Ему сделали последнюю перевязку и сказали, что через несколько дней её можно будет снять.
Жизнь пошла своим чередом.
Он начал работать, впрочем, не изменяя новой традиции – всё делал в одиночку. На его скромную жизнь ему хватало.
Продав дом, он поселился за несколько километров от ближайшего селения, в небольшой лачуге, внешне скорее напоминавшим крепкую хижину.
Примерно через месяц он почувствовал себя плохо – сильнейший жар сменялся ознобом, его трясло, и он не смог встать с кровати. Место, где был когда-то его глаз, сильно болело – но помощи ждать было неоткуда, взяв несколько таблеток, лежавших тут же, рядом, он принял их и провалился в бред. Его видения уже перевешивали реальность, и он видел только их, что как океан поглощали его вместе со всем, что было ему известно.
В череде тёмных волн и красочных разводов блеснула надежда, за которую его изменённое сознание уцепилось как за последнюю соломинку и больше не отпускало.
Постепенно тот внутренний шторм, что бушевал в нём, сошёл на нет и наступила желанная темнота, в которой не было звуков.
Спал, нежась в звуках воды, одаряющей берег своими несметными сокровищами.
Когда он проснулся, у него ничего не болело, и он чувствовал себя прекрасно.
Его тут же поразило то, что не видит никаких образов, ставших частью его за это время. Но это была не единственная перемена.
Он видел новые оттенки, которых раньше не замечал – привычные предметы теперь были сотканы для него из этих красивых лоскутков.
Его собственные руки сияли, и он с интересом посмотрел на себя – взяв осколок зеркальца, которым он пользовался, взглянул на своё отражение.
На него смотрело его лицо, испещрённое узорами, похожими на те, что покрывали дно моря. Но самое удивительное то, что на месте, где должна быть пустота, образовался глаз, полупрозрачный, словно сделанный из янтаря.
С трудом оторвавшись от своего лица, он вышел за дверь лачуги.
Новый мир встретил его.
Реплика водителя
Дверь открылась и в салон вошла запыхавшаяся, нервная девушка.
Раннее утро хмурыми глазами водителя смотрело на неё, ожидая платы за проезд.
Она протянула ему несколько горячих, обжигающих и потных монет, которые она так долго выковывала в своих кулачках и сказала:
– Я не знаю, куда мне нужно!
Водитель забрал деньги, бросив их в специальную коробочку, где они очень музыкально звякнули.
Слишком рано для разговоров, пора ехать.
Так, он ничего и не сказал.
Автобус продолжил движение.
Удобство отрешённости
Подойдя к стойке, он стал ожидать, когда ему выдадут его ключ.
За неделю проживания его успели запомнить, а потому он даже не называл номер своей комнаты.
Деловая поездка должна была скоро закончиться – выполнил всё, что планировал, и у него остался один свободный день.
Ему выдали ключ от двери – увесистый томик Шекспира, и он отправился отдыхать. Жаль, что не во всех местах такое обслуживание.
Это действительно хорошая гостиница.
В первую свою поездку он попал в отвратительное место, где ключами были затёртые, банальные стихи поэтов, с каракулями на полях. Ключи всегда отражают внутреннее содержание – в том номере было затхло и душно, что даже постоянно открытое окно не спасало от жары.
Бывают и другие варианты, когда тебе игриво отдают любовные сборники стихов, тонкие, в цветной обложке – и ты уже предвкушаешь липкую ночь в соответствующем номере, где всё будет напоминать тебе о любви. А есть и нечто противоположное, номера, в которых внешне всё хорошо, но уборщицы не выносят ту боль и отчаяние, что испытаны здесь. Да и как это сделать? У подобных номеров ключи меняются, покрываются отрешённостью и становятся жутко символичными.
Такое мало кому по нутру.
Но как приятно идти к своему номеру, немного уставшим – от работы или прогулки, держать в руке ключ-поэзию и прокручивать мысленно в голове, как будешь сейчас отдыхать. Пусть это и не всегда сулит тебе именно то, что ты ожидаешь, но оно всегда стоит того.
Поэзия, пусть даже не самая лучшая, открыла множество дверей.
Усы
– Вылезай из воды, замёрз уже! – послышался с берега строгий окрик матери.
Мальчик, дрожа от холода, с неохотой выходит из воды. Его губы были сжаты в одну полоску, которая постоянно искривлялась – слишком долго он провёл в воде.
В этот вечер море не отличалось чистотой, и у берега, как и там, где глубоко виднелось множество водорослей.
– Ну, убери ото рта, что за шутки! – продолжала ворчать мать на сына, указывая на его верхнюю губу, над которой смешно прицепились зелёные водоросли, создав комичные усы.
Но убрать их не удалось. Они сидели намертво, словно настоящие волосы, вросли в мальчика.
Поначалу его мама думала, что это такая шутка, но когда сама попробовала устранить проблему, выдав сыну дополнительную порцию упрёков и ворчания, у неё ничего не получилось.
– Придём домой, обрежем ножницами длинные кончики этой зелёной гадости, а потом постараемся после душа снять это с тебя, – предложила мама, в форме приказа, от которого никуда было не деться.
Мальчику было не по себе, он чувствовал, что мама думает, что это его проделки, и его сестра с папой поверят ей и будут очень недовольны.
Ещё раз, дёрнув себя за водорослевые усы, он удостоверился, что не может сам от них избавиться.
Всё семейство не на шутку переживало из-за этого случая – пара смешков проскользнула во время осмотра зелёных усов, но их нужно было убрать от лица. Только ножницы коснулись кончиков, чуть надрезав их, как мальчик вскочил от дикой боли – последняя надежда на избавление исчезла.
Отпуск завершился в тяжёлой атмосфере – никто уже не мог сконцентрироваться на отдыхе, а всё на улицах и в кафе смотрели на уже взрослого мальчика с недоумением.
– Что ему пришло в голову, – что-то подобное проносилось в их мыслях при взгляде на него.
Лето заканчивалось походами по врачам, которые вообще ничего не могли сказать по делу, только назначали все новые и новые анализы, да отправляли к другим специалистам, словно не желая связываться с таким странным случаем.
Результатов это не дало, и лето незаметно завершилось. Настала пора вернуться в школу.
Мальчик не представлял, как отнесутся к его новому виду его одноклассники, а особенно одна девочка, которая ему нравилась. Перед летними каникулами они договорились вместе ходить в музыкальную школу. Он играл на трубе, а она на фортепиано – но для него, пойти вместе с ней туда, означало очень многое.
Никто не поверил в то,