Buch lesen: «Наследство Каменного короля», Seite 23
Или Гровен имел в виду другое – то, что маги разрушили барьер между мирами, сами того не желая? Для какой-то цели несколько магов соединили свои усилия, не предполагая того, что они нечаянно разрушат тонкую пленку между реальностями и впустят в мир злобных потусторонних существ? Нет, и это глупо и нелогично. Глупо потому, что трудновато себе представить с десяток высокоученых магов, которые соединяют свои силы в невиданную мощь, но при этом даже не дают себе труда подумать о последствиях. А нелогично потому, что тогда вообще не имелось никаких оснований обвинять магов в черных замыслах, как это только что делал епископ. Третьего варианта решения у Эдмунда не было – только первый и второй, и в каждом их них сидел червь сомнения, подтачивавший стройную систему умозаключений, сделанных Яго Гровеном. Проклятье, подумал юноша раздосадовано. У меня так много книжных знаний, но так мало жизненного опыта… Что, в конце, концов, хочет от меня этот Светлейший доктор?
Эдмунд в задумчивости посмотрел на епископа. Что и говорить: еще с пару месяцев назад все увиденное и услышанное произвело бы на него неизгладимое впечатление и, возможно, заставило бы пересмотреть некоторые устоявшиеся взгляды на окружающее. Представить себе такое? – он и сейчас иногда воспринимал происходящее как некий сон. Вот он проснется – и снова окажется на лежанке в каком-нибудь чулане возле кухни. А проснется непременно от гневных воплей мастера Гербера. Интересно, кстати, как он там?
Как ни странно, он даже получал некое удовольствие от происходящего. Как будто очнувшись, снова вернулся в не совсем привычный, но интересный ему мир. Мир знакомый, но крепко подзабытый, и у молодого человека было стойкое ощущение того, что он не познает его, а как бы вспоминает то, что когда-то уже знал. Можно подумать, в глубине его подсознания в течение всего детства и юношества постоянно подремывало некое ощущение того, что он случайно попал в это место и рано или поздно все вернется на круги своя.
И сейчас Эдмунд Беркли, граф Хартворд и эорлин королевства, сидел в большом удобном кресле возле полыхающего камина, скрестив ноги, обутые в мягкие сапоги из оленьей кожи, и рассматривал огромные тени, которые отбрасывала на сводчатый каменный потолок фигура епископа. Забавно, что и говорить. Этот хитроученый инквизитор просит у него, Джоша, позволения сесть или налить вина. Эта мысль, однако, быстро вернула его на землю. Неспроста, однако. К чему же все это, интересно?
Стоя возле вишневого дерева резного столика, Гровен самолично разливал вино в два высоких оловянных кубка, покрытых искусной резьбой с изображениями охотничьих сцен. Слугу, который принес поднос, он немедля выгнал. Протянув один из бокалов собеседнику, епископ снова уселся в кресло, с блаженным видом сделав длинный глоток. В вино он добавил корицы и меда, смешав все в некое подобие глинтвейна. Эдмунд поднял вверх руку с кубком.
– Я должен поблагодарить вас за поучительный рассказ. Хотя для меня до сих пор остается тайной ваш интерес ко мне…
Монах ничего не ответил, продолжая сосредоточенно допивать вино. Сделав последний глоток, он поставил бокал на стол и только после этого внимательно посмотрел на Эдмунда.
– Вы, ваша светлость, – медленно и внушительно произнес он, – с того момента, как Орден узнал о вашем существовании, превратились в смысл всей нашей деятельности.
Эдмунд чуть не поперхнулся. Как будто ничего не заметив, Гровен спокойно продолжил:
– Королевство переживает сейчас не лучшие времена, милорд. Уже доподлинно известно, что Вал начал разрушаться, и хуже того – в наш мир проникли существа с той стороны. Слава богам, что их пока очень немного и это всего лишь животные, с которыми можно справиться огнем и сталью, хотя я бы не особо обольщался на этот счет. Сто лет назад в Корнваллис хлынули такие толпы этих тварей, что потребовались весьма значительные усилия, чтобы загнать их обратно. А еще незадолго до того все потомки короля Лотара погибли в Дубренском лесу и, насколько нам известно, вовсе не от человеческого оружия. Мы тщательно следим за всеми новостями из Пограничья и со дня на день опасаемся получить известия о том, что речь идет не только о кровожадных зверях, но и о чудищах пострашнее.
