Buch lesen: «Плюш и Ко», Seite 12

Глава 25

– Мы катались меньше часа! Какое еще кафе? – протестовала Сидни.

– А где Люк? Запропастился с самого начала. – фыркала Пэт. – Если не хотел проводить время с нами, то мог бы вообще не приходить.

– Как раз его набираю. – Глен приставил к уху телефон.

– Не надо. Я вижу его. – радость, которая искрилась в глазах Сидни, моментально улетучилась. Она указала рукой в толпу, а сама отвернулась, прикрыв ладонью глаза. Глен, Пэт и Зум-Зум устремили свои взгляды влево, и не сразу заметили Люка, который, развалившись дохлым осьминогом, сидел на полу, прислонившись спиной к бортику. Вокруг него столпились люди, мужчины хлопали его по лицу, женщины тянули за одежду, судя по всему, они пытались поднять на ноги пьяное тело, разумеется, у них ничего не выходило. В этот момент туда подошел низенький крепыш-администратор, который с гневным видом тыкал в телефон толстым пальцем.

– Черт! – Глен побежал к Люку.

– Ты товарища своего уноси сейчас же. Это безобразие! – тут же принялась отчитывать его маленькая женщина.

– Развелось же…

– И куда смотрят родители?!

– Конечно, общественное место! – подхватила другая.

– Извините. Извините. – только повторял Глен, закидывая на плечо друга.

К нему на помощь поспешила раскрасневшаяся от стыда Сидни: ей и раньше приходилось таскать на себе Люка, и всякий раз она сгорала от стыда перед людьми, она пыталась не думать о том, что среди толпы окажутся ее знакомые или, что хуже, одноклассники. И уж совсем не хотела думать, что кто-то сердобольный снимет это все на телефон и выложит в сеть. Она перекинула вторую руку Люка через свою шею, и они потащили к выходу недвижимое тело.

– Стоять! А коньки!?– заголосил администратор.

Не мало времени и сил ушло, чтобы разуть Люка. В какой-то момент он начал брыкаться и махать руками, один раз попал Сидни по лицу, а когда на него попытались надеть его же сапоги, по лбу коленом получил и Глен.

– План такой, – начал Глен, когда они, наконец-то, выволокли Люка на улицу, – сейчас вызовем такси, я отвезу его домой, благо ключи у него в кармане звенят. Вы найдите место, где можно посидеть и согреться. Я занесу этого синяка и вернусь к вам.

– Не было печали! – бурчала Пэт, вышагивая позади. – Откуда он вообще достал выпивку? Там не продают алкоголь! Устроил цирк. Позорище какое!

– Думаю, он принес его с собой. – Заключила Зум-Зум. – Поэтому он и пропал сразу, как пришел.

Сид молчала до самого приезда машины. Чтобы втиснуть в салон Люка, Глен с Патрицией тянули его с одной стороны, Сидни и Зум-Зум пихали с другой стороны, охреневший водитель бегал вокруг них и ругался самыми крепкими словами. Когда машина выехала на дорогу, девчонки вздохнули с грустным облегчением.

– Что это у тебя на лице? – Зум-Зум приблизилась к Сид.

– Люк. Не осторожно. – Сид ощупала припухшую скулу.

– Пойдемте ко мне. Приложим лед к твоему лицу. Да и Глену будет ближе туда добраться. – Предложила Зум-Зум.

–Алле! – Патриция развела руками. – Зима на дворе! Снег приложи.

– Знаешь, Пэт, тебе идти не обязательно. Мне вообще нет до тебя дела. А вот Сидни мазать грязный снег с обочины на рану я не позволю! Мы идем ко мне, и точка!

Зум-Зум звучала так повелительно, что сам Чингиз Хан, будь он здесь, не осмелился бы спорить с ней, да и у самой Сидни пропало всякое желание продолжать гуляние. Всю дорогу до дома Пэт шла позади. Она набрала Глена бессчётное количество раз, а он так и не взял трубку. Путь домой занял у них час времени, обувь у всех троих промокла, и как только они ввалились в квартиру, то поскидывали сапоги и окружили обогреватель.

