– К тому же – рьяно продолжал военком, – отсрочка заканчивается, кажется…
– Тридцатого июня, – отвечаю на автомате, и смотрю на широкий проспект за окном.
– Так точно, – гордо улыбнулся товарищ подполковник. Решайся малый, времени у тебя немного.
И в тот самый момент, в то самое мгновение, в моей черепной коробке проскользила мысль. Даже нет – мысли. Мысли плотно начали облеплять мое молодое, неокрепшее до конца серое вещество. Голова ватная. Мыслей целый вагон. Спустя десять минут, после моего утвердительного вердикта, направлялся домой.
3 июля. Все приготовления к проводам были почти готовы. Побрился под «тройку», прикупил пару ящиков хорошей водки и все, что к ней прилагается, сообщил товарищам. Организовали место встречи. Реакция матери и моих братьев была вполне адекватная, когда я сообщил им о своем решении. Родственники так же поддержали меня в этом вопросе. Учитывая тот факт, что никто, ни из моей семьи, ни со стороны родственников не проходили службу. Интересно было отслеживать реакцию моих товарищей, потому что мнения условно разделились на два лагеря. Служившие и не служившие, соответственно. При любых попытках отговорить/переубедить меня в том, что я задумал в конечном итоге, конечно же, не имело никакого смысла. Служившие и бывавшие там товарищи, соответственно одобряли мое намерение. Думаю, что упоминать о мнении не служивших – не уместно.
В повестке значилась дата «пятое июля» к месту несения службы. Контрольное прибытие в пять утра. Отправка, по словам и многообещающим аргументам военкома, подразумевалась в Черноморский флот, Республика Крым. Так же были шансы попасть в ВДВ, но там не успевал с анализами. Отправка в ВДВ назначена с первого по третье июля. Как только военкомат заикнулся о флоте, у меня тут же поехал шифер. В основном большинство моих товарищей служили либо в сухопутных войсках, либо на флоте. По рассказам о флоте и рассеканию по морю на военных БДК, о боевых учениях длинной в три месяца в отрытом море, о различных учебных сборах, проходивших в Греции, Испании, Италии, Португалии. Я сразу загорелся флотом. Визуализировал о службе на боевой коробке, о хождениях в море, о боевом экипаже корабля, морские звания, тельняшка, чёрный берет, товарищах по оружию. По мере моего знакомства с флотом и всеми его традициями, так же узнал, об отдельном роде береговых войск ВМФ РФ. О здоровых и грозных дядьках в тельняшках и черных беретах. Во времена Великой Отечественной Войны фашисты обделывались в штанишки и называли их «Черной Смертью». Исходя из исторических фактов, так прозвали, потому что в атаку шли в черных беретах, тельняшках или бескозырках и в плен не брали. Её Величество Морская Пехота Российской Федерации (далее – МП РФ). Лютые дяди, в общем.
В идеале, морпехи, наравне с десантурой, составляют основную элиту отдельных видов войск ВС РФ. Первые предназначены для ведения боевых действий в составе морского десанта, вторые являются резервом Верховного Главнокомандования и предназначены непосредственно для охвата противника по воздуху. На вопрос у любого нормального, адекватного парня, о роде войск, где бы он хотел служить, он, конечно, укажет на доминантную элиту. Почему?
Вопрос, конечно, риторический. И все же, здесь необходимо внести кое-какие ясности. Их всего две. По истечению долгожданного срока воинского долга, придя в дом родителей, бить себя в грудь, при этом очень брутально рвать на себе тельняшку, очень агрессивно жрать водку и рассказывать товарищам и подругам о тяготах и лишениях, громко материться, отчетливо вычеканивая армейские «есть», «так точно», «никак нет». В теории и практике – это прерогатива и отличительная особенность тех, кто всю службу втухал в нарядах, драил очки, собирал поджопники и ловил лещей от всех. Начиная от товарищей по оружию, заканчивая непосредственно командиром роты и старшиной. Данная черта – чмошников с потными ладошками, которых всю службу тыкали носом в какашки. Это раз.
Из числа тех парней, служивших непосредственно в эпицентре армейского коллапса, находясь в этой самой элите, лишь единицы возвращаются нормальными и вполне адекватными мужиками. Ребята, вытерпевшие, согласно военной присяге, все тяготы и лишения воинской службы, со всеми причитавшимися армейскими подарками судьбы. Им нечего кому-то что-то доказывать. Обычно, они не распространяются о прошедшей службе. Не кричат из-за каждого угла: «Никто кроме нас» и не бьют об свои головы бутылки, ныряя при этом в фонтан, где давно нет воды. Если поинтересоваться у них о службе, и как обстоят дела за пределами гражданской жизни, многого не услышишь. Воинский долг они отдавали без фанатизма. Служили, но не прислуживали. За таких парней берет гордость, правда. Это два.
Пятое июля. Проводы прошли без конфузов и прочих форс-мажоров. Помимо семьи, из присутствующих был очень узкий круг товарищей, порядка пятнадцати человек. Все было организовано без конфузов и прочих форс-мажоров.
Перед военкоматом, был еще один чек-поинт – дом. Заехав напоследок посмотреть на семейное убежище, приняв душ, пытаясь протрезветь, выпив кофе, собрав вещи, двинули дальше. Ехать недалеко, торопиться некуда. Летний призыв в 2016 году был достаточно небольшой. Тем не менее, военкомат облепило достаточное количество призывников и провожающих. До конца не протрезвев, начинаю прощаться.
Отчетливо помню тот день. Утро. Военкомат. Я стоял в окружении своей семьи, друзей и товарищей. Обнимался со всеми, параллельно чувствуя, как из меня выходят пары водки. Помню объятия матери. После она взглянула на меня и произнесла: «Рафаэль, я хочу, чтобы ты уяснил одну вещь: страха нет, его не существует. Так же я хочу, чтобы ты рос сильным и уверенным в себе мужчиной. Для этого я сделала все, что нужно. Страха нет, Рафаэль, его не существует. Никого и ничего не бойся». Я отчетливо помню тот день. Я запомнил его на всю жизнь.
Проходя основной турникет военкомата, наблюдаю, кривое подобие первой шеренги, в которой толпятся будущие защитники Отечества. Специфический аромат горячительных напитков, вкупе с задорным перегаром и стоячей вонью носками. Поневоле вкусив колоритный фан, пытаюсь устроиться между бритоголовыми манекенами. Внутренне состояние неудовлетворительное. Из носа чую резкий запах выходящих паров водки. Изо рта пахнет бомжами. Немного дрожат колени. Понемногу осматриваюсь вокруг, в надежде обнаружить знакомые лица, вслушиваясь в крики и песни, доносившиеся из-за пределов обителя военнопленных. Из коридора слышны чеканные, спешные, мужские шаги. Подпол.
– Товарищи призывники! – зычно и громко начинает он. – Раньше начнем, раньше закончим. Ко мне лицом в одну шеренгу становись – командует он. Естественно, собравшаяся публика ни разу не обращает на него никакого внимания, демонстративно забивая огромный болт. В это же мгновение на нас срывается сержант, стоявший неподалеку в углу с самого начала.
– Чё, оглохли что ли, а? Я чего-то не пойму, обезьяны? – орет сержант. – Команда была «в одну шеренгу становись»! Построились! Живо!
Парни начинают глумиться, издавая различные идиотские звуки, пародируя молодого капрала. Шеренга построена. Далее начинается осмотр внешнего вида и внутреннего содержимого сумок. Вся провизия, включая алкоголь и колюще-режущие предметы, стремительно летят в отдельно приготовленный угол. Продолжительные возмущения, гул и ор наполняется в помещении, которые тут же пресекает сержант. Построенная шеренга потихоньку начинает превращаться в классическое подобие толпы.
– Шеренгу сообразили! Быстро! – рявкает тот.
Проводя дальнейший осмотр партизанских сумок, очередь доходит до меня. Из вещей я взял исключительно необходимые предметы личной гигиены, упаковав все в мужицкую «косметичку». Товарищ сержант, не спеша и очень скрупулезно начинает ворошить мой гражданский несессер, по очереди вынимая из него все содержимое.
– Чё это такое? – показывает ножницы для ногтей.
Думая, что вопрос риторический, продолжаю дальше всматриваться в дверной косяк входной двери, слушая орущие песни за дверью.
– Эй, ты чего, малый, глухонемой, а?
– Это ножницы. Для ногтей. Что бы ногти стричь, – отвечаю его пафосной гримасе.
