Buch lesen: "Давай сыграем в любовь", Seite 4

Глава 9

Прихожу домой и без сил валюсь на кровать. Правда, не могу позволить себе долго прохлаждаться, книга сама себя не напишет. С неохотой сажусь за ноутбук и несколько минут просто смотрю на экран. Как назло, все мысли крутятся вокруг Соболева. Почему он для своих целей выбрал именно меня? Может, я ему… ну не знаю, понравилась? Хотя я своими глазами видела, как он целовал свою психологиню. Какой смысл играть на два фронта? Не в его стиле. Этот парень может щелкнуть пальцами и выбрать любую девушку. Нет, тут что-то другое. Уверена, что-то очевидное, лежащее на поверхности, но я в упор этого не вижу.

Просидев почти два часа за книгой, иду спать. А в выходные мы с Ленкой и Дашей идем по магазинам шопиться. Выбираем разные платья, юбки, косметику. Даша еще приглядывает подарок к Новому году своему ненаглядному. И когда моя сестра узнает, что Гор – тот самый, в которого влюблена половина универа, теперь с ней, тихо ахает. Удивительно, конечно, как этот одинокий волк, опять же со слов сестры, вдруг остепенился и проводит вечера в компании своей тихой и милой Дашки.

***

Утро понедельника начинается с суетной Ленки. Она с кем-то трындит по телефону в ванной, не пуская туда никого. Вся какая-то на эмоциях. В итоге отец ее практически силой выставляет за дверь и позволяет мне в последние минуты перед выходом привести себя в порядок.

Обычно я не опаздываю в универ, но благодаря сестре сегодня выхожу позже, попадаю в пробку и по пути еще подворачиваю ногу. Короче, день не задается с самого начала. Это подтверждает и Соболев, который в очередной раз на бешеной скорости проносится мимо меня на своем байке. Чудом успеваю отскочить, чтобы спасти свой внешний вид.

– Сволочь! – кричу ему в спину, но, ясное дело, он меня не слышит.

Когда подхожу к зданию нашего факультета, снова замечаю Соболева в компании своей преподши. Они отходят за угол и о чем-то воркуют. Она льнет к нему, уж больно интимно проводит рукой вдоль шеи и заглядывает в глаза с таким желанием, что даже я смущаюсь. Руслан лишь коротко улыбается, а потом и вовсе убирает ее руку.

И нет бы ускорить шаг, я почему-то, наоборот, замедляюсь. Снова задаюсь вопросом: почему он свою подружку не попросил помочь? Она вон какая эффектная! Грудь из кофты едва не вываливается, задница – орех. На нее столько пацанов слюни пускают, что приведи Руслан психологиню на тот прием, уверена, даже мужики бы в осадок выпали. Я на ее фоне кажусь малолеткой. Хотя отдаю должное – в платье и с прической мы бы с ней могли потягаться на конкурсе красоты. Или остроумия.

И только я собираюсь отвернуться, как вдруг ловлю на себе взгляд Соболева. Он прищуривается, но при этом выглядит таким бесстрастным, далеким, словно вершина замка, куда проникнуть невозможно. А затем уголок его губ поднимается, выдавая усмешку. Едва заметную. Клянусь, если бы я отвела на секунду взгляд, то не поймала бы эту эмоцию. Она точно предназначается мне. Будто тайный жест, сигнал, который понятен нам одним.

И меня почему-то не особо радует этот сигнал. Учитывая, что у Руслана на меня ого-го сколько всего, а у меня на него ноль. Только то, что я притворяюсь его подружкой. Но если кому-то расскажу, вряд ли мне поверят. Где я и этот Король-Бог? Смешно…

Отворачиваюсь и ускоряю шаг, не хватало еще из-за этого гада опоздать на пару. Бегу по ступенькам на второй этаж и как-то не сразу замечаю листовки, которые валяются в коридоре. Да и какое мне дело до мусора? Хотя странно, что на полу вообще что-то есть, обычно уборщицы по три раза в день убирают. Уже возле дверей в аудиторию вижу, как несколько девчонок разглядывают эти листовки и хихикают.

– Ты вовремя, – говорит Дашка, заприметив меня. Она стоит у окна в одиночестве. Мы же с ней из-за моего поступка вроде как изгои группы – с нами не здороваются, не прощаются, вообще делают вид, будто мы невидимки. И если с Дашкой некоторые еще кое-как контактируют, особенно после того, как узнали, что она встречается с Глебом, то от меня публично отворачиваются. Но мне все равно. Главное – знания получить, да и в целом общения с Дашей мне хватает. Мы с ней везде вместе, кажется, за это время успели стать лучшими подругами.

– Фух, – бью себя по груди, пытаясь отдышаться. – Думала, опоздаю. Ленка все утро в ванной проторчала.

– Препод по праву чего-то задерживается. Еще пару минут, и… – Даша мнется, а я вспоминаю тот случай, из-за которого, собственно, весь сыр-бор. Все хотели уйти, кроме меня. И вот опять ситуация повторяется.

– Хочешь, тоже уйдем? – вдруг предлагаю я, сама от себя в шоке.

– Мне без разницы, – отмахивается она. – Мне больше интересно, зачем кто-то столько листовок раскидал.

Словно услышав слова Дашки, наши одногруппники закатываются смехом.

– Фу, какая мерзость.

– Как такое вообще читают?

– Только послушайте, – голос Лейлы я точно узнаю из тысячи. Она откашливается, держа в пальцах листовку. – «Рука Джейка проникает мне под юбку, и я не сдерживаю стон. А сердце сжимается так, что превращается в черную дыру. Эта сволочь еще пожалеет, что посмел меня трогать».

И снова волна смеха, да такая ядовитая, что даже стены начинают давить. И дело не в том, что я искренне не понимаю, что находят смешного мои одногруппники в этом абсолютно обычном отрывке текста. А в том, что это кусок из моего романа! Последнего. Одного из самых популярных. И теперь он везде.

Только сейчас я замечаю, что листовок с фрагментом так много, что они буквально усыпают пол коридора.

Неужели… Соболев решил уничтожить меня?

***

У меня от волнения перехватывает дыхание. Я почему-то сразу возвращаюсь в школу, в тот день, когда моя обычная жизнь обернулась крахом. Когда каждый второй считал делом чести ткнуть в меня пальцем, а некоторые мальчишки и вовсе нагло пытались лапать. Это было ужасно, и, честно сказать, повторения я просто не переживу.

– Крис, ты побледнела, все нормально? – Дашка заглядывает мне в глаза, вижу, она волнуется. Я и сама волнуюсь, но ей об этом не говорю.

– Мне что-то нехорошо, пойду воздухом подышу, – кидаю ей и, подобрав с пола листовку, мчусь к выходу.

– Постой! – кричит мне вслед Даша. – Я с тобой.

– Не надо, лучше отметь меня как-то, ненавижу прогулы.

Я выскакиваю на лестничный пролет, желая… даже не знаю… найти Соболева и все ему высказать. Он – чертов монстр в облике прекрасного принца. Дьявол во плоти. Ураган, который пытается уничтожить меня. Только за что – не понимаю. Чем я не угодила этой сволочи?

Дышать тяжело, поэтому я лихорадочно расстегиваю верхние пуговицы рубашки. И как нельзя кстати мне навстречу поднимается Руслан собственной персоной. Он держит руки в карманах брюк, а взгляд задумчивый такой. Видимо, прикидывает, нормально ли сработала его агитационная кампания. И ведь явно не сам раскидывал листовки, напряг кого-то, Его Величество для таких целей слишком высоко сидит.

– Пришла за добавкой? – останавливаясь напротив, с усмешкой спрашивает Соболев. Я не сразу соображаю, к чему он клонит, и лишь когда замечаю его взгляд, до меня доходит – он про рубашку.

Нецензурные ругательства так и выплескиваются из меня, но я тут же замолкаю. Прошлый опыт буквально кричит – заткнись и убирайся подальше. С такими людьми нельзя заключать сделки, это равносильно игре с огнем. Но с другой стороны, я не могу вечно быть трусливой овечкой. Надо учиться давать сдачи, оставаться той смелой Крис, какой я была с первого дня.

И только собираюсь вступить в этот неравный бой, как замираю, почему-то разглядывая Соболева. Эта его полуулыбочка, которой он подкупает и очаровывает всех вокруг. Небрежно уложенные короткие темные волосы, которые придают облику хулиганства. Он смотрит так, будто я уже проиграла… А что, если поступить наоборот?

– Вот, – я протягиваю ему листовку, внимательно наблюдая за реакцией. Хотя хочется просто врезать по его смазливой физиономии. За все. Главное – за нарушенный договор. А ведь я за его молчание не пожалела поцелуй. Между прочим, это очень ценное и важное, и явно не для таких, как дьявол напротив.

Руслан пробегается глазами по тексту, затем переводит взгляд на меня.

– Понравилось? – спрашиваю прямо, в надежде, что сейчас он хоть как-то начнет реагировать. Но увы и ах… Соболев – закрытая книга.

– Суховато, – жмет он плечами, затем сминает листовку и кидает ее через плечо, не глядя, куда она упадет.

Мои ладони едва не сжимаются в кулаки от злости. Я готова рвать и метать, ругаться, требовать объяснений, но внутренний голос и моя чудная фантазия предлагают отомстить. Если уж не морально, то хотя бы физически.

– Тогда, может, как-то так? – Подхожу ближе, настолько, что наше дыхание переплетается. Его мятное, мое – со вкусом апельсиновых мармеладок, которые я умяла по пути на пару. Кладу руки ему на плечи, медленно скольжу к шее, чтобы приобнять. Лицо Руслана выражает нескрываемое удивление, но проклятая ухмылка никуда не девается. Погоди, дружок, еще не вечер!

– Дрожь пробегает по ее спине, когда его губы замирают в сантиметре от ее губ, – томно шепчу я, пытаясь строить из себя обольстительницу. Опыта у меня не особо много, он скорее даже нулевой, но я же писательница. Так почему бы не написать собственную историю?

– Приказным тоном он говорит ей: «Сними рубашку», ожидая полного подчинения, – продолжаю я. – И когда она в смущении отказывает ему, он рывком притягивает ее к себе.

Поднимаю взгляд на Руслана. Момент идеальный. Да будет месть!

Раз.

Два.

Три!

Сгибаю ногу в колене, чтобы зарядить ему по слабому месту, но Руслан не дает мне этого сделать. Он каким-то удивительным образом успевает ухватиться за мою ногу, затем вжать меня в стенку и скользнуть ладонью прямо под юбку. Его пальцы впиваются в мою ягодицу, да с такой силой, что там точно останутся синяки. Я дергаюсь и так, и эдак, но бесполезно. Соболев – непробиваемая скала.

– Ты чертов псих! – рычу я, ощущая на своих губах дыхание дьявола.

– Да и плевать, – ухмыляется он, прижимаясь ко мне теснее. Так, словно мы парочка влюбленных, у которых срывает крышу, и хочется постоянно целоваться. Эти мысли порочно закручиваются в моей голове в тот момент, когда горячая ладонь Руслана скользит по моему бедру вверх. Он не отводит взгляда, заставляя мое сердце биться быстрее.

Но я не из тех дурочек, которые сходят по нему с ума.

Дернувшись еще раз, все-таки вырываюсь из его цепких лап. Отхожу на безопасное расстояние, стараюсь вести себя обычно, словно ничего не произошло и эти открытые домогательства не вызывают во мне… что-то непонятное. Хотя должны вызывать вполне логичное отвращение.

– Раз ты так низко пал, – спокойно говорю, переводя взгляд на листовку, – то наша договоренность больше недействительна.

И только я собираюсь уйти красиво, как Соболев опережает меня: обходит и дергает ручку двери, чтобы выйти в коридор. Перед этим бросив:

– Пока я не скажу тебе «хватит», ты будешь моей. Хочешь того или нет.

Глава 10

Сообщение от Дашки выводит меня из легкого ступора.

«Если чувствуешь себя лучше, возвращайся. У нас поменяли расписание, и первой стоит теперь история».

Блин! Я тихонько вою, ведь историю прогуливать не хотелось. Я ненавижу прогулы, но после того случая, когда народ сбежал, а мы с Дашей остались и попали в число любимчиков историка, я поняла, что к нему на пары даже с температурой поползу.

Ребята давно шепчутся, что Полищук Аркадий Викторович, – наш самый возрастной преподаватель, который, кажется, обучал студентов еще во времена союза, – и тройки-то с трудом ставит, что говорить о пятерках. А мне с бюджета слетать ой как не хочется. Поэтому, стиснув зубы и сделав несколько глубоких вдохов, я возвращаюсь к аудитории. Народ уже толпится у дверей. Хорошо еще, не все зашли. Полищук ненавидит опоздавших.

Захожу в аудиторию последняя, нахожу глазами Дашку и мчусь к ней.

– Ты как? – заботливо уточняет она.

– Пойдет.

– Добрый день, – здоровается Аркадий Викторович, усаживаясь за стол в мягкое, удобное красное кресло. Открывает свою тетрадку и начинает озвучивать фамилии, отмечая присутствующих. Минут через пять его прерывают, и в лекционный зал без стука входит наша куратор.

Полищук с раздражением отрывает взгляд от своих записей, а Лидия Андреевна Грацкая, брюнетка средних лет с короткой стрижкой и худенькой фигурой, дарит ему дружелюбную улыбку.

– Ребята, у меня для вас две новости. – Она останавливается в центре аудитории. – На этой неделе мы будем выбирать короля и королеву первокурсников. У входа поставят урну, от вас требуется только кинуть листок с именем и фамилией. А уже в субботу у нас будет дискотека в честь начала зимы, и там мы огласим победителей.

– А если будет ничья? – кричит Лейла Арзоева, моя врагиня и одна из самых популярных девочек в нашей группе и на потоке. Она реально симпатичная: копна пышных каштановых волос, пухлые губы. И фигура у нее хорошая: грудь примерно третьего размера, попа подкаченная, талия осиная. Парням она нравится. Но характер у Арзоевой ужасный, та еще стервозина. И меня эта мадам не переваривает с того момента, как историк объявил нам с Дашкой автомат, а их обещал дрючить до ишачьей Пасхи.

– Тогда… – куратор задумчиво ведет пальчиком вдоль губы. – Устроим конкурсы какие-нибудь. Уверена, студсовет что-то придумает. Аркадий Викторович, – обращается она к историку. – Прощу прощения.

– Да куда уж нам, – хмыкает он.

Грацкая уходит, и пара вновь приобретает учебный характер. Сегодня у нас Петр Первый и его реформы. Позади несколько человек устало вздыхают, но Полищук не замечает ни вздохов, ни охов, он рассказывает так, словно от его предмета зависят наши жизни.

После истории мы с Дашкой спускаемся на первый этаж. К тому времени листовок с моим текстом уже нигде нет. Я мысленно благодарю уборщицу, что спасла меня от очередных разговоров по углам. Да, в листовке нет имен, но от этого не легче. Кому приятно слушать осуждение своего творчества? Мне уж точно не нравится такое.

– Ой, гляди! – Даша останавливается в коридоре, показывая на урну для голосования. Ее уже установили возле охранника, того самого, который целыми днями зависает в телефоне. Народ потихоньку подходит, берет листики, чиркает там имена и кидает.

– Прямо как в школе, – вспоминаю я. – У нас тоже каждый год с девятого класса такое было.

– А у нас… – Дашка грустно вздыхает. – У нас в балетном считалось, что кроме сцены в головах у учеников ничего не должно быть. Мне даже интересно, как это все будет проходить, чем наградят. Может, проголосуем?

– Тогда я проголосую за тебя, – улыбаюсь я, желая поддержать подругу. Из того, что я успела узнать, Миронова – довольно одинокая девушка, в чем-то мы с ней схожи. Хотя с недавних пор ее одиночество скрашивает один из главных крашей универа. В этом, конечно, наше главное отличие.

– А я за тебя, – вдруг рядом с нами вырастает Толик Мамаев. И улыбается так загадочно, словно мы с ним друзья давние, и это не он недавно тащил нас с Дашкой в подсобку, где запер по просьбе своей дуры-подружки.

– Ты заболел? – холодно интересуюсь я. – Или перепутал нас с Лейлой?

– Вот, – он машет перед моим носом листком, а там… ну точно! Мое имя и фамилия. Только этого не хватало.

Внесем ясность: Лейла с ним мутит, и ее точно накроет так, что мама не горюй. Она и без того меня не переваривает, а если узнает, что ее парень отдал голос на дурацком конкурсе за меня, объявит войну.

– Не смей! – пищу я, махнув рукой в надежде забрать клочок бумаги.

– У тебя же Лейла есть, – озвучивает Дашка мои мысли вслух. – Разве ты не должен голосовать за нее?

– Ну… – Толик ловко уворачивается и кладет бумажку в карман, перекатываясь с носка на пятку. Может, он еще что-то бы добавил, но рядом с нами как нельзя кстати вырастает Гор, притом с видом довольно раздраженным. Будто его все достали и он ищет, на ком бы спустить пар.

– Ты чего здесь трешься? – рявкает недовольно Глеб. От его грозного голоса даже мне делается не по себе. Неужели ревнует Дашу?

– Я это… Гор… – Толик мнется, он так-то побаивается Гора. Как я поняла, их компашку, с одной стороны, боготворят, с другой – стараются обходить стороной. Особенно Соболева. У моего фиктивного парня плохая репутация, несмотря на крайне привлекательную внешность.

– Брысь отсюда, – рычит Гордеев, и Мамаев, не дав мне выведать всю информацию, мчится к урне.

– Блин! – Я иду следом, желая остановить его. Ну не может он за меня голосовать. Лейла все равно узнает. Нет, я-то ее не боюсь, да только мне и без этой стервозины проблем хватает.

И пока я расталкиваю ребят, которые толпятся у маленького столика, желая отдать свой голос, Толик успевает запихнуть бумажку с моим именем внутрь.

– Нет. – Я кусаю от досады губу.

Мамаев проходит мимо и подмигивает, а затем удаляется восвояси. Мне же остается только гадать, зачем он это сделал и узнает ли про эту проделку Лейла.

Глава 11. Руслан

Телефон отображает входящий вызов, когда преподаватель вещает очередную новую тему по физике. Я лениво зеваю, черкаю в тетради формулу и переворачиваю мобильный экраном вверх. Ева звонит. У меня аж кулак сжимается, до того все надоело. Думаю, стоит пояснить: маленькая принцесса семейства Архангельских когда-то давно была моей подругой. Не сказать, чтобы из нас вышли прямо лучшие друзья, но время мы проводили с весельем. И порой это веселье выливалось в разного рода последствия, которые приходилось решать нашим родителям.

Так, например, в девятом классе я угнал машину отца. Не один, а в компании с Евой. Мы, как двое сумасшедших, рассекали по городу. Я тогда уже хорошо водил, папа меня с двенадцати лет сажал за руль и разрешал кататься по территории дома или району. Когда нас поймали дядьки с полосатыми жезлами, нам в очередной раз влетело. В интернет просочилась инфа о двух нарушителях правопорядка, народ активно требовал публичной расправы, но родительские кошельки умело прикрыли потехи своих неугомонных детей. Так было всегда.

Чуть позже мне надоело чудить, и тут спасибо отцу, конечно. Однажды он привел меня к себе в офис, развел руками и сказал:

– Если хочешь, чтобы это кресло стало твоим, а люди в округе заглядывали тебе в рот, включай голову. Иначе я точно не оставлю тебе наследство.

И я так загорелся этой идеей, что ушел в изучение истории компании, ее деятельности. К слову, у отца было несколько направлений. Самое популярное – разработка игр и образовательная сфера. Он один из крупнейших игроков на рынке.

В десятом классе я пошел на курсы программирования и придумал игру, которую отец взял на доработку. Она, кстати, неплохо завирусилась и помогла мне получить признание в глазах папы.

Однако мои попытки взобраться на вершину мира не особо понравились Еве. Ей хотелось развлекаться, заниматься ерундой, а меня тянуло к славе и величию. На этой ноте мы отдалились. И тогда-то я узнал, что принцесса Архангельских на меня запала. И нет, это была не просто влюбленность, которая могла бы пройти через денек-другой, Ева будто обезумела. Она перевелась в мою школу, в мой класс, стала посещать все допы, куда ходил я. На вопрос «зачем», она отвечала, что без меня ей скучно.

Когда эта прилипала подала документы в мой вуз, мы поругались. Я поставил ей ультиматум: либо она становится для меня невидимкой, либо заканчивает со своим весельем. И тут Ева, к счастью, отступила. Но временно, конечно… Затишье перед бурей.

А буря началась относительно недавно, в начале мая. Отец слег в больницу с сердечным приступом, и тогда-то его предал один из руководителей: слил важную разработку конкурентам. Это был стратегический проект, из-за которого компания папы понесла колоссальные убытки. Его акции на бирже пошатнулись, скатившись до смешных цифр, а инвесторы задумались, нужно ли вкладывать в папин бизнес деньги.

Единственным способом выйти из этого гнетущего положения, как видел отец, было слияние с такой же крупной компанией. И как нельзя вовремя его лучший друг прикатил со схожей идеей. Но все не так просто. Помощь означала ответную услугу. Василий Михайлович Архангельский сказал, что хочет быть уверен в будущем своих инвестиций, поэтому либо я стану мужем Евы, либо Ева сядет в президентское кресло, когда закончит университет.

Оба варианта максимально абсурдные. Во-первых, жениться я не готов, мне всего девятнадцать. Я даже через десять лет не буду готов, постоянные отношения, совместные праздники и выходные – не про меня. Во-вторых, ну где Ева и где управление целой корпорацией? Это смешно. Настолько, что я прямо в лицо отцу и рассмеялся, чуть со стула не упав.

Он тоже посмеялся и сказал, что женит меня. На этом мой смех прекратился.

– Ты серьезно? – От злости у меня едва пар не повалил из ушей. Больше всего на свете я ненавидел, когда девушки пытались меня прогнуть. И Ева прекрасно знала об этом. Она вообще многое обо мне знала, но, видимо, решила, что я так запросто съем наживку и не блевану. Дура, что сказать.

– Это не обсуждается. Тем более у тебя все равно нет постоянных девушек, вечно то с одной, то с другой, – отмахнулся отец.

– Мне девятнадцать, па, – напомнил я. – Сидеть и молиться на свою женушку я планирую не раньше полтинника.

– Придется поменять планы.– Отец ударил кулаком по столу и посмотрел так, словно припечатал. Вообще мы с ним редко ссорились в последнее время. Я был порядочным сыном и выполнял все его капризы. Кресло ж должно было стать моим, а ради достижения своей цели я был готов на многое.

– Я не собираюсь на ней жениться!

– Ну что ты рогом уперся? – разбушевался отец.

– Да в смысле уперся? Я тебе что, игрушка какая? – не унимался я, расхаживая из угла в угол.

– Ну женишься, а через годик, как дела подтянем, разведешься.

– Ага, а потом дядя Вася придет и скажет: не офигел ли ты, дружок? – тут я не врал, отец у Евы человек напористый, строгий, консервативных взглядов. Он и Еве-то не разрешал ни с кем из пацанов общаться, кроме меня. И то потому, что знал моего старика и был уверен в моей порядочности. Я представлял, как его лицо перекосит, когда я через годик неожиданно подам на развод.

Какой же бред! Мы еще, считай, подростки, а тут эта дура решила семьей обзаводиться.

– Я сам с этим разберусь.

– Нет, па, это моя жизнь, и мешать ее с бизнесом я не буду!

– Не будешь? – крикнул он, отчего его ноздри широко раздулись. – Тогда сюда, – стукнул он по креслу, – не сядешь.

– А как же любовь? – вдруг ляпнул я. Ну а что? Папа меня подпер, а я не готов был сдаваться.

– Какая, к чертям, любовь, Руслан?

– Большая и чистая, – выдал на автомате я, совсем не подумав о своих словах.

– Да я ни одну твою юбку не видел, чтобы ты мне тут в уши заливал про любовь.

– Если я приведу ее, ты дашь мне шанс? – Я подошел к столу, уперся руками в столешницу и посмотрел на отца тем взглядом, которым планировал смотреть в будущем на своих подчиненных. Уверенным. Не знающим преград. Дерзким. И хладнокровным.

– Какой еще шанс, Русик?

– Шанс доказать, что я смогу вытащить твой корабль со дна. У меня есть идея, которая способна затянуть большой пласт людей в игру, – воодушевленно сказал я. Вера в свои идеи у меня была ого-го! Главное, чтобы отец добро дал.

Помявшись, он неохотно выдал:

– Для начала познакомь меня с той, с которой, как ты говоришь, у тебя любовь до гроба.

– Она тебе понравится! – Мысленно я ликовал, хотя тут возникла та еще проблемка. Ведь девушки для моего плана реально не было. Оксана не подходила, да и я бы ни за что не потащил к себе домой проходную юбку, которая потом напридумывает всякого. Особенно, когда у тебя не дом, а дворец, а в паркинге не одна, а ряд машин.

– Посмотрим. – Отец загадочно улыбнулся. Так, словно видел меня насквозь и знал, что я блефую.

Выйдя из офиса, я поставил себе цель – выиграть эту битву с Евой, с семейством. Если надо – и с целым миром!

Уже на улице я оглянулся, окинув стеклянную свечку восхищенным взглядом. Однажды, когда я закончу универ, все это будет принадлежать мне. И, черт возьми, я в лепешку разобьюсь, но добьюсь своего.

Потому что Руслан Соболев не привык проигрывать.