Рассказывая историю Абдуллы, конюха из Аравии (в конце первой части «Путешествия одной души», книга 1), я с удивлением обнаружила, что вначале у души была задумка прожить жесткое мужское воплощение в суровых условиях. Я так красиво рассказывала про лошадей: как замечательно у меня получается ладить с ними, как я рада результатам своей жизни. И меня снова удивило, насколько душа видит жизнь совсем с другого ракурса. Та жизнь в действительности была трудной и тяжелой, и все восторги по поводу реализации своего предназначения никак не умаляют суровых условий бедного существования в Аравийской пустыне.

С помощью этой книги мне хочется сместить фокус вашего внимания на взгляд из сознания души, видящей несомненную ценность в каждой жизни. В каких бы условиях вы ни жили, как бы тяжело и трудно вам ни было порой, необходимо уметь видеть главное. Условия, которые вас закаляют, делают сильнее, мудрее, воспринимать не как трудности и сложности, а как инструменты для того, чтобы становиться лучше. Попробуйте на любые жизненные ситуации, которые касаются вас самих, ваших близких, посмотреть глазами души, представить, как бы она восприняла всё, что с вами происходит.

– —

Ещё хочу пояснить одну из особенностей изложения историй в этой книге, которая может показаться читателю очень странной. Когда я пишу о своей душе, то говорю от её лица в мужском роде. Согласно некоторым концепциям, душа человека бесполая. Но на своем опыте работы со многими людьми я убедилась, что душа может быть как бесполой, так и обладать выраженными мужскими или женскими качествами характера. Свою душу я чувствую больше как мужскую.

Когда речь идёт о персонажах в воплощениях, то иногда я пишу от первого лица, а иногда от третьего. И часто перескакиваю с одной позиции на другую. Нарочно не стала причёсывать текст в этом отношении, чтобы показать, как происходит процесс вспоминания. При обучении студентов в Институте Реинкарнационики мы используем упражнение «в теле/вне тела», когда человек может смотреть на своего персонажа со стороны или отождествиться с ним и рассказывать от первого лица.

Воплощения могут попадаться очень разными, приятными и созвучными в данный момент или, наоборот, отталкивающими, болезненными, в которые не очень-то хочется окунаться. И даже внутри одной и той же истории это перескакивание «в тело/вне тела» происходит само собой. Позиция «со стороны» позволяет рассказывать историю, о происходящих событиях в общем. Повествование «изнутри» помогает лучше прочувствовать эмоции и состояния героев, чтобы ярче их передать слушателям и читателям.

Джи из Бомбея

После воплощения, в котором я был конюхом Абдуллой, я стал чувствовать, что товарищи посмеиваются над моим пристрастием к лошадям. А я этого и не скрываю. Мне действительно очень приятно с ними взаимодействовать, скакать верхом. В этой жизни я тоже очень люблю лошадей.

Душа делает передышку, оставаясь какое-то время в Мире душ. Произошел разговор с Наставником, более серьезный, чем были прежде. В этой жизни был важен момент выбора, который я сделал. Хотя, если бы я пошел по другому пути и стал разбойником, жизнь была бы лихая, яркая, но короткая. И это тоже был бы приемлемый выбор, хороший вариант. Наставник по-отечески смеётся, похлопывая меня по спине: «Я понял, ты решил растянуть удовольствие». Кто-то выпивает эспрессо одним глотком, а кто-то долго смакует даже самую маленькую чашку.