– Туда, куда ты отравишься, они тебе не понадобятся. Родина обеспечит тебя, будь уверен, сынок.
Ножницы летят в угол общей барахолки. Контрацептив в погонах продолжает обход. Контрольный сбор происходит на заднем дворе военкомата, где нас ждет автобус на отправку. Солнце бьет жестоко в красные, похмельные глаза, отчего становится хуже. Менделеев пришел к величайшему открытию в области науки, и ужасному открытию для взрослых людей, со всеми вытекающими. Далее звучит торжественно-прощальная речь подполковника, мол «служба сейчас всего ничего, братцы». Главное перезимовать, а там весна и до увольнения совсем немного. Далее загрузка в нашу гражданскую колесницу, согласно купленным билетам.
Парни вяло распределяются по автобусу. Кто-то начинает заикаться про кондиционер и прочие удобства, и его тут же встречают сугубо мужицкими наставлениями и сочувствиями. Начиная выезжать из ворот КПП, нас провожают в путь орами, ненормативной лексикой и криками. Кто-то даже успевает пнуть автобус, толи прыгнуть на него. Звук был, будто кого-то переехали. Видимо, кому-то тоже не повезло этим утром. Выехав на широкий проспект, всматриваюсь в очертания сонного города. Стараюсь запомнить его как можно отчетливее, не пропуская ни одной детали. Внутренне абсолютно спокоен. Мандраж прошел еще после пятой стопки на проводах. На глазах пелена. Не давая себе уснуть, отодвигаю шторку, и словно впервые, жадно изучаю городскую инфраструктуру. Пассажиры сзади, сильно торопясь, начинают вызывать ихтиандров, видимо, в заранее приготовленные пакеты. На пути к выезду из города, нападает лютая хандра, вкупе с состоянием предшествующей детско-инфантильной неизвестности. Даю глазам передохнуть пару минут, погружаясь в глубокий похмельный сон.
Просыпаюсь от гула проезжающих машин. Жуткая духота наполняет нашу повозку. В открытую дверь поддувает сухой ветер. От пота шея прилипла к груди. Во рту пустыня. Попытался раскрыть глаза. Смог открыть только левый. Привстаю, осматриваюсь. Картина маслом. Сзади все так же сидят ихтиандры с наполненными пакетиками. Выползаю на свежий воздух перекурить. Нащупываю в кармане джинсовых шорт чёрный Cricket. Пару затяжек и мокрота равномерным потоком выходит наружу. Неподалеку от автобуса стоят такие же манекены «под тройку», судорожно прикуривая палочки смерти. Часы показывают семь утра. Мы на полпути в татарскую столицу. От сигареты начинает коматозить еще сильнее. Подходят уже знакомые скинхеды, пытаются завязать какой-то диалог. Слушать их мне не улыбается. Докуриваю, заползаю обратно. Отыскиваю в сумке бутылку воды. Несмотря, что она давно тёплая, как моча гадрозавра, судорожно, как в последний раз, делаю жадные, большие глотки. Похмельный коматоз она сильно не поправляет, но хоть какое-то утешение. Водитель дает команду «алга, егетлэр» и двигаем в пункт назначения. Всю оставшуюся дорогу до контрольного призывного пункта пребываю в похмельной вакханалии.
«…на 104.5 FM мы приветствуем вас и принимаем заявки, находясь здесь, в городе Казань…» – звучит из магнитолы Mercedes-Benz Sprinter. Разлепляю глаза. Шесть полос. Светофор. Пробка. Мигает дополнительная секция. Казань.
Chapter Two.
Прибыв на контрольную точку, объявлен общий сбор рядом с КПП призывного пункта. Парни более-менее проспались, оклемались. После перекура на месте, выдвигаемся внутрь основного здания. КПП представлял собой отдельную пристройку. Железный турникет на входе, пара комнат с военными. По очереди минуем турникет. Далее по коридору нас встречает небольшого роста мужичок по зелёнке. Пиксельная кепи с блестящей кокардой в виде звезды, аккуратно постриженные усы, черные, начищенные военные берцы. На погонах горизонтально расположены две маленькие звезды. Прапорщик (далее – прапор). Голос у прапорщика был неприятно громкий и до рвоты противный. Прапорщики/мичманы были первыми, из категории военных лиц, с кем я познакомился впервые, будучи в статусе военного.