Эдмунд пожал плечами.
– Любой опытный наемник окажет вам помощь намного большую, чем я. А вооруженных отрядов у меня на службе нет, как вам наверняка известно…
– Не торопитесь с выводами, ваша светлость. Речь не о том, чтобы просто помахать мечом.
Епископ наклонился вперед и поворошил кочергой тлеющие угли, после чего подбросил в камин пару поленьев. Огненные отблески плясали на его лысом черепе, создавая несколько жутковатую картину.
– Королевство раздроблено. Внешне все выглядит, как прежде, но трещины в каменном основании государства уже настолько расширились, что грозят разрушить все здание. Роберт III Даннидир – это не тот человек, который может сплотить вокруг себя подданных с тем, чтобы единой силой выступить против страшной угрозы.
– Отчего же?
Лейн Гровен внимательно посмотрел на Эдмунда.
– Его высочество герцог Ллевеллин просветил меня, что вы имеете вполне достаточно знаний, чтобы понять то, что я скажу… Роберт – узурпатор, ваша светлость. Не перебивайте меня, прошу вас. После того, как умер Роберт I, корона перешла к его старшему сыну, Роберту II, который скончался, не оставив после себя законных наследников. По всем законам и обычаям после того, как пресеклась старшая ветвь королевской династии, корона Корнваллиса должна перейти к следующей по очередности ветви, а именно к линии второго сына Роберта I – Эвана, герцога Когара, а от него – к его дочери Аэроннуэн, затем к ее детям от Лайонела, герцога Беркли и, в конечном итоге… – епископ приблизил свое лицо к Эдмунду, – к вам, милорд. Вы являетесь старшим из живущих потомков Эвана Когара.
– Я знаю все это, мастер Гровен. И вы ошибаетесь: старшим является мой дядя, брат моего отца Камбер, герцог Беркли. И то, что он… неизлечимо болен, не может лишить его прав, принадлежащих ему по праву наследования.
Монах удовлетворенно кивнул.
– Вы не знаете. И никто не знает. Никто, кроме некоторых членов Ордена и его высочества герцога Ллевеллина. Он получил это известие от меня и именно поэтому согласился допустить меня до разговора с вами.
– О чем речь?
– Камбер умер четыре дня назад. Умер, не оставив наследников. И в настоящий момент, – Гровен приподнялся из кресла, сделав небольшой поклон в сторону молодого человека, – я имею честь вести беседу с его высочеством Эдмундом, герцогом Беркли. Примите мои поздравления и, конечно, соболезнования по поводу этой утраты. Впрочем, насколько я знаю, вы никогда не встречались со своим покойным дядей.
Эдмунд стиснул зубы.
После нескольких секунд молчания он решительно посмотрел в глаза Вопрошающего.
– Теперь послушайте меня, мастер Гровен. На меня очень много свалилось за последнее время. Два месяца назад я был никем. И сейчас я тоже никто. Я просто не представляю, что мне делать со всеми этими превращениями. Поваренок становится графом и, не успев отдышаться, превращается в герцога. И теперь вы хотите, чтобы я немедля ввязался в совершенно непонятную мне борьбу за корону Корнваллиса? Бог мой, да я вообще не знаю, где находится этот Лонхенбург! Все это слишком сложно для меня. И, раз уж так все получилось и если представится такая возможность, я бы предпочел хотя бы на время вернуться в Хартворд – пусть будет так – в роли графа, или герцога, или кого хотите. Но я не готов к тому, чтобы решать проблемы королевства. У меня и своих хватает.
Епископ понимающе кивнул.
– Конечно. Я вполне удовлетворен…
– Чем же? – изумился юноша.
