Ты птицами больна, с деревьев хочешь слов
Немножечко содрать. Занервничает тополь:
Объявлена война погодных катастроф
И то́полиха робкая роняет сухо вопль.
Летит листва долой. И ты, порой, летишь
Немного сонная. На улице опасно
Лететь вороне белой в мире мышц,
Железа и стекла, купюры и пластмассы.
Ворона белая никак не может стать
Вороной чёрною. И зябликом не сможет.
Ей с крыльями так трудно совладать:
Их подрезать и красить надо всё же.
Но человеческие цепкие клешни
С крылом ворониным никак не перепутать.
И перьями тебя саму тошнит
Такими белыми, как сахарная пудра.
Распеться в человеческих костях
Тебе не хочется, не можешь. Не берётся
Вороньим голосом их нот. Тебе нельзя
Басить по-человечьи – Поперхнёшься.
Твоих расправленных на солнце белых крыл
Увидеть бы, застыв на перекрёстке.
И ждёт, любя, небесный твой акрил,
Когда с нагого тополя вспорхнёшь ты.
Привет, Луна, давно тебя не видел.
За скопищем громоздких облаков,
Откушенная, кто тебя обидел?
Кусачий петербуржский едкий смог?
А я не смог – Задумчиво и грустно
Навязчивого взгляда опустить
С тебя сегодня ночью. Гулко хрустнул
Внутри меня мой голос взаперти,
И дрогнули надорванные связки.
Как кожа жёлтая сегодня хороша
Твоя. И марево, как в сказке,
Как будто я на небо надышал
Холодное. Подтаял неба студень,
По нёбушку проскальзывает март.
Твой свет, Луна, так бесконечно скуден,
Но всё же – свет, рассеивающий мрак.
Учи и нас: рассеянно приткнуться
Лицом к твоим засушливым морям,
Искусству через силу улыбнуться
Всепоглощающим теням.