Buch lesen: «Бытовая эсхатология для гнау»

Schriftart:

ISBN 978-5-0064-9554-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ольга Квирквелия

Бытовая эсхатология для гнау

Вступление

Не бойтесь того, что ваша жизнь должна окончиться,
бойтесь того, что она так и не начнется
– Джон Ньюмен

Размышления об «эсхатологии повседневной жизни» – тема очень актуальная, особенно в третьем тысячелетии христианской эпохи. То, что казалось только порождением научной фантастики, сегодня все больше становится элементом повседневной жизни.

Живя в период коренных перемен, имеет смысл попытаться представить себе будущее, оставаясь погруженным в настоящее – не угадать, что будет, а найти истинное значение того, что у нас перед глазами, слов, которые мы используем, и критериев, с помощью которых стараемся ориентироваться в современности, не теряя полностью связь с прошлым, поговорить о фундаментальных измерениях существования: ожидание и время, жизнь и смерть, связь между людьми и животными, дух и путь, грех и любовь, вплоть до рая, о котором все мы мечтаем так или иначе, на небе или на земле. Не останавливаться на общих местах, обратиться ко всем значениям, художественным и литературным, религиозным или идеологическим, чтобы не сдаться перед нехваткой смысла.

Как это ни странно, есть много слов в нашем языке, о значении которых мы только смутно догадываемся. И я не имею ввиду термины квантовой механики или еще какой-то зубодробительной области знания, нет, эти слова мы употребляем каждый день, даже не удосуживаясь задуматься: «жизнь», «смерть», «человек», «душа», «прошлое», «будущее»… А ведь это все про нас! Получается, что мы не обращаем внимания на самих себя, бредем по дороге жизни, не ведая, куда, не зная, зачем…

Размышления о жизни и смерти – удел не только философов и ученых, они важны для каждого из нас, ведь это мы живем и умираем.

Каждое утро думай о том, как надо умирать. Каждый вечер освежай свой ум мыслями о смерти. Воспитывай свой разум. Когда твоя мысль постоянно будет вращаться вокруг смерти, твой жизненный путь будет прям и прост.
Из заповедей японских самураев

Я попыталась собрать воедино мысли и философов, и ученых, и писателей, и библейские тексты, и словарные определения, и личный опыт в надежде хоть немного облегчить понимание самых важных, основопологающих проблем. Но мне хотелось остаться в рамках повседневной жизни, не углубляясь в чисто теоретические, религиозные и возвышенные рассуждения, поэтому в названии присутствует слово «бытовая». Мне хотелось также познакомить читателей с некоторыми чудесными книгами, поэтому я позволила себе обильное цитирование. Мне хотелось пробудить в каждом воспоминания о личном мистическом опыте (ибо у каждого есть свой мистический опыт, но многие не заостряли на нем внимание), поэтому я рискнула рассказать о своем.

Текст получился сложным… Но недаром он адресован гнау…

Глава 1. В ожидании Годо

Смерть более универсальна чем жизнь —
все умирают, но не все живут.
Эндрю Сакс

Хочу сразу предупредить – это вопросник, ответов тут не будет. И не потому, что я их не знаю, а потому, что у каждого они свои. Когда-то в храме раздавали такие маленькие книжечки для подготовки к исповеди: список вопросов, на которые надо ответить, чтобы лучше понять свои грехи. Так вот вопросы были для всех одинаковые, но ответы каждый давал свои…

И еще одно предупреждение: этот текст имеет смысл только для тех, кто хотя бы умозрительно предполагает, что земное существование человека не исчерпывает всей его судьбы. Потому что, если атеиста что и интересует за пределами его земного существования, то – максимум – его существование подземное: какой конкретно тип червяков будет есть его тело… И мне нечего ему сказать, я совершенно не разбираюсь в червяках…

Впрочем, я не могу ничему научить и людей верующих, могу только поделиться своими размышлениями. Потому что у каждого своя вера, свои отношения с Богом, каждый делает свой выбор и у каждого свой жизненный путь.

Кстати, а вы идете жизненным путем или дорогой жизни? Потому что тут есть принципиальная разница…

Казалось бы, «путь» – синоним слова «дорога», ан нет! Не совсем одно и то же…

«Дорога» происходит от индоевроп. *dorgh- (связано с «дергать» и означает «продранное в лесу пространство»). Место, где проявляется судьба, доля, удача человека при его встречах с людьми, животными и демонами. Дорога – разновидность границы между «своим» и «чужим» пространством. Здесь можно встретить кого угодно, здесь может произойти что угодно… Будучи общим местом для людей и нечистой силы, дорога символически разделялась на две половины: правую – для людей и левую – для потусторонних существ и зверей. Поэтому при встрече с волком переходили на правую сторону дороги, считая, что волк перейдет на левую.

Какие производные от «дороги» существуют? Ну, подорожник, придорожный – и, пожалуй, все. Но эти понятия не связаны с самой дорогой, они как бы при ней… Дорога «ведет» всех, кто по ней идет, неважно куда, неважно зачем…

А слово «путь»? Происходит от праслав. *pǫtь, родственного др.-инд. pánthās – тропа, дорога, путь, лат. pontis – мост, тропинка, греч. – море, путь по морю, арм. hun – брод. Сюда же относят гот. – находить, узнавать, fandôn – карать, испытывать.

Википедия утверждает, что путь – это расстояние, которое прошло тело.

Викисловарь более пространен: это

– полоса земли, предназначенная для ходьбы, езды

– линия в пространстве, где что-нибудь передвигается

– место, по которому надо пройти или проехать, по которому что-то или кто-то передвигается

Производные от слова «путь» – попутчик, путешественник, путник, спутник

Заметили разницу? Дорога – рубеж, пространство, прорубленное во враждебном мире, путь – мост, поиск, испытание…

Дорога может существовать и сама по себе, а вот путь есть только для тех, кто по нему идет… На пути мне может встретиться много дорог, тропинок и даже тупиков, но это мое путешествие…

Очень любопытно, что и в итальянском языке, и в итальянских предрассудках ситуация почти аналогичная.

Итак, у нас есть выбор: идти туда, куда ведет дорога, или следовать своим путем.

Но откуда и куда мы идем? Тривиальный ответ – от рождения к смерти. Хотя, если учесть, что мой жизненный путь начался до рождения (как минимум с моего зачатия) и закончится (может быть) после моей смерти, то ответ уже не выглядит таким бесспорным. Конечно, земной путь человека имеет очевидную и универсальную конечную остановку, к которой ведут все дороги.

Однако путь предполагает и наличие его цели и смысла, путь – не блуждание, не прогулка. Даже если предположить, что жизненный путь – это путь от рождения к смерти, то вряд ли последнюю можно назвать целью и смыслом путешествия… Но если мы верим (даже знаем), что конечная остановка – это только мост, врата (или может быть, пересадка) – а именно таковы этимологические корни слова «путь» – ведущие туда, куда мы хотим и надеемся попасть, ситуация кардинально меняется. Тогда нам надо захватить (или приобрести) в путешествие все необходимое (если путь ведет к морю, надо взять с собой плавки, если на Северный полюс – лучше шубу), как-то подготовиться…

И тогда становится очень важным вопрос: как мы идем?

Есть такая пьеса у Самуэля Беккета «В ожидании Годо». Она предполагает множество интерпретаций, но одна из наиболее очевидных – и ожидание той самой конечной остановки, и сам путь к ней.

Главные герои пьесы Владимир и Эстрагон ждут некоего Годо. Зритель по своему усмотрению может определить Годо как конкретное лицо, Бога, сильную личность, Смерть и т. д.

Владимир, смутно представляющий, кто такой Годо и зачем они его ждут, но упорно ждущий. Годо ждут, а он все не приходит. Происходит непрерывное и бессмысленное повторение событий на фоне полного бездействия.

«Что мы здесь делаем, вот о чем мы должны себя спросить. Нам повезло, что мы знаем. В этой чудовищной неразберихе ясно только одно: мы здесь затем, чтобы ждать, когда придет Годо».

Ожидание – состояние, а не процесс. А путь – процесс…

Эстрагон вообще знает о Годо только понаслышке, сомневается и в его приходе, и в том, что его стоит ждать. Время от времени он сбегает куда-то, но там его бьют, и он возвращается обратно. Эстрагон ждет Годо скорее за компанию просто потому, что его ждет Владимир… Скажем честно, его «паровоз стоит на запасном пути»…

Время от времени появляются ещё два персонажа – Поццо и Лакки. Лакки – безмолвный и безвольный раб Поцци и его бывший учитель.

Поццо, богач, поведший Лакки на рынок, чтобы продать его, возвращается, не достигнув своей цели (да и была ли она у него на самом деле?). Узнав, что Владимир и Эстрагон ожидают Годо, он говорит:

«Я тоже был бы счастлив его встретить… Если бы у меня была назначена встреча с этим Года… Годе… Годо… ну, вы знаете о ком я, я бы ждал до поздней ночи, прежде чем уйти. (Смотрит на часы.) Но мне пора идти, если я не хочу опоздать.»

(помните, у Высоцкого: «в гости к Богу не бывает опозданий…»). Во втором акте Поццо слепнет. И его ведет дорога – к иллюзорной, мелочной цели, до которой он никогда не доберется…

Лакки, покорно тащащий неизвестно куда свою (на самом деле чужую) поклажу, повинующийся неизвестно почему чужой прихоти, бредущий неизвестно куда и неизвестно зачем. И во втором акте он появляется уже оглохшим. Его ведет дорога…

Вот четыре отношения к жизненному, земному пути и к тому, куда он ведет:

– покорное и бессмысленное, тягостное существование, глухота ко всему, что извне;

– суетное стремление к иллюзорным и недостижимым целям, слепота перед лицом целей подлинных;

– полное бездействие, пассивное ожидание, довольство смутными и примитивными представлениями об истине;

– кампанейщина, подражательство, непостоянство и – безразличие (как пел В. Цой, «Все говорят, что мы вместе, но никто не знает, в каком» …).

В пьесе Годо так и не приходит. И неудивительно…

Но возвращаясь к вопросу о пути: так каким путем идет каждый из нас?.. Или, может быть, есть пятый вариант? Вариант пути осмысленного и целенаправленного?..

Сократ говорил, что неосмысленная жизнь не стоит того, чтобы ее тянуть.

Я не поклонница Николая Островского, но люблю одну половину одной его фразы: «Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы…» Вот только ответ на вопрос «как?» у нас с Островским различается…

Глава 2. Что, где, когда

Время – движущий образ неподвижной вечности.
Жан-Жак Руссо

К сожалению, если мы хотим разговаривать о чем-либо серьезно, нам надо точно определить как тему разговора, так и его основные понятия, а это бывает очень непросто. Поэтому сегодня нашим мозгам (у кого есть) придется потрудиться.

А о чем, собственно, мы собираемся разговаривать? О нашем будущем – в том числе и отдаленном.

Изучение любого процесса или явления есть, по сути, поиск ответа на сакраментальные вопросы «Что? Где? Когда?» Но «где» и «когда» носит вполне земной, я бы сказала, прагматичный характер. Хотя категории времени и пространства являются более, чем сложными. И для нас они находятся на стыке научного и «обыденного» – не будем сейчас вдаваться в противопоставление этих двух областей, интуитивно мы его и так понимаем.

Уникальность Христа как события в мире и в истории в гуманитарно-культурном, этическом, социальном, наконец, эсхатологическом аспектах настолько очевидна, что даже не обсуждается (не дискутируется) в христианских кругах. Гораздо реже эта уникальность рассматривается в метафизическом смысле. Причин, вероятно, несколько, и все они субъективны. Метафизика как таковая – равно как и космология – не поле для поиска «гуманитарных» умов, в то время как богословие – область все же гуманитарного знания. Существуют, конечно, богословы, вышедшие из естественнонаучных кругов, но сложно было бы перечислить тех, кто успешно совместил (не последовательно, а одновременно) два этих типа мышления. Еще одной причиной, связанной с первой, является некая робость богословов перед лицом бурного развития естественных наук, техники и технологии: Христос в виде формулы или, по крайней мере, жестко определенного термина представляется чуть ли не богохульством.

Но отказ от рассмотрения метафизической уникальности Христа невероятно обедняет наше представление не только о Нем, о Его ценности и роли, но и о нас самих.

Однако прежде, чем перейти к этой теме, необходимо определиться в терминах (к сожалению, именно их нечеткость часто вызывает ощущение, что работы на тему «Христианство и наука» – некая игра, совершенно не ставящая себе целью достижение какой-либо истины).

В ряде случае я буду называть Бога просто «нечто». По сути, это абсолютно верно, поскольку Бог – Тот, к кому неприменимы никакие позитивные определения, кроме превосходных степеней – Тот, кто бесконечен и безначален, неизменен и невидим, т. е. не-что. При этом – существующее нечто.

Первое и основополагающее для нас понятие – «вечность». Как-никак, вопрос о вечной жизни никому не безразличен…

Вот как определяет вечность Ф. Шид:

«Вечность Бога означает, что Он бесконечная активность и одновременно всецелая неизменность». Богословие и здравый смысл. Москва, 1997.

То есть в вечности ничто не изменяется, она не имеет начала и конца, в нее невозможно войти и из нее нельзя выйти. Именно поэтому вечность – атрибут Бога и, вообще-то, только Бога.

Несколько противоречит этому утверждению сотворение мира из ничего, которое может быть понято как вечность «ничто». К «ничто» тоже неприменимы никакие позитивные определения, но оно и не существует.

Здесь, наверное, самое время оговорить, что такое «существование», а также «бытие». «Быть» может только что-то. Что-то – это определенное «нечто». Определенное – т. е. пределы которого установлены. Таким образом «ничто» бытием не обладает. И «нечто» тоже.

«Существование» семантически связано с понятием «сущность, суть». «Сущность» или «суть» может быть только чего-то, определяемого ею, т. е. она устанавливает пределы чему-то. Таким образом, «ничто» не может существовать как таковое. В полном смысле противоположность между «нечто» и «ничто» есть противоположность между сущим и не-сущим.

«Ничто» определяется весьма различными способами – чаще всего как хаос или праматерия. Однако признание вечности существования хаоса приводит к выводу, что сотворение есть, по сути, всего лишь упорядочивание чего-то, существующего вне Бога и не по Его воле.

Поскольку Бог вездесущ, то вне Него ничего быть не может. Тогда упорядочивается нечто в Боге, т. е. что-то в Нем было хаосом, что не соотносится с понятием Бога. И вообще, сотворение не есть «делание»…

В то же время логика понятна: если Бог сотворил мир из ничего, значит, оно уже было до акта творения. Ф. Шид дает определение, снимающее, на мой взгляд, это рассуждение:

«То, что является противоречием в определении – вообще не вещь. Это ничто».

Четырехугольный треугольник, круглый квадрат и пр. – ничто. (В этом же ряду находится и понятие ограниченности всемогущества Божьего – оно в невозможности создать вещь, противоречивую в определении, т. е. ничто). Круглый квадрат не обладает существованием.

Мир создан из ничего. В ничто сошло нечто, привнесшее сущность и, следовательно, существование. Именно в этом источник мистического ужаса, о котором пишет, в частности, Хайдеггер, страха Божьего. Именно поэтому поиск смысла жизни (сути, сущности жизни) – глубинная потребность человека.

Человек, висящий на ниточке Божественной воли над бездной ничто, «инстинктивно», как ребенок, хватается за все, чтобы укрепить свою связь с нечто, чтобы избежать возвращения в ничто, возвращения, которое, по сути, страшнее смерти. Таким образом, тварный мир находится между нечто и ничто.

Поскольку мир возник в результате «процедуры» изменения ничто, основная его характеристика – изменчивость (в отличие от неизменности нечто). Изменчивость проявляется прежде всего в двух основных всеобщих измерениях: времени и места.

Однако это означает, что никакое действие Бога не может быть одноразовым и даже более того, дискретным. Если Бог сотворил мир, то Он творит его вечно. Тогда если Христос воплотился, умер и воскрес, то и это происходит всегда, причем одновременно. Как подобное утверждение соотносится с историческим событием Воплощения и вообще с историческим процессом, мы поговорим позже.

Понятие вечности часто употребляется также по отношению к духовным существам и душам. Но это некорректно. Во-первых, духовные существа и души тварны, т. е. они имеют начало, во-вторых, они совершают отдельные действия, ограниченные во времени. Для временной протяженности такого рода – имеющей начало, но не имеющей конца – можно употребить понятие присносущности. Ф. Шид определяет его несколько, на мой взгляд, причудливо:

«Существует специальный термин – „присносущность“ – обозначающий длительность духа, сущность или субстанция которого неизменна, хотя сам дух может испытывать привходящие изменения и в этом отношении он также находится во времени, но в так называемом дискретном времени, а не в непрерывном времени материальных объектов».

Если пользоваться всегда по определению ущербными аналогиями, то вечность – как солнце, светящее вне зависимости от того, видим мы это или нет, а присносущность духовных сущностей – как лампы, которые включаются время от времени, но не перестают существовать, будучи выключенными.

Однако для нас важно то, что присносущность – это не вечность, и войти в нее или выйти из нее можно, хотя вопрос о соотношении присносущности и вечности особо сложен именно потому, что мы можем лишь строить о нем гипотезы, которые нам не дано проверить в ходе земной жизни.

Третий и последний термин этого ряда – «время». Время – это длительность, имеющая начало и конец, внутри которой возможны изменения и действия, как дискретные, так и непрерывные. В потоке времени пребывают материальные объекты.

Неизменности Бога соответствует Вечность; непрерывной изменчивости материи соответствует Время. Время – это длительность того, что изменяется, как вечность – это длительность того, что не изменяется. Вопрос о возможности перехода из времени в присносущность и в вечность, а также обратно по сути есть вопрос о возможности перехода материи в дух, в том числе и Божий. К этому мы еще вернемся.

Аналогично определяется триада «вездесущность – бесконечность – пространство».

Вездесущность – атрибут Бога, связанный с отсутствием в Нем составных частей, с одной стороны, и тем, что Он пронизывает все бытие всех вещей, с другой. Это тоже весьма важный и интересный момент, вновь отсылающий нас к тезису о сотворении мира из ничего. «Абсолютно все вещи поддерживаются в существовании не чем иным, как непрекращающимся желанием Бога, чтобы они продолжали существовать». При этом, вероятно, следует говорить не только обо всех вещах, но и обо всех их составных частях. Таким образом, если воспринимать желание Бога как силу, то Бог вездесущ в том смысле, что в любой вещи присутствует божественная составляющая. Иначе говоря, совершенно «материальных» (в рамках противопоставления «духовным») вещей не существует. Но и к этому мы еще вернемся.

Бесконечность – как и присносущность – атрибут тварных сущностей, имеющих начало – в отличии от безначальности. Интересно заметить, что если разговор о присносущности духовного воспринимается спокойно, то разговор о его ограниченности вызывает протест.

Стала более, чем привычной мысль, что протяженность имеют только материальные объекты, только они могут занимать место в пространстве. И если второе верно, то первое – спорно. Эта спорность имеет право на существование в рамках разговора о форме как еще одном атрибуте материи. Именно по этому пункту современной физикой был нанесен сокрушительный удар. Выяснилось, что есть вещи, совершенно очевидно не являющиеся духовными в общепринятом смысле, но не обладающие формой. Если же форма не есть необходимый атрибут материи, то, возможно, и протяженность тоже может оказаться свойственной духовности.

Что, например, мешает нам представить себе ангела по аналогии с той же лампочкой, включающейся по воле Бога и имеющей свой радиус освещенности? Или же мы должны говорить о «псевдодуховных» объектах – волнах, энергиях и т. п. – или же о «квазиматериальных» объектах, обитающих в бесконечности, например, об ангелах?

Согласно «Краткому словарю философских терминов» форма налагает на вещь определенный способ бытия, является принципом ее упорядоченности, структурированности, качественной определенности, завершенности. У Аристотеля и Аквината форма организует материю вещи, дает индивидуальной вещи реальное бытие. Таким образом, форма – сущность вещи. В этом определении речь идет о взаимосвязи формы и материи. Но что тогда определяет духовные творения?

Если у духа без материи нет сущности (поскольку нет формы), то он, очевидно, не существует. Если действительность не имеет сущности – она не существует. Чтобы попытаться это понять, посмотрим, что такое материя. По Аристотелю это нечто, способное обретать форму, по Аквинату – то, что нуждается в форме, чтобы дать вещам бытие и индивидуальность, по Бергсону – «нечто протяженное в пространстве, непрерывно начинающееся заново настоящее».

Если все верно, то тварный дух для обретения сущности и существования действительно нуждается в форме, т. е. в определенности и, следовательно, в материи. Тогда можно начинать размышлять о воскрешении прославленной плоти, телесном взятии на небо Девы Марии и, наконец, о воскресении Христа. Иначе говоря, о неразрывности духовного и материального в тварном мире – как видимом, так и невидимом.

