Buch lesen: «Слуги этого мира», Seite 17
21
Некоторое проснулись даже раньше Наставника. Они лежали на траве, смотрели в глубину светлеющего неба и завороженно прислушивались к пробуждению мира. А как только учитель поднялся на ноги, они все вместе двинулись в путь.
До долины оставалось всего ничего. Иритты неслись с не меньшим воодушевлением, чем гнали их наездники: тоже почуяли родные места. Йакиты уже видели верхушки исполинских древ, а когда на горизонте показалась и целая вереница преградивших дорогу в долину мужчин, Ти-Цэ и думать забыл обо всем, что выводило его из равновесия последнее время.
Они подъезжали все ближе и ближе, и ученики, один за другим, издали узнавали своих отцов. Ти-Цэ сумел высмотреть своего, и при виде широкоплечего улыбающегося мужчины, который пришел его встретить, юношу захлестнуло мощной волной любви. С радостным криком он гнал своего иритта вперед, быстрее и быстрее, чтобы даже ветер не поприветствовал отца раньше него.
Постепенно в один ряд стекались ученики всех групп: западной, южной, восточной… И все же северная вырывалась вперед, и даже уже начала замедляться, чтобы оставшуюся сотню шагов преодолеть на своих двоих. Но не Ти-Цэ. Он продолжал гнать иритта, несмотря на удивленные оклики товарищей. Но и этого ему оказалось мало: он чувствовал, что не сможет больше выжать из зверя, а дотянуться до отца самым первым так хотелось…
На полной скорости Ти-Цэ спрыгнул с иритта и чуть не кубарем под всеобщий гогот взрослых влетел в отца, едва не сбив его с ног.
Сильные руки, которые Ти-Цэ запомнил в тот день, когда они вытянули его, одичавшего и безумного, из телеги, крепко сжали юношу. Ти-Цэ едва не задохнулся от спазма в горле. Он и представить не мог, что будет так счастлив, когда снова почувствует тепло его тела. Укол стыда пробил его колотящееся сердце: он не мог простить себя за то, как часто в последнее время возносил образ Наставника над всеми прочими, и над его тоже…
Запах отцовского тела, так похожий на его собственный, аромат родной долины, здешней воды и персиков – все заставляло его душу трепетать от радости. В эту минуту он отдал бы все, только чтобы пустить здесь корни и никогда больше не возвращаться в джунгли.
Отец уверил Ти-Цэ, что с удовольствием простоял бы так под палящей старой звездой весь день, но мягко предложил хотя бы освободить другим дорогу. А в идеале – пойти к семейному древу. Ти-Цэ с готовностью отпрянул от его груди и взял за руку, но спустя секунду она понадобилась ему, чтобы придержать соскользнувшую с бедер набедренную повязку. Не обращая внимание на новый взрыв лающего хохота, Ти-Цэ сорвал с себя ремень из змеиной кожи и поспешил похвастаться изделием перед отцом.
Когда первая волна радости отхлынула, Ти-Цэ стал принюхиваться к воздуху вокруг внимательнее: вся долина насквозь пропахла женщинами. Он не мог вспомнить, чуял ли этот запах настолько явно, когда был здесь в прошлый раз, но в том, что пахло именно ими, юноша не сомневался.
Ти-Цэ никак не мог понять, нравится ему этот запах или нет, но отец, похоже, со своим отношением определился. Он бодро вскидывал голову, когда они проходили под ветвями очередного древа, оглядывал его обитателей и то и дело расправлял плечи без видимых на то причин. Ти-Цэ же мог назвать этот аромат максимум странным, как у фрукта, по которому сразу не скажешь, съедобен он или нет. Но уж никак не возбуждающим и даже интересным.
– Так самки пахнут, когда готовы дать потомство, – охотно объяснял отец, когда Ти-Цэ спросил, почему вообще они то и дело так неоднозначно благоухают. – Перед каждым сезоном женщины линяют. Результат очень впечатляющий. Правда, в этот период они бывают раздражительными…
– Как и всегда?
