поданы лакомства и шампанское. Я пригласила королевского интенданта и буквально завалила его идеями, как и на каком уровне должны проходить королевские мероприятия, пока наши гости находятся во дворце, причем отметила, что всё должно быть подготовлено в кратчайший срок.

– Кроме приятных ужинов, мы намерены каждую неделю устраивать по два бала и два спектакля, силами актеров Théâtre La Comédie Français и Théâtre La Comédie Italienne. Пригласить во дворец певцов и музыкантов парижской Оперы. И сегодня в честь наших русских друзей состоится костюмированный бал.

Оказывается, к королю прибыла почетная делегация с российской стороны, и Николай Шереметьев был ее членом. Русские приехали немного раньше, чем Николя и Натали, и именно в их честь в Версале планировался прием. Дамы впервые услышали об этом от меня и, присев в глубоком реверансе, поспешили уйти, дабы успеть подготовиться.

Версаль уже давно не видел такого шумного и многолюдного праздника. Он был давно подготовлен, только ждал своего дня и часа. Собираясь, Натали была в восторге, от ее прежней грусти не осталось и следа. Все началось чинно и благородно. Лишь слегка пригубив шампанского, Наташа отставила бокал в сторону и с радостью погрузилась в атмосферу праздника в Большой зеркальной галерее. Занятые в первой кадрили гости были одеты в норвежские и лапландские костюмы, весьма изысканные.

Король появился лишь к девяти часам, прошелся по зале, поговорил с кем-то из гостей и, ни разу не станцевав, занял свое место. Натали блистала и, находясь возле королевы, привлекала к себе особое внимание. Она еще не была представлена королю, и я, увидев, что в данный момент он один, не замедлила этим воспользоваться. Наталья Григорьевна и Людовик соблюли весь церемониал, а затем мило, хотя и совсем недолго поговорили о России.

Откланявшись, мы с ней унеслись, подхваченные вихрем музыки. Натали залпом осушила бокал и весело рассмеялась, признавшись, что не волновалась и не веселилась так уже давно. В следующем дивертисменте все были одеты в костюмы XV века, в третьем танцоры нарядились бродячими актерами и акробатами, в четвертом представили тирольские наряды, а в пятом – индийские.

Король оставался на балу до трех часов ночи, мы же с Натали, прилично выпив, танцевали до семи утра. Потом моя подруга, смертельно уставшая, но безумно довольная, ушла спать, а я посетила мессу и затем тоже отправилась в свои покои.

Пятки Натали были стерты в кровь, так что на следующий день она сидела в своих покоях и кричала на служанок, требовала, чтобы от нее отстали, и заявляла, что вовсе не будет одеваться. Попросила принести ей туфли без задника. Завтракать она по-прежнему предпочитала в будуаре.

Я заглянула к ней уже в полдень, чтобы обсудить все сплетни и подробности вчерашнего бала, но она, сославшись на головную боль, отказалась беседовать и попросила, чтобы я пришла позже. Это было неслыханно! Можете ли вы представить, чтобы хоть кто-то позволил себе так ответить французской королеве?!

К своему удивлению и к изумлению тех, кто это слышал, я нисколько не обиделась, лишь хихикнула и удалилась. Она очаровала меня! Силой духа, какой-то детской непосредственностью… Словно маленькая девочка, которая не понимает, что делает и говорит. Она, надувая губки, капризничала или заливисто смеялась – естественность, свобода и легкость были в каждом ее слове и в каждом поступке. Но на самом-то деле всё было не так. Это была игра! И если сначала я думала, что смогу предложить ей прекрасную французскую игру и те правила, которые мне привычны и понятны, то я глубоко заблуждалась. Я и не заметила, как она подхватила меня под белы рученьки, перевернула и положила на обе лопатки. И вот… мы уже играем по ее правилам! Ах, я поняла это позже…