Buch lesen: «Ножи»

Schriftart:

ISBN 978-5-4493-3234-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Роман «Ножи» носит детективный характер. Совершаются три попытки убить Клару Юрьевну – сотрудника налоговой службы, дочь богатого бизнесмена, невесту известного профессора. Все три раза метод убийства был один и тот же и носил странный для современности характер. Широк спектр раскрытых автором характеров, бытовых норм, жизненных ситуаций.

Катя – красивая ухоженная молодая женщина – сидела на табурете, курила и с завистью рассматривала Клару со спины.

– А ты, сестричка, совсем не полнеешь, всё хорошеешь с годами.

– Спасибо, – улыбнувшись, но, не оборачиваясь, ответила не менее красивая и ухоженная, но более стройная Клара, готовящая по заказу своей гостьи Кати сырники.

– А помнишь, как мы в детстве ссорились?

Неприятные воспоминания больно хлестнули сознание Клары, улыбка с лица её тут же сошла, глаза погрустнели, действия её немного притормозились, почему-то очень захотелось ответить сестре резким «да», но Клара сдержалась и, надев улыбку, которая отчего-то получилась виноватой, обернулась к сестре:

– Дорогая, давай забудем.

– Н… да. Ну и вредная же я была. Хорошо, забудем, – согласилась Катя, хотя ни одна из женщин не могла забыть вот так просто по желанию своё детство. Это был уговор не вспоминать его.

Катя и Клара были родными сёстрами по отцу, но матери у них были разные. Мать Клары умерла, когда девочке было три года, через год отец её женился, а ещё через год на свет появилась Катя. Внешне девочки были похожи, в них сразу угадывались сёстры, но нрав у сестричек был разный: Клара росла мечтательной девочкой, была всегда отличницей и очень всем нравилась. Катя росла непоседливой, балованной, капризной, и учёба ей давалась с трудом. Сейчас сёстры жили раздельно. Клара жила в своей квартире, которую унаследовала от бабушки и дедушки по линии покойной матери, Кате отец купил квартиру-студию в доме напротив своего. Клара успешно закончила учёбу в вузе и работала в налоговой полиции, Кате отец купил диплом филолога, и она числилась безработной. С середины весны сёстры неожиданно сблизились. Катя стала навещать сестру, делиться с ней своими женскими секретами, одаривать подарками. Поначалу Клара принимала Катю настороженно, но потом, видя, как сестра изменилась, обмякла и стала принимать её с радостью.

– Ты очень добрая, – снова заговорила Катя, гася сигарету в пепельнице. – Как здорово, что ты у меня есть.

Клара, закончившая стряпню, обернулась к сестре:

– Катя, да что на тебя сегодня нашло?

– На меня, Кларчик, нашла сентиментальность. Один наш приятель сказал, что это модно, так я теперь стараюсь, – отшутилась Катя. – А ты, насколько я помню, всегда сентиментальничала.

– Тебе идёт.

– Что?

– Сентиментальность.

– А… Ха-ха, знаешь, и я так думаю.

Сёстры рассмеялись.

– Клара очень положительно влияет на Катю, – заметил за вечерним чаем Юрий Владимирович. Жена его Вера Станиславовна, хоть и не считала так, решила с мужем не спорить и на всякий случай согласилась:

– Кажется, да.

– Надо ж, чего учудила, – продолжал Юрий Владимирович, поглаживая большим пальцем изящную чашечку с позолоченной каёмкой из тонкого белого фарфора с позолоченной каёмкой, которую задержал не донося немного до губ, – даже вспомнила мой день рождения!

– Не понимаю, – со звяканьем ставя на блюдце перед собой такую же чашку с душистым чаем, с нескрываемым раздражением в голосе ответила жена, – при чём здесь Клара! – Вера Станиславовна в негодовании даже повела своим круглым полным плечом. Не реагируя на замечание жены, Юрий Владимирович продолжал:

– Сегодня она даже помыла посуду за собой! Кажется, это впервые в жизни! – Лицо Юрия Владимировича светилось радостью, и, глядя на жену, он смотрел как будто куда-то дальше, сквозь неё.