– Тем, что я вижу и тем, что слышу. Окажись на вашем месте глупый и необразованный – как вы выразились? – поваренок, я бы просто не представлял, что мне делать дальше. В ожидании нашей встречи я всю голову себе сломал в раздумьях о том, что делать, ежели новоиспеченным Эдмундом Беркли окажется какой-нибудь деревенский дуралей. Дуралей, которому внезапно привалило такое счастье, что он скачет от радости и в конечном итоге принесет всем больше проблем, чем пользы. Но вы прекрасно справляетесь со своей ролью, и именно поэтому я прошу вас выслушать меня до конца.
Гровен встал перед камином, скрестив на груди руки.
– Роберта III короновали наспех, перед этим незаконно лишив герцогства Когар наследников Эвана. Но это ничего не меняет: можно отнять землю, но нельзя отнять право, передающееся вместе с кровью. И это означает, что прожить свою жизнь, спокойно сидя в Хартворде, вам не удастся. Я с ходу могу назвать с десяток человек, которым мешает живой Эдмунд Беркли. Так что либо вы будете сражаться за свою жизнь, либо будете убиты. Если не ошибаюсь, – епископ щелкнул пальцами, – вас уже попытались убить, не так ли? Это первое.
Второе. Королевство раскалывается. Большинство баронов понимает, что трон под Робертом весьма шаток. В нем тоже, конечно, течет кровь Даннидиров, но факт узурпации превращает его в преступника, ибо по закону он смог бы воспользоваться своим правом наследства только в том случае, если бы в живых не осталось никого из Беркли. При этом существует с полдюжины графов и герцогов, в крови которых имеется малая примесь королевской, и которые тоже непрочь примерить корону. Логика здесь очень простая: если Роберт попрал обычай и присвоил себе престол без очереди, то почему это не могут сделать они? И, ежели Вал разрушится, кое-кто из них обязательно попытается начавшуюся войну превратить в междоусобную. Только потому, повторяю, что они знают: Роберт III имеет прав не больше, чем любой из них. И в таком случае Корнваллис падет, сгорит в бурлящем котле войны всех со всеми, а раздробленное королевство станет легкой добычей для жутких обитателей Гриммельна. Зверь восторжествует и силы Белара вырвутся на свободу.
– И вы думаете, что я как-то могу предотвратить все это?!
– Да. Самим своим существованием. Вы – единственный законный наследник трона, которому все просто обязаны подчиниться и признать его верховенство. Склониться перед вашим правом, которое древнее и выше, чем у любого из них – правом принца, представителя пятисотлетней королевской династии. Хотя они, – Гровен усмехнулся, – пока не подозревают о вашем праве. Но это уже забота Ордена. И только вы, как единственный законный наследник, сможете объединить вокруг себя все силы и восстановить равновесие. Остановить гражданскую войну и всеобщими усилиями не допустить разрушения Вала. Это ваше предназначение, милорд. Это то, ради чего вы возникли из небытия. И, наконец, последнее. Я понимаю вас, когда вы говорите о том, что все эти вещи новы для вас, а сами вы более чем неопытны во всех этих делах. Но я выступаю здесь не как некий Лейн Гровен, а как полномочный представитель великого Ордена Вопрошающих, который готов предложить вам совет и помощь во всех делах. И, смею уверить вас, ваше высочество, что возможности Ордена дают нам основание надеяться на победу. А из эорлинов – у меня есть предположение, что и герцог Ллевеллин, и граф Гленгорм также на вашей стороне. Также я уверен и в графе Хантли. Наверняка найдутся и другие.
Эдмунд устало вздохнул.
– О, боги… Я должен подумать.
– Разумеется. И заодно, – епископ направился к дверям, – подумайте еще вот о чем: свои личные проблемы – я, кажется, догадываюсь, что вы имеете в виду, – вы не сможете решить, забившись в какую-нибудь нору. И только законный король сможет все.
Не дождавшись ответа, Гровен сделал поклон и вышел из кабинета.