– Сейчас чай поставлю, вы присаживайтесь пока. – Зум-Зум ушла на кухню.

– А где твои родители? – спросила Сидни.

– Они ушли на день рождения. Когда придут, неизвестно. – кричала Полин через коридор. – Хотя они не любят посиделок, полагаю, что скоро вернуться.

– Ой, и не зачем так орать. – шипела Патриция.

– А у вас миленько. – кивала Сид, огладывая квартиру. – Чисто. Как водится, все познаётся в сравнении. У нас бардак никто не разбирает, он только копится и копится, если вырастет еще немного, то я уже в комнату не зайду.

– Так чего ж ты ждешь? Руки, наверно не отвалятся. – сказала Пэт.

– Глен точно так же сказал, когда приходил. – засмеялась Сид.

– Что? Глен бывает у тебя в гостях?

Будь Патриция змеей, то скорее всего завязалась бы в узел от гнева – ее тело вдруг согнулось, она затопала ногами, а ее руки двигались в кошмарном танце. Сидни стояла к ней спиной и не заметила, как в безмолвном крике растянулся ее красный рот.

– Да, раньше заглядывал чаще, – Сидни разглядывала красивую шкатулку из розовых бусин, – потом появилась Зум-Зум со своими тренировками, потом ты… Раз в месяц заглядывает, не чаще. Зум-Зум, а что это за прелестная вещица? Шкатулка сшита из бус?

– Погоди, погоди! Сид, и ты только сейчас мне об этом говоришь?! – Пэт встала в позу.

– Чего? – оторопела Сидни.

– И чем вы занимаетесь? Просто интересно. – голос Патриции всегда становился визгливым, когда она сердилась.

– Сплетаем наши тела в страстном любовном акте, разумеется. – Засмеялась Сид, она все еще не видела, как сжались кулаки Патриции, как раздулись ее ноздри. – Ой, брось. Мы болтаем. Ты не поверишь, но у нас найдется сотня тем для разговоров. Мы же друзья, вроде как.

Сид обернулась и вздрогнула – Пэт стояла в десяти сантиметров от нее, красное лицо покрылось испариной. И не известно, что случилось бы дальше, если бы не раздался звонок в дверь. Это явился Глен. Он был раздет до рубашки, его свернутая в комок куртка была вымазана грязью, только когда он плюхнулся на пуфик в прихожей, Зум-Зум заметила, как он вымотан.

– Глен, ты пришел! – Пэт кинулась ему на шею и поцеловала. – Фу! Что за вонь?!

– Блевотина. – равнодушно ответил он.

– Твоя? – отшатнулась Патриция.

– Люка. Этот гад уделал всю машину, и мне пришлось доплачивать. Я отдал все свои деньги! Поэтому извините, девчонки, в кафе сегодня мы уже не пойдем. Лестница у подъезда была очень сырой и скользкой, черт меня дернул снять куртку и подложить под эту свинью! Пока я расплачивался с таксистом, Люк… Этот..

– Мда, отличного парня ты выбрала, Сидни. – ухмыляясь, процедила Пэт.

Зум-Зум принесла из гостиной вязанный плед:

– Ты наверно очень замерз. Держи. Зеленого чая?

Глен выпрямился во весь свой немалый рост, подскочил к Зум-Зум, и подставил широкую спину, она хихикая накинула на него плед и легко подтолкнула в кухню. И вот сейчас Сидни увидела, каким может быть лицо ревнующей Патриции.

– Рожу проще. – бросила Сид в полголоса. – Ты похожа на жопу скумбрии.

Патриция на кухню зашла последней, пока ее трясло от злости в прихожей, троица уже успела разбрестись по кухне и занять места. Сидни прислонилась плечом к окну, задумчиво гладила пальцем ручку кружки, Зум-Зум сидела на деревянном стуле в углу у буфета, Глен сел на полу, сложив ноги по-турецки. Патриция скрестила руки на груди и осталась стоять в дверях, полагая, что ее вид скажет всё за нее.

– Зум-Зум, там шкатулка стоит на полке, просто прелесть. Откуда она? – опомнилась Сид.