Подобный подход вызывает протест потому, что явно или имплицитно мы различаем духовное и материальное как сознательное, воспринимающее и перерабатывающее информацию, и «глухое». Сюда же относятся воля и ее свобода, самосознание и пр. Но рассматриваемые в таком аспекте, духовное и материальное никак не связаны с теми метафизическими проблемами, о которых мы говорим. Нет никаких оснований утверждать, что нечто, имеющее волю, не может иметь пространственное и временное измерения (не в качестве части духовно-материального субъекта, а само по себе). Тогда волны материальны, ангелы духовны, но это никак не отражается на их месте в пространственно-временном континууме.

Пространство как «место обитания» материи характеризуется сосуществованием «чисто материальных» объектов, имеющих несотворенную духовную (в варианте желания Бога) и материальную (занимающую место в пространстве) составляющие; а также объектов, имеющих еще и тварно-бесплотную составляющую (обладающих духом, телом и душой), и объектов бесплотных, чья материальная составляющая не занимает места в пространстве.

Подобные утомительные попытки разграничения духовного и материального на метафизическом уровне заставляют меня отказаться от них и предложить рассматривать материю как одну из форм существования духовного. На мой взгляд, это достаточно перспективное направление размышления. Так же для упрощения заменим понятие материи на «плоть», а тварного духовного на «бесплотность», употребляя понятие «дух» только по отношению к Богу.

Тогда в вечности /вездесущности пребывает Бог, в присносущности /бесконечности – тварные объекты, не обладающие плотью, во времени /пространстве – тварные объекты, обладающие плотью. При этом Бог присутствует и на двух других уровнях Своим непрекращающимся желанием как составной частью всего сотворенного, тварные бесплотные объекты присутствуют на «плотском» уровне как составная часть одушевленных существ.

Казалось бы, стало чуть понятнее. Но это только иллюзия. Возникли новые и весьма сложные вопросы:

– если в вечность нельзя войти и из нее нельзя выйти, то либо человека не ждет вечная жизнь, либо она у него и так вечная. Во втором случае становится профанацией вопрос о спасении;

– если Бог не подвержен изменениям, то Он либо вечно совершает акт творения, либо никогда его не совершал;

– если мир поддерживается в существовании вечным желанием Бога, а Бог неизменен, то мир – в том числе и плотской – вечен;

– если Иисус Христос – Бог, то Он вечен и неизменен. Тогда либо Он постоянно рождается, умирает и воскресает, либо этого никогда не происходило.

Существует еще ряд «дурацких» вопросов, но пока хватит и этих.

Для первого из сформулированных недоумений путь к решению лежит через Божественный замысел (естественно, вечный) и его воплощение. Спасение – адекватное воплощение Божественного замысла, слияние тварного и нетварного. Тогда речь должна идти не столько о вечном творении, сколько о вечном и все более полном воплощении.

Это же касается и материи: наиболее полное воплощение Божественного замысла о материи – дух. Именно поэтому мы ожидаем воскресения плоти, преображенной в соответствии с замыслом о себе. Поскольку бесплотное еще не есть духовное, то спасения требуют и тварные бесплотные существа.

Если вспомнить историю творения, то человек был создан как синтез двух начал – плотского и бесплотного, что изначально предопределило для него возможность осознанно существовать в двух мирах – пространства/времени и присносущности/бесконечности. Если чисто плотские тварности не могут по собственной воле стать бесплотными, а бесплотные – плотскими, то человек может актуализировать обе свои составляющие.

Однако хотя в любом творении присутствует духовная составляющая, актуализировать ее значительно сложнее. Бесплотные существа и бесплотная составляющая в человеке обладают способностью сознательного выбора и осознанного стремления. Однако осознанное стремление означает наличие идеала. Только в воплощении, смерти, воскресении и вознесении Иисуса Христа были соединены все миры и слиты в едином замысле все составляющие. Как лишь через человека плотской мир может, преображаясь, присутствовать в мире бесплотном, а мир бесплотный – в плотском, так только через Сына Божьего человек может присутствовать в мире духовном.

При этом Сын Божий воплощен и постоянно воплощается, проходя те же ступени, в каждом из нас, но в Иисусе Христе воплощение достигло своего идеала, т. е. полного соответствия замыслу.

В любом человеке воплощается Сын Божий и, в соответствии с личным свободным выбором, либо преображает, либо нет его плотскую и бесплотную составляющие.

Еще одно. «Ничто» как противоречие в определении не является абсолютным. Две пересекающиеся параллельные прямые – противоречие в двухмерном пространстве, снимаемое в пространстве трехмерном. Снятие противоречий – путь к воплощению Божественного замысла не только для человека, но и для всего мира, включая «ничто».