Отец хохотнул.
– В общем, они покрываются новой, короткой, яркой шерсткой, которая ведет себя очень покладисто во время беременности. Легче моется, защищает от перегрева, чуть маслится… Именно обновленная шерстка так прекрасно пахнет.
– Прекрасно? – усомнился Ти-Цэ.
– Сейчас не поймешь, – отмахнулся тот. – Этот запах – сигнал для мужчин, ну а ты пока, – он добродушно щелкнул сына по носу, – всего лишь юноша. Вот вернешься в долину в следующий раз – убедишься, что не чуял ничего прекраснее в своей жизни. Этот аромат способен вдохновлять на подвиги, ты еще узнаешь.
Ти-Цэ закатил глаза. Какое же странное у отца было о нем, Ти-Цэ, представление. Если бы он увидел, как его сын преодолевает препятствия, отрабатывает удары, исследует джунгли и охотится, наверняка не смог был вообразить его скачущим по розовым сугробам в поисках девчонки.
Мать встретила Ти-Цэ лучезарной улыбкой и крепкими объятиями, которые сын вернул ей в еще большем размере. Она провела его в гнездо, где брата уже поджидала подросшая младшая сестра. Ти-Цэ уселся рядом с ней и невольно постарался высмотреть в Ка-Ми хоть что-то особенное и цепляющее, что-то, что могло бы объяснить всю эту шумиху вокруг женщин. Но не нашел ничего необыкновенного, и всерьез усомнился, что когда-нибудь захочет покинуть уютный дом ради кого-то подобного ей.
Ка-Ми же картинно закрывала несуществующую грудь руками и поджимала ноги всякий раз, как Ти-Цэ случайно или намеренно поворачивался в ее сторону.
– Правду мама говорит, что все мальчики пялятся, – верещала она так оскорбленно, будто Ти-Цэ уже готовился к похотливому броску.
– Ну так прикрывай срам набедренной повязкой, как я, пока хвост не окрепнет, – обиженно сказал Ти-Цэ. – Сидишь с голой попой и удивляешься, от чего мне не по себе.
– Негодяй! Какой негодяй! И ведь продолжает смотреть!
– Больше столько внимания от мужчины ты вряд ли получишь, так что радуйся, – буркнул Ти-Цэ, но послушно заткнул рот протянутым матерью персиком.
Ка-Ми без перерыва на вдох и выдох щебетала о том, скольких детей нарожает, когда некие надоедливые братья освободят на древе место. Ти-Цэ не стал напоминать, что всего около часа назад прошло как он пришел домой после одиннадцати лет отсутствия. Он молча жевал угощение с древа и задумчиво перекатывал языком вкусную мякоть, возвращая к жизни воспоминания из детства. Первой на память пришла потусторонняя мелодия диджериду, а уже потом – ее исполнитель. Ти-Цэ плохо помнил, как выглядел древний, в похоронах которого он участвовал, но, как и раньше, поблагодарил почившего йакита за сытный обед.
Благодатные минуты ностальгии удержать надолго не удалось: девичий голос никак не утихал, и более того, врезался в ухо все резче каждый раз, когда он пробовал мысленно вернуться в минувшие дни. Теперь он мог скучать лишь по тем временам, когда рот Ка-Ми был большую часть времени занят материнской грудью.
Ти-Цэ вздохнул, в очередной раз кивнул, когда Ка-Ми спросила, слушает ли он ее, и подумал о том, какие девочки все-таки жалкие. Мужчинам было не до разговоров. Пока они тренируются, обучаются языкам и этикету для служебных дел, готовятся к опасным битвам за жизнь, потомство и свое достоинство всеми возможными и невозможными способами, они круглый год прохлаждаются на ветвях древ и набивают брюхо легкодоступными лакомствами. Да что вообще, звезда на тебя упади, могло привлекать взрослых, высокообразованных и развитых во всех отношениях мужчин в этих ленивых дикарках?
Ти-Цэ выглянул из гнезда и внимательно присмотрелся к родителям, которые предпочли дать детям пообщаться наедине. Мать нежилась в объятиях отца, как нежатся в теплом источнике, а отец ласково поглаживал ее по плечам, будто имитируя легкую водную рябь. В джунглях он никогда не видел нежности, и не понимал, откуда она бралась за их пределами.
Сестра проследила за его взглядом и вздернула нос.
– Можешь особо не рассчитывать на внимание родителей. Они еще не были в гнезде, так что зря ты вообще при…
– Дай посидеть спокойно.
Ка-Ми надулась и вылетела из гнезда на недавно окрепших крылышках. Правда, уже через минуту вернулась, чтобы высказать Ти-Цэ все, что о нем думает.
Привлекательность женщин так и оставалась для Ти-Цэ загадкой, непонятной ему настолько, что начинала действовать на нервы. Он расспрашивал деда, прадеда и всех обитателей выше, просил раскрыть секрет их помешанности, но те в ответ лишь насмехались и как заговоренные повторяли, что никуда он, мол, не денется, «однажды поймет». Иногда Ти-Цэ пробовал вновь внимательно прислушиваться к запахам женщин в надежде уловить что-то особенное, иногда сидел в источнике по самые глаза и наблюдал за стайкой купающихся ровесниц, любая из которых, как утверждали родители, могла стать его супругой. Но ни в них, ни в их запахе он, как не тужился, ничего изумительного разглядеть не мог.
Однако, раз уж сама по себе идея любви ничего для него не значила, в мыслях Ти-Цэ освободилось место для алчности: если все равно все пахнут, раздражаются и не дают житья примерно одинаково, то, может, он мог бы выбрать себе в жены кого-то на свое усмотрение? Например (Ти-Цэ не сомневался, что хотя бы одна у него есть), дочь Наставника, чтобы породниться с ним по-настоящему и заменить ушедшего из семьи сына?
Но когда Ти-Цэ поделился стратегией с отцом, тот поднял его на смех.
– Твой шанс породниться с его дочерью, если та одного с тобой возраста, ровно такой же, как с любой другой. Только одна сумеет сделать тебя счастливым. Кто? Держи нос по ветру и узнаешь. О других забудешь и думать. Если запах твоей женщины будет в противоположной древу Наставника стороне – как миленький побежишь туда.
– Посмотрим, – закатил глаза Ти-Цэ. Спорить с отцом было делом бесполезным и утомительным.
На пренебрежение сына он ничуть не обиделся. Напротив, с большим удовольствием наблюдал за заносчивым юношей, таким же, каким был когда-то сам.
22
Первые несколько дней отец брал Ти-Цэ с собой на охоту, хвалил его за отработанные навыки и направлял там, где умения сына проседали. Но неделю спустя отвел Ти-Цэ в долину и исчез вместе с матерью в гнезде. Отец озаботился запасом мяса для сына, велел ему и дочери ночевать на ветвях древа выше, и с чистой совестью занялся исполнением супружеского долга.
Но Ти-Цэ нуждался не в запасе пищи, не в заботе бабули и крыше над головой. Ему нужны были тренировки.
– Ты куда это собрался? – спросила Ка-Ми, когда Ти-Цэ чуть свет вынырнул из гнезда бабушки и заправил в складки набедренной повязки ножик.
– Искать своего Наставника. Он обещал… Эй, ты что?
Ти-Цэ отшатнулся от сморщившейся сестры. Мгновение назад подозрительные глаза Ка-Ми наполнились слезами, а надменное лицо затопило несчастье.
– Мама говорила, что Ки-Да ушел много лет назад точно так же, и я его все еще не видела… Теперь и ты… у-уходишь… О-о-ох…
Она разрыдалась и даже отложила в сторону надкусанный персик. Ти-Цэ вспомнил угрюмого паренька, который сидел на краю родительской ветви, пока отец не увел его в город. Значит, в этом году брат уже должен был закончить обучение, если сумел выдержать его до конца.
И домой он так и не вернулся.
Действительно не вернулся.
Неужели и он бегает сейчас где-то как полоумный в поисках женщины, ради которой готов был оставить родной дом и родителей?
Ти-Цэ почувствовал немедленную потребность в сугубо мужской компании, пусть даже ее частью будет Ку-Ро.
Он наспех бросил Ка-Ми, что уходит ненадолго, и тут же был отослан ею в таком случае куда подальше. От того, как быстро менялось у нее настроение, у Ти-Цэ заболела голова.
***
К своей большой удаче Ти-Цэ нашел их в лесу у самой окраины долины. Удалось ему это не сразу: аромат готовых дать потомство женщин перебивал прочие запахи, так что ловить ему пришлось едва ощутимые дуновения. Он уже думал повернуть назад и отобедать в компании невыносимой сестры, когда увидел знакомые силуэты меж деревьев и кустарников.
– Тьфу ты, нашел, – сказал Наставник, но сбавил шаг, когда Ти-Цэ махнул им издали. – У меня своих детей шестеро, тебя еще нянчить…
Лицо Ку-Ро было непроницаемо, но на это можно было бы и не изводить слова.
– Уже не надеялся вас застать. – Ти-Цэ широко улыбнулся Наставнику. К Ку-Ро он даже не повернулся. – Мои родители в гнезде. Я уж думал, и вы туда же, Наставник.
– Мне так долго уже не нужно, – отмахнулся он. – Вернее, смысла нет. У меня было достаточно времени, чтобы как следует поприветствовать его мать. И еще есть, чтобы в несколько подходов не позволить ей забыть, насколько спокойно жилось без меня последнее время.
Ку-Ро отвел глаза.
– Почему не три дня, как положено? – беззастенчиво спросил Ти-Цэ.
– Трое суток необходимы для ритуала зачатия, мелочь. А женщины, к твоему сведенью, не плодоносят бесконечно. Мы с супругой уже давно не в том возрасте. Последнего-то, – он кивнул на Ку-Ро, – выносили экспериментальным путем, авось получится. В общем, больше потомства не ждем. Так уж, пыль друг с друга ходим сдуваем.
Ти-Цэ рассмеялся. Такое отношение к любви показалось ему более привлекательным и понятным. Наконец-то он почувствовал себя в своей тарелке.
Они тренировались весь день. Ти-Цэ даже подумал в какой-то момент, что может лишиться чувств от усталости, а то и рассудка, потому что голова почти перестала соображать. Ку-Ро выглядел не лучше, но другого от выходных с отцом он, похоже, и не ждал.
Они отрабатывали навык создания оружия для охоты и ловушек из того, что можно было найти в лесу, развивали выносливость, прыжок, и так увлеклись, что домой засобирались только на закате. Ти-Цэ было больно даже думать о том, сколько придется топать до родного древа, но после всего пережитого он был просто не способен добираться до него коротким путем – скакать по лианам. Наставник же его убитым видом остался доволен.
– Нет сил? Превосходно. Излишек энергии плохо влияет на чистоту мыслей. Есть еще один надежный способ очиститься от скверны: подъем в горы, но с тобой пока попробуем двигаться на путь умиротворения более близким тебе по духу способом – грубой силой. До конца каникул пощады не жди. Приходи завтра сюда же, мы тебя встретим.
– Да, Наставник, – заплетающимся языком сказал Ти-Цэ.
Ку-Ро жег его ядовитым взглядом и то и дело оглядывался, как будто ожидал, что непрошенный ученик попытает счастье и последует за ними. Но у Ти-Цэ не было и мысли отдалиться от дома хотя бы на один лишний шаг. Он поплелся к своему древу, едва волоча ноги при свете светлячков, и не был в силах думать ни о чем, помимо сна. Но был этому рад: если во время медитации голова становится такой же чарующе пустой, Ти-Цэ все-таки подумает о том, чтобы освоить сие умение.
Когда Ти-Цэ добрался до персикового древа, сестра уже спала или притворялась спящей. Он больше был склонен ко второму: когда освежевал птицу, чтобы закусить ею на сон грядущий, услышал тихий стон отвращения.
***
На следующий день, прежде, чем заняться тренировками, они обошли лес и проверили расставленные на ночь ловушки. В капкан Наставника попал зверь куда более крупный, чем они надеялись поймать – арил, полторы тысячи фунтов весом, не меньше. Зверь, покрытый короткой темно-коричневой шерстью, был еще жив, но оставалось ему недолго: он потерял много крови и совсем обессилел за ночь бесполезной борьбы. Арил с трудом поймал приближающихся йакитов в фокус единственным закатывающимся глазом. Второй он потерял еще раньше. Возможно, однажды отбил лучшую самку для спаривания, или же лишился гарема вместе с оком.
Наставник подошел вплотную, бегло осмотрел животное и вынул из-за пояса крупный нож с неизвестным Ти-Цэ механизмом, который он прятал за спиной, под мантией. Юноша уставился на диковинный предмет.
– Наставник, что это?
– Тычок, – ответил он и присел на колени позади морды истекающего кровью арила.
– А как работает? Для чего это?
Наставник неохотно повел подбородком, чтобы подошел посмотреть ближе. Вряд ли он был недоволен любопытством Ти-Цэ: его косой взгляд скользнул по равнодушному к новому оружию Ку-Ро.
– Не повезло ему, что сюда заплутал, – сказал Наставник и положил ладонь на узкий лоб завалившегося на бок арила. Тот резко выдохнул и запрокинул голову, ни то чтобы сбросить руку, ни то чтобы взглянуть на йакита. – Думал, кого-то помельче поймаем.
– Разве крупная добыча – это плохо? – спросил Ти-Цэ.
– Да сколько ртов нужно, чтобы все это сожрать? – Наставник последним ласковым жестом провел вдоль забитого кровью носа и схватил арила за кривой рог. – В лагерь бы взял, а так… И не отпустишь уже – не выкарабкается. Добра много пропадает, но что теперь, на заготовку мяса тратить полдня охоты нет. Добьем, чтоб не мучился.
Ти-Цэ присел рядом, чтобы не упустить ни одного движения. Ку-Ро со вздохом наклонился тоже, уперев руки в колени.
– У тычка есть спусковой механизм, – сказал Наставник. Он продемонстрировал пружину, на которую было насажено острие и крючок, в самый раз под палец. – И посмотрите на основание. – Наставник показал стержень, одна сторона которого была острой и подвижной. – Тычок позволяет быстро обезглавить крупную добычу. Вот так.
Наставник поднес острие к шее арила и спустил крючок. Зверь взбрыкнул и вытаращил внезапно прояснившийся глаз: его насквозь пронзила насаженная на штатив железная спица. Наставник зафиксировал место выстрела рукояткой и круто провернул лезвие по кругу. Голова отделилась от тела, и спустя мгновение животное перестало рыть копытами землю. Наставник даже не запачкался кровью. Вся процедура заняла не больше трех секунд.
Наставник отошел на шаг и стряхнул голову с тычка. Она осталась дожидаться падальщиков с выпавшим из пасти языком.
– Дадите подержать?! – Ти-Цэ вскочил с колен и потянул руки к восхитительному оружию.
– Еще чего! Убери хваталки, ткнешь еще кого-то случайно, и его тоже добивать придется. Научись начала обычным ножом нормально владеть.
– А если покажу навыки и вы убедитесь, что с ножом обращаться умею – дадите?
– Только по лбу, если возьмешь тычок раньше, чем через год, – ответил Наставник. Ку-Ро рассмеялся. Ти-Цэ обиженно уронил руки на бедра. – Займемся изучением тычка в лагере. Пока рано.
– Сегодня я еду в город, – объявил Наставник, когда еще засветло обескуражил детей окончанием тренировки. – Завтра продолжим. Марш по домам.
– Пап, – встрепенулся Ку-Ро, – можно с тобой?
– Домой! – отрезал он и усмирил раскрывшего было рот сына взглядом. – Нечего за мной таскаться, я туда еду по делам.
Наставник развернулся и зашагал в сторону города, поставив в разговоре жирную точку. Ку-Ро плотно склеил губы и потупился, но заметил на себе взгляд Ти-Цэ. Он грозно поинтересовался, на что тот уставился, и тоже круто повернулся, но в сторону своего древа.
Впервые Ти-Цэ услышал, как Ку-Ро называет Наставника отцом. И не зря: похоже, ему такое обращение не понравилось.
– Это из-за того, что я здесь? – вырвалось у Ти-Цэ.
– О чем ты вообще? – спросил Ку-Ро через плечо.
– Ну… – Ти-Цэ решил не отступать, раз уж начал. – Наставник не позволяет тебе называть его отцом, чтобы мы с тобой, вроде как, были на равных даже сейчас?
Ку-Ро с ненавистью стрельнул в него взглядом, но ничего не ответил. Только ускорил шаг и больше уже не оборачивался. Ти-Цэ постоял так еще немного и медленно пошел в сторону собственного дома.
С одной стороны, ему нравилось, что Наставник равняет его, Ти-Цэ, к сыну, но с другой – понял теперь истинную причину ненависти Ку-Ро к себе, да и прохлады к другим ученикам тоже. Если так подумать, Ку-Ро и вовсе не имел отца, так как вынужден был делить его со всеми остальными.
Чувство вины и торжества боролись за первенство в сердце Ти-Цэ. Ку-Ро можно было бы и посочувствовать, но… его ли это проблемы? Ти-Цэ любил Наставника, и если действительно придется отказываться от родителей, то никого ближе учителя у него не будет. Он был только рад безразличию Наставника к сыну. Может, он от него уже отказался? И в его душе найдется место для кого-то другого?
Ти-Цэ улыбнулся себе под нос и прибавил шагу.
***
Еще пару дней после того, как отец показался из гнезда, Ти-Цэ продолжал тренироваться в компании Наставника и Ку-Ро: папа выглядел счастливым, но каким-то с древа рухнувшим и совершенно выбившимся из сил. С блаженной улыбкой на странно припухших губах он съел несколько персиков на пару с такой же будто пьяной матерью и лег спать, благословив сына на поход к другому самцу за знаниями вялым взмахом руки.
Когда отец восстановил запас сил, Ти-Цэ, к облегчению Ку-Ро, пусть и не долгому, стал мелькать у них перед глазами реже. Он брал уроки или просто носился по лианам на перегонки с отцом трижды в неделю, а дважды – все равно убегал в лес к Наставнику. Хотел бы чаще, но папа настаивал, чтобы еще два дня на неделе он уделял всей семье – матери, сестре и родственникам выше по ветвям.
Вместе они ходили к источнику, слушали на берегу пение рыб, ловили на мелководье аксолотлей и купались. Ти-Цэ был ошеломлен, когда нашелся показатель, по которому он с отцом отставал от сестры и матери: самки прекрасно плавали, и как не тужился юноша, ему не удалось обогнать ни их, ни даже прапрабабку. Он таращился на отца в ожидании, когда обомлеет и тот, но папа только целовал дамам руки и признавал свое безоговорочное поражение. Ти-Цэ не понимал, как можно с этим смириться, и продолжал бесполезные попытки догнать сестру, которая нахально показывала ему язык и ускользала от него снова и снова.
Ти-Цэ нашел способ отомстить Ка-Ми за ее невыносимое поведение на источнике: картинно ловил за уши розовых кроликов, которые застенчиво зарывались мордочкой в опавшие лепестки персиковых древ всякий раз, когда к ним приближались йакиты. Он делал вид, что собирается распороть кролику живот и съесть прямо по пути к дому, и Ка-Ми поднимала высокочастотный визг. Жители древа, под ветвями которых они проходили, потрясали кулаками и просили родителей угомонить своих детей. Да только если бы каждый ребенок и подросток в долине прекратил свои игры, над этой сладко пахнущей землей повисла бы разрывающая барабанные перепонки тишина.