– Это я сделала. – пожала плечами Зум-Зум. – Нравится?

– Очень! Выглядит шикарно. Научишь меня?

– Легко. – кивнула Зум-зум. Она еще хотела сказать что-то, как ее перебила Пэт.

– У нашей Зум-Зум столько талантов. И спорт, и бисероплетение, и блоги она ведет, и шьет с утра до ночи. Когда же ты все успеваешь? – Пэт, как злобная паучиха, перебирала тонкими пальцами в воздухе.

– У меня появилось много свободного времени. – смело ответила Зум-Зум. – С того дня, как со мной перестала общаться моя лучшая подруга, я поняла, что в мире найдется сто тысяч удивительных ремесел для меня. Это же лучше, чем сплетничать у людей за спинами и поливать их помоями.

Повисло тяжелое молчание.

– Так ты занялась рукоделием? – Глен решил перевести разговор в другое русло.

– Пробую всего понемножку. – Кивнула Зум-Зум. – Иногда накатывает странная потребность сделать что-то руками, ничего не могу с собой поделать, и тогда я сажусь за швейную машину, например. Когда заканчиваю, так легко становится. Наверно я нашла для себя способ снимать стресс.

– У меня с мылом такая же история! – всплеснула руками Сидни. – Бац! Посреди урока или дома резко возьми…

– Ага, это все чудесно, конечно. Только на долго ли это? – оборвала Пэт, глядя в пол. – Назови хоть что-то, что ты довела до конца, Зум-Зум. Ты уже забыла свои танцы? А бассейн? Что уж там, банальную коллекцию стекляшек ты осилить не смогла.

Количество яда, сочившееся из слов Пэт хватило бы на год для всей фармацевтики мира, однако, он не оказал ожидаемого эффекта. Даже сама Зум-Зум удивилась своему спокойствию, чего нельзя было сказать о Глене. Вероятно, он испытывал стыд за свою девушку, отчего его лицо сначала залилось краской, потом позеленело, а его зад отчаянно ерзал по полу, будто его кусали муравьи.

– Начнем с того, что кружки я бросала не по своей воле, а потому что родители не в состоянии были платить за них. А что касается коллекции стекляшек, так она еще жива, я ее не забросила. Коллекционирование, знаешь ли, сроков не имеет.

– Что за стекляшки? Покажешь? – спросила Сид.

– Конечно. Пойдем в комнату.

Зум-Зум пошла к себе, следом за ней поскакала Сидни. Глен поднялся медленно, словно был прикован тяжелыми цепями к полу. Он подошел к Патриции, навис над ней, как грозовой шторм, его лицо потемнело, он схватил ее за плечо и встряхнул.

– Эй, больно! – шипела она.

– Если ты не прекратишь это, у нас с тобой будет очень неприятный разговор. – его глаза сверкали, он точно не шутил.

В комнате Зум-Зум достала из-под кровати большую картонную коробку, накрытую тканью. Она приготовилась сдернуть тряпицу, но замерла:

– Есть такая поговорка, что о вкусах спорят. Кому-то нравится пришпиливать насекомышей иголками к картону, кто-то коллекционирует банки от пива. Моя коллекция скорее всего покажется вам странной, но она мне очень нравится. Здесь собрано чуть больше сотни пустых флаконов от духов и туалетной воды.

Зум-Зум стянула ткань с коробки. Внутри россыпью лежали стеклянные флаконы, бутыльки и баночки всевозможных форм. Сидни взяла в руку увесистый стеклянный куб, поднесла к лицу. Глен выхватил из коробки три почти одинаковых пузырька, оказалось, что они крепились друг к другу тонкой цепочкой. Пэт воздержалась от участия, не потому что уже давно была знакома с этой коробкой, а в поучение Глену, которому необходимо было показать, как ее все это не устраивает.

Зум-Зум вытаскивала из коробки очередной предмет и комментировала.

– Этот из Франции, он ничем не примечателен, мне просто нравится его форма – напоминает женскую грудь. А этот из Болгарии, достался от бабушки. Она там была проездом. А вот этот мне привезла тетя из Бразилии. Он дешевый, однако самый географически далекий.

– Если я буду жить сто лет, то даже тогда не использую столько духов! – удивилась Сидни.

– Ты не поняла. Мне не нужны духи. Я собираю только флаконы.

– Вот-вот. – бросила из коридора Пэт. – Людям надо же куда-то мусор девать…

Глен сделал вид, что его девушка ничего не говорила, он пристально посмотрел на Патрицию и мягко спросил:

– Полин, а у тебя есть любимый флакон? Может быть какой-то особенный.

– Есть конечно. Вот он. – Она вынула из угла коробки баночку и протянула Глену.

Это оказался маленький круглый пузырек из желтого стекла, его горлышко было закупорено простой пробкой, такой, какой закрывают винные бутылки, но сама емкость была оплетена цветами из медной проволоки, розовых русин и витражных вставок.

– Какая занятная штучка. Красивый. Где ты его нашла? – Вздохнула Сид.

– Ты не поверишь – на барахолке у нашего рынка. Я считаю его сердцем коллекции. Я уверена, что это чья-то самоделка, магазины не выпускают такое. Мне приятно представлять, что это древний артефакт, который переходил из рук в руки сотни лет, пока, наконец, не оказался у меня. Пусть он беспородный, за то самый любимый.

Зум-Зум посмотрела на Глена не специально, мимолетом, но этого хватило, чтобы бомба Патриции взорвалась.

Глава 26

– Да что вы, первоклассники, что ли!? Сидят и разглядывают бутылочки! Заняться им будто бы нечем. Я не хочу так проводить свои последние дни каникул. – Патриция вышла в прихожую, демонстративно натянула пальто и сапоги, продолжала бубнить про себя ругательства, когда Сид попыталась ее вернуть.

– Я ничего не хочу слушать. Глен, ты идёшь или нет?

Патриция топнула ногой и надула свои пухлые губы, ее брови настолько сблизились на переносице, что могли бы удержать карандаш.

– Ну, что ты в самом деле… – Глен не смог подобрать больше слов. Нельзя сказать, что он не ожидал такого поведения Патриции, ведь она вела себя очень типично, но надеялся, что всё будет гораздо мягче. Он склонил голову и постучал кулаками себе по вискам.

– Ты, как хочешь, а я пошла. – Дверь за Патрицией громко захлопнулась.

– Извините, девчонки, кажется, мне пора идти. – Глен поплелся одеваться.

– Да-да, тебе пора, если тебя не отшлепает Патриция, то это сделает твоя мать. – засмеялась Сидни.

– Знаешь, Сид, ты иногда бываешь очень злобной ведьмой. – Его кулак протянулся из коридора и потрясся в воздухе. – Ты знаешь о моих сложностях с родителями, и наступаешь специально на эту мозоль.

Всё это время Зум-Зум сидела тихо, не вымолвив ни слова, она зря надеялась, что Глен махнет на Патрицию рукой, пошлет ее на все четыре стороны и останется с ними заканчивать этот день. Вместо обгаженной куртки Глен надел предложенный Сидни тонкий джемпер, который тут же невообразимо растянулся в плечах. Глен собирался долго, словно ребёнок, который не хочет идти в детский сад.

Зум-Зум дождалась пока дверь захлопнулась и тяжело вздохнула.

– Ты чего, Зум-Зум, правда не знала, что так будет? Он уходит всегда. Всегда! Ты, наверное, всё время спрашиваешь себя, почему же я веду так, как будто бы между нами с Гленом ничего не было? Ответ прост – я не питаю иллюзий. А ты, вероятно, всё ещё надеешься.

– Тут и добавить нечего. – сказала Зум-Зум. – А что у вас было?

– Ладно я, пожалуй, тоже пойду. – Словно избегая вопроса, соскочила Сидни. – Время позднее, домой топать далеко, а если поспешу, возможно, подвернется забулдыга какой. А может не все хулиганы еще успели спрятаться от меня.