– Наша дочь взрослеет. Не понимаю, чему тут можно удивляться. Я ж всегда тебе говорила: подожди, повзрослеет, поумнеет. Здесь надо радоваться, – парировала Вера Станиславовна всё с тем же раздражением в голосе, поджав вялые напомаженные губы и мелко потрясывая головой.

– Так я и радуюсь, дорогая, – обратив на жену взгляд, потерявший уже в действительности оттенок радости, ответил Юрий Владимирович.

– А вот с Кларой тебе как отцу следует поговорить, – перешла в атаку Вера Станиславовна. При этих словах она мотнула головой, как лошадь, сбрасывающая с глаз длинную чёлку.

– С Кларой? – насторожился Юрий Владимирович. – А что такое?

– Ну, ты же знаешь, она серьёзно связалась с этим нищим профессором, хочет выйти за него замуж. Не допустишь же ты, чтоб она всю жизнь нищенствовала!

В левой руке Веры Станиславовны оставался недоеденный кусок пирожного, который ей уже не лез в горло; она с досадой посмотрела на него, кинула в тарелочку-пирожницу, резко выцапала одну из салфеток, красиво уложенных в салфетнице, скомкала её в левой руке, обтирая пальцы, и швырнула на бело-бежевую скатерть.

– Не допущу! – заметно повеселел Юрий Владимирович, поняв, о чём идёт речь. Задержав секунд на тридцать взгляд на жёлтой скомканной салфетке, примостившейся недалеко от позолоченной вазочки с вареньем и портящей общий настрой и порядок на столе, Юрий Владимирович поднял взгляд на жену. На долю секунды Вера Станиславовна уловила в этом взгляде что-то очень трогательное. Это был так нравившийся ей когда-то взгляд мужа – голубоглазого красавца, исполненный торжества победы, когда он сообщал ей – своей Верочке – о каком-то радостном для них событии. Чаще это были его финансовые победы, но с годами взгляд этот появлялся всё реже, а потому был уже стёрт из памяти женщины, и сейчас, не видя за мужем никакой победы, а даже наоборот, Вера Станиславовна как будто даже обиделась на эту промелькнувшую трогательность и расценила её как издёвку мужа над ней.

– А не пора ли мне серьёзно заняться завещанием, а, как ты думаешь? – лукаво прищурившись, спросил Юрий Владимирович жену.

Юрий Владимирович – отец Клары и Кати – до перестройки был активным партийным деятелем и легко продвигался по карьерной лестнице. После смены власти, имея приличный капиталец, нажитый действиями, не вместимыми в рамки закона, Юрий Владимирович незаметно сошёл с политической арены, приватизировал ряд неприметных предприятий и активно занялся коммерцией. На сегодняшний день он был владельцем земельного участка под Москвой, на котором смог бы расположиться целый кооператив, особняка, именуемого им дачей, двух машин, пяти квартир в Москве, помимо той, в которой жил, одной квартиры в Ленинграде, одной в Ташкенте. Кроме того, он владел несколькими автозаправочными бензоколонками по кольцевой дороге и тремя фирмами. Не пустовали и его счета, которые он предпочитал иметь в иностранных банках. Юрий Владимирович не был любителем славы, шума вокруг себя, считал стремление к известности признаком убогости и предпочитал числиться среднесписочной единицей, а потому большая часть его имущества принадлежала ему инкогнито и ото всех, даже от своей жены Веры Станиславовны, он тщательно скрывал это, скрывал и истинные размеры своих доходов. Вера Станиславовна догадывалась об этом, и это очень её раздражало. Сейчас, услышав от мужа о завещании, она особенно разволновалась. «Опять он о завещании, – думала она. – Ведь и правда всё разделит на девчонок, а меня-то уж он и в расчёт не берёт, думает, что переживёт меня лет на сто. А Кларке вообще ничего не положено, она уж получила своё наследство, пусть скажет спасибо, что вырастили, выучили её. Нет, этого допустить нельзя».

– Когда ты будешь писать завещание, Юр, – заискивающим голосом заговорила Вера Станиславовна, теребя край скатерти, – ты должен учитывать, что Катя – очень неприспособленный к жизни человек. Клара, она и сама многого достигнет. Она всегда была очень независимой, а Кате нужна поддержка.

– Да, Клара независимая, самостоятельная, вся в меня! – в голосе Юрия Владимировича звучала гордость. – И, если уж она полюбила профессора, значит, тому и бывать. Ну и что, пусть будет профессор, это не картёжник какой-нибудь, – Юрий Владимирович намекнул на прошлую связь Кати с шулером. – Леонид – прекрасный парень, с головой!

– Хм, – презрительно фыркнула Вера Станиславовна, – какой же он парень! Да у него, наверное, море сожительниц было. Ему уж ведь сколько лет! Он младше меня всего на десять лет!

– Да хоть бы и старше был тебя на десять лет. Чего ты его к себе-то примеряешь? Мужик он толковый, а главное, любят они друг друга, – твёрдо, даже с некоторым нажимом в голосе ответил муж.

– Любят! Да какая может быть любовь к нищему человеку? Жить на пятьдесят долларов в месяц и радоваться этому – это же моральное уродство. А как детей они будут воспитывать? На что кормить, учить их будут? Вот увидишь, что останется от их любви, любовь, тоже мне! – Вера Станиславовна обиженно надула губы и отвернула лицо от мужа.

– Вера, – мягко заговорил Юрий Владимирович, – ну ты это зря. Я понимаю, ты волнуешься, заботишься о Кларе…

– Юр, – обрадованная мягкостью тона мужа, снова пустилась в атаку Вера Станиславовна, – ну ты увидишь, как она уже через год жизни с ним приползёт к нам просить денег.

– Я этого не допущу! – твёрдо заявил Юрий Владимирович, отставляя чашку с блюдцем от себя.

Вера Станиславовна обрадовалась этим словам, но преждевременно: последующие его слова очень расстроили её.

– Как это понимать – «она приползёт»? Клара не тот человек, кто ползает. Уж если ей и понадобится помощь, то она придёт, к родному отцу придёт! Да я и не допущу, чтоб она или её дети – наши внуки – нуждались! Кстати, я тебе уже говорил, я хочу при своей жизни обеспечить дочерей, чтоб при мне они жили, как королевы, а не ждали моей смерти, чтоб получить наследство.

Вера Станиславовна вспыхнула и даже заёрзала на стуле.

– Ты опять за своё! Да мы и сами с тобой ещё поживём, ты что, старый старик, что ли?

– Да, конечно, поживём, – думая о чём-то своём, ответил Юрий Владимирович.

– Юр, ну я же о другом… Всё равно они будут испытывать неудобство. Ты же видел, этот профессор такой гордый.

– А что, гордость теперь является пороком? Вера, не мешай Кларе, не путайся! Леонид – большой умница, голова, человек, отмеченный Богом! – и, увидев в глазах жены иронию, Юрий Владимирович добавил с нажимом в голосе: – Это я тебе говорю.

Особое ударение Юрий Владимирович сделал на местоимении «я», что всегда означало, что больше спорить на эту тему он не намерен и не будет.

– Я спокоен за Клару, – уже смягчив голос и выдвигая из-за стола ногу, для того чтобы встать и уйти, заговорил Юрий Владимирович. – Больше меня сейчас беспокоит Катя.

Но уже через два месяца с небольшим, сидя за тем же столом, Юрий Владимирович с тревогой в голосе говорил другое:

– Меня очень беспокоит Клара. Кому она могла помешать?

– Не знаю, – ответила Вера Станиславовна. Весь её облик тоже выражал тревогу. – Кому это понадобилось? Неужели наша Кларочка впуталась в какие-то грязные дела? Боже, ведь она могла погибнуть! Может, ей пока переехать жить к нам?

– Не хочет, я ей предлагал, – потирая лицо прижатыми друг к другу ладонями, ответил муж.

«Не спросив даже меня», – больно кольнуло в сознании Веры Станиславовны.

– Она переезжает завтра к Леониду, – продолжал Юрий Владимирович.

– До свадьбы? – возмутилась Вера Станиславовна, но тут же, вспомнив, что ещё два месяца назад у Кати жил шулер, который и жениться на ней не собирался, осеклась и сразу, сократив паузу до минимума, как она часто делала в тех случаях, когда хотела «стереть» из памяти собеседника сказанное, задала следующий вопрос: – Ну а сама-то Клара что говорит? Она кого-нибудь подозревает?

– Нет, никого. Она думает, что это либо случайность, либо её спутали с кем-нибудь.

– Да с кем её можно спутать, разве что только с Катей, – говоря последние слова, Вера Станиславовна заметно побледнела. – Боже, да уж не Катю ли хотели убить? Надо ей сказать, пусть пока не ездит к Кларе.

Вера Станиславовна с неожиданной для её возраста прыткостью ринулась к телефону.

У дома, в котором жила Клара, не было мусорных бачков, не было в доме и мусоропровода, а дважды в день, утром и вечером, приезжала специальная машина, в которой увозился мусор. Жильцы выходили в назначенное время с мусорными мешками и скидывали их прямо в специально приспособленный для этого кузов машины. В этот вечер, как обычно, Клара, выкинув мусор, спешно возвращалась домой, но вдруг недалеко от своего подъезда увидела на дороге маленького, совершенно беспомощного пятнистого котёнка. Котёнок молча жался к асфальту, беспомощно поводя головкой, и было странно, что до сих пор остался никем не задавлен. Не раздумывая, Клара наклонилась к нему, и в этот миг что-то быстро пронеслось над её головой, разрывая движением воздух. Поднявшись с котёнком в рост, Клара повернула голову по направлению движения предмета и увидела нож, глубоко вонзившийся острым концом лезвия в ствол дерева. На чёрной рукоятке ножа была красная рубиновая инкрустация в виде капли крови. Не успев напугаться, Клара бросила взгляд в ту сторону, откуда предположительно летел нож, и увидела, что за деревом кто-то прячется. Несколько секунд Клара подождала, но человек не выходил, таился – значит, у него на то были основания. Клару охватил необъяснимый страх, и она быстро двинулась, догоняя соседку из своего подъезда. Вернувшись в квартиру, Клара подошла к окну, чтобы с третьего этажа рассмотреть прячущегося человека, но никого подозрительного не увидела. Жильцы мирно расходились по своим подъездам; водитель мусороперевозчика дядя Паша закрывал люк; шага два не доходя до того места, где Клара подобрала котёнка, стояли две пожилые женщины и о чём-то мирно разговаривали. Страх, охвативший Клару, прошёл, но волнение не проходило. «Так близко пролетел. Кажется, даже шаркнул по волосам. Кто-то забавляется ножами?» Не зная, что думать, Клара позвонила Леониду. Леонид молча выслушал её и сказал:

– Я сейчас приеду, а ты позвони прямо сейчас в милицию.

– В милицию? А что я им скажу?

– То же, что и мне.

Клара и Леонид ещё немного попререкались: Клара просила его не волноваться, в милицию звонить отказывалась, а он увещевал и настаивал.

Дежурный милиции долго не поднимал трубку, а когда поднял, с раздражением ответил:

– Гражданочка, позвоните по этому вопросу своему участковому.

– Я не знаю его номера. Да и навряд ли в это время он работает.

– Тэк, где вы живёте?

Клара назвала свой адрес.

– Ваш работает, – с насмешливой интонацией в голосе ответил дежурный. – Минутку.

Минут через пять дежурный назвал номер участкового. Клара нехотя набрала номер и рассказала, что произошло. Участковый Чернышёв Глеб Борисович – так он представился Кларе – прибыл через пятнадцать минут.

– Так, значит, он спас вас от смерти? – спросил участковый, теребя указательным пальцем шёрстку котёнка. – Как вы его назвали?

– Пока ещё никак.

– Вот думаю, – сказал участковый, беря котёнка в руки, – если это мужичок, назовите его Спасом, а если это самочка… Это мужичок, – прервал сам себя Глеб Борисович. – Да больно крохотный. Вы его оберните чем-нибудь шерстяным, да лучше б его в коробочку. А ножа, я шёл, в дереве уже не было. Так вы говорите, какой он был?

Клара рассказала.

– Значит, капелька красная из рубина. Она сверху, что ли, налеплена?

– Нет, она инкрустирована, то есть находится в самой ручке.

– И не выпуклая?

– Нет, кажется, нет. Извините, я точно не помню. Но нож красивый такой.

Едва перешагнув порог, Леонид обхватил Клару за плечи и, тревожно заглядывая ей в глаза, спросил:

– Как ты?

Клара повела плечом.

– Нормально, я же сказала, что со мной всё в порядке.

Леонид порывисто обнял девушку, с неожиданным хрипом выдавливая её имя. Клара на мгновение рассмотрела выражение лица любимого, и в памяти её неожиданно всплыла картина из раннего детства: такое же, почти такое же выражение лица её матери, и тоже объятия, и тоже вопрос: «Ты не ушиблась?» Клара вспомнила: на ней в тот день были новые красные башмачки с ещё не разношенными твёрдыми скользкими подошвами. Она была уже почти на середине металлической игровой лесенки, когда башмачок скользнул по металлу, и нога сорвалась.

Объятия Леонида продлились дольше обычных приветственных объятий. Тогда давно объятия мамы были тоже дольше обычных. Нарочитое покашливание инспектора заставило Леонида и Клару обратить на него внимание.

Мужчины познакомились, поговорили о ноже, о котёнке, о вероятности того, что бросить нож вполне мог мальчишка-хулиган, а потом, испугавшись, убежал. Глеб Борисович сделал в своём блокноте какие-то записи и, похоже, посчитал нужным завершить свой визит, но Леонид задержал его.

– Глеб Борисович, – обратился он к участковому тоном человека, ищущего поддержки, – я думаю, Кларе небезопасно оставаться жить здесь. Будет лучше, если она переедет ко мне.

Глеб Борисович внимательно посмотрел на Леонида и молча закивал головой в знак согласия. Он сделал пять кивков, потом обернулся к Кларе. Клара хотела сказать что-то явно протестующее, но Глеб Борисович опередил:

– Да, – твёрдо сказал он, – думаю, лучше вам, Клара Юрьевна, переехать жить к товарищу Измайлову, хотя бы на время.

Увидев молящий взгляд Леонида, Клара, обдумывающая слова участкового инспектора, неожиданно для себя уверенно сказала:

– Ну зачем переезжать временно, тогда уж на постоянно.

Леонид давно просил Клару переехать к нему, но Кларе хотелось сначала узаконить своё положение.

– А лучше – на постоянно, – подтвердил Глеб Борисович. – И лучше прямо сегодня же, – и, не давая ни Кларе, ни Леониду, обрадованному словами Клары, что-то сказать, как бы считая это дело решённым, он решительно обратился к Леониду: – Вы, Леонид Александрович, оставьте-ка мне свой адрес, телефоны. Вы далеко живёте?

Выяснив всё необходимое, инспектор ушёл. Сразу после его ухода Леонид схватил в объятья Клару, стал целовать её в губы, глаза, нос, щёки. При этом в промежутках между поцелуями с его уст с шёпотным шелестом и измученной хрипотцой слетали какие-то слова и зачем-то кружились, кружились по комнате. Средь кружения слов вдруг встал вопрос: «Ты звонила родителям?» Вопрос не плыл, стоял, просил ответа.

– Зачем? – испуганно спросила Клара. Ей не хотелось, чтоб кто-то ещё знал об этом, ведь, собственно, ничего не произошло, и ей не хотелось больше никого беспокоить.

– Не знаю, – пожал плечами Леонид, – но я считаю, что родителям надо сообщить.

– Лёнь, – укоризненно и в то же время с мольбой в голосе произнесла Клара, – ну зачем их беспокоить?

– Клара, думаю, что стоит им позвонить: вдруг в этом что-нибудь поймёт Юрий Владимирович.

– Ты думаешь?

– Не, я пока ничего не думаю, но считаю, что так будет лучше.

– Хорошо, – сдалась Клара, – поступай, как хочешь.

Леонид позвонил Юрию Владимировичу, рассказал о происшедшем.

– Это точно было покушение? – после некоторой паузы спросил Юрий Владимирович вдруг изменившимся голосом.

– Не известно.

– А в милицию вы сообщили?

– Да, у Клары был участковый.

К Юрию Владимировичу вернулся его голос.

– Участковый! – возмутился он и попросил передать трубку Кларе. Дочь он стал наставлять никуда не ходить и упрекать её в том, что сама всё делает по дому и отказывается от чужих услуг.

– Папа, ну не могу же я всё время сидеть дома. Я думаю, это было просто хулиганство.

– Мне не важно, кто убьёт мою дочь – просто хулиган или бандит. Я хочу, чтоб моя дочь была жива и здорова.

Юрий Владимирович, привыкший к тому, что всё в его жизни отлажено, предопределено, устойчиво, вдруг ощутил страшное волнение, вызванное сразу несколькими чувствами, первым из которых был страх, страх потерять дочку Кларочку, являвшуюся предметом его отцовской гордости и постоянным источником жизненной энергии. Нельзя сказать, что Клара будила в нём воспоминания о безвременно погибшей любимой жене: образ покойной был смутен и уже не привлекателен, но сама Клара с её ясным умом, с её изысканной красивостью, с её сдержанной внутренней энергией возвышала отца и, вопреки хамству, окружающему Юрия Владимировича в жизни, держала его в рамках интеллигента, конечно в очень узком смысле этого понятия. Вторым неприятным чувством была злость, вызванная оскорблением, которое, как он считал, кто-то посмел нанести ему, покушаясь на его любимую дочку. Ну и, конечно же, в числе чувств, охвативших его, были и обида, и тревога, и какое-то ещё неопределённое чувство, которое рождается при мысли о возможной или произошедшей смерти близкого человека. Юрий Владимирович попросил Клару немедленно переехать жить к ним, но Клара отказалась и поведала отцу о своём решении переехать жить к Леониду.

Катя принимала у себя гостей – школьных подружек. Четыре девушки – Катя и три её гостьи – усаживались за красиво и богато сервированный стол, когда зазвонил телефон.

– Мама, перезвони, у меня гости, – заявила Катя в телефонную трубку и уже сделала короткий жест, чтоб опустить её на рычаг, но задержала у уха. По-видимому, то, что ей говорили, было очень важно и очень встревожило её. Вдруг она вся насторожилась, прикусила нижнюю губу, как часто делала, когда её в школе отчитывали за что-нибудь, и с трубкой в руках почти упала в кресло, стоявшее рядом. Звонила Вера Станиславовна.

– Катя, я звоню тебе уже пятый раз, где ты была? Почему у тебя отключен мобильный? Ты знаешь, что в Клару стреляли?

– Стреляли? – удивилась Катя. – Как это? Кто?

– Ой, не стреляли, а бросили в неё ножом, хотели убить, наверное, перепутали с кем-нибудь.

– Хотели убить? Когда? Как она? С ней всё в порядке?

– Да-да, не волнуйся, она цела и невредима. Нож пролетел мимо, не знаю, правда ли это, но говорят, он пролетел очень близко, и если б не случайность…

– Какая случайность?

– Она как раз наклонилась котёнка подобрать. Ты же знаешь, какая она у нас жалостливая, она и в детстве-то всякую дрянь в дом тащила.

– Боже! А кто нож-то кидал?

– Не известно, человек какой-то из-за дерева.

– Она видела его? Запомнила?

– Не знаю, кажется, видела. Ты, Кать, не ходи к ней, я боюсь, может, это вас перепутали.

– Мама, ты в своём уме? Ты хочешь сказать, что хотели убить меня?! Да кому это нужно!

– Катёночек, успокойся, я просто хотела сказать, что вас могут перепутать, ведь вы похожи, и вместо неё нечаянно убить тебя.

– Мама, какая чушь! А ты уверена, что Клару хотели убить? Да кому это нужно! А потом, сейчас убивают другими способами: стреляют, устраивают аварии, поджоги – ну не ножом же! Это просто бред!

– Да, да, но ты держись от неё подальше, тем более что она переезжает, а может, уже переехала жить к своему профессору.

– Да? Пожалуй, это правильно. Ну ладно, мам, я тебе ещё перезвоню. Пока.

Измайлов Леонид Алексеевич жил в доме, напротив которого находилось здание службы налоговой полиции, в которой работала Клара. Уже неоднократно Леонид просил Клару переехать к нему, но Клара отказывалась, желая сначала сочетаться с ним законным браком. И всё же, невзирая на то, что планы нарушились и причина её переезда была не радостной, своему переезду Клара была рада, ведь теперь она могла каждый день быть со своим Лёней, знать, как он, что, быть уверенной, что с ним всё в порядке. Ничего глобально не меняя, умелыми лёгкими штрихами Клара внесла в жильё Леонида мягкость и уютность. Котёнок, названный по совету участкового милиционера Спасом, придал жилью Клары и Леонида особую домашность.

Соседки Леонида по лестничной площадке – пенсионерка Нона Ивановна и бывшая его одноклассница Татьяна, знавшие Клару и раньше, – ничуть не удивились её переезду, но отнеслись к этому по-разному: Нона Ивановна, обрадованная появлением новой соседки, выказывала Кларе своё расположение, с радостью вступала с ней в разговоры, была приветлива, учтива; Татьяна, как и раньше, до переезда Клары, оставалась к ней суха и неприветлива. Но Кларе, знавшей от Ноны Ивановны, что Татьяна любит Леонида, были понятны чувства Татьяны, и она старалась как-то оправдать неприветливость соседки.

На работу Клара выходила за пять минут до начала рабочего дня, ведь теперь, чтобы попасть на работу, ей надо было только пересечь двор. Проверяя, всё ли в порядке, Клара по привычке заглянула на кухню, пробежала взглядом по выключателям ванной и туалетной комнат, послала Спасу воздушный поцелуй и вышла из квартиры. Лифт спустился с верхних этажей и приглашающе открылся, представляя взору Клары молодую женщину, скрывающую за маской равнодушия раздражение, вызванное прерыванием хода лифта. «Наверное, очень торопится», – подумала Клара о попутчице, приветствуя её. Женщина невыразительно ответила на приветствие Клары и стала теснить её, протискиваясь к выходу. Похоже, она действительно очень спешила. Как только дверцы лифта открылись, она нетерпеливым рывком выскочила из кабинки лифта, громко стуча каблуками, сбежала по лестнице и устремилась на улицу. Шедшая сзади Клара видела, как женщина, устремлённая вперёд, вдруг как-то неестественно остановилась, отшатнулась назад и рухнула на грязный бетонный пол между входными дверями. Голова её оказалась в подъезде. Клара, инстинктивно кинувшаяся ей на помощь, увидела нож, вонзённый в белую шею женщины, алую полоску крови, стекающую на бежевый воротничок её блузки, и её широко раскрытые глаза, взгляд которых был устремлён в пыльный потолок подъезда. Чужой, неподвластный Кларе, страшный, некрасивый надорванный вопль вырвался из её груди, ноги её стали ватными, и она инстинктивно прижалась к пыльной стене.

– Месяц назад в Бычкову Клару Юрьевну, проживающую тогда по адресу её регистрации, кидали точно таким же ножом, – докладывал майор Чередков на вечернем заседании следственной группы. – Её тогда спас случай: на дороге она увидела котёнка, нагнулась, чтоб его поднять, и нож пролетел мимо. По её описанию нож выглядел точно так же, как этот, – Александр Иванович кивнул на нож с инкрустацией, лежащий на столе. – Она утверждает, что за деревом в тот день видела человека, но описать его не может.

– Ну, сказать, кто это, женщина или мужчина, она может? – спросил полковник Стасов.

– Думает, что мужчина среднего роста.

– Ну а как хоть одет? – продолжал задавать вопросы полковник.

– Во что-то темное.

– Брюнет, блондин? – начиная раздражаться, спросил Стасов.

– Не разглядела она. Была очень напугана. Схватила котенка и убежала.

– А нож все-таки разглядела? – с явным подозрением в голосе спросил Стасов.

– Да, она его описала, он выглядел точно…

– А может, это она под впечатлением этого убийства?

– Нет, – вмешался капитан Рублёв. – Я…

– Ваша очередь ещё не дошла, – остановил его Стасов. – У вас всё? – строго спросил он майора.

– Я ещё хотел сказать, – испытывая неловкость, нерешительно заговорил Чередков, – что Бычкова Клара Юрьевна – капитан налоговой полиции. Сейчас она проводит проверку финансовой деятельности фирмы «ТАХО», занимающейся посредническими операциями. Результаты проверки нельзя назвать положительными.

– Яснее, Чередков, – потребовал полковник. – Там что, хищение?

– Нет, сокрытие налогов.

– На большую сумму?

