Сергей с таксистом еще заканчивали укладывать чемоданы в багажник, когда Аня забралась на заднее сиденье машины и уже строчила сообщение в семейный чат:
«Мы с папой прилетели в Москву, едем на Ленинский. Дети, кто может – приходите, будем раздавать подарки, расскажем о нашей поездке».
Неожиданно для 8 часов утра воскресенья все трое ответили быстро и – еще более неожиданно! – подтвердили, что скоро будут на Ленинском.
«Вот как переволновались наши котята!» – с нежностью и грустью подумала Аня, уже предвкушая охи и ахи в ответ на предстоящий красочный рассказ об их иранских похождениях. Гвоздем развлекательной программы должна была стать демонстрация видео иранских беспорядков: удивительно, но иранские «кагэбешники» не потерли на их смартфонах ни единой записи!
Но рассказа об иранских похождениях не случилось.
Когда вся семья, наконец, собралась на кухне за наскоро заваренным чаем и открытой банкой пахучей, хрустящей, только вчера приготовленной иранской халвы, Лиля, немного помявшись, начала:
«Мам, тут такое дело. Вы, наверное, не следили за российскими новостями. В стране объявлена частичная мобилизация. Завтра утром Влад улетает в Армению, ему удалось взять чуть ли не единственный оставшийся в продаже билет. А сегодня вечером Игорь уезжает на машине в Грузию…»
В Анином мозгу вдруг раздался уже знакомый ей леденящий душу пронзительный звук – то ли крик птицы, то ли звон лопнувшей струны. Точно такой, какой она слышала вчера в полицейском отделении в Исфахане. Да было ли это только вчера? Кажется, что вечность прошла с момента того допроса.
А потом в памяти, как сквозь туман, вдруг всплыли слова Дилфузы: «Анечка, да что же это такое! Господи, как это все ужасно!»
И Ане вдруг отчаянно захотелось, чтобы кто-нибудь надел ей на глаза повязку.