Buch lesen: «Воспитание каббалиста», Seite 2
Он не раввин, он каббалист
Рав Йегуда Цви Брандвайн родился в 1904 году в городе Сафеде (Цфате), который сейчас находится на территории Израиля. Он начал изучать каббалу еще в детстве, готовясь продолжить старинную династию учителей. Его учителем был Рав Йегуда Ашлаг, пожалуй, наиболее выдающийся каббалист начала ХХ века.
Когда я познакомился с Равом Брандвайном, я не знал подробностей его жизни и образования, но чувствовал, что глубоко внутри меня что-то заново пробудилось. У меня сразу же возникло желание учиться вместе с ним, и мне очень повезло, что он согласился. Шли годы, и я снова и снова наблюдал за его умением трогать сердца людей, отдалившихся от традиционной религии, и я сам был тому ярким примером.
Условия моей учебы были предельно просты. Я помогал в ежедневной работе иерусалимского Каббала Центра. Кроме того, я помогал Раву Брандвайну в его деятельности в качестве главного раввина «Гистадрута», израильского профсоюза, насчитывавшего тысячи членов, и посвящал все оставшееся время чтению священных текстов каббалы.
Каждый вечер я рассказывал Раву о том, чему научился за прошедший день. Иногда он отвечал мне вопросом или кратким комментарием, но чаще просто кивал в подтверждение, что я все правильно понял. Каббала уникальна тем, что делает упор на правильное изучение священных текстов не только в качестве способа возвышения человеческой души, но и с целью ускорения искупления для всего человечества. Каждый поступок, совершенный нами в повседневной жизни, даже самый обыденный, влечет за собой последствия, выходящие далеко за пределы нашей собственной жизни, но учеба в этой связи особенно важна. Более того, Зоар утверждает, что продолжающееся изгнание избранного народа вызвано недостаточным прилежанием в учении. И наоборот, учеба в смирении, сосредоточенности и в соответствующей обстановке – особенно глубокой ночью – это возможность не просто изучать каббалу, а приблизить весь мир к бессмертию.
В Шаббат мы, конечно же, отдыхали, ведь в Мидраше сказано: «Если Израиль соблюдет один Шаббат так, как следует, мессия непременно явится».
Здесь важно разъяснить каббалистическую концепцию мессии. Хотя мессию обычно представляют как отдельного человека, который однажды явится и принесет миру искупление, каббала учит, что подлинным мессией является само человечество. Когда человечество достигнет уровня духовности, которого будет достаточно для нашего искупления, оно будет достигнуто благодаря этой произошедшей духовной трансформации. И именно тогда, когда количество достигших подобающего уровня духовности людей, например, тех, кто надлежащим образом соблюдает Шаббат, станет достаточным, мессия непременно явится. Таким образом, мессия уже присутствует в сердце каждого из нас в форме духовного потенциала; наша задача сначала распознать этот потенциал, а затем реализовать его при помощи инструментов, данных нам Творцом.
Каббала учит, что Шаббат и другие священные дни – это возможности установить уникальную и мощную связь со Светом Творца. Однако Рав Брандвайн прекрасно знал о недостаточном уровне духовного сознания в Израиле и во всем мире. Когда люди не пользовались духовными инструментами, данными им Творцом, это причиняло миру ужасную боль.
Вскоре после того, как я начал посещать Каббала Центр, я стал свидетелем впечатляющего примера, который открыл мне способность Рава Брандвайна влиять на людей на духовном уровне. Дело было в Хайфе ранней весной, утром Шаббата. Был ясный день – на небе ни облачка. Мы подходили к главной площади города и увидели высокого, хорошо одетого человека, который шел по направлению к нам. Он улыбался и курил сигарету.
– Это господин Аба Хуши, – сказал мне Рав Брандвайн, – мэр Хайфы.
Аба Хуши поздоровался с нами, а потом перекинулся несколькими любезными фразами с Равом Брандвайном. Потом они сказали друг другу: «Шаббат шалом», и мы продолжили свой путь.
Позже мы снова прибыли в Хайфу и вместе с Равом нанесли мэру визит. Их общение снова было весьма сердечным, и мэр устроил для нас прекрасный обед. Однако посреди этого обеда господин Хуши вдруг отложил свою вилку в сторону.
– Должен сказать вам, рабби, что вы сильно повлияли на мою жизнь.
Меня это удивило, потому что я знал, что Рав Брандвайн нечасто бывает в Хайфе и знаком с мэром не слишком хорошо.
– Помните нашу встречу в Шаббат в прошлом месяце? – спросил господин Хуши.
– Конечно, – с улыбкой ответил учитель.
– Если помните, во время нашей встречи я курил, а теперь перестал.
Учитель не стал говорить: «Хорошо. Прекрасно, что вы бросили курить в Шаббат», как сказали бы религиозные люди. Он лишь спросил почему.
