Парень заметно картавил, и получилось что-то вроде «за мехтвеца». Он был молод, очень высок и чудовищно лохмат – курчавые волосы до плеч торчали во все стороны как львиная грива. Похоже, эта нелепая причёска и ввела Зебу в заблуждение.
– Зебу, извинись немедленно, – велела Селена.
Мидав переступил с ноги на ногу и, немного поколебавшись, прогудел:
– Извините. Я думал, что вы, вы…
– Выползень, – подсказал Амос.
Он ощупал разорванный ворот добротной суконной куртки и поморщился.
– Я зашью, – Селена потянулась к корзине. – Как раз иголка под рукой…
– Моё имя вам известно, – парень оглядел незваных гостей, задержавшись на Зебу, – а как величать вас?
Селена вновь повторила церемонию. Зебу она уже назвала настоящим именем – менять что-либо поздно – однако принцессу представила своей сестрой. Если Амос и вправду знает того самого магистра Гастона, о котором она столько слышала от Никласа, то ему, наверное, можно доверять, но девочка решила не рисковать без нужды. Теперь она знала, где спрячет принцессу, а, возможно, даже найдёт отца.
– Садись, Амосик, поешь, – засуетилась тётушка Луссия, беззубо улыбаясь. – И вы, – она кивнула Зебу, – уж чего там? У нас сегодня день разорванного платья, придётся его отпраздновать.
Оставалось надеяться, что нечеловеческий аппетит Зебу не возбудит ни у кого подозрений.
– Я привёз тебе новую лодку, – скинув куртку, Амос подошёл к печи, открыл чугунок, наклонился и понюхал, – а там привязана старая. Выходит, ты нашла её.
– Выходит, нашла, – старушка покосилась на Селену с тем выражением наивной мудрости, которое бывает присуще только людям, прожившим на свете много десятков лет.
Амос уселся к столу и принялся быстро есть, следуя бедняцкой привычке проглатывать пищу прежде, чем её успеют отобрать. Девочка присела рядом и тихонько проговорила:
– Отведите нас к магистру Гастону, прошу вас!
Прекратив жевать, парень отодвинул миску:
– Зачем он вам?
– Он может нам помочь. Только он, я уверена!
– Хорошо. Я отведу вас завтра.
– Сегодня, господин Амос. Завтра будет поздно!
Парень криво усмехнулся, явно приняв её слова за детскую выдумку:
– Ладно, сегодня. Но сперва зашей мою куртку, как обещала. Нельзя же являться к магистру в рванье.
За окном холодно мерцало белое пятно луны. Завтра, в первый день среднего белолуния на площади Справедливости должна состояться казнь.
Письмо
По приказу Шамшана Никлас был размещён в одном из многочисленных покоев на третьем этаже. Его называли гостем, что явно не соответствовало действительности – комнаты гостей не охраняют королевские гвардейцы. К тому же гости могут выходить из дворца, когда им вздумается, а Никласу было в этом отказано. Как ни пытался он убедить тупицу-Кассиса в том, что ему необходимо лично приобрести компоненты для снадобий, ответ был один: «Напишите, что требуется, мэтр Кариг, вам всё принесут».
После сделанного доктором кровопускания, Шамшану полегчало, и он вернулся к государственным делам.
Никлас Кариг не раз спасал человеческие жизни, но не отнял ещё ни одной. Он был врачом, не воином, однако, стоя у постели Шамшана со скальпелем в руке, всерьёз боролся с искушением уничтожить негодяя, прежде чем тот уничтожит Тарию. Его останавливала лишь мысль о мальчишке, вернее, о мальчишках, попавших в беду. И, конечно, Селена. Никлас боялся за свою дочь, и вряд ли кто-то посмел бы его осуждать.
Ночь накрыла город бархатным чёрным плащом. За окном вспыхнуло множество огней – ручных фонарей и факелов – люди пытались отвоевать у темноты малую толику света.
Никлас беспомощно опустился на кровать – непривычно мягкую, с пуховой периной и множеством подушек. Вся обстановка комнаты от камина с пилястрами из белого мрамора до пасторалей в золочёных рамах приводила его в уныние. Это была, несомненно, лучшая тюрьма Тарии, и, несмотря на кажущуюся непрочность, охранялась она лучше, чем знаменитая башня Мертвеца, где ожидали своей участи приговорённые к смерти преступники.