Полин закрыла дверь за последним своим гостем. Проникающее чувство легкой обиды прицепилось к ней, словно пиявка. В те минуты на катке, когда она чувствовала себя королевой, чувствовала себя привлекательной, она ждала от Глена простого: «хорошо выглядишь!» или «тебе идет». А он, как дурак, пялился то на елку, то в лед. Нелепо все это – вложить в человека столько стараний и не похвалить… В тяжёлых раздумьях она двинулась на кухню прибирать за гостями чашки. На глаза попалась шкатулка, сделанная из бусин, что так понравилась Сид. Безделица не ассоциировались ни с какой памятной датой, Зум-Зум сделала ее от безделья еще в прошлом году, поэтому решила, что при следующей встрече подарит ее Сид.

«Я не питаю надежды» – снова слышались слова подруги. В который раз это происходит? будто бы голос Сидни взял на себя обязанности прокурора, он всплывал всякий раз, когда Зум-Зум блуждала в лабиринтах раздумий. Как ни странно, этот прокурор требовал прислушаться к нему, и Зум-Зум следовало бы сделать это, чтобы потом внутренний ее судья выносил приговор помягче.

– Уж и помечтать нельзя? – протянула Зум-Зум, расстегивая на себе тугие джинсы.

В дверь постучали.

– Вернулись, гулены? Сколько можно по гостям шататься?! – Полин была уверенна, что вернулись ее родители. Она открыла дверь и остолбенела, потому как перед ней стоял Глен.

Запыхавшийся и румяный, он пожал плечами и прошел без приглашения. Он сделал Шаг вперёд, бросил свернутую куртку под ноги, резко притянул к себе Зум-Зум и крепко её обнял. От него пахло морозом.

– Что… что… что? что ты творишь, Глен? – Зум-Зум пыталась освободиться от него, но он так крепко её держал, что все попытки были тщетны.

– Ах, подожди, я задыхаюсь! Глен, остановись на секунду. – умоляла Полин.

– Ты сегодня такая красивая! Глаза от тебя не могу отвести. Смотрел и не верил, что ты… это ты. – говорил Глен, его холодная кожа приятно касалась её щёк, а руки гладили волосы.

– А как же Патриция? – вдруг поймала она его ладонь.

– К черту Патрицию!

Глен так властно её целовал, что Зум-Зум уже не хватало сил, чтобы сопротивляться, она опомнилась, лишь когда он медленно пустил руки под её свитер.

– Что ты делаешь? – встрепенулась она.

– Разве ты не хочешь? Сегодня ты бросала такие соблазнительные взгляды, что у меня не осталось сомнений…

– Какие взгляды я бросала?

– Не знаю, какое дать им название, но раньше ТАК ты на меня не смотрела.

– Я ждала, что ты скажешь самый… хотя бы самый маленький комплимент, – призналась Зум-Зум, – но ты за вечер не сказал мне ничего. А я действительно хорошо сегодня выглядела! Ты согласен? Скажи, что я красивая.

– Ты такая красивая, что мою башню унесло сразу, как только вы вошла на каток.

– Вот это другое дело!

– Пустишь меня? – спросил он шепотом. Глен принялся жадно целовать её. Незаметно он завлек Полин в ее комнату, теперь они стояли обнявшись, где она потеряла контроль над мыслями, потерялась во времени, потерялась в Глене.

– Ты мне доверяешь? – шептал он.

– Я только тебе и доверяю.

– Ты очень красивая. Не стесняйся себя.

– Я тебе нравлюсь? – шепотом спросила Зум-Зум. – Глен, люди должны целовать только тех, кто нравится. Ты согласен? – она посмотрела на его прекрасное лицо.

Он кивнул, но промолчал.

– Так ты расстанешься с ней? – еле слышно прошептала она.

– С кем?

– С Патрицией! Глен! Нельзя вот так гулять с одной, а целовать другую! Это неправильно. Не по-человечески. – Зум-Зум отшатнулась от него, вытирая рукавом губы.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? Позвонить ей сейчас? Хочешь, чтобы она примчалась сюда и закатила скандал? – Глен сделал круг по комнате, нервно взмахивая руками. – И чего ты о ней печешься? Она вот тебя не щадит. Ты бы знала, что она говорит о тебе! таких грязных слов и портовые путаны не знают. А тебе вдруг показалось нечестным, что я сегодня выбрал тебя, а не ее.

– Я и не надеялась на хорошие отзывы с ее стороны. – Зум-Зум вышла в прихожую. – А тебе следовало бы определиться между девушками, Глен.

Глен широкими шагами метнулся к входной двери, подхватил куртку:

– Как вы, дуры, меня бесите! – заорал во всю глотку Глен. – Изводите меня, пока я душу богу не отдам! Все учат, указывают мне, какой я негодный, каждая знает лучше меня, как надо жить! Я лишь прошу у вас каплю любви и понимания! А вы…Ты у меня поперек горла стоишь!

Глен умчался, тяжело топая по лестнице, и даже не стал хлопать дверью.

Глава 27

До звонка будильника оставалось еще четыре часа, на стекле красиво блестели морозные узоры, Зум-Зум сидела на кровати, обнимая скомканное одеяло. Неспокойные пальцы ног ёрзали по пушистому коврику, в тишине комнаты тихо поскрипывали, словно перешептывались, ее вещи. Шло время, немного посветлело. Будто выныривая из воспоминаний за глотком воздуха, Зум-Зум вертела головой в растерянности, потом замирала – снова погружаясь в воспоминания.

Руки Глена, его губы, горячее дыхание, его широкая спина то и дело мелькали в ее затуманенном воображении, каждый раз, когда она думала о том моменте, когда он целовал ее, по телу, от пупка к макушке, пробегал электрический разряд, она пропускала вдох… Ощупывая свою подушку она вновь вспоминала его мягкие волнистые волосы, получив дозу сильнейшего наркотика под названием Глен, ей не терпелось увидеть его, услышать его, почувствовать его.

В очередной раз вернувшись к реальности, она вдруг увидела свое отражение в лакированной дверце шкафа, оттуда на нее смотрела растрёпанная особа, больше напоминавшая размытое майонезное пятно, ее короткие пухлые ноги еле доставали до пола, покатые неэлегантные плечи словно силуэт Царя-колокола держали темную голову без шеи, темные пятна вместо глаз наводили жуть.

«Как можно полюбить такое?» – пронеслось в голове Зум-Зум.

В коридоре послышался шорох – проснулись родители. О произошедшем Полин решила никому не рассказывать, и уж точно об этом не должна узнать ее мать. Представить не трудно, какой поток причитаний польется из нее, и как долго она будет мучить Зум-Зум укоризненными взглядами из-за того, что в их дом с консервативными порядками глубокой ночью ворвался молодой удалец. А отец…

– Дочь, ты уже встала? Так рано? Не похоже на тебя. – мать заглянула в комнату. – Чай будешь?

Полин только кивнула.

Глен до сих пор не позвонил, а по ее ощущениям, он просто был обязан хотя бы написать ей. На смену заторможенности пришло гадкое беспокойство, Полин не могла унять скачущее сердце, неоткуда появившийся страх гонял ее спутанные мысли, не давая сосредоточится.

– Бегать! – вдруг скомандовала она себе.

Ей удалось выскочить на улицу, избежав уговоров родителей позавтракать. Набережную здорово развезло за эти дни: тяжелые грязные сугробы не давали талой воде утекать, поэтому дорожки превратилась в стоячие водоемы. Зум-Зум чувствуя острую потребность в движении приняла упор лежа на металлических перилах и начала отжиматься. Ей вспоминался вчерашний вечер, история с пьяным Люком, злосчастное чаепитие на кухне, ее коллекция стекляшек, хмурые брови Глена, крики Патриции, шкатулка из бусин для Сидни, улыбка Глена, скользящие пальцы Глена…

– Твою мать! – крикнула Зум-Зум в пустоту над рекой.

Остаток дня она провела словно в бреду, мучимая догадками и надеждами. Непреходящее смятение противной жабой сидела в ее груди и не собиралась уходить. Вопросы росли как снежный ком. Что теперь делать? Как мне следует говорить с Гленом? Сообщил ли он об этом Патриции, и какая была ее реакция?..

Глен так и не позвонил.

Уже перед сном Зум-Зум сама отважилась набрать его номер.

– Алло. Привет. – голос Глена звучал не четко, словно издалека.

– Привет. Как дела? – Полин еле сдерживала крик.

– Нормально. У тебя как?

– Тоже неплохо. Чем занят?

– Я… в кино.

– Кино? Один пошел? – усмехнулась Полин.

– Нет, с Пэт.

Голова Зум-Зум пошла кругом.

– Я… Я не понимаю. Я думала…

– Извини. Я тебе позже перезвоню. – прервал ее Глен и бросил трубку.

…

Каникулы закончились. Преодолевая утренний сумрак, Зум-Зум еле-еле шевелила ногами, дорога в школу казалась бесконечной, морозы, которые ударили этой ночью, сковали снежную жижу в лужах, превращая тротуар в опасный аттракцион. Полин на полном серьезе обратила свои мысли к небесам и молила их, чтобы они сжалились над ней и послали случай, где бы она поскользнулась и сломала себе ногу или разбила бы голову. Травму головы, желательно, усугубленную амнезией, чтобы не помнить ничего из своей жизни, особенно последние дни.

Ей немного полегчало, когда она узнала, что Глен будет отсутствовать в школе еще две недели. Тогда она решила пронаблюдать за Патрицией, не появились ли в поведении той заметные перемены. Но Пэт вела себя, как обычно, ничего не говорило в ней о больших потрясениях или о душевных муках. Как ни старалась Зум-Зум, а убедить себя в том, что они с Гленом расстались, ей не удалось.

– Зум-Зум, привет!

Наташа, та, что сподвигла Полин на создание блога, приближалась к ней быстрым шагом. Их общение стало значительно теснее с того самого дня, как Зум-Зум впервые выложила запись с занятиями.

– Почему блогом не занимаешься? – спросила Наташа со строгостью учителя.

– Здоровье подкачало. – смутилась Зум-Зум.

– Отговорочки. Ты придала телу вполне сносную форму, не гоже останавливаться на достигнутом. Представь, что может получиться, если целью твоей станет цифра до шестидесяти! Ты будешь бомбой!

– Бомбой? Я из без тренировок готова взорваться, если честно. – мямлила Зум-Зум. Ее начинало тошнить.

– Сколько у тебя сейчас подписчиков?

– Чуть больше двух тысяч, а что?

– Согласись – результат. – Наташа кивала головой в знак своей впечатленности.

– От того, мало у меня подписчиков или много, ничего не меняется. От их количества слой жира на ляжках только растет. Пусть там будет хоть миллион, если я не буду шевелиться, толка не будет. – сказала Полин.

– Ты видимо из этих?

– Из каких?

– Кто не гонится за лайками, кто делает то, что нравится. Взрослая и самодостаточная. – в голосе Наташи слышались ноты презрения.

Зум-Зум выхватила в толпе одноклассников Патрицию, та светилась счастьем так сильно, что могла бы освещать школьный двор. В школьном холле ее обступили девчонки, в атмосфере угадывалось общее восхищение, тут Патриция откинула волосы и выставило вперед ухо. До Зум-Зум тут же донеслось: «Глен подарил на новый год!»

Сильнейший укол в груди почувствовала Зум-Зум, вокруг головы сомкнулся обруч боли, ноги перестали чувствовать под собой землю, она качнулась, если бы ее не подхватили чьи-то руки, то грохнулась бы прямо на пороге класса.

– Зум-Зум, ты мня слышишь? – в панике все повторяла и повторяла Наташа. Сбежался народ, обступил их…

В себя Зум-Зум пришла уже в медицинском кабинете, школьная медсестра настойчиво пихала под нос ватку, смоченную в нашатыре. Она приговаривала что-то типа: «свалилась на мою голову» и «что мне теперь скажет директор?».

Зум-Зум обнаружила себя сидящей на стуле, на ее коленях лежало мокрое полотенце, от которого промокли юбка и колготки, тело затекло так, что больно было пошевелиться, свет показался Зум-Зум невыносимо ярким, она прикрылась рукой и легла на стол.

