На замёрзшем стекле продышу я кружок… Поэтическая повесть

Редактор Е. М. Сверлова

Художник В. А. Борисова

© Михаил Сверлов, 2021

ISBN 978-5-0055-4044-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ К столетию моей мамы

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀

 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀
 

⠀ ⠀ ⠀

 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀
 

 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Мама – самый родной и близкий человек.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Она своею любовью оберегает твою жизнь,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ даже уйдя в мир иной.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ – Автор
 

Глава первая.
ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ

⠀

Лида была четвёртым ребёнком, родившимся в 1898 году в большой семье Алексея Ивановича Скоровского. Его предки ещё во времена царствования Петра I перебрались из Польши в Россию. Жена, в девичестве Екатерина Александровна Петровская, мама Лидуси, как они называли дочку, подарила ему шестерых детей, причём среди них был только один сын – Борис.

Отец работал на Московской железной дороге. Жили скромно. Снимали в Новогиреево – пригороде Москвы, в татарской слободе дом у хозяина Гуслова, который построил пять однотипных домов. В одном из них жила семья хозяина, а четыре он сдавал.

Старшая сестра Антонина вышла замуж за Григория Ефремова, отец которого был главным садовником в усадьбе графа Шереметьева в Кусково. Их дом находился в том же Новогиреево, но отличался от других домов тем, что был окружён разнообразными необычно красивыми цветами.

Лида с ранних лет любила музыку, была скромной, прилежной ученицей в лицее, где изучила нотную грамоту и прилично пела с нотного листа. В дальнейшем она много пела в церкви, на клиросе¹, и даже исполняла сольные партии в церковных песнопениях.

Работать начала в 1915 году телефонисткой в Московской гидроэлектростанции (МОГЭСе) вместе с революционно настроенными руководителями Смидовичем и Глебом Максимильяновичем Кржижановским, будущим «отцом» ГОЭЛРО.²

В 1919 году она познакомилась с Аркадием Макеевым в певческом хоре храма святителя Николая Чудотворца в Хамовниках. Он – новый регент,³ она – телефонистка МОГЭСа. У них не было ничего общего, кроме любви к музыке. Он был старше её на двадцать пять лет, но она влюбилась в него со всей пылкостью своей юной души. Он и впрямь был отличным музыкантом и помимо руководства церковным хором, в более поздние годы преподавал в музыкальном училище имени Гнесиных. В его церковном хоре пели большие артисты из московских театров, включая и Большой театр. Всё это не могло не покорить юную Лиду, и она в 1920 году вышла за него замуж. А он ради неё оставил свою первую семью, где у него было двое детей.

Однажды прямо у входа в церковь она встретила бывшую жену Аркадия. Та ждала её. Лида подумала, что будет серьёзный и неприятный разговор, но, к её удивлению, Анастасия стала горячо благодарить её за то, что Лидия избавила её «от этого деспота», как она назвала Макеева. И только спустя некоторое время Лида поняла, что имела ввиду первая жена её супруга. Аркадий Семёнович страдал сильными запоями. Женившись на Лидии, он надеялся, что новая любовь убережёт его от этой пагубной страсти. И, действительно, первые три года совместной жизни он справлялся с этим недугом.

14 июня 1921 года у них родилась дочка, которую они назвали Люсей. Воспитанием племянницы занялась сестра Лиды – Валентина, которую Люся с ранних лет называла «бабой Авасей». Лидия прохладно относилась к появившейся на свет дочке, тем более что стали вновь проявляться нелучшие наклонности мужа. Он снова начал пить. Иногда дело доходило и до рукоприкладства, поэтому дочери лучше было оставаться у бабы Аваси.

Но отец по-своему любил дочь и охотно занимался её музыкальным воспитанием. Он сразу заметил её тягу к пению и с раннего детства стал ставить ей голос и обучать её нотной грамоте. Правда, это обучение было жестоким: за любую ошибку в изучении нот, неправильно спетую музыкальную фразу он тут же ставил дочь на колени в угол на рассыпанный сухой горох. Иногда это сопровождалось и ударами скрипичного смычка.

Семья жила в Москве на улице Осипенко, и для Люси самыми любимыми были месяцы каникул, когда она уезжала в Новогиреево к бабе Авасе. Там она была окружена вниманием и любовью. Со своими подружками, а лучшей среди них была соседская девочка Нюра, они бегали в расположенный рядом с посёлком лесной массив, называемый парк Гай. Там рядом с Шереметьевскими прудами был деревенский пруд. Какое наслаждение было в жаркий летний денёк с разбегу прыгнуть в его прохладную воду и плавать, плавать, плавать. Только было одно неудобство: в пруду водились пиявки. Но кто из девчонок обращал на них внимание? Ну, присосётся одна-две, так подруги оторвут их от кожи и продолжают плескаться в воде. Зато как здорово после купания полежать на берегу, поиграть в карты, обсудить прочитанную книгу! А читала Люся много и всё подряд, чему способствовала хорошая библиотека тётки. Тогда же она стала пробовать себя в стихосложении. Правда она об этом никому не говорила, даже своим ближайшим подругам.

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Спящий пруд

 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ В бывшем поместье барском,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ (Недавно было то дело)
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ У пруда, заросшего ряской
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ На берегу я сидела.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Когда-то в далёкое время
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ По чистой, зеркальной заводи
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Как сказочные виденья
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Лебеди гордые плавали.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И белых лилий уснувших
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ В воде отраженье струилось…
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Но за тридцать лет минувших
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Многое здесь изменилось.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И тина дно покрывала,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Стало и мерзко и вязко,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И заводи чистой не стало,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И пруд затянула ряска.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Четыре берёзы-подружки
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Над прудом погибшим плакали,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И только одни лягушки
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Под вечер весело квакали.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Берёзкам бы раскачаться,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ На помощь позвать кого-то,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Но пруд не хотел просыпаться
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И превращался в болото.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Печально над прудом было,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И я небеса попросила,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Чтоб буря невиданной силы
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Уснувший тот пруд разбудила.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Чтоб ряски зелёной не стало,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Чтоб было песчаное дно,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И чтобы вода засверкала,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Как вымытое стекло.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀
 

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Озеро

 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Под голубыми небесами
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Средь пышной лета красоты,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Сверкая чистыми струями
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Блистало озеро в тиши.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Красиво озеро то было
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И, презирая целый свет,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Оно спесиво заявило:
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ «По красоте мне равных нет!»
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Слова те солнце услыхало
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И, чуть нахмурившись, сказало:
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ «Да, это правда, ты прекрасно,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Но в чём заслуга здесь твоя?
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Ведь платье нежного атласа
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Надела на тебя трава.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И ожерельем драгоценным
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ В алмазных россыпях росы
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Соцветьем необыкновенным
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Тебя украсили цветы.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Тебя мехами дорогими
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Окутал старый добрый лес,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ А воды стали голубыми,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀Лишь отражая свод небес». ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀
 

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Утро

 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Вдали светлеют небеса,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Погасли сонмы ярких звёзд,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И славят птичьи голоса
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Розовощёкую Эос.
 
 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Густые травы и кусты
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Покрыла блёстками роса,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И пробуждённые цветы
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Раскрыли венчики-глаза.
 
 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Смотрю на солнечный восход
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И утреннюю песнь пою,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ А Родина моя встаёт
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Навстречу радостному дню!
 

Но однажды она чуть не утонула вместе со своей подружкой Нюркой. Спасла их немецкая овчарка подруги. Это была крупная собака по имени Джульбарс. Щенком он был выбракован из помёта в находившейся в парке Гай кинологической школе НКВД. Инструкторы-собаководы с удовольствием раздавали таких щенят жителям Новогиреева. Достался щенок и отцу Нюрки. Собака оказалась умная, очень любила свою хозяйку и везде следовала за ней. Вот и в тот день она была вместе с девчатами у деревенского пруда. Нюра с Люсей играли на глубине, обдавая себя брызгами, шуточно притапливали друг друга, сцепив пальцы рук. В какой-то момент Люся поняла, что её пальцы свела судорога, и она никак не могла отпустить пальцы Нюры. Это же поняла и подруга. Они запаниковали и, пытаясь освободиться друг от друга, стали барахтаться и топить сами себя. Уже захлёбываясь, Нюрка крикнула: «Джульбарс!» Собака тут же кинулась в воду. Она быстро подплыла к девчатам, уже теряющим сознание, поднырнула под их сцепленные руки и, вынырнув, головой разорвала этот зацеп. Девочки ухватились за шкуру собаки, и она выплыла с ними на мелководье. Они лежали у берега и никак не могли встать. А потом, не сговариваясь, стали целовать собачью морду. Та смущённо пыталась отвести её в сторону, но было видно, что она была очень довольна таким к себе вниманием. С тех пор Люся очень полюбила собак, что впоследствии передалось и её детям.

Учёба давалась Людмиле легко. Нет, она не была отличницей, но русский язык, литературу, историю и географию знала прекрасно, не говоря уже о музыке, где она была непревзойденным школьным авторитетом. У неё был великолепный, поставленный отцом голос, и поэтому никого не удивило, что после окончания школы в 1938 году Люся поступила на отделение камерного пения музыкального училища имени Гнесиных.

Глава вторая.
ВОЙНА

Первая любовь

Однажды на танцах, после их новогоднего шефского выступления в одном из военных училищ, к Людмиле подошёл курсант и пригласил её на танец. Они познакомились и стали встречаться. Валентин Штумпф заканчивал училище в июле 1941 года. Это был высокий, русый парень с голубыми глазами и обаятельной улыбкой. Юноша был начитан, и Люсе было интересно с ним говорить на разные темы. Вскоре они поняли, что полюбили друг друга.

 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Зачем твоя незваная
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Любовь пришла ко мне?
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И гостьей нежеланною
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Примолкла в тишине.
 
 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ О ней я и не думаю,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Она мне не нужна.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Но тяжестью угрюмою
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Вошла ко мне она.
 
 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Такая неприметная,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Тоски полна,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Любовь та безответная,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Как ночь без сна.
 
 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Зачем судьбе понадобилось
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Нас свести?
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И на какую радость бы
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Сплести пути?
 
 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Дороги были разными
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ До этих пор.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Терзаемся соблазнами
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Себе в укор.
 
 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Глядишь ты, бесприветная,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Поднявши бровь.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Ну, где же ты ответная
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Моя любовь?!
 
 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И хлынула ответная
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Вдруг с жизненных круч
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Горячая и светлая,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Как солнечный луч.
 

Родители Валентина погибли при строительстве завода, когда обрушилась крыша, и он воспитывал своего младшего брата сам. Правда, брату было уже четырнадцать лет, и он был вполне самостоятельным ребёнком. Люся сразу же подружилась и с ним. Всё шло к свадьбе. Но наступило 22 июня, и в их жизни, как и в жизни всей страны, всё резко изменилось. Почти все выпускники военного училища были отправлены на Западный фронт в Белоруссию, и уже через две недели Валентина привезли в московский госпиталь с ранением в живот. Как врачи ни старались, но ничего сделать не смогли. Он умер практически на руках у Люси и брата.

На фронт!

После похорон Валентина его брата взяла к себе приехавшая из Архангельска тётка, а Люся решила уйти на фронт.

Она пришла в районный военкомат и попросила записать её в добровольцы.

– Дорогая моя, – сказал районный военный комиссар, – ты, давай-ка, учись в своём училище. Нам после войны хорошие артисты понадобятся. А фашистам мы и без твоей помощи хребет сломаем! – Но, увидев глаза расстроенной девушки, предложил, – Если хочешь поработать для фронта, то могу найти тебе работу.

Она согласно кивнула головой.

– Печатать можешь?

– Одним пальцем.

– Ничего! Сейчас направим тебя на курсы, а там, глядишь, и в «Правде» работать будешь! – Он засмеялся. Потом достал из стола какой-то листок с телефонными номерами, и, заглянув в него, набрал номер.

– Это Кукушкин из Фрунзенского военкомата. Вы там просили подсылать вам подходящие кандидатуры, так вот у меня такая кандидатура стоит в кабинете. Да! Да! Образование? – он посмотрел на Люсю.

– Среднее, – прошептала она.

– Среднее, да ещё и студентка. Подсылать? Добро! Фамилия! Как фамилия? – вновь посмотрел он на девушку.

– Макеева Люся.

– Макеева Людмила. Понял! Понял! Напишу! – Он положил трубку.

– Тааак, – протянул военком, – образование среднее, – повторил он. – Читать можем, писать – нет! Сейчас мы тебе соорудим направление.

Взяв листок бумаги и узнав её год рождения, быстро и размашисто написал: «Направление! Военный комиссариат Фрунзенского района г. Москвы направляет на курсы машинописи Макееву Людмилу, 1921 года рождения, члена ВЛКСМ, образование среднее, студентку Гнесинского музыкального училища». Затем расписался, поставил дату и, достав из кармана печать, поставил её на направлении.

– Давай «Русланова», двигай на Осипенко 13. Там обосновались твои курсы. Найдёшь?

– Так я же на Осипенко живу!

– Ну и молодец! Давай беги!

Найдя курсы, она отдала направление и уже со следующего дня приступила к учёбе. Занятия проходили целый день, и через месяц Люся успешно сдала экзамен, после чего была направлена в машинописный отдел газеты «Правда». Предвидение военкома сбылось.

По ночам они с подружками дежурили на крышах своих домов и тушили зажигательные бомбы, которые регулярно сбрасывались немецкими самолётами.

В декабре сорок первого года Людмилу призвали в армию и направили в отдельный батальон связи. Там её определили в специальный отдел: ей приходилось на машинах, мотоциклах и конных повозках развозить секретную документацию. Со временем она стала летать вдоль линии фронта и в тыл противника на маленьком самолётике «ПО-2», пилотом которого был лейтенант Буча Гоберидзе.

 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Вползает сумрак дымом серым,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Шуршит позёмка за стеной…
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Как будто снова в сорок первом,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Как будто на передовой.
 
 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Мы под Москвой тогда стояли,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ За ночью ночь и день за днём.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Ракеты землю освещали
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Зловещим мертвенным огнём.
 
 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Кругом гремело и стонало,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И танки шли на нас стеной,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ По полю лихо смерть скакала,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ А жизнь стояла за спиной.
 
 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Друзей погибших не забудем,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Их имена в сердцах храним…
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Ах, дорогие мои люди,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Давайте встанем, помолчим!
 
 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Давайте выпьем за погибших
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И песню тихую споём.
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Давайте выпьем за мальчишек,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Что берегут сейчас мой дом.
 

Случай на фронте

Однажды в середине декабря им поручили срочно доставить секретный пакет на линию фронта – в дивизию, которая в полуокружении вела затяжные оборонительные бои. Их строго предупредили, что если будут сбиты, то следует немедленно уничтожить пакет, даже если это случится на нашей территории.

– Вам всё ясно, рядовая Макеева? – спросил начальник спецчасти.

– Так точно!

– А Вам, Гоберидзе?

– Так точно! – и добавил, – Нэ валнуйтэсь! Нэ в пэрвый раз!

– Это вы волнуйтесь! – резко перебил начальник спецчасти. – Карту получили? Вопросы есть?

– Ныкак нэт!

– И ещё. Я не пугаю, а предупреждаю: невыполнение задания – расстрел! В лучшем случае – трибунал. Уяснили?

– Так точно!

– Выполняйте!

Повернувшись кругом, они вышли из штабной землянки. Начиналась снежная позёмка, и в таких условиях лететь было очень трудно. Но приказ есть приказ!

Быстро переодевшись в тёплую одежду, