Kostenlos

Изнанка капли

Text
Als gelesen kennzeichnen
Изнанка капли
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Предисловие

Все, что было вчера,– то, как сон поутру,

Как хотел я б его поглядеть наяву.

Мой папа

Мир цвета

1

Белое пространство, столь белое, что больше ничего нет. Но это пока. Этот цвет растворяет сам себя, превращаясь в ничто, и таким образом снова и снова возрождается в себе самом. Чем больше он растворяется, тем больше самого себя он образует и густеет.

Это колыбель цветов. Место, где мы рождаемся в текущем и плещущемся белом цвете.

Появляется небольшая капля, несущая в себе новый оттенок, и вторгается в идеальный белый.

Лежащие в капле частицы объединены в небольшую массу. Громада белого проникает и по кусочкам растворяет содержимое капли, роняя в себя тот или иной элемент,– так появляются новые цвета.

Эти чуждые белому цвета просачиваются сквозь белый и попадают в мир разнообразных цветов.

2

Всполохи трещин, меняющих оттенки. Волны темно-зеленого цвета смывают эти трещины, заполняя их.

Каждая трещина ударяет в воронку.

Воронки закручиваются с такой скоростью, что брызги цвета летят далеко в сторону.

Поодаль от них граница между зеленым и синим. Эти цвета, наступая друг на друга, пытаются поглотить всполохи трещин тут и там.

Каждый цвет перекатывается из одного оттенка в другой, меняя свое место.

Прямой линией проведен красный. Расширяясь, он постепенно тускнеет, пока не исчезает полностью в темно-коричневом, и редкими кусочками виднеется в воронках.

У основания синего копошатся желтый, фиолетовый, перламутровый…

Шарики белого беспорядочно парят, избегая всего, что может смешаться с ними.

3

Выпуклость растет, пульсируя и истончая поверхность фиолетового. Сквозь его тонкую пленку уже проглядывает оранжевое зарево, подавляющее его до бесцветного состояния. Это самое тонкое место в нем.

Бесцветный присутствует везде. Идеальные границы владений цветов, впившиеся друг в друга,– он обволакивает все. Этого нельзя увидеть, но можно быть частью этого потока.

Поток вынесет к пределу пространства синего, зеленого и желтого.

Фиолетовая пленка лопается, и из нее вырывается громада красного. Она растет все выше и выше и наконец останавливается.

От верхней точки идет напряжение в виде черных спиралей, закручивающихся обратно к фиолетовому. Из нее появляется росток белого, девственно-первородного состояния.

Проносящиеся мимо белые капли меняются и устремляются к новому дереву.

Перед этим они словно зависли на месте, но только на миг.

Точки медленно и мягко присоединяются к выросшим ветвям этого деревца.

Белый мутнеет, вбирая в себя окружающее. Плоды избавились от своей сущности и под собственной тяжестью падают, катятся вниз. Каждый из них, не успев достигнуть окончания склона, разбивается кляксой – розового, коричневого, пурпурного…

Часть цвета стекает все же на фиолетовое плато, окрашивая его.

Из этих клякс вырастают новые фигуры. С определенной периодичностью вспышка бесцветного заставляет одну из этих фигур выворачиваться наизнанку и вминаться обратно в другую сторону. Где-то образуется сейчас новая реальность. Переливание мира.

Зыбкая гладь, по которой перетекают формы. В пути они меняются, лишаясь отваливающихся тут и там частей. Но к ним прибиваются частицы других, заменяя выбывшие.

Под едва проницаемой кромкой голубого – серебристый, багровый и розовый смешиваются в новые цвета. Но они остаются за завесой голубого.

Синий темнеет и густеет, проявляя на поверхности сгустки черного, медленно сползающие к кромке темно-желтого и фиолетового.

Каждый цвет выделяет такие сгустки, вместе они образуют разноцветный полип, к которому присоединяются новые оттенки. После себя он оставляет смазанную прозрачность.

Река, несущая себя во все стороны.

Фигуры, небольших размеров, что размашисто поворачиваются и растекаются на десятки потоков, которые в свою очередь распадаются на еще более тонкие ворсинки, образуя сеть, словно ловя что-то.

Но в эту сеть попал только бесцветный.

Вобрав бесцветное внутри, разбавляя им себя и переворачивая все вокруг, внешне прозрачная сфера летит в самый эпицентр.

Белый цвет.

Формы

Волна. Волна. Волна. Волна. Волна. Волна.

Разбивка на точки. Бессистемное движение.

Волна. Волна. Волна. Волна.

Квадрат. Куб. Углы – волноразделы. Столкновения.

Повторение простейших форм. Углы притупляются. Волна. Волна. Волна.

Снова волна.

Линии округляются, плавно переходя в новое качество.

Круг. Сфера.

Волны. Круг. Волны. Круг.

Точки разлетаются и попадают на окружность.

Линии гнутся и пересекаются, свиваясь в клубок. Вплетаются все новые и новые линии, разной толщины. Объем.

Набирается. Растет.

Раскалываются фигуры, образуя новые углы, неровные поверхности, по которым скользят летящие в разные направления искривленные плоскости.

Углы балансируют друг на друге, кренясь от одной сферы к другой.

Капля

Позиции распределены.

Но небольшого толчка достаточно, чтобы капля сдвинулась со своего места. Гонка началась.

Резкий рывок вниз, и в ее орбиту попадают другие капли, поглощаемые ею. С каждым таким столкновением она становится больше. Ее масса несет ее вперед со все возрастающей скоростью.

Двигаясь по замысловатой траектории, она неизбежно теряет частички себя, что в отрыве от основной части не способны двигаться. Они остаются на месте – их еще подхватят.

А может, и со стороны будут привнесены дополнительные частицы, что позволят им сдвинуться с места и проследовать дальше…

Большая капля на полной скорости влетает в скопление крошечных статичных частиц и в своем ускорении сливается с потоком, несущимся прочь.

Вероятность гибели

Несущаяся вниз гибель. Вдребезги разломанная прямоугольная фигура. Падение продолжается кривой лестницей – кромсающей мягкие ткани.

Далее плато, по которому и пролегает мой путь. Каждый шаг приводит к тому, что я меняю свое положение в пространстве и погружаюсь в рыхлый слой колючего снега. Вслед за мной летят обломки зданий, обваливающихся вокруг. Машины, не успевая затормозить, норовят превратить меня в смесь, не содержащую уже ничего живого.

По прямой осталось совсем немного. Сопровождает мое продвижение падение стоящих по обе стороны от дороги деревьев. Перекатываюсь среди них.

Впереди дорога сходится, и в этой точке я буду зажат в тиски этой реальности – нужно проскочить этот участок. Быстрее.

Вхожу и сажусь, буквально оседая в кресле. Обессилен.

Здесь тепло, и я чувствую, что, как сосулька, тает мой позвоночник.

Под яблочной кожурой

Мы сидим в соке, движущемся в мякоти яблока. Вокруг мир, существующий в форме столбцов, окружностей и линий, в которые и ведет яблочный сок, и питает их.

Мне хотелось бы попасть в одну из косточек, испытать, каково это.

Чувствуется давление: сок ускоряет свое движение по внутреннему пространству яблока. Меня сжимает и пригибает все ниже и ниже. Я сползаю и отделяюсь от основного потока. Теперь я оказываюсь возле наполненных жизнью клеток и тканей.

Двигаюсь к ближайшей из них, чтобы после отправиться к сердцевине.

Но я не успеваю. Светло-зеленый купол сверху срывается с места, унося вместе с собой часть окружающего меня ландшафта.

Как же плохо… Клетки окисляются, превращаясь в жалкое подобие самих себя, на которых равномерным слоем выступает темно-коричневый налет. С его появлением гибну и я, так и не успевший к косточке…

Комок червей

Вокруг темнота.

Я остался один, в ожидании сна. Но чтобы уснуть, мне нужно провести ритуал.

Клубок червей, что копошится за прикрытыми веками, расползается в беспорядке, словно пытаясь пробраться мне за глазные яблоки.

Мысленно цепляю одного из них и тяну, стараясь не разорвать его. Он медленно, но все же поддается мне, меняя раскраску. Цвет теперь другой.

Вытянув его полностью, я избавляюсь от него.

Мне становится полегче, хоть и чувствуется усталость. Также медленно, как и вытаскиваю червя, постепенно засыпаю.

Но с ними не покончено. Каждую ночь я вытягиваю по одному, но их число не меняется.

Иллюминация

С большого расстояния это сооружение выглядит как очень высокая, ярко освещенная башня. Она образует единый силуэт.

Но стоит подойти поближе, как станут видны отдельные элементы, из которых она состоит.

А состоит она из прозрачных капсул, в которых без сознания лежат больные люди. Если подойти вплотную, то можно разглядеть их изможденные лица и сделать вывод, что больны они очень серьезно.

Медицинское оборудование, то есть сами капсулы, светится различными датчиками, что отражают работу оборудования, поддерживающего в людях жизнь.

Но энергия затрачивается на них, и потому капсулы объединили, и теперь это сооружение выполняет роль иллюминации.

Время от времени лампочки в ней перегорают, но это быстро и оперативно исправляется специальными работниками.

А ведь действительно выглядит красиво?

Мертвый дом

1

Давно опустевший дом. В нем нет мебели, одни лишь бесформенные завалы, что срослись с пылью и между собой, да так, что непонятно, из чего они состоят.

Стены черны и покрыты различными надписями и рисунками. Чаще всего попадается рисунок, на котором схематично изображена девочка.

Надпись: «14 дней без тебя».

Все стены покрыты этими рисунками, и на каждом из них девочка немного, но разная, чем-то да отличается от других.

«Где ты?», а под этой надписью стерто изображение.

2

Небольшая комната. Мне не видно откуда, но на стены льется солнечный свет. Запах горелого. Стены черны, кое-где проглядывает потрескавшееся от жара дерево.

 

Прислушиваюсь к скрипам, звук такой, словно деревянные части соприкасаются между собой. Но это тут же все затихает. Тишина.

«400 дней без тебя».

Рисунок видно плохо из-за копоти и сажи, однако деталей на нем больше, чем на предыдущем: у изображения девочки прибавилось волос, у нее словно заплетены косички.

3

Вокруг суета. Люди снуют туда-сюда по коридорам, передавая друг другу какие-то указания, и все это сливается в неразличимый гул и топот ног.

Я беру ее за руки, и мы бежим прочь, ища места потише.

Совсем не помню ее лица и так тороплюсь, что не успеваю посмотреть на нее прямо и вспомнить. Только сжимаю ее ручку и краем глаза вижу, что рядом со мной бежит маленькая девочка.

Нас останавливает красиво одетая женщина и с улыбкой говорит:

– Будет шумно. Но вы можете посидеть в той маленькой комнате, с зеленой дверью.

И только показала пальцем, куда нам следовало пойти.

– Это в конце коридора, последняя дверь налево. Там рядом стоит небольшое кресло, в котором сидит мальчик и читает книги.

Сказав это, она ушла.

Мы прошли по коридору, и действительно – зеленая дверь оказалась здесь и была чуть приоткрыта, но что внутри комнаты, видно не было.

В кресле сидел мальчик и читал. Рядом еще стоял небольшой столик, на котором аккуратной стопкой возвышались книги.

Мальчик имел недовольный, несколько надменный вид. Мы прошмыгнули мимо него в тесную комнату и прикрыли за собой дверь.

4

В темноте мне вновь не удалось улучить момент и посмотреть на свою спутницу. Несмотря на закрытую дверь, комната была наполнена звуками со всего дома, словно собранными здесь. Каждый раз, как я заговаривал с ней, она только смеялась.

На секунду сквозь шум я услышал, как в темноте мне на ухо прошептали «Где ты?».

Снова пустая комната. У рисунка девочки на стене красным была искренняя улыбка.

5

Это ведь ты на стенах. Верно? Ответь мне!

Но в темноте слышно только, как она подходит ко мне и ведет к еле заметному источнику света.

Какая же большая эта комната, ведь мы уже идем очень долго к нему.

С каждым нашим шагом шум утихает, и около самого источника света – отверстия, по форме напоминающего замочную скважину, все стихло окончательно.

Я посмотрел в нее.

Было видно полукруглый зал, в середине которого женщина, что посоветовала нам пройти сюда, в эту комнату, танцевала с человеческими манекенами.

Она вела. Ее властные и резкие движения ускоряли танец, и она каждый раз отрывала различные части несчастных манекенов. Отбросив очередную руку или ногу в сторону, она обращалась за советом к сидящему в стороне мальчику с книгой. Он учтиво отвечал ей, что нужно сначала научиться танцевать без партнера, порепетировать с самой собой. На это она только хватала следующий манекен, и все повторялось вновь.

6

Солнечный свет на стенах комнаты меркнет. Углы сразу стали объемнее, темнее.

«1347 дней без тебя».

Мне не видно деталей рисунка. Нужно больше света. Нужно подсветить.

7

Дорога обратно к двери заняла столько же много времени. Мы шли в полной темноте, думая каждый о своем. Я доверился девочке, и она вела меня. Шум не возвращался. Дверь открылась, и мы вышли в коридор.

Как все изменилось.

Кресло прогнило, покрылось толстым слоем пыли и превратилось в настоящую рухлядь, а стопка с книжками и вовсе исчезла, и на ее месте была горстка трухи.

А в кресле также сидел мальчик, но сам уже как-то внешне усохший и грязный.

– В этом углу пыльно, знаете ли, и сидеть тут неприятно. Еще хочется чихнуть, но это вас бы потревожило.

Я хотел уже помочь ему, но он очень нетерпеливо завозился, подняв все эти частицы в воздух, убежал неизвестно куда.

А облако пыли поглотило нас, полностью накрыв.

8

«Ты не пришел».

Внизу рисунок все той же девочки, но длинные волосы на нем перечеркивают силуэт, а остальные мелкие детали скрывают его.

Замешательство

1

Я не понимаю. Совсем недавно все было хорошо, я чувствовал себя отлично и не подавал даже признаков приближающейся болезни. И вот…

Началось это около недели назад. Кожа на теле стала чесаться и зудеть. Так бывало и раньше, но чтобы настолько сильно – никогда.

Мне не спалось, и только под утро провалился в сон.

Проснулся я от того, что кто-то мягко трогал мое лицо, руки, все тело. Я открыл глаза, точнее, распахнул, испуганно вскочил, озираясь и ища того, кто меня разбудил таким образом.

В комнате никого не было. Только я попытался протереть глаза спросонья, как нервно вскрикнул, уставившись на свою руку: на коже выросли маленькие, совсем крошечные ручки и активно шевелились.

Они трогали мою кожу, откуда и росли, дергали волоски и в целом вели самостоятельную жизнь. Так непривычно было двигать руками, ведь эти ручки оттягивали кожу на них в разные стороны с поразительной для их размера силой, доставляя значительный дискомфорт.

Но мое внимание переключилось с рук, когда я почувствовал те же ощущения во всем теле. Стал ощупывать свое лицо. Да, ручки были и на нем. Некоторые из них держались за волосы, другие пытались сцепиться с ручками на моих руках. Все время лезли в глаза, дергали за ресницы и оттягивали веки.

После долгих поисков я нашел щипцы и попробовал избавиться от этих надоедливых наростов. Но когда я после нескольких попыток схватил ими один и почувствовал боль, то понял, что это часть моего тела, как и настоящие руки.

Мне теперь ведь никуда не выйти, пока я не решу эту проблему.

Оторвать нельзя, другие механические способы также не подойдут.

Хочется спать, но нельзя, вдруг во время сна вырастут новые.

2

Нет, придется выйти, мне нужен врач.

Надеваю максимально закрытую одежду и иду в больницу – хотя сам не знаю, решусь ли до этого врача дойти и обратиться к нему.

Скорее, пока не передумал.

Натянув капюшон на шапку и подняв шарф, опускаю голову и скорым шагом иду по улице.

Шапка все время сползает на глаза, цепляемая ручками. Под одеждой они стали еще активнее.

Вот я перед кабинетом врача. Моя очередь заходить.

Забываю поздороваться. Сажусь сбоку от него и отдергиваю капюшон от лица.

Врач спрашивает о том, что беспокоит меня, на что я жалуюсь и когда это началось.

Рассказываю ему, что у меня некоторые проблемы с кожей. Он внимательно изучает меня, торс, лицо и руки, смотрит со спины. Ручки во время этого больно щипали меня, и я невольно жмурился.

– Одевайтесь.

Спешно оделся и вернулся на свое место, чтобы узнать, что мне скажет доктор и что посоветует. Может, и пропишет средство.

– У вас все в порядке, единственное – есть небольшое раздражение на коже, но пока не стоит принимать никаких лекарств. Скорее всего, это нервное. Вам нужно отдохнуть.

Что? Неужели он не заметил? Это просто невозможно. Или показалось мне?

В полном замешательстве я вышел из кабинета, расплываясь в улыбке.

Внутри хотелось рыдать и биться о стену от отчаяния.

А ручки на лице заставляли меня изображать широкую улыбку.

Они стали еще сильнее. А я наоборот.

Строительство

Небольшой район выстраивается на моей голове. Звуки, образы – все наслаивается, смешиваясь с волосами, и спутывается на фундаменте.

Здесь не предполагается стандартная планировка, высотность тоже не регламентируется. Что до жильцов – их список еще не утвержден.

Треугольные дома – для мечтаний, в форме спиралей – для гостей, что задержатся ненадолго.

Сверлят, идет внутренняя отделка – голову пронизывают с помощью стержней боли во всех направлениях. Но так и строятся спиральные дома для гостей – нужны полости для этого.

Этим активно и занимаются мои строители. Гости смогут выходить поговорить со мной в любой момент из своих спиралей.

Правда, весь этот стук и грохот мешают мне сосредоточиться – несколько треугольных домов практически закончены, а собственно жильцов еще нет и в помине.

Зато как много гостей. Может, заселить их в треугольники?

Смотритель

Дверь незаметно открылась. Повеяло сквозняком – пыль с пола немного поднялась, крупица за крупицей высыпалась пустыней. Здесь совсем никого нет, только ветер рисует на барханах свои послания, прочесть которые никто не в силах.

Смотритель осторожно закрывает дверь – эта комната еще пригодится, но не сейчас. Он идет по коридору, представляющему собой прямую с бесчисленным количеством ответвлений, проверяя каждую из дверей, оканчивающуюся точкой.

1

Жирная, маслянистая земля, поросшая зеленой травой, из которой тянутся едва заметные нити, движущиеся вверх и сталкивающиеся в одной точке. Немного погодя из этих частиц образуется человек, слой за слоем, начиная от нервов, костей и внутренних органов и заканчивая кожей и волосами.

Только что созданный человек невидимой силой подхватывается и взлетает вверх, словно брошенный как безжизненная кукла. Он также смешно и неестественно дергается во время своего недолгого полета.

В воздухе парит небольшая платформа, на которой ничего нет и поверхность которой перпендикулярна земле, с которой оторвался человек. Он на полной скорости влетает в платформу и разбивается о поверхность.

Его плоть, все сложнейшее переплетение органических тканей разрушается, превращаясь в такой же поток частиц, летящий вниз, на землю, пышущую зеленью.

Все пространство здесь наполнено только этим – взлетающими потоками человеческих тел и дождем из их останков.

2

Плато, основание которого состоит из ногтевой пластины. Лезвия ходят где-то вдали и разрезают со скрежещущим звуком.

Звук приближается, непонятно, куда бежать, ведь скрежет раздается со всех сторон и лезвие, судя по всему, все больше сужает пространство свободы.

Впечатываюсь белым пятнышком в пластину, в надежде, что меня не заденет.

Звук оглушает, становится невыносимым.

Лезвия сходятся в одной точке.

3

Ванная, наполненная до краев.

Человеческое существо, которое я когда-то любил, выплескивается через край на пол.

Сижу там же, весь промокший, все еще не знающий, что предпринять.

Нужно либо уйти, либо броситься в пенящийся ужас в метре от меня.

Пузырьки глаз лопаются, не отводя от меня взгляда.

Я принял решение.

Переход

Тонкая, прозрачная как воздух пленка. Идеальная во всех отношениях, кроме одного – точки на ней. Совсем маленькой, но яркой – такого густого черного цвета, что она не может быть незамеченной.

За пленкой люди, предметы, природа – целый мир, движущийся в разных направлениях, несущийся то прочь от этой преграды, то прямо на нее, но так и не способный сделать ни того, ни другого.

Часть мира, пытающаяся нагнать пленку, хочет проникнуть за ее с виду хрупкую грань и взглянуть на себя со стороны. Другая же половина страшится этого и в своем побеге отчаянно отрицает само ее существование.

Но все это не имеет значения перед тем фактом, что от черной точки не уйти никому и ничему.

Под действием ее силы предметы расплываются, искажаясь в ней, и в итоге распадаются на едва заметные частички. С людьми происходит тоже самое, что и с природой: в отношении всего эта точка действует одинаково.

Исключений нет.

Старые глаза

Глазные яблоки. Неподвижные. Размер зрачков не увеличивается, не уменьшается.

Глаза смотрят в одну точку. Не отрываясь. Влажная поверхность глаза незаметно для наблюдателя испаряется. Чувствуется напряжение, начинают лопаться первые капиллярные сосуды, придавая глазам все более уставшее и изможденное выражение. Вокруг глаз все темнеет, все, что было для них фоном, тускнеет и исчезает, превратившись в темный занавес, на котором одинокие и раньше времени постаревшие глаза остаются единственными точками, отличающимися от однотонного окружения.

Новые и новые капилляры лопаются, наполняя глаза кровью. Зрачки также изменяются, чернеют.

Цвет фона и цвет зрачков теперь одинаков, как будто зрачки – это и есть часть темного фона, что прорвалась внутрь глаз. Кровь уже заслонила белки, полностью скрыв их.

Радужка, прежде нетронутая, сужается до тонкой полоски, опоясывающей резко увеличившиеся зрачки. Темнота сгустилась еще сильнее, скрыв красные, отсмотревшие свое глаза.