Но история имеет дело не с отдельными личностями, а с социумами. Социум сам по себе является весьма парадоксальным образованием. Состоя из пространственно определенных элементов (людей), он сам таковым не является. Время его существования не совпадает с временем существования ее элементов – отдельные люди умирают и рождаются, а социум остается, или наоборот. Можно было бы сказать, что его нет, если бы мы по собственному опыту не знали, что он есть. Замечу, что сравнение с ульем или косяком рыбы некорректно, поскольку социум многомерен, и человек является одновременно членом нескольких социальных групп (я – член групп женщин, россиянок, исследователей, любителей вязания и еще множества групп), состав которых не пересекается. Как и человек, социум имеет плотскую и бесплотную составляющие, при этом бесплотная доминирует.

Но если человека сотворил Бог, то социум – результат разделения и противопоставления, он возник как плод грехопадения, в широком смысле – нарушения воли Бога. Вспомним хотя бы историю с Вавилонской башней. Это важный нюанс, к которому мы еще вернемся.

Но обратимся вновь к соотношению космологических категорий. Есть ли во времени что-то, чего нет в присносущности и в вечности? Да, изменчивость, а вслед за ней – конец, смерть.

Как я уже писала, в идеале изменения должны вести ко все более адекватному воплощению замысла. Но это в идеале. В реальности изменения ведут к распаду. Должны ли мы предполагать, что распад и есть наиболее адекватное воплощение замысла? Видимо, да, но не всеобщий распад, а уничтожение разделений, возникших в результате отображения во времени вечного образа. Этот вечный образ – Царство Небесное.

Существование реального социума основано на разделении. Преодоление этого разделения приводит к смерти соответствующего социума. В этом и состоит суть исторического процесса. Однако страх смерти, распада порождает прежде всего инстинкт самосохранения со всеми вытекающими последствиями – борьбой за выживание любой ценой.

Но ему также должно соответствовать нечто в присносущности. Все многочисленные противоречия реального исторического процесса сведены здесь в борьбу добра и зла, света и тьмы. В чем смысл этой борьбы? Проблеме возникновения зла посвящено такое множество богословских трудов, что даже поверхностный их обзор увел бы нас вдаль от рассматриваемой темы. В абсолютном измерении добро – это соответствие замыслу, зло – противоречие ему. Но в измерении конкретном – тварном – все несколько сложнее. Замыслу Божьему противостоят личные умыслы, лишь в некотором смысле соответствующие ему. Любое действие несет зло одному субъекту и добро – другому. Война планируется как причинение зла одной стороне ради блага другой. Снятие разделения вынуждает зло конкретизироваться. Именно это соответствует присносущности.

Но в вечности – в Царстве Небесном – нет уже и этого противопоставления, ибо в вечности невозможна динамика, а следовательно, и победа.

Вездесущность, бесконечность и пространство могут быть проанализированы аналогично. Смерть личности (в частности) есть прежде всего распад ее пространственного воплощения. Смерть социума – распад бесконечного воплощения. Но здесь речь идет не столько о преодолении разделения, сколько о преодолении отделения, ограничения.

И, следовательно, вопрос о возможности перехода «материи» в «дух» и исчезновение связанного с ней пространственно-временного мира решается однозначно: это не только возможно, но и необходимо. Вероятно, столь же необходимо исчезновение, переход присносущно-бесконечного мира в вечно-вездесущий, но об этом нам сложно судить обоснованно.

Однако есть ли у всех этих размышлений прикладное значение? В методологическом аспекте – да, поскольку они позволяют по-иному осмыслить вопрос «что?», что именно происходило в некоем месте в некое время.

Это становится возможным в связи с введением в исследование исходной точки и конечного пункта земной истории. Появляется как бы эталон, с которым можно сравнивать реальные события. Правда, этот эталон имеет умозрительный характер, поскольку все сведения о Царстве Небесном получены из мистического опыта. Однако в данном контексте представляется уместным напомнить слова Иоанна Павла II в энциклике «Вера и разум» относительно невозможности свести понятие опыта к воспроизводимому и повторяемому эксперименту. Мистический опыт должен быть также введен в научный оборот (тем более, что в определенном смысле он может быть воспроизведен и повторен).