Затем я предаюсь мечтам, облачившись в воображаемые богатые арабские одежды, в руках у меня четки. Я смотрю на них и тихонько вздыхаю, представляя, как было бы приятно касаться отполированных деревянных бусин, на которых начертаны узоры. Слегка растерянно я слоняюсь без целей и задач. Так бывает, когда все задания выполнил и у тебя появляется свободное время, а ты его не планировал и не знаешь, чем заняться. Потом я подумал: «Может, заглянуть

к своим ребятам? Может, у них что-то интересное затевается – пойду, посмотрю». Стол, за которым мы обычно планируем наши жизни, – живой интерактивный стол-экран в виде большого камня с отполированной гладкой поверхностью. В нем можно видеть всё, что творится на Земле, либо просматривать свои жизни. Вокруг него сидят мои товарищи, те их части, которые присутствуют в Мире душ. Они полупрозрачные, словно находятся в полусне. Это значит, что они воплощены на Земле. И только один полностью присутствует здесь, наблюдая за тем, что происходит у ребят.

Мы обмениваемся парой фраз. Я вижу там что-то связанное с войной – воронки, вихри. Про себя ухмыляюсь: нашим экстремалам всегда нравится что-то активное, будоражащее и сейчас они там воюют. Думаю, чем мне заняться, беру книгу с полки, листаю ее. У книги интересный красивый переплет с восточным орнаментом, и мне приходит идея о воплощении Джи…

Индия, железная дорога на Бомбей. 1962 год. Худенький темнокожий мальчишка с копной кудрявых волос сидит в вагоне у окна. Никаких мыслей, в голове пусто. Он едет просто куда-нибудь, не знает, что ждет его впереди. Приехали. С осторожностью выходит из вагона и окунается в толпу. Женщины в сари, тележки, рикши – мальчуган разглядывает всё вокруг. Он неспешен, ему всё в диковинку, множество необычных запахов, людей. Он жадно всё впитывает. Видит собаку и радуется ей, словно родному существу. Хочет потрогать её, но опасается. Он бродит по узким темным улицам. Страшная женщина обращается к нему с насмешкой. Это проститутка, она подшучивает над мальчишкой. Хочется есть. Где взять еды? Вот бы сейчас оказаться в поле, но это большой город и полей рядом нет. Кто-то ест рис – у Джи живот сводит голодной судорогой!

Вот ему двадцать один год. Он работает рикшей. Сам везёт тележку на колесах. С благодарностью принимает деньги. Одет в довольно хорошую рубашку, не оборванец. Парень улыбчивый, добрый, очень контактный. Когда он проезжает по улице, люди здороваются и машут рукой. Однажды, проходя мимо одной из лавок, он видит девушку, несущую на голове хворост и пальмовые листья. Красавица смущенно опускает глаза. Она ему нравится. У Джи рождается чувство любви, совершенно потрясающее ощущение полета. Теперь она – смысл его жизни. Все его мысли о ней, как бы её встретить, увидеть. Думает о её взгляде, как привлечь к себе внимание, понравиться ей, но не решается подойти.

Однажды всё же набрался смелости и подходит к девушке. Руки сложены в приветствии. Внутри чувствуется спокойная уверенность. Он принял решение к ней обратиться, и будь что будет. Джи видит, как она смущенно опускает глаза, и это его подбадривает. Он придумал повод: просит её помочь с письмом, которое не может прочесть. У неё насмешливый взгляд, но она принимает игру и берёт письмо. Они присаживаются рядом. Она читает. Письмо от родителей. Ей очень нравится, что письмо из дома доброе и хорошее, создаёт ощущение домашнего уюта. Между молодыми людьми возникает теплая привязанность, доверие. Спохватывается – в нагрудном кармашке у него сладость, обернутая в бумагу. Он достает её и смущенно протягивает девушке в знак благодарности за помощь.

Свадьба проходит в Бомбее. Дальше вижу её уже располневшую, с ребенком на руках у их небольшого домика с простой обстановкой. В ней чувствуется раздражение и усталость. В нём тоже, так как приходится много работать, чтобы обеспечить семью. Она смотрит на него таким взглядом… Это не счастливые глаза женщины, хотя в них нет упрека. Он спешит отвернуться. В глубине души Джи есть чувство вины от того, что нет в глазах любимой женщины счастья и блеска радости, что в семье всё сложно. И хочется скорее уйти от этого взгляда, чтобы не чувствовать себя виноватым. Он уходит. Бродит один по берегу моря. Она спрашивает, будет ли у них второй ребенок. Джи не продолжает с ней отношения, так как не хочет больше детей. Это осложнит ситуацию. Его чувства к ней остыли. Не ладится между ними. Ребенку лет семь, он идет в школу. Обстановка гораздо спокойнее. Она занята домашними делами и сыном, а также выполняет кое-какую работу – проверяет тетрадки. Берёт на дом какие-то рукописи. А Джи…

Вернулось слово «свобода». А где эта свобода? Приходится работать, жить в городе, есть жена и обязательства. Он не ощущает себя свободным. Он уже более уверен в себе. Большим достатком это не назовёшь, но они живут сносно, не бедствуют. Ему тридцать пять, и у него появляются мысли о том, для чего он ехал в большой город. Он ехал за свободой, и где он сейчас? Того ли хотел? Задумывается, чего же он хочет на самом деле, доволен ли тем, что имеет сейчас. Вроде бы всё хорошо, но чего-то не хватает. Есть ощущение внутреннего поиска. Идя по улице, он пристально вглядывается в разные ситуации, внимательно смотрит, что происходит вокруг, ища знаков или возможностей, которые разорвут рутину и привнесут что-то новое в его жизнь.

Он стоит у храма с колоколом. Легонько касается его язычка, чтобы тот издал тихий звук. И в момент обращения к Богу благодарит за то, что всё хорошо. Спрашивает, что происходит, что делать ему. Он не понимает, что с ним происходит. Его это тревожит. Я вижу того, к кому он обращается. Он похож на Наставника или духа, который по-доброму посмеивается над Джи и гладит его по голове невидимой рукой, как маленького мальчика: «Ты молодец! Всё хорошо! Иди». Дух радуется тому, что Джи задаёт себе эти вопросы, ищет ответы, а не отмахивается от них.

И вот парню попадается газета с объявлениями. Требуются технические рабочие на киностудию. Он подумал: «Почему бы и нет». Это что-то совершенно новое. Он идет туда. Его задача – делать простую работу: перекатывать и устанавливать осветительные приборы – огромные лампы. Его увлекает мир, где снимается кино. Яркие костюмы, краски, музыка, танцы! Всё ему очень нравится! Он идёт домой после работы уставший, но постоянная смена картинок и впечатлений его радует.

Старый Джи сидит в кресле. Приходит сын. Он навещает отца и рассказывает ему о своих успехах. Джи смотрит на него, видит себя в юности и радуется. Он доволен своим сыном. Это дает ему чувство удовлетворения от прожитой жизни. Жены уже нет в живых. Сын беспокоится о том, как живётся отцу. Джи успокаивает его, хотя сам уже довольно дряхлый и ему сложно передвигаться. Он живет своими воспоминаниями, рассеянный. У него склероз сосудов мозга и проблемы с памятью. Он встал, куда-то пошел, отвлёкся и зовет сына другим именем, не узнаёт его. Сын расстраивается. Он понимает, что отец болен, его это очень печалит. Тут же Джи поворачивается к сыну и говорит: «А ты чего раскис-то? Всё хорошо!» – и снова ему улыбается, узнаёт его. Сын понимает, что ничего с этим не сделаешь, прощается с отцом и уходит расстроенный.

Джи ложится спать и умирает во сне. Душа вышла из тела, озирается, заглядывает себе в лицо, разглядывает всё вокруг с недоумением, словно пытаясь припомнить, где он и что произошло, что делать дальше. Я впервые вижу такой вариант ухода: появляется свечение, которое притягивает, и душа идет на этот свет. Ощущаю присутствие нескольких существ рядом и лечу на свет. Наверху встречает мой Наставник в образе сказочного индийского мудреца. Он называет меня «малыш Джи».

«Ну как? – смеется. – Ты получил свою свободу?»

«Ну да! А что, у меня была неплохая жизнь, получше, чем у многих».