Шамшан о чём-то догадался, иначе, зачем бы ему понадобилось держать взаперти безобидного лекаря?! Что теперь будет с мальчиком? И куда подевался Кассис? По иронии судьбы все надежды Никласа теперь были связаны с глупым толстяком.
Кассис появился неожиданно – тихонько протиснул необъятное тело в проём и запер за собой дверь.
– Как вы устроились, мэтр Кариг? – вопросил он с обычной кривой улыбкой. – Не нужно ли вам чего-нибудь? Говорите, не стесняйтесь! Всё, что в моей власти…
– Благодарю, ваше Мудрейшество! Сказать по правде, я немного проголодался…
Кассис демонстративно засуетился. Театрально воздев к небу пухлые руки, он запричитал:
– Ах, до чего же неловко вышло! Я был так занят выполнением поручений его Величества, что совсем позабыл о вас! О вас, моём спасителе! Я немедленно, немедленно велю подать вам холодного цыплёнка и пирог с ливером. Чудесный, чудесный пирог, уверяю вас!
– Благодарю, друг мой. Это весьма любезно с вашей стороны.
– Чем ещё я могу служить вам?
Настал решающий момент. Никласу предстоял нелёгкий выбор: обратиться к Мудрейшему с необычной просьбой и тем самым подвергнуть опасности друзей или промолчать и погубить мальчишек, которых он надеялся спасти. Мгновение поколебавшись, доктор Кариг выбрал первое:
– Могу я попросить вас кое о чём?
– О чём угодно, мэтр Кариг, я – ваш должник.
Никлас достаточно хорошо знал Кассиса, и ни на миг не сомневался, что чувство благодарности ему несвойственно.
– Видите ли, ваше Мудрейшество… Я прибыл в Туф инкогнито.
Мудрейший нервно заозирался по сторонам, хотя в комнате кроме них никого не было:
– Надеюсь, речь не о политике…
– Что вы? Я и в былые времена не увлекался политикой, а уж теперь и подавно. Колбочки и пробирки занимают меня куда больше, чем дворцовые интриги.
– Тогда зачем вы здесь?
– Дело в том… Я не знаю, как сказать ваше Мудрейшество…
Никлас изобразил растерянность и, кажется, весьма убедительно. Придвинувшись поближе, Кассис заговорил шёпотом:
– Вы вполне можете довериться мне, мэтр Кариг. Я умею хранить тайны.
– Что ж, я целиком полагаюсь на вашу порядочность.
Мудрейший восторженно закивал. Интриги и тайны были его стихией, и он помимо своей воли бросался в них как оказавшаяся на суше рыба бросается в спасительную воду. Нехватка времени, однако, заставляла Никласа действовать чересчур грубо.
– Я прибыл в Туф, чтобы увидеться с женщиной.
На лице Мудрейшего отобразилось разочарование:
– Стоит ли делать из этого тайну?!
– Не стоило бы, но… Эта дама… Эта девушка… Она принадлежит к низкому сословию, ваше Мудрейшество.
– Тем более! Не вижу здесь никакого повода для секретности.
– Вы очень мудры. Я и сам решил бы так же, если бы не одно обстоятельство…
– Что за обстоятельство? – Мудрейшего вновь охватило любопытство. – Говорите же! Я обещал помочь, и сдержу обещание.
– Эта девушка – служанка, ваше Мудрейшество. Её госпожа – очень взбалмошная дама. К тому же она магичка.
– Вы верите в магию?! – фыркнул Кассис, презрительно поджав толстые губы.
– Я могу верить или не верить, ваше Мудрейшество, но жизнь этой девушки столь дорога мне, что я вынужден скрывать наш роман от этой дамы из соображений безопасности.
Кассиса явно утомило долгое пребывание на ногах. Во время разговора он всё пытался привалиться к стене, и в результате незаметно сполз на кровать:
– Эта проблема решаема, мэтр Кариг. Не спрашиваю, какое дело этой дамочке до вас и служанки, должно быть тут замешана ревность, но, если она чересчур вас донимает…
– Нет, нет, – испугался Никлас, – я вовсе не желаю ей ничего дурного, я лишь страшусь, как бы она не узнала о чём-то. Не получив от меня вестей, Лиа может разволноваться и выдать себя.
– Чего же вы хотите?
– Если бы я мог увидеть её…
Растерянно-слащавая физиономия Кассиса вновь приобрела суровое выражение:
– Вы не можете, мэтр Кариг!
– Если мне не дозволено выходить из дворца, то, возможно, ваши люди могли бы доставить её сюда?
– Мои люди могут доставить сюда хоть королеву-регентшу Миравии, – самодовольно заявил Кассис, – но я получил от его Величества вполне конкретные указания на ваш счёт.
– Значит, я – ваш пленник?
– Вы – наш гость, мэтр Кариг. Так не злоупотребляйте же гостеприимством!
– Что ж, благодарю, что выслушали, ваше Мудрейшество. И прошу простить за то, что имел наглость полагать, будто жизнь бедной девушки имеет какое-то значение.
– Я велю подать вам пирог.
– Прошу, не утруждайтесь. Мне больше не хочется есть.
Краем глаза Никлас наблюдал за своим тюремщиком. В душе Кассиса происходила борьба, и только далёкий от политики человек счёл бы её борьбой между долгом и благородным порывом. То была борьба между долгом и любопытством. Наконец, любопытство взяло верх:
– Что же эта девушка? Должно быть, хорошенькая?
– Как ангел, ваше Мудрейшество.
– Я так и думал. Ладно, мэтр Кариг, ради нашей давней дружбы я помогу вам. Но не просите меня устроить встречу со служанкой, это решительно невозможно! Мы поступим так: вы напишете девице письмо, а я передам его.
– Вы будете столь любезны, что согласитесь отправить слугу с запиской?
Кассис одарил Никласа слащавой улыбкой, продемонстрировав щель между передними зубами:
– Разве я могу доверить абы кому столь важное дело? Будьте покойны, я передам его лично.
Никлас отвернулся, чтобы скрыть радость – всё вышло лучше, чем он мог вообразить. Ему оставалось составить письмо. Задача осложнялась, во-первых, тем, что адресат не был обучен грамоте, а во-вторых, тем, что Кассис Мудрейший грамоте обучен был, и, конечно, намеревался сунуть нос в записку пленника.
По приказу Кассиса слуга принёс бумагу, перо и чернильницу. Придвинувшись к бюро, Никлас немного поразмыслил и принялся писать острым неразборчивым почерком:
Моя дорогая Лиа!
Это письмо предаст тебе мой друг, у которого я имею удовольствие гостить. К великому сожалению, срочные дела задержали меня в дороге, лишив возможности увидеть твоё прекрасное лицо. Больше всего на свете желал бы я, дорогая голубка, прогуляться с тобою по ярмарочной площади этим вечером, но, увы, моим чаяниям не суждено сбыться. Надеюсь, повар более не досаждает тебе, ибо, если это так, я найду и убью его, где бы он ни был! Прошу, будь осторожнее, не доверяй своей госпоже!
Твой преданный друг, Н.К.
Закончив писать, доктор Кариг свернул листок и предал его Кассису. Тот взял письмо, рассеянно оглядел его и сунул за пазуху. Никлас нисколько не сомневался, что в следующий раз Мудрейший достанет его лишь в присутствии Шамшана.
Теперь оставалось надеяться только на удачу, потому что всё от него зависящее доктор Кариг уже сделал.
Никлас ошибся – его Мудрейшество прочитал письмо прежде, чем успел дойти до королевских покоев. Благо лестница хорошо освещалась – тут горели десятки свечей в изящных бронзовых канделябрах. Кассис помнил, как погасили все свечи в день убийства бывшего короля. Тогда здесь стояла непроглядная темнота.
Содержание письма Мудрейшего не заинтересовало. Да и не было в нём ничего особенного – обычное воркование влюблённого, не более, но показать записку королю всё же стоило.
Несмотря на поздний час, его Величество Шамшан Первый всё ещё был на ногах. К удивлению Кассиса, охрана, дежурившая на лестнице, его не пропустила. Ещё более странным выглядело то, что кроме королевских гвардейцев здесь было ещё несколько человек в серых плащах без каких-либо опознавательных знаков и глубоких чёрных беретах. Все они были вооружены алебардами, у двоих видели на поясе короткие мечи.
Уверенный в том, что запрет на посещение касается других, а вовсе не его самого, Кассис обошёл охрану, спустился в подвал и вновь поднялся наверх по другой лестнице. Обычно тут ходила только прислуга, и лестница охранялась хуже основной. Так было и на этот раз – на третьем этаже дежурил только один гвардеец. Кассис знал юношу в лицо, но не помнил его имени. Охранник преградил дорогу:
– Прошу простить, ваше Мудрейшество, но мне не велено никого пропускать.
Кассис улыбнулся своей сладчайшей улыбкой:
– Меня ждёт его Величество. Хорошо ли заставлять его ждать?
Юноша растерялся:
– Я не получал приказа…
– Ты получаешь его сейчас.
– Но, если я пропущу ваше Мудрейшество, меня накажут.
– Не говори ерунды! Его Величество самолично велел мне явиться.
По-прежнему терзаемый сомнениями страж всё же не решился перечить, и, воспользовавшись его замешательством, Кассис уверенно двинулся в сторону королевских покоев. Теперь настал его черёд смущаться – в приёмной не было никого, кто мог бы доложить о его приходе королю. Кассис робко приблизился к двери, и уже намеревался постучать, как вдруг услышал доносившиеся из кабинета голоса.
– Я выполнила условия договора, вы – нет! – взвизгнула женщина.
У неё был высокий переливчатый голос, в минуты волнения переходящий в визг. Ей ответил гнусавый голос короля:
– Я сделал всё, что мог, ва…
– Не надо имён!
– Прошу меня простить, сударыня. Я лишь хотел сказать, что в произошедшем нет моей вины.
– Нет вашей вины, Шамшан?! Я дала вам всё: власть, богатство, влияние, а взамен хотела получить лишь ничтожную услугу. И что же? Где то, что мне нужно?
– Девчонка сбежала, сударыня.
Кассис прильнул к замочной скважине. Король сидел за столом, лицом к двери. Его взгляд как обычно не выражал ни смятения, ни беспокойства. Разглядеть загадочную даму мешал низко надвинутый капюшон невзрачного серого плаща, почти такого же какие были на людях, которых Кассис видел на лестнице. На рыночной площади эта женщина запросто слилась бы с толпой, но то, как вольно обращалась она с королём, выдавало в ней даму куда более знатную, чем можно было подумать.
– Она мне нужна, – прошипела женщина. – Найдите её, не то…
– Вы мне угрожаете?
– Я напоминаю вам, что благородный человек всегда держит слово.
– Я найду девчонку, ва…
– Посмеете назвать моё имя – и я вас уничтожу!
Шамшан рассмеялся сухим недобрым смехом:
– Я лишь хотел сказать: вам не о чем беспокоиться, сударыня.
Женщина встала, придерживая руками капюшон. В страхе отпрянув от двери, Кассис бросился к лестнице с невероятной для его размеров скоростью. За спиной скрипнула дверь – это выходила из покоев короля загадочная незнакомка. Мудрейший трясся от страха. Если король узнает, что он подслушал секретный разговор, его повесят вместе с мальчишкой-конюшим. А, возможно, и раньше.
Кассис, пыхтя, выскочил на лестницу и при этом едва не сбил с ног доверчивого гвардейца. Юноша проводил его испуганным взглядом, но Мудрейшему было не до него. Сейчас ему хотелось оказаться как можно дальше от королевского дворца, и данное доктору обещание служило для этого прекрасным поводом.
Лиа «прекрасная» и её госпожа
В квартале Сов не очень-то жаловали пришлых. И днём, и особенно ночью здесь кипела жизнь, не похожая ни на безумный карнавал квартала Соек, ни на унылое прозябание Серого квартала, ни на муравейник квартала Торгового. Каждый переулок, каждое здание, да что там – каждый камень был наделён здесь особым смыслом, постичь который могли только посвящённые.
Облицованные туфом, лишённые каких-либо архитектурных излишеств дома, тесно прижимались друг к другу, невысокие арки впускали во дворы лишь пеших путников, узкие зарешёченные окна служили для обзора, не для освещения. Жители квартала Сов – учёные и те, кто обеспечивал их насущные потребности, проще говоря, слуги, научились с лёгкостью обходиться без дневного света. В их лабораториях свет был всегда, благодаря изобретённым магистром Тафелем лампам, способным аккумулировать дневной свет, чтобы отдавать его ночью.
Узнав об изобретении, покойный король Тир Двенадцатый пытался заполучить его хотя бы для личных нужд, однако столкнулся решительный отказом. Трудно поверить, но король не решился настаивать. Как и все жители Тарии он опасался той загадочной силы, которой обладали учёные. Им приписывали увлечение магией, хотя никаких прямых тому доказательств ни у кого не было, и предпочитали не связываться, чтобы не навлечь беды на свои головы.
Кассис Мудрейший имел право передвигаться по городу на лошади, но никогда этого не делал. Во-первых, ни один конь, если не считать прекрасных тяжеловозов, которых разводили кочевники Забелогорья, был не в силах везти его, не прогибаясь под тяжестью седока. Во-вторых, карета, которой он мог воспользоваться, была бы слишком заметна, а Кассис предпочитал перемещаться инкогнито. Было и в-третьих: Мудрейшему нравилось смешиваться с толпой – подслушивать, подсматривать, вынюхивать. Только так, по его убеждению, можно было первым узнавать обо всём, что делается в Туфе. Кассис не сомневался: история творится не в кабинетах военачальников и не в тронных залах, а на улицах и площадях городов.
В квартале Сов он чувствовал себя, однако, не в своей тарелке. Никаких толп, которые могли бы послужить ему укрытием, тут не было. Даже темнота не помогала – окна домов сияли так ярко, что и мостовой перепадало достаточно света. Напрямую Кассис дошёл бы от дворца до дома, где жила прелестная служанка, не успев досчитать до трёх тысяч, но он вынужден был пробираться неосвещёнными переулками, и маршрут удлинился едва ли не втрое.
Наконец, сверившись с адресом, Мудрейший остановился. Дом ничем не выделялся на фоне остальных – тот же розоватый камень на стенах, те же узкие деревянные окна с массивными решётками. Лишь кокетливые белые гардины – изящный дамский каприз – обнаруживали нежную натуру хозяйки. Совы часто занавешивали окна, хотя никто кроме них и, пожалуй, королевской семьи так не делал.
Кассис спрятался за угол. Только сейчас его посетила мысль, что прекрасная служанка, скорее всего, не выйдет на улицу. Конечно, Совы получили своё прозвище не только за мудрость, но и за приверженность ночному образу жизни, а потому хозяйка вполне могла отослать девушку с поручением и после захода солнца, но всерьёз рассчитывать на это было глупо.
Кассис уже собирался повернуть назад, когда на стену противоположного дома выползла тень. Девушка двигалась на удивление тихо – только лёгкий шорох юбок и мягкое постукивание каблучков выдавали её присутствие. В одной руке незнакомка несла прикрытую тряпицей корзину, другой придерживала сползающий капюшон.
«В какое странное время мы живём! – подумал, глядя на неё, Мудрейший. – Каждая простолюдинка теперь корчит из себя знатную даму – прячет лицо точно королева». В том, что перед ним служанка, а не госпожа, Кассис ни на мгновение не сомневался. Совы ходят только в чёрном, так что улицы квартала при свете дня кажутся захваченными стаей ворон.
Девушка тем временем подошла к тяжёлой дубовой двери, отцепила от пояса ключ и принялась ковырять им в замочной скважине.
– Лиа! – окликнул её Мудрейший, выступив из тени. – Меня прислал мэтр Кариг.
Девушка вздрогнула, выронила ключ и обернулась. Капюшон соскользнул, открывая лицо и пепельные волосы, собранные в тугой пучок не затылке. Кассис едва подавил вздох разочарования. Назвать служанку красавицей мог лишь слепой или безнадёжно влюблённый, что, в сущности, одно и то же. Девушка была белокожей, белобровой и, казалась начисто лишённой ресниц. Короткий широкий нос, птичий подбородок и оттопыренные уши тоже не придавали её лицу благородства. Никому и прежде не доверявший Кассис, в очередной раз поклялся больше не принимать чужих слов на веру.
– Меня прислал мэтр Кариг, – повторил он.
– Мэтр Кариг? – девушка попятилась.
– Совершенно верно, дитя моё, – Кассис постарался придать голосу обычную сладость и вытащил из-за пазухи бумагу. – Вот письмо.
– Письмо? – служанка заозиралась по сторонам, точно готовилась обратиться в бегство.
– Письмо, – Мудрейший начал терять терпение. – Вы ведь его ждали, не так ли?
Девушка затрясла головой:
– Я не ждала никакого письма.
– Я не о письме, – Кассис говорил мягко, точно убеждал в чём-то неразумное дитя. – Вы ждали мэтра Карига.
– Мэтра Карига? – повторила Лиа.
Неожиданная догадка посетила Кассиса: девчонка была дурочкой. Ещё раз подивившись странному выбору лекаря, он сунул служанке письмо и, даже не взглянув на неё, скрылся в переулке. Пожав плечами, девушка отыскала обронённый ключ, положила письмо в корзину, открыла дверь и вошла в дом.
Тесная прихожая освещалась лишь редкими лучами, пробивавшимися из-под двери на втором этаже, но Лиа прекрасно ориентировалась тут и в полумраке. Она работала в этом доме без малого пять лет и знала наперечёт все ступеньки скрипучей лестницы, все доски на полу, все крючки и полочки. Хозяйка запрещала ей делать уборку только в кабинете. Там было много интересного: неведомые пузырьки, баночки, пучки сухих растений, но особенно Лию занимали сложные конструкции из пружин, тросов и блоков, под которые была отведена добрая половина комнаты.
– Лиа, где мои шестерёнки? – крикнула хозяйка из-за двери.
– Несу, госпожа, – скинув башмаки, девушка подхватила корзинку и помчалась наверх.
Ноги в шерстяных чулках скользили по отполированным ступенькам. Встав слишком близко к краю, Лиа поскользнулась и полетела в низ. Приземлившись, она больно ударилась о дощатый пол и, что ещё хуже, выронила корзину. Винтики и шестерёнки рассыпались по полу, а некоторые – закатились в щели, откуда их теперь было не достать.
Дверь на втором этаже распахнулась, и на лестнице показалась хозяйка. Лиа не знала значения слова «безупречный», чувствовала, что её госпожа была именно такой: без единого изъяна, без крошечной червоточинки – само совершенство. Девушка никогда не спрашивала хозяйку о возрасте, но нехитрые подсчёты позволили установить, что ей было лет двадцать пять – двадцать семь, не более. Сегодня госпожа Вилла выглядела так же прекрасно, как и в любой другой день. Наглухо застёгнутая чёрная мантия совпадала по цвету с небрежно рассыпанными по плечам волосами, широко распахнутые зелёные глаза в обрамлении пушистых ресниц напоминали глаза ребёнка.
Окинув прихожую взглядом, Вилла заметила растянувшуюся около лестницы служанку. Её большие глаза распахнулись ещё шире:
– Лиа, ты ушиблась? Сколько раз я запрещала тебе ходить по лестнице без обуви?!
Она сбежала вниз и бережно подняла служанку. Лиа расплакалась:
– Я рассыпала шестерёнки, госпожа!
Снисходительно улыбнувшись, Вилла принялась собирать винтики с пола. Лиа помогала, то и дело потирая ушибленный зад. Вдруг хозяйка подняла выпавшее из корзины письмо:
– Токарь передал мне записку?
–Нет, госпожа, – Лиа протянула руку, чтобы забрать письмо, но Вилла, похоже, не собиралась возвращать его.
– Это мне? – она с любопытством смотрела на листок, но разворачивать не торопилась.
– Нет, госпожа, – повторила Лиа. – Это письмо для меня.
Хозяйка взглянула на служанку так, будто девушка сообщила, что Земля покоится на трёх китах посреди Великого океана.
– Я четырежды пыталась научить тебя читать, но тогда ты не освоила и половины букв. Выходит, ты втайне от меня обучилась грамоте?
Лиа залилась краской:
– Я по-прежнему не умею читать, госпожа Вилла.
– Ты не умеешь читать, но кто-то пишет тебе письма? Я ничего не понимаю.
– Это мэтр Кариг, госпожа. Он передал мне письмо.
– Никлас Кариг? Похоже, ты что-то напутала. Должно быть, оно адресовано мне или магистру Гастону.
Лиа неожиданно заупрямилась:
– Тот господин сказал, что оно для меня.