– Честно говоря, – ответил господин Хуши, – это произошло, потому что я увидел на вашем лице боль от того, что я курю в Шаббат. Я сразу же ощутил ваше глубочайшее беспокойство обо мне.
– Очень рад за вас, – сказал Рав Брандвайн, – очень рад, что теперь вы познаете радость Шаббата.
Затем Рав Брандвайн сказал нам нечто, о чем ни я, ни, думаю, господин Хуши никогда не забывал: «В Зоаре Шаббат назван временем, когда изменяется весь порядок миров. Свет, подобно росе, спускается из Верхних миров в Нижние, и оттуда Божественное изобилие наполняет все мироздание».
Несомненно, что-то в тоне его голоса показывало, что это голос мудрого и ученого человека. Более того, это был каббалист, а важнейшая цель данной книги – прояснить, что именно это значит. Не просто рассказать о Раве Брандвайне, а показать, как он вел себя в обычной, повседневной жизни, потому что каббалист практикует каббалу не только во время молитв в храме, но буквально во всем, что делает.
Меня иногда спрашивают, почему я выбрал своим учителем Рава Брандвайна, и мне трудно дать однозначный ответ. Я могу лишь сказать, что меня влекла к нему сила, не заметить которую было невозможно. Тогдашнему секретарю «Гистадрута», господину Леви, постоянно задавали схожий вопрос: почему он выбрал главным раввином этого профсоюза Рава Брандвайна? Очевидно, что членам профсоюза была чужда какая-то глубокая духовность. Они ходили на танцы в религиозные праздники, они не соблюдали никаких традиций. Разве им не подошел бы более покладистый раввин?
Господин Леви неизменно отвечал, что Рав Брандвайн не просто раввин, а каббалист, и в этом вся разница. В то время я только начинал учиться, и смысл ответа господина Леви был мне не вполне ясен. Но смысл этот становился для меня все яснее и оказывал на меня все большее влияние с каждым днем.
Тайное всегда сильнее того, что раскрыто
«Чего миру действительно не хватает, так это любви к другим», – говорил Рав Брандвайн. Подлинный смысл этой фразы я понял в 1964 году во время поездки с ним в один кибуц.
К моменту нашего путешествия я находился в Израиле всего несколько месяцев и никогда не бывал в кибуцах. Рав Брандвайн сказал мне, что кибуц, в который мы едем, находится в Эйн-Геди и представляет собой абсолютно нерелигиозное место. Люди там были очень трудолюбивы, но они не скрывают, что не особенно духовны.
Я был приучен делить людей на категории: одни были достойны внимания, другие – нет. Почему, задавался вопросом я, мы тратим время на посещение этого места? Несомненно, есть люди, которые более достойны мудрости моего учителя. Зачем такому одаренному человеку, как Рав Брандвайн, иметь хоть что-то общее с такими людьми?
Когда мы прибыли в кибуц, его секретарь подбежал к Раву Брандвайну, и они обнялись, словно давным-давно разлученные братья. Я был поражен. Секретарь был одет в сильно потрепанную рабочую одежду, он был человеком совершенно другого круга, нежели Рав Брандвайн, и, насколько мне было известно, между ними не существовало никакой духовной связи. Я все время задавался вопросом: что же общего может быть между этими людьми? Какова связь между ними? Зачем вообще мой учитель здесь?
А потом меня ждало настоящее потрясение. Секретарь кибуца отвел нас на кухню, где готовили еду для работников, и с гордостью рассказал нам, что выполнил все указания моего учителя по поводу кошерности кухни. Когда Рав Брандвайн проводил тщательнейший осмотр кухни, лицо секретаря сияло от радости. И тогда я понял то, что должен был понять с самого начала: мой учитель принес в этот кибуц веру и духовность и сделал это с любовью.
Человеку, не знакомому с распрями и разобщенностью, которые характерны для жизни в Израиле, может быть трудно понять, насколько удивительно это было. Факт создания кошерной кухни секретарем абсолютно светского кибуца был чем-то совершенно неслыханным. Я испытал такое же чувство, как если бы кто-то общался на иностранном языке, совершенно не вяжущемся с его внешностью, – как если бы шведский крестьянин вдруг свободно заговорил по-китайски. Но, как всегда, когда я был рядом с Равом Брадвайном, я получил каббалистический урок: тайное всегда сильнее того, что раскрыто, будь то чувства, спрятанные под неказистой одеждой в человеческом сердце, или скрытый смысл отрывка из Библии.
С годами я пришел к пониманию, что такого рода ситуации для Рава Брандвайна являются нормой. Благодаря изучению каббалы он был способен найти общий язык практически с каждым, и в этом состояло одно из его самых сильных качеств. Он мог увлечь человека вопросами духовности без какого-либо принуждения или давления. Всему этому он научился у своего наставника, Рава Ашлага, который говорил: «Духовность не терпит принуждения». Это очень важный принцип. Если люди не готовы двигаться вперед по пути духовности, принуждение может иметь разрушительные последствия.