Неман хохочет. Его забавляет то, что сам момент нахождения в теле уже является несвободой. И когда человек пытается искать свободу, находясь в теле, это на его взгляд забавно. Потому что свобода – это ощущение Духа самого по себе. А когда воплощаешься в теле, имеется ряд ограничений и обязательств, взятых на себя в связи с жизнью. Можно иметь свободу только в определенных рамках.

Марис: Давай посмотрим, что предшествовало воплощению, для чего оно было? Чей это был выбор? Был ли выбор?

Мы с Наставником сидим перед моей книгой жизни. Он спрашивает: «Куда ты хочешь?» У меня сразу возникает образ мальчика, который может пойти куда угодно и самостоятельно выбрать свой путь. Если он свободен, то может сделать любой выбор. Приходит вариант пойти в храм, служить в ашраме. Можно искать работу, как он и сделал, начиная с самых низов. Можно на море или на реке жить, ловя рыбу или перевозя людей. Можно наняться в работники в сельской местности и обрабатывать поля. У меня была полная свобода выбора. Я хотел посмотреть, что получится, а не планировать.

Марис: Люди, которые были близкими родственниками или друзьями в жизни, – это знакомые или совершенно незнакомые души? Или ты не согласовывал такие обстоятельства, чтобы иметь возможность попробовать, что такое свобода?

Женщина. Ее глаза и притягивающий взгляд – это был момент узнавания. Мы договорились, что она будет моей женой, но пусть будет как получится, не будем загадывать. И сын тоже. С ним очень доброжелательные отношения и очень высокая степень принятия. Но конкретных договоренностей не вижу.

Марис: Были ли какие-то активные вмешательства Наставников в жизнь во время воплощения?

Вижу момент его прихода в храм. Это не было вмешательством. Они наблюдали, так как идея была в свободе выбора. И это был знаковый момент, что он самостоятельно проснулся в тридцать пять и задумался о том, где он, что делает и чего хочет, начал искать. Наставники порадовались тому, что этот момент поиска был и что он сработал, изменил его жизнь.

Марис: Есть ли комментарии Наставников по этому воплощению?

Пришла фраза: «Свобода в душе». В том смысле, что, где бы ты ни находился в жизни и в какой ситуации, в твоей воле чувствовать себя свободной душой, свободным духом. В таком случае нужно помнить, кто ты. Тогда ты останешься свободным в любых обстоятельствах. Если ты забываешь, кем являешься на самом деле и полностью погружаешься в ситуацию, – в этом твоя несвобода. Ты сам ограничиваешь свою свободу.

Фредди с крокодиловой фермы в Австралии

Вижу мужчину, работающего на крокодиловой ферме в Австралии. Эта жизнь – противоположность предыдущей. Там я отрабатывала свободу выбора, а здесь душа хочет прожить опыт, когда человек ограничен в своей свободе, он не волен выбирать. Это заключенный, которого привезли в Австралию из Европы, он вынужден там оставаться, работая на крокодиловой ферме. Он связан по рукам и ногам законом, вывезен на другой материк, его жизнь полностью контролируется властью.

Я родился в публичном доме у одной из работающих там девушек. Повитуха, принимавшая меня, пробурчала: «Ну вот, еще один крысёныш». Моя мать безразлична и к родам, и к ребенку. Ей больше тридцати пяти, в то время это солидный возраст, поздние роды.

Детство. Я худой и несуразный. Мое имя – Фредди. Живу здесь же, при борделе. Меня используют как подсобную рабочую силу – принести воды, унести ведра, я помогаю ходить на рынок. Рано научился воровать, предоставлен сам себе, шляюсь по улицам, пробовал притворяться калекой. Пару раз полицейские оттаскали меня за уши. Иногда матери приходится выкупать меня – монетами или своими услугами, пуская в ход женские чары. Она постоянно меня упрекает: «Давай, бугай, вырастай уже!» – сил у неё остается всё меньше, она совсем дряхлая и потасканная. А я превратился в дерзкого парня, не обременённого моральными принципами, любителя выпить и наблюдать за теми, кто приходит в бордель. Мне нравится их одежда, драгоценности, но я не решаюсь воровать здесь, и меня очень строго предупреждали об этом. Иначе у борделя будет дурная слава и они потеряют клиентов. Меня это злит, ведь это самое простое.

Однажды меня на улице подзывает тип в цилиндре, помятый какой-то, с тростью. Видит, что я слоняюсь без дела – олух, которого можно использовать и подставить, если возникнет необходимость. Он решил прибрать меня к рукам, пока это не сделали другие. Приманивает сладкими обещаниями участия в деле: «У нас всё схвачено, добычу делим по справедливости». Расписывает все прелести нахождения в банде. С ними интереснее, нежели в бабьем гнезде толкаться, они всё время меня шпыняют. Соглядатаи банды получают информацию о том, что один состоятельный джентльмен будет проезжать за городом. Они знают этот тихий, безлюдный участок и решили устроить там засаду. На самом деле в банду меня не пускают, я общаюсь с этим типом и еще парой таких же олухов, как я. Они делают это нарочно, чтобы я никого не мог выдать.

Мой связной специально вырядился в полосатые яркие штаны, приклеил усики. Мне с самого начала казалось, что у него театральная, бутафорская внешность. Оказывается, этот театр – для меня, чтобы я мог описать его полицейским. Сняв же этот маскарад, он останется неузнанным. Схема такова: банда получает свой выигрыш, подставляет полиции трёх олухов, полиция находит преступников, у них дело закрыто, начальство их хвалит, они на хорошем счету. А настоящие преступники остаются вне пределов досягаемости. Естественно, всё проплачено и все остаются при своих интересах.

Я полон азарта перед засадой! Надел платок на лицо, закрыв его нижнюю часть, сверху шляпа, плащ, какое-то даже оружие дали. Я чувствую себя героем. Для меня большая радость, что я могу что-то толковое сделать, поучаствовать в настоящем деле и у меня будет настоящая доля добычи! Я не подозреваю об опасности и подставе, мне всё кажется идеально спланированным. Вот что значит «нет выбора». Когда ты оказываешься пешкой в чужой игре, но мнишь себя очень значимым.

Происходит нападение. Нам сказали без крайней нужды богатого господина не убивать. Один из подставных оказался совсем без тормозов, не удержался и резанул господина по горлу своим странным серповидным ножом. Все на него стали шипеть: «Что ты наделал? Это уже мокруха! Ты нас всех подставил!» Началась паника, все разбегаются в разные стороны. Мы мечемся по неопытности, еще не умеем заметать следы. Я спрятался неподалеку в часовне около кладбища. Подумал, что меня там не найдут. А те, которые на самом деле забрали добычу, абсолютно спокойно, без всякой суеты и паники удалились, зная, что им ничего не грозит. Их не станут искать по договоренности. Меня нашли с помощью собаки, которая взяла след и вывела на кладбище. Так же нашли и схватили тех двоих. Суд приговорил нас к каторге в Австралии. Мы плывем на корабле. Условия нечеловеческие. Руки сзади закованы, всё тело сводит, ни пошевелиться, ни расправить конечности – самая настоящая пытка. Налаженная линия, четко проторенный маршрут. Небольшое судно с заключенными, грузом и почтой.

Когда привозят заключенных, приезжают фермеры и разбирают нас – кого на сахарный тростник, кого на плантации для сельскохозяйственных работ. Меня увидел огромный рыжий мужик с бело-розовой кожей и пышными рыжими усами, в грубой одежде. Я стою на коленях, руки сзади скованы. Поднимаю лицо, глядя на него, длинные волосы, слипшиеся сосульками, усиливают мой злобный взгляд. Именно этот взгляд и привлек его внимание. Он забрал меня и еще четверых на свою крокодиловую ферму.

Когда мы прибыли, я увидел загон, где живут в воде крокодилы. Он просто кишит ими. Есть загон для маленьких. Хозяин рассказывает, что влияет на их кожу. Кожа огромных старых самцов крокодилов, у которых грубые толстые наросты, идет на панцири и другие серьезные изделия. А кожа молоденьких крокодильчиков более тонкая, нежная, совсем светлая, бывает разных цветов. Крокодиловое мясо тоже используют, местные едят. Работа опасная. Мы постоянно находимся под надзором в одной клетке с этими монстрами. Нельзя зевать ни минуты – или окажешься в пасти чудовища. Они не нападают часто, но возможность такая всегда есть, поэтому надо быть очень аккуратным. Не знаешь, что придёт в голову этим зверюгам. Я нахожусь в постоянном напряжении, всегда начеку, в состоянии охоты и обороны, это очень заводит. Это сделало меня самого резким, агрессивным. Я сам стал похож на крокодила, и мне нравится их убивать, давая выход адреналину. Года два я занимался кормежкой, отловом, сортировкой, наблюдением. Только потом меня научили, как их правильно убить и разделать. Однажды у меня на глазах крокодил сожрал моего товарища – схватил его за ногу и утащил. Очень сильный, мощный крокодил – мы не смогли спасти товарища: держали его за руки, но крокодил всё равно вырвал у нас тело и утащил. Другие крокодилы тоже бросились, чтобы схватить добычу, но этот большой уволок ее в воду. Он не может расцепить пасть, чтобы обороняться от других крокодилов, ведь тогда он выпустит добычу. Вода бурлит, словно вскипая, зверюги дерутся, шлепают хвостами.

Эта работа научила меня ловкости, осмотрительности, чёткости и выверенности каждого движения. «Хочешь жить – умей вертеться» – здесь эта фраза имеет абсолютно прямое значение. Я хотел жить, и я вертелся. Голова на 360 градусов, я выживал. Я заперт на небольшой территории вместе со страшными животными. То, что приходится быть внимательным к каждой мелочи, не дает мне возможности поднять голову и увидеть своё положение – что на самом деле я в тюрьме, в заключении. Я несвободен, не могу никуда уйти или делать то, что хочется. Хозяин позволяет выпить вечером виски, иначе здесь не выдержать. Я вхожу в свою маленькую каморку, выпиваю, расслабляюсь, вытягиваюсь на нарах, и больше мне ничего в жизни не надо. Мое состояние не даёт мне почувствовать свою несвободу и ограниченность. Я забываюсь и ни о чем не думаю. У меня будто нет возможности подумать, что за пределами моего мира в жизни есть ещё что-то интересное, ценное, светлое, радостное. Иногда на ферму приходит женщина, которая скрашивает нашу жизнь, но эта связь лишена теплых эмоций.

Мне уже за сорок, я возмужал, стал сильным. Благодаря моему проворству и опыту у нас с хозяином отношения стали не то чтобы дружеские или на равных, но я стал тем, кому он доверит любое дело на этой ферме. Это не значит, что у меня есть какие-то привилегии, но, по крайней мере, я чувствую его уважение ко мне. Это позволяет мне чувствовать себя человеком, а не рабом. Я провел здесь более двадцати лет и заслужил то, что хозяин иногда отпускает меня дойти до поселка. Там есть магазин, трактир, можно посудачить с мужиками, но я неразговорчив и нелюдим, резок и грубоват, не самый приятный собеседник.