– Я могу прочесть его? – Вилла, похоже, начинала терять терпение.
Служанка неопределённо пожала плечами, и госпожа приняла этот жест за выражение согласия. Пока она читала про себя, Лиа не сводила глаз с её прекрасного лица, силясь угадать содержание записки.
– Ты сказала, его передал какой-то господин? – Вилла аккуратно свернула письмо и сунула его в рукав.
– Очень толстый господин с такой ужасной улыбкой. У него ещё дырка между зубами.
– Где ты его встретила?
– Здесь, около дома.
– Он назвал тебя по имени?
– Да, госпожа.
Вилла кивнула, точно ожидала именно такого ответа. Её нынешнее выражение лица было хорошо знакомо служанке. Оно означало, что хозяйка чем-то заинтересована, а, возможно, даже обеспокоена.
– Что там написано? – прошептала Лиа, потупившись.
– Мэтр Кариг хотел бы прогуляться с тобой по рыночной площади, – отмахнулась хозяйка.
Её мысли, несомненно, были заняты чем-то более серьёзным, чем несостоявшаяся прогулка.
– Не могли бы вы… – замялась Лиа. – Я бы хотела… забрать письмо.
– Зачем? – Вилла подняла на неё рассеянный взгляд. – А, впрочем, забирай. И принеси мне плащ, я отлучусь ненадолго. Да, чуть не забыла: сними эти отвратительные шторы. Видеть их не могу!
Кассис Мудрейший не был бы собой, если бы, расставшись с девчонкой, тотчас отправился восвояси. Утратив интерес к служанке, он заинтересовался госпожой и даже решил при первой же возможности приставить к дому соглядатаев.
Пораскинув мозгами, Мудрейший пришёл к выводу, что служанка Лиа слишком ужасна для увлечения Никласа Карига. Значит, письмо было адресовано не ей, а её госпоже. Теперь хозяйка дома с белыми гардинами стала главной целью его охоты.
Кассис как раз осматривал переулок, соображая, где лучше расставить шпионов, когда из дома вышла женщина. Не безобразная Лиа, другая: высокая, стройная, в чёрном плаще до пят. Это могла быть только Сова.
Мудрейший, пыхтя, отскочил в тень. Женщина двинулась вперёд стремительной танцующей походкой. Кассис бежал следом. Он не мог передвигаться так быстро, к тому же был вынужден соблюдать осторожность, а потому едва не потерял след Совы в тёмных переулках.
Мудрейший устал. Его тучное тело больше не желало повиноваться воле хозяина. Выйдя на площадь, Кассис остановился и огляделся по сторонам. Женщина исчезла.
Мимо него, переговариваясь полушёпотом, прошли двое мужчин в чёрных Совиных мантиях. Поравнявшись с Мудрейшим, они выразительно переглянулись – он явно привлёк внимание своей непохожестью на здешних обитателей. Какая-то тень мелькнула под аркой и снова скрылась за углом. Кассис бросился следом.
Ему оставалось сделать всего несколько шагов, чтобы вновь увидеть преследуемую, когда рядом взметнулось что-то чёрное. Охнув от неожиданности, Мудрейший и отступил в сторону. Он мог поклясться, что видит невозможное: женщина с развевающимися чёрными волосами летела над землёй. Завопив, Кассис бросился наутёк. Удирая по тёмным переулкам, он ещё долго слышал за спиной зловещий ведьмин хохот.
Вилла смеялась точно умалишённая. Невысокий седовласый мужчина с ямочкой на подбородке, одетый в Совиную мантию, разливал чай в маленькие чашечки из розового фарфора, поглядывая на неё с нескрываемым восхищением.
– Видел бы ты его, Гастон! – девушка попыталась взять блюдце, но тотчас опустила его, давясь хохотом. – Как он орал! Разбудил всю улицу!
– Кто в нашем квартале спит в такой час? – Гастон улыбнулся мягкой сдержанной улыбкой. – Только, боюсь, ты напрасно играешь с огнём, дорогая.
– Думаешь, мне стоит бояться этого слизняка Кассиса? – фыркнула Вилла.
– Этот слизняк – один из самых опасных людей Тарии. Он не узнал тебя?
– Он видел меня всего однажды. К тому же я так эффектно появилась… А ты говорил: мои прыгунки – детская забава.
Гастон внезапно посерьёзнел:
– Твои прыгунки – чудесное изобретение, дорогая. Я всегда считал тебя самой талантливой из своих учеников…
–… после Никласа Карига.
– Да, после Никласа.
Вилла перестала смеяться:
– Я как раз хотела поговорить о нём.
– О Никласе? Ты с ним виделась? Почему он не зашёл ко мне?
Девушка покачала головой. Теперь её лицо было серьёзным и сосредоточенным. От детского веселья не осталось и следа, и Вилла стала казаться намного старше, почти ровесницей своего учителя.
– Я давно его не видела, но сегодня моя служанка получила письмо.
Лицо магистра вытянулось:
– Письмо от Никласа? Ты в этом уверена?
– Абсолютно. Я знаю его руку.
– Зачем Никласу писать твоей служанке?
– В том-то и дело, что незачем. Лиа даже не умеет читать.
Лицо Гастона вновь стало невозмутимым:
– Возможно, это не наше дело, дорогая…
– Мне показалось, ему нужна помощь…
––Если бы ему была нужна помощь, он пришёл бы ко мне, а не писал письма твоей служанке, разве нет? Или… Это как-то связано с Кассисом?
Гастон подался вперёд, будто намеревался добровольно получить горькую пилюлю. Вилла осторожно коснулась его руки:
– Письмо принёс Кассис.
От сдержанности магистра ничего не осталось. Он вскочил и принялся шагать по комнате, заложив руки за спину:
– Где письмо?
– Лиа захотела оставить его себе, – улыбнулась девушка. – Но я запомнила дословно. «Моя дорогая Лиа! Это письмо предаст тебе мой друг, у которого я имею удовольствие гостить. К великому сожалению, срочные дела задержали меня в дороге, лишив возможности увидеть твоё прекрасное лицо. Больше всего на свете желал бы я, дорогая голубка, прогуляться с тобою по ярмарочной площади этим вечером, но, увы, моим чаяниям не суждено сбыться. Надеюсь, повар более не досаждает тебе, ибо, если это так, я найду и убью его, где бы он ни был! Прошу, будь осторожнее, не доверяй своей госпоже! Твой преданный друг, Эн Ка».
Гастон остановился, в изумлении глядя на свою ученицу:
– Похоже на любовное послание. Кстати, сколько раз ты прочитала его, прежде чем запомнить?
– Только единожды. Помнится, ты всегда хвалил мою память. – Вилла любила удивлять учителя, его похвала значила для неё куда больше, чем дипломы всех университетов мира. – Но, Гастон, это вовсе не похоже на любовную записку.
– На что же это, по-твоему, похоже?
– На зашифрованный текст. У Никласа прекрасный слог, ты сам говорил, а это «дорогая голубка» звучит чудовищно.
Гастон задумчиво обхватил руками чайник и, похоже, остался недоволен его температурой.
– Карли! – позвал он. – Поди сюда и принеси нам кипятка.
В комнату бесшумно впорхнул низкорослый упитанный юноша. Казалось, у него вовсе нет шеи, а голова, увенчанная смешным каштановым ёжиком, крепится прямо к плечам. Карли засуетился у стола, доливая кипяток и выкладывая на блюдо круглые заварные пирожные.
Магистр Гастон вытащил из ящика пучок зелёных перьев:
– Вот что, Карли, сейчас ты отправишься к известным тебе господам и передашь каждому из них по пёрышку.
Слуга тотчас оставил свои хлопоты, спрятал перья во внутренний карман, поклонился и вышел, плотно закрыв за собой дверь.
– Давненько ты не присылал мне пёрышек, – усмехнулась Вилла, отправив в рот пирожное.
– Собрания теперь опасны, – Гастон запер ящик на ключ, а после подёргал за ручку, проверяя, достаточно ли хорошо он закрыт. – Не думал, что мы возобновим их, но ради Никласа… Он пишет, что гостит у Кассиса. Кассис – правая рука Шамшана. То есть наш друг задержан узурпатором. Возможно, он в тюрьме.
– Не думаю, – смахнув с подбородка крошки, Вилла потянулась за вторым пирожным. – Кассис лично принёс письмо.
– Возможно, это ловушка.