Больше всего Ти-Цэ любил вечера, когда они всем семейным древом любовались тем, как вспыхивают светлячки, и пели песни. Никто заранее не сговаривался, просто с третьей, а еще чаще – с пятой ветви в какой-то момент раздавались два голоса, самки и самца, которые делили на двоих одну чарующую песню. Затем подхватывал кто-то еще, потом еще, и вот уже все древо пело звездам о том, как им живется на земле. Иногда Ти-Цэ казалось, что он слышит больше голосов, чем было на самом деле. Возможно, все те, кто давным-давно слился с древом, присоединялись к своим любимым потомкам.
Предпоследний день каникул и последний день совместной с Наставником и Ку-Ро тренировки они посвятили суровому уроку ботаники, который Наставник добавил в их учебную программу на десерт.
Он учил детей опознавать и добывать съедобные и целебные растения, а если ученики грубо ошибались, Наставник заставлял их съедать находку, чтобы они запомнили побочный эффект каждого из них. Как на зло, если ошибку допускал Ку-Ро, то отделывался головокружением и легким недомоганием, в то время как Ти-Цэ доставались куда более серьезные симптомы. Ноги от отравления отказывались его держать, горло сжималось удушающими спазмами, и он уже готовился к тому, что его окончательно свалит в могилу лихорадка, но Наставник продолжал смотреть на него с бесстрастным любопытством. Только когда из-за Ти-Цэ они стали слишком замедляться, Наставник раздраженно развернулся и привалил к дереву умирающего юношу.
Мужчина огляделся, отыскал взглядом круглый нарост на одном из деревьев, похожий на болячку, и рубанул по нему походным ножом. Наскоро выскреб когтями кору и получил что-то вроде неглубокой чашки. Он сел на корточки рядом с Ти-Цэ, сорвал с куста мерзкого вида жилистый плод и выдавил его содержимое в самодельную посудину. Поискал глазами необходимый ингредиент и приказал Ку-Ро подать ему высохший цветок обугленного цвета. Наставник растер его в порошок и присыпал к жиже. Три раза качнул, чтобы перемешать.
– Пей. – Он толкнул в дрожащие руки Ти-Цэ снадобье, и тот не раздумывая опрокинул его в рот. Вкус был приятным. Ти-Цэ замер в ожидании, когда лекарство подействует, и смерть уберет с его горла руки.
Однако, едва жижа коснулась дна его желудка, Ти-Цэ подпрыгнул: все внутренности скукожились, будто не хотели даже притрагиваться к зелью. Ку-Ро не смог сдержать смех, когда Ти-Цэ испуганно вытаращил на них глаза.
Его бросило вперед. Рвотный позыв был настолько агрессивным, что он едва не рухнул с колен.
– Ну вот, – удовлетворенно сказал Наставник. – Лучше? Или еще разок тебя наизнанку вывернуть?
– Мне хватит, – пропыхтел Ти-Цэ и отвернулся от теплой кашеобразной лужи. Наставник криво ухмыльнулся.
Ти-Цэ бил озноб, но ему и впрямь полегчало.
– В лагере займемся ориентированием на местности, – сказал Наставник на обратном пути. К концу тренировки, как обычно, уже садилась старая звезда. – Растения, которые мы с вами сегодня изучили, будут в джунглях. Надеюсь, вы запомнили, что в рот совать не стоит.
Ти-Цэ особенно энергично кивнул: более доходчивого практического задания днем с огнем было бы трудно отыскать. Он с неприязнью заметил, как задирает нос Ку-Ро. У него до рвоты дело не дошло.
В груди у него больно кольнуло: Наставник был доволен сыном не меньше, чем Ку-Ро – самим собой. Не слишком явно, но он кивнул ему, а на прихрамывающего Ти-Цэ почти не обращал внимания. Но юноша не позволил утереть себе нос – утер его сам, приосанился и заставил себя поравняться с бодро шагающими йакитами.
Послезавтра они возвратятся в лагерь. И там Ку-Ро ни в чем больше не сумеет его обойти.