– Ты чего это? Снова падать собралась?! Вставай сейчас же! – завопила медсестра.

– А я смотрю, вы прям источаете заботу. От вашего визга мне особенно легко на душе. – вдруг резко ответила Зум-Зум. Такой дерзости она никогда себе не позволяла. Однако в этот момент ее слова выходили так естественно, что она не сразу поняла, почему лицо медсестры вытянулось.

– Что?! Вот это наглость!

– Наглость это когда упавшего в обморок человека не хотят на кровать класть, чтобы потом с постельным бельем не заморачиваться. – отозвалась Зум-Зум.

Перекошенную и посиневшую медсестру в самый раз было бы саму уложить отдохнуть, потому что от неожиданной дерзости ее здорово переклинило, она застыла статуей с поднятой для удара рукой, из ее рта вырывался слабый прерывистый писк. Зум-Зум откинулась на спинку стула, закинула ногу на ногу, скрестила руки на груди и выждала долгую паузу.

– Прекрасная пантомима. И все же, когда закончите, напишите мне справочку об освобождении на сегодня, я неважно себя чувствую, а если мне придется идти сейчас на уроки, то нас с вами вместе на каталке увезут, это я гарантирую.

Не говоря больше ни слова Зум-Зум подняла с пола свои вещи и отправилась домой.

По дороге из школы она не глазела по сторонам, ей было глубоко наплевать, что происходит вокруг, даже если бы вдруг пошел дождь из единорогов, вряд ли бы он впечатлил ее, она топала мимо магазинов и не думала о еде, у перекрестка толкнула мужчину и не извинилась, и у самого подъезда послала к чертям соседей.

Кардинальные перемены в поведении вечером заметили и родители.

– Что на ужин, хозяйка? – крикнул отец по привычке, заходя в квартиру.

– Нормально. – буркнула Зум-Зум. – Ни «привет», ни «как дела?». Сразу таз с едой ему неси…

– Что? Ты чего это? – остолбенел отец.

– От того это! – Зум-Зум закатила глаза и ушла в свою комнату.

– Мать, что происходит?! – завопил отец, стягивая рабочие сапоги.

– Сама гадаю! – отозвалась Сара из кухни. – Пришла сегодня я домой и тут же выговор получила. Представь! Видите ли, на стол накрывать в этом столетии грехом считается!

– Дочь! А ну иди сюда! Это что за история такая?! – рявкнул отец на весь дом.

Зум-Зум вышла с совершенно равнодушным видом, подперла плечом дверной косяк:

– Ну, давай, воспитывай.

– Ты чего мать обижаешь?! И не стыдно тебе? Она, как белка в колесе крутиться целыми днями, для нас старается! А ты неблагодарная говоришь ей такое! И как язык повернулся!

Пока отец выбирал слова, чтоб не ругнуться крепким словцом, мать Зум-Зум с печатью тревоги на лице кивала, ежесекундно отирая руки полотенцем, ходила рядом кругами. Сама Зум-Зум наблюдала, как ярость отца набирает обороты, у его белков полопались капилляры, нестриженные усы топорщились, а у уголков рта собрались комочки противной белой слюны, жесты отца стали резче, высказывания крепче, и, когда он уже сказал все, что думает, его речь зашла на второй круг. Сара сделала несмелую попытку укротить этого старого тигра, однако этот вулкан было уже не заткнуть, там в речи шло уже что-то про прораба с работы, акции в супермаркетах, для примера он вдруг привел продавщицу из магазина инструментов, которая ему нагрубила в прошлом году, а когда он упомянул церковь, Зум-Зум зашла в свою комнату.

– Я с тобой говорю, негодница! – ворвался в след за ней отец. Он увидел, что дочь его уселась в кресло и покорно уставилась на него.

– Ты продолжай. – предложила Зум-Зум растерявшемуся отцу. – Я подумала, что раз уж разговор зашел о церкви, то это надолго, а мне удобней будет каяться здесь, пока ты орешь на меня.

– Да что ж за хренотня твориться, мать!? – он выскочил из комнаты, как ошпаренный, а потом долго кричал на дочь из кухни.