Однажды, когда я стоял с бутылкой неподалеку от трактира, какой-то приезжий парень лет тридцати решил покрасоваться. Сначала он не цеплял никого конкретно. Здесь довольно суровая жизнь, хватает возможностей показать себя – и с лошадьми, и на ферме, – нам неинтересно меряться силами с недоумком. А он новенький, видимо, в его краях так принято. Сперва я не обращал на него никакого внимания. Но парня стало цеплять то, что его игнорируют, и, поскольку я был один, угрюмый, погруженный в себя, он выбрал меня своей жертвой: «Ну чего ты, дед? Ну давай!» – оскорбительные фразы полетели в мой адрес. Я какое-то время сдерживался, понимая прекрасно, что мальчишка того не стоит, но инстинкт сработал, и мы сцепились всерьез. Я его хорошо прижал, придушив рукой. Когда он стал хрипеть и синеть, понял, что я не шучу, он струхнул, достал из сапога нож и вонзил его мне между ребер. Наблюдавшие возмутились: «Ты чего наделал? Фредди не ангел, но он наш. Он не самый компанейский парень в округе, но наш, а ты пришлый, да ещё лезешь на рожон». Парня скрутили и отправили к шерифу. Мне пытались помочь, я был ещё в сознании, но потерял много крови, начались судороги, и я умер.

Не чувствую с их стороны скорби и сожаления, это лишь неприятное происшествие. Они поняли, что мой хозяин будет очень огорчен: я был хорошим работником, на которого можно положиться. Это потеря для фермы. С другой стороны, жизнь есть жизнь, от этого не убережешься, незаменимых нет. Меня закопали в сухую красноватую землю. Человека четыре постояли, сняв шляпы, выкурили по папиросе, положили на могилу самокрутку и разошлись по своим делам. Я наблюдаю за этим сверху. У меня ощущение, что я настолько привязался к этой клетке с крокодилами, что мне трудно отсюда уйти. За мной приходят двое и говорят: «Ну, крокодилий папа, давай уже домой». Я оглядываюсь на них. Мне в этот раз сложнее переключиться с одной реальности на другую. Они смеются и шутят надо мной, в том числе и для того, чтобы помочь мне в этом. А я, как слегка контуженный, залип в этой физической жизни.

Я с ней плотно сросся, для меня как для души самые яркие моменты – это крокодилы, их шкуры на ощупь, деревянный помост, по которому я ходил, стук сапог о него, грязная жижа, кишащая крокодилами, мясо, все связанные с этим запахи, Джек Дэниелс, тоже неразлучный товарищ, такой привычный и родной, еще какое-то местное пойло. Курить очень любил. Душа уходит из этой жизни, смакуя физические ощущения, столь ценные для мужчины, которым я был. Поднимаясь наверх, я понемногу перестраиваюсь на более тонкий план. Мои сопровождающие отпускают шуточки на тему того, что я слишком сильно провонял крокодильим мясом, пойлом и куревом. Они так себя ведут, будто им брезгливо, что я такой чумазый: «Ты, парень, слишком сильно залип в этом, иди-ка очищайся». Я пока ещё не полностью вернулся сюда и следую тому, что они говорят, понимая, что им стоит довериться. Попадаю в пространство, в котором с меня уходят поверхностные наносные энергии, более плотные, как коричневые лохмотья, следы прожитой жизни, а на душе появляется отпечаток заскорузлой крокодиловой кожи, со вкусом виски и табака.

Дальше я беседую с Наставником, он спрашивает: «Зачем ты ходил, чем была для тебя эта жизнь?» – «Я познал вкус несвободы». – «А в чем была несвобода?» – «В том, что моё внимание было привязано к условиям жизни, это не позволяло поднять голову и оглянуться вокруг». Несвобода была не в том, что я был заключен на ферме, а в несвободе моего сознания. Она может быть разной. Люди привязываются к чему угодно, например к драгоценностям, вещам, животным, местам, становятся зависимыми от своих привычек и пристрастий. А свобода – это когда ты можешь выбирать, о чём тебе думать, какие принимать решения. Если ты прикован к масс-медиа, – ты думаешь так, как говорят в телевизоре, одеваешься, как показывают в журналах, следуешь тому, что модно сейчас. Это тоже несвобода, своего рода заключение. Я прожил это в жестко утрированной форме, у меня не было вариантов выбора и возможности избежать своей участи. Мне нужно было прожить этот длительный опыт от начала до конца. Он меня слегка скукожил, сделал жёстким и твёрдым, как кожа старого матёрого крокодила.

Но, как ни странно, я чувствую, что этот опыт придал силу и твёрдость моей душе. Можно сравнить молодого, лёгкого, гибкого юношу и зрелого уверенного в себе мужчину, который твёрдо стоит на ногах и благодаря пройденному опыту понимает, на что он способен, что может, чего не может, он чётко знает, чего он достоин и кто он есть. Я чувствую появившуюся в душе силу и уверенность, она понимает, на что способна и что может теперь.

Светлана: Если ты со стороны посмотришь на душу после этого опыта, изменились ли как-то ее цвет, энергии?

Этому воплощению присущи коричневые цвета: табак, виски, крокодилы, мутная вода – все картинки в коричневой гамме. И душу я тоже вижу с коричневатым оттенком, загрубевшую немножко. Ощущение твёрдости и жесткости. Мне оно нравится, поскольку я даже в погружениях замечаю, что говорю о себе в мужском роде, и бо́льшая часть моих опытов, которые мы просмотрели, мужские. Видимо, у души больше мужских качеств, поэтому мне нравится это состояние. Оно придало больше мужественности.

Я также вспоминаю запахи алкоголя и табака, который любил курить. Любопытно, что сейчас на контрасте приходят другие запахи. Я представляю, что, например, джентльмен в смокинге с бабочкой и с сигарой будет пахнуть совершенно иначе и те места, где он обитает, пахнут иначе, более утончённо. И уровень сознания людей высшего общества гораздо выше. Они чувствуют эти запахи, воспринимают и ценят их иначе, потому что это, в том числе, показатель их статуса. Для Фредди запахи – это часть грубой, осязаемой, плотной материи. Для джентльмена запахи служат лишь фоном его мыслей, разговоров, событий, происходящих в его среде. Любопытно, что одно и то же ощущение физического тела имеет разное значение и разную интенсивность в разных воплощениях. Для мужчины, у которого мозг не особо задействован, это яркие воспоминания. Для мужчины же из высшего общества, живущего на уровне ума, эмоций и сознания, они будут иметь гораздо меньшее значение. Это то, о чем моя душа думает, находясь в Мире душ. Мне было бы интересно это поисследовать.

Светлана: Какой вывод Наставник сделал для тебя в разговоре после этого воплощения? Сказал ли что-то важное?

Во-первых, он отметил, что для меня было ценным познать контраст между свободой и несвободой. В воплощении индийца Джи свобода выбора была проявлена очень ярко, а здесь была полная несвобода. Этот контраст дает мне большее понимание темы и, как следствие, больше осознанности в принятии решений как душой, так и моими персонажами в дальнейшем на основании полученного опыта. У меня есть опыт, на основании которого я могу дальше действовать немного иначе, чем до этого. Я чуть-чуть познал эти механизмы, но, конечно, не в полной мере.

Светлана: Как чувствует себя душа после того, как вернулась в пространство Мира душ и пелена опыта немного спала, когда ты пришла в себя?

Я чувствую налет взросления, который появляется на душе. Меньше и меньше становится азарта, с которым она кидалась в воплощения, когда только родилась. Сейчас становится более спокойной, взвешенной и степенной.

Светлана: Был момент, когда сопровождающие сказали тебе: «Иди, восстанавливайся после этой жизни». Где восстанавливалась твоя душа и каким образом?

Это пространство ничем не ограниченное, но по ощущениям больше похоже на сферическое, залитое белым светом. Он проходит через меня как световой душ и растворяет наносное, грубое, лохмотья астрального тела.

Светлана: Посмотри, в этом воплощении кто-то из близких или родственных душ сопровождал тебя?

Не вижу родственных душ. Самым главным персонажем был рыжий хозяин крокодильей фермы, но это не родственная мне душа, я его не знаю. Мы просто играли в «одном спектакле», но не связаны какими-либо обязательствами, у каждого были свои задачи.