В каббале эта идея выражена в древнейшей истории, известной как история Света и Сосуда. Перед сотворением мира, да и перед сотворением самой Вселенной, единственной реальностью была любовь Творца. Каббала называет эту Божественную энергию, любовь и благодать Светом. Ради красного словца можно было бы сказать, что Свет был «повсюду и в каждую секунду», хотя времени и пространства в том виде, в каком мы их знаем, тогда еще не существовало. Чтобы полностью выразить присущее ему стремление отдавать и делиться, Свет создал первопричину получения – Сосуд. По мере того, как Сосуд получал все больше и больше Света, он начал постепенно проявлять собственное стремление делиться. Хотя это и крайне упрощенное описание первичных энергий понятным человеку языком, можно сказать, что Сосуд желал быть в большей степени похожим на Свет.
Поэтому Сосуд оттолкнул Свет. Ему больше не хотелось получать незаслуженные блага. Ему хотелось отдавать и делиться самому. Однако, подобно подростку, который убегает из дому, но вскоре хочет вернуться, Сосуд захотел вернуть Свет, несмотря на то что был более неспособен впустить Свет без внутреннего конфликта или боли. Когда Свет вернулся в полном объеме, Сосуд просто раскололся. «Слишком много хорошего» оказалось катастрофой.
Концепция расколовшегося Сосуда – это удивительное сходство каббалы и выдвинутой современной наукой теории Большого взрыва в вопросе сотворения мира. Как и в случае с Большим взрывом, каббала учит, что каждая крупица материального мира состоит из остатков единого изначального предмета. Другие удивительные сходства между каббалой и современной наукой выходят за рамки данной книги. Могу только сказать, что не перестаю удивляться тому, как современные космологи приходят к выводам, которым каббалисты учили еще тысячи лет назад!
Рав Брандвайн видел Свет в каждом. Внешний облик или поступки для него ничего не значили: «Смотри не на оболочку, а на то, что скрыто под ней. Нашего времени и любви достоин каждый». Для распространения слова Творца не нужно указывать другим на их духовные изъяны. Нужно просто нащупать в них самую потаенную точку и подарить им свою любовь. Духовность станет естественным результатом этого.
А вот еще один случай. Мы с Равом поехали на фабрику «Гистадрута» в городе Йокнеаме, где работало около 21 тысячи человек. К тому времени я уже перестал удивляться, почему мы направляемся в то или иное место, и просто ехал в машине, с нетерпением ожидая, что же произойдет и чему я научусь в этот раз. Однако думаю, что часть меня все еще была склонна делить людей на категории и усвоила не все уроки моего учителя.
Йокнеам, куда мы прибыли на этот раз, находится примерно в 80 километрах от Тель-Авива, и дорога туда на автомобиле заняла около двух часов. И опять Рав Брандвайн и директор фабрики «Гистадрута» немедленно обнялись. К тому времени учитель успел рассказать мне, что фабрика эта не религиозна, а ее кухня, конечно же, не кошерна. И снова тихий голосок внутри меня задался вопросом, зачем мы сюда приехали, ведь мы все равно наверняка никого не заставим переменить свои взгляды на жизнь.
Вскоре директор начал показывать нам фабрику. Приближалось время обеда, и, войдя в столовую, мой учитель заметил, что небольшая группа рабочих сидит отдельно. Это, похоже, вызвало у него беспокойство, и он спросил директора, почему эти люди изолированы от других. Директор сказал, что все просто: эти люди употребляют только кошерную пищу, и из уважения к ним, а также во избежание порчи их еды он распорядился оборудовать для них специальное место.
Рав Брандвайн кивнул. Он понимал, что это логичное решение, но он увидел еще и возможность высказать то, чем давно хотел поделиться с директором фабрики.
– Для меня очевидно, что вы проявляете заботу и уважение по отношению к своим рабочим, – сказал он, – но, к сожалению, решение вашей проблемы привело к возникновению еще большей проблемы. Теперь, хотя ваши рабочие, соблюдающие кашрут, могут спокойно есть, они оказываются практически изолированными от других работников. Религиозные и нерелигиозные едят по отдельности и, следовательно, им сложнее устанавливать добрые отношения или делиться друг с другом. Пытаясь решить проблему, вы разделили людей, а это не принесет ничего, кроме вреда моральному духу рабочих всей фабрики.
Директор фабрики был, конечно же, взволнован и немедленно спросил, что ему делать. Поскольку они с учителем были старыми друзьями и очень любили друг друга, директор безраздельно верил во все, что может предложить учитель, и был готов выполнить все это.
Сейчас я понимаю, что учитель рассчитывал на это доверие и ждал подходящего момента.
– Если бы вся ваша кухня была кошерной, – сказал он, – все рабочие могли бы есть вместе. Разве цель «Гистадрута» не в том, чтобы объединить рабочих? Для меня было бы счастьем и честью пожертвовать личные средства на то, чтобы помочь сделать вашу кухню кошерной.