– Да, похоже, сумма немаленькая.

– А точнее?

– Это ещё устанавливается.

Полковник нервно поморщился и снова спросил:

– У вас всё?

– Да, – ответил Александр Иванович.

– Везучая дамочка, – заметил Стасов. – Сначала котенок, теперь это. А что у вас? – обернулся он к капитану Рублёву.

– Я говорил с участковым, где раньше проживала Бычкова. Участковый Чернышёв Глеб Борисович семнадцатого июня был вызван Бычковой Кларой Юрьевной. Ножа в дереве, где его видела Клара Юрьевна, не было, но на дереве оставался свежий след. Описание ножа, сделанное Кларой Юрьевной, участковый Чернышёв записал в своём блокноте. Я снял копию с этого листа. Вот она, я зачитаю.

– Не надо, – прервал Стасов. – Дальше!

– Девятнадцатого июня Чернышёвым Глебом Борисовичем описанный нож был обнаружен у некоего Киркорова Антона Карловича, куда он был вызван его соседкой по коммуналке.

– Фамилия! – потребовал Стасов. Он требовал от подчиненных «точности, аккуратности и грамотного юридического языка». Капитан заглянул в записи.

– Кобзон Софья Лазаревна.

Сидящие за столом майор Чередков и капитан Кудинов прыснули.

– Кобзон? Я не ослышался? – строго спросил полковник.

– Так точно, – чётко ответил капитан Рублёв, – Кобзон Софья Лазаревна.

– Ну, и что не поделили Киркоров с Кобзоном? – явно испытывая удовольствие от удавшейся шутки, спросил полковник.

– Пьяный Киркоров уснул в ванной с открытым краном. Ванная переполнилась, и вода пошла через край. На стук Софьи Лазаревны Киркоров не отозвался, и она вызвала участкового.

– Так, – нетерпеливо прервал полковник. – А нож?

– Нож был в комнате Киркорова, воткнут в буханку хлеба. Он…

– Откуда он у него? – прервал Стасов.

– Киркоров объясняет, что нашёл его на улице. Шёл вечером и увидел его в дереве. Нож был ничей, он его и унёс домой.

– Когда? Дата совпадает?

– Точно Киркоров дату не помнит, но, похоже, он говорит правду.

– Похоже! Сколько раз вас учить: в нашей работе не должно быть неточностей типа «вроде», «похоже», «может».

– То есть мы даже не можем строить версии? – спросил медным голосом капитан Кудинов.

– Стройте, Андрей Владимирович, – не глядя на капитана, ответил Стасов. – Но вы должны опираться на факты, а не на какие-то там «похоже». Вам понятно, капитан Кудинов?

– Если бы были известны все факты, наша работа потеряла бы всякий смысл, —ответил Андрей Владимирович. Полковник Стасов оставил эти слова капитана без ответа и вновь обратился к Рублёву:

– Что у вас ещё?

– Я думаю, в обоих случаях действовал один и тот же человек. Вероятно, ножи из одной коллекции.

– Капитан Рублёв, думать будете потом, – раздражение полковника росло. – Сначала мы должны всех выслушать, узнать все факты, а потом уж будем высказывать свои мнения и суждения. У нас ещё не высказывался капитан Кудинов. Капитан, вам есть что доложить?

Капитан Кудинов спрятал ухмылку и начал:

– Я проверил: возлюбленный Клары Юрьевны, профессор Измайлов Леонид Алексеевич в первый раз при покушении на Клару Юрьевну был в лаборатории, там он и принял звонок от неё.

Полковник Стасов поморщился. «Принял звонок, ну прямо как заказ. Нельзя, что ли, выразиться попроще? Всегда этот Кудинов выпендривается», – подумал он, а вслух сказал:

– Но нас больше интересует второй случай.

– Сегодня он тоже был в институте, но подтвердить это пока никто не может. Бычкова не сразу ему позвонила, а где-то через час-полтора, в это время он был на кафедре. Но за час можно от дома добраться до института.

– А что, у него есть причина её убить?

– Не знаю. Сестра Клары Юрьевны Екатерина Юрьевна оба раза имела алиби. Семнадцатого июня она принимала у себя гостей – своих школьных подружек, а сегодня она была с друзьями в Суздале.