Глава 28. Бремя Власти
На следующее утро Лейн Гровен отбыл из Драмланрига, удовлетворившись устным обещанием новоиспеченного герцога Беркли обратиться за помощью к всемогущему Ордену Вопрошающих, когда в том придет нужда. И Эдмунд, да и, похоже, сам Ллевеллин тайком вздохнули с облегчением, когда темно-фиолетовая ряса последний раз мелькнула за огромными двустворчатыми дверями Большой залы. Что и говорить – сам облик вопрошающего, несмотря его на тихий голос, разумные слова и понимающие взгляды, вселял какую-то непонятную тревогу, а во всем, что говорил епископ, невольно подозревался некий тайный смысл.
Зала сразу стала пустой. В буквальном смысле она была почти пустой и до этого: три человека в огромном помещении в сотню футов длиной и полсотни шириной, с высокими каменными колоннами, роскошными шпалерами и стенами, увешанными церемониальными доспехами и оружием. В креслах возле колоссальных размеров камина несколько минут назад здесь сидели сам герцог, Эд и епископ Гровен, но последний как будто заполонял собой все пространство. Другие звуки в его присутствии замолкали, а все внимание обращалось только на рослого монаха в темных одеждах. Гровен ушел, и в зале сразу стало тихо и пустынно.
– Эм-м… – пробормотал герцог, обращаясь к Эдмунду, – непонятный человек… как и все они. В целом я представляю, что именно он мог наговорить тебе вчера, но я бы… да, я бы не советовал принимать за чистую монету все, что ты услышал от этого господина. Хотя придраться мне не к чему: его доказательства безупречны, а побуждения благородны. С другой стороны, говорят, что проще подружиться с тенью, чем понять, о чем в действительности думает Вопрощающий.
Эдмунд задумчиво кивнул. Что ж, оказывается, не только у него, даже принимая во внимание его полную неопытность во всех этих делах, сложилось такое представление. От Гровена веяло затаившейся опасностью. Несмотря на его складные речи, юноша и сейчас не мог бы с уверенностью утверждать, что епископ со всеми его «благородными побуждениями» – его друг.
Вскоре к ним присоединился и Лотар, с интересом выслушавший как рассказ Эдмунда, так и предположения своего деда по этому поводу. Видно было, что герцог Ллевеллин души не чает в своем внуке, а тот отвечает ему уважением и почтительной любовью; оба они вели разговор почти на равных, с вниманием друг друга выслушивая и обмениваясь соображениями, несмотря на солидную разницу в возрасте. Герцог, суровый сухопарый старик с благородной внешностью, отличался немногословием и замкнутостью, но сейчас легкая улыбка нередко озаряла его лицо, а разговор с Лотаром более напоминал общение с еще молодым, но уже уважаемым другом. В душе Эдмунда даже шевельнулось какое-то неведомое ему прежде чувство: это то, чего у него никогда не было и, по всей видимости, уже никогда не будет. Ни деда, ни отца, ни матери. Только сестра.
Эта мысль вернула юношу на землю: да, у него есть дела, которые сейчас имеют для него куда более важное значение, чем все Роберты Даннидиры вместе взятые. Только тогда, когда Алиенора будет в безопасности – щемящее воспоминание о Бланке он старался задвинуть куда-то вглубь, хотя это плохо получалось, – только тогда он даст себе труд подумать обо всех тех делах, о которых толковал епископ.
О том, где находится Бланка, он уже знал: один из шпионов герцога Ллевеллина донес, что при дворе в Лонхенбурге объявилась некая леди Оргин, которая, судя по неподтвержденным слухам, ходатайствует о графине Хартворд, и приехала она в столицу в сопровождении какого-то молодого человека. Слава богам, думал Эдмунд, его возлюбленная хотя бы в безопасности, а тот молодой человек – наверняка Томас. Уж он-то в обиду ее точно не даст. Юноша хотел поначалу отправить ей весточку о себе, о том, что он жив, но по здравому размышлению отказался от этой мысли: при королевском дворе факт знакомства с Эдмундом Беркли почти наверняка стал бы опасен для любого человека, и уж совершенно точно не смог бы помочь в заступничестве за Алиенору. Он тяжко вздохнул: увы, как бы этого не хотелось, пока все же лучше оставить ее в неведении.
– За Эдмунда Даннидира, герцога Беркли! – внезапно произнес Ллевеллин, подняв вверх бокал с вином; на его пальцах сверкнули многочисленные перстни.
– За Эдмунда Даннидира, герцога Беркли! – улыбаясь, повторил за ним Лотар. – Несмотря ни на что, я рад за тебя, дружище…
Эдмунд только развел руками.
– Дедушка… – Лотар поднялся с кресла. – Надеюсь, вы поймете мои слова и мои побуждения… Я знаю своего брата меньше месяца, но этого достаточно. Эдмунд, – он торжественно повернулся в сторону последнего, – я предлагаю тебе не только уверения в моей дружбе, но и мое обещание сделать все для того, чтобы на твоей голове засияла своими каменьями корона Корнваллиса.
– Я… – несколько ошарашенно протянул Эдмунд, но от необходимости продолжать его избавил успокаивающий жест старика.
– Нет нужды что-либо говорить, – произнес Ллевеллин. – Эдмунд, прими это как должное, хотя, как я понимаю, тебе сейчас трудновато это делать. В своей жизни каждый из нас должен сделать какой-то выбор, и я не могу сказать, что выбор моего внука неправильный. Граф Рутвен, да упокоит Белар его душу, был прекрасным человеком. Благородным воином, честным и преданным другом. А сам ты, слава богам, избавил меня от беспокойств относительно качеств его сына. Я поддержу решение Лотара. А о своей неопытности не беспокойся: у тебя есть друзья, которые с радостью тебе помогут.
Мысли вихрем закрутились в голове Эдмунда. Похоже, решение действительно уже принято. Без него. В этом Гровен оказался прав – у него есть предназначение, которое мало зависит от его личных желаний. Молодой человек растерялся. Он что-то должен сказать в ответ? Что-то торжественное?
В дверь громко постучали, и он облегченно посмотрел в ту сторону. Высокие створки распахнулись и в залу стремительно ворвалась знакомая щуплая фигура в красной хламиде до пят. Миртен.
Вслед за лекарем чуть не вприпрыжку бежал Гуго, огрызаясь на стражников, не желавших, судя по всему, пускать незнакомого им парня в простой одежде.
– Мастер Миртен! Гуго! – радостно произнес Эдмунд.
– Джош! – улыбаясь во весь рот, вскричал Гуго, но тут же осекся, завидев застывшие фигуры Пемброка Ллевеллина и Лотара. – То есть Эдмунд…
Гуго окончательно смешался.
– … то есть ваша светлость…
– Дурень… – фыркнул в его сторону Миртен. – Я же объяснял тебе: ваше высочество.
– Ох, – сокрушенно покачал головой юноша. Впрочем, было заметно, что Гуго не особенно сильно переживает по поводу своей ошибки. Наказание, может, и будет, говорила его физиономия, но очевидно, не такое, которого следовало бы ожидать в обычной ситуации.
Маг Огня тем временем приблизился к собравшимся.
– Похоже, я вовремя, – улыбнувшись, сказал он. – Эдмунд, это правда… Ты – герцог. Первый среди эорлинов Корнваллиса.
В тот же день, чуть позже, Лотар высказал идею о том, что, может, Гуго стоит произвести в рыцари? Потому как дружеские отношения между бароном королевства и немытым парнем из прислуги – ну, «немытым» – это образно, пояснил он, – слишком уж бросаются в глаза окружающим. Гуго, когда Эд сказал ему об этом, чуть не поперхнулся.
– Уж увольте, – пробормотал он, откашлявшись, – извини, конечно, но твоя герцогская крыша немного протекает… Я уже все понял про тебя: ты действительно сын своего отца, сиятельный граф и все такое. Или герцог? – я, право слово, уже запутался… Но я-то? Как ты себе это представляешь? Лорд Гуго? Чушь. Знаешь ли, у меня и фамилии даже нет. Гербер рассказывал, что меня на улице подобрали, завернутого в тряпки.
К Гуго, однако, невозможно было относиться серьезно. Спустя всего пару минут он, хохоча над своими мыслями, дернул своего друга за рукав.
– Хотя нет, знаешь ли… – давясь от смеха, пробурчал он, – давай, я согласен. Сделаю предложение леди Айрис Гленгорм. Очень даже ничего цыпочка. Представляю, какие глаза будут у его высочества герцога Ллевеллина…
Эдмунд еще раз мысленно усмехнулся. Делать нечего, но Гуго, по всей видимости, никогда не научится должному почтению к власть предержащим. Пока не поймет это на собственной шкуре. На самого Эдмунда лекции Ирмио на эту тему, прочитанные в то время, пока он больной лежал в постели, произвели несколько тяжелое впечатление.
Сама манера Ирмио говорить сильно отличалась от Миртеновской. Если маг Огня был человеком решительным и импульсивным, склонным к принятию быстрых решений, то его собрат больше напоминал каменную скалу: спокойный и рассудительный, с медленной и исключительно правильно поставленной речью. Ростом на полголовы ниже Эдмунда, с непроницаемым выражением лица, совершенно неопределенного возраста, как, впрочем, и Миртен – внешне магу Воды вполне можно было дать лет пятьдесят, но кожа его оставалась гладкой и молодой – такой, какая бывает у семнадцатилетних юношей. И если с Миртеном можно было хотя бы иногда поспорить – тот отличался живостью ума и суждений, то перед Ирмио юноша непроизвольно вытягивался в струнку: маг говорил плавно и тоном, не допускавшим возражений; каждое его слово ложилось в голову Эдмунда, как очередной кирпич в каменную кладку.
Эорлинов много, но лишь некоторые из них именуются Первородными.
Первородный – почти бог, говорил Ирмио. Бог на земле.
Первородный не может быть судим ни за какое преступление, кроме измены королю и своим собратьям, да и то – судить его могут только Первородные. Если пожелают, но это происходит чрезвычайно редко. Первородный может безнаказанно убить любого человека, кроме равного себе. Первородный не может быть приведен к присяге, ибо то, что говорит Первородный, изначально является истиной. Если Первородный говорит, что солнце зеленого цвета – значит, зеленого, а с глазами плохо у тебя, а не у него. Первородный может отказаться от подчинения королю, если сочтет, что король поступил неправильно. В каждом Первородном течет кровь древних богов, отцов народов и основателей королевства, хранителей равновесия и защитников устоев, и именно поэтому любое преступление против Первородного – это еще и преступление против основ государства. А является ли какое-то действие преступлением или нет – это может решать только сам Первородный.
Все это Эдмунд зазубрил, как урок, однако ощущения того, что сказанное имеет к нему непосредственное отношение, у него не появилось. Наверное, подумал он тогда, еще появится, когда он перестанет есть из чужой миски и ночевать в чужих домах. И, наверное, появится наверняка, когда он найдет Бремя Власти. Бремя.
Речь об этой штуковине зашла случайно, когда, расспрашивая Миртена и Гуго о новостях, он внезапно вспомнил про странную карту, найденную в доме Финна – в том же небольшом ларце, в котором хранилось письмо лекаря, рассказывавшее о событиях пятнадцатилетней давности. Миртен отрицательно покачал головой – он не знал, о чем речь.
Эд быстро сбегал в свои комнаты, чтобы показать собравшимся этот клочок пергамента, который он с того времени всегда носил с собой. Покидая Хартворд, он поместил карту в миниатюрный берестяной футляр и повесил на шею – увы, это не помогло сберечь ценную вещицу. Широкий наконечник копья, войдя в грудь Эдмунда, порвал и смял карту, залив ее кровью. Хорошо еще, Ирмио не выкинул футляр после того, как находившегося в беспамятстве молодого человека доставили в Драмланриг. Он просто небрежно швырнул пергамент на стол вместе с другими мелочами, которые нашлись в карманах, впоследствии поинтересовавшись только происхождением большого кольца с зеленым камнем – того самого, что Эд получил в подарок от Урк’шахха.
Когда Эдмунд пришел в себя, пергамент восстановили – настолько, насколько это оказалось возможным. Увы, кровь и вода сделали свое дело, а оторвавшаяся часть карты, по всей видимости, осталась валяться в траве возле замка Грейнсторм, но, тем не менее, большую часть надписей из сохранившихся все же можно было разобрать.
Пергамент бережно расселили на столе в герцогском кабинете, осветив двумя свечами в тяжелых бронзовых канделябрах. Ни герцог Ллевеллин, ни, понятное дело, Лотар ничего не смогли сказать об изображенных на карте землях, но Миртен с Ирмио, переглянувшись, согласно покачали головами. Эдмунд однозначно прав, заявили они. Это – карта той части Корнваллиса, что сто лет назад оказалась за Валом. Карта редкая и, вполне возможно, существующая сейчас только в одном экземпляре, и оба мага, по их признанию, видели ее впервые.
– У вас наверняка найдется «История правления каменного короля Мередидда Уриена», – полуутвердительно спросил Миртен, обращаясь то ли к герцогу, то ли к Ирмио.
Маг Воды кивнул. Спустя четверть часа двое слуг принесли требуемый фолиант, осторожно положив огромную книгу на стол. Миртен, полистав толстый том, ткнул пальцем в одну из страниц.
– Вот, – удовлетворенно произнес он, оглядев собравшихся, – память, слава богам, не подвела. Это единственное место, где об этом говорится. Мередидд Уриен, собиратель королевства и первый из монархов Корнваллиса, до того, как он стал таковым, носил титул герцога Эервена. А теперь посмотрите сюда.
Лекарь осторожно указал пальцем на еле видную на побуревшей от крови поверхности пергамента надпись: «герцогство Эервен».
– Дабы ничего не напоминало о тех временах, когда королевство было раздроблено и, чтобы подтвердить свое исключительное право и право своего рода на корону, – продолжил Миртен, – Мередидд после восшествия на трон намеренно отказался от всех своих прежних титулов, оставив только один – «король Корнваллиса». А после того, как эти земли оказались потеряны для людей, многие названия, и в том числе «Эервен», и вовсе забыли.
Эдмунд задумался на мгновение. Кажется, именно это слово произнес Урк’шахх, увидев его в подземелье. И еще, кажется, «кармах».
– Откуда Финн Делвин взял эту карту? – спросил он. – И зачем положил вместе с вашим письмом в один ларец?
– Откуда взял? – Маг Огня пожал плечами. – Право, не знаю. У торговцев широкие связи. Купил, выменял у кого-нибудь. Но вот зачем он положил ее в ларец…
Вдруг голос Миртена осекся. Он поднял голову, встретившись взглядом с Ирмио.
– Бремя Власти, – одновременно выдохнули оба мага.
– Что это?
– Бремя Власти – это древний артефакт, коснуться которого может только истинный монарх Корнваллиса, – сказал Лотар.
– Про это я слышал, – откликнулся Эд, – все слышали про Бремя. Но что это такое?
Переглянувшись, оба мага уселись в свои кресла и, как по команде, развели руками.
– Этого не знает никто, – сказал Ирмио, – ну, или почти никто. Сведения о Бремени, которые можно почерпнуть из манускриптов, я бы сказал, несколько… неопределенны. Древние авторы писали о том, что якобы именно с его помощью король Мередидд победил всех своих врагов. Но как именно – это совершенно непонятно. Кто-то говорит, что некая сила встала на его сторону и, воспользовавшись ею, король сокрушил противников, другие пишут, что узрев могущество этого артефакта, враги пали ниц и признали верховенство и превосходство Уриена. Но, кроме этих размытых фраз, конкретно ничего не говорится. Может, это какой-то невиданной мощи меч, или магический скипетр.
– Наверное, – добавил Миртен, – некогда существовали книги, а может, и до сих пор существуют, в которых о действии Бремени говорилось более понятно, но я этих книг не встречал. Со времен Мередидда Бремя Власти передается в королевском семействе от отца к наследнику. Никому, кроме них, даже не удавалось увидеть этот артефакт. Удивительно, что о такой замечательной вещи не сохранилось более внятных упоминаний. Что это, как выглядит, откуда взял ее король Мередидд и где конкретно она хранится – об этом ничего не известно.
– Именно, – задумчиво добавил Ирмио, – а когда я раз за разом как будто наталкивался на каменную стену, пытаясь добыть хотя бы крохи сведений об этом артефакте, у меня даже появлялась мысль о том, что все знания о нем намеренно уничтожили. Или спрятали от людских глаз…
– Значит, – задумчиво произнес Эдмунд, – никто, кроме истинного короля, не может коснуться Бремени? Любой другой человек, дотронувшись до него, умрет?
– Так говорят.
– Я не понимаю. – Молодой человек оглядел собравшихся. – Бремя Власти в настоящее время у Роберта III? Значит, он истинный король? Так к чему все эти разговоры о правах семьи Беркли?
Герцог Ллевеллин тяжко вздохнул.
– Эдмунд, ты требуешь ответов, которые никто тебе сейчас не может дать. Но все не так просто. В чьих руках сейчас Бремя – это тайна. Эорлины молчаливо предполагают, что в руках Роберта. Но…
– Что – но?
– Дело в том, именно сейчас многие хотят убедиться в этом. И в этом главная причина сложных отношений нынешнего монарха со знатью королевства. Роберт II не имел детей. Поэтому Бремя, без всяких сомнений, он должен был передать уж никак не своему племяннику, нынешнему Роберту III, а своему следующему по старшинству брату – Эвану Даннидиру, герцогу Когару, твоему прадеду и моему брату. Но Эван уже давно пропал за Валом, как говорят, погибнув в неравной битве. Было ли Бремя с ним – вот в чем вопрос.
– А зачем мой прадед отправился за Вал?
Герцог развел руками.
– Неизвестно. Думаю, что ответ на этот вопрос тебе смог бы дать только покойный Роберт II. Ну и, разумеется, сам Когар.
– Может быть, он хотел победить чудовищ, воспользовавшись волшебной силой артефакта?
– Кто знает… – помолчав, задумчиво произнес Ллевеллин. – Но, если Бремя Власти действительно было с ним и сейчас находится где-то за Валом, то появление этой карты у тебя не может быть случайностью. Тот самый торговец по имени Финн один из немногих знал тайну твоего рождения и именно тебе он передал эту карту, но не просто так, а положив ее в один ларец с важнейшим документом. Очевидно, что это больше чем совпадение, а вашему Финну известно нечто такое, о чем мы и не догадываемся.
– Это не совпадение! – возбужденно воскликнул Лотар, до этого почти не принимавший участия в беседе. – Это – четкое указание. Очевидно, что его высочество герцог Когар погиб за Валом, и Бремя Власти осталось где-то там. Права на трон Корнваллиса у Эда есть в любом случае, но если он добудет артефакт – они станут неоспоримы. Среди баронов не останется ни одного, кто продолжил бы поддерживать Роберта Даннидира. И тот торговец положил карту специально для того, чтобы помочь найти артефакт…
Переглянувшись, собравшиеся замолчали.
– То есть я должен… – наконец хмуро произнес Эдмунд.
– Это решать только тебе, мой мальчик, – сказал герцог. – Лотар прав. Безусловно, многие противники Роберта III встанут на твою сторону, но кое-кто из знати все же останется в стане короля. Потому что им так выгодно, либо они понадеются извлечь из этого какую-нибудь пользу для себя. Для большинства эта война – это всего лишь война одного претендента против другого. Но, если ты предъявишь миру Бремя Власти…
В кабинете вновь воцарилось тяжелое молчание. Чтобы «предъявить миру Бремя Власти, для начала нужно отправиться за ним туда. Туда, куда последние сто лет люди избегали ходить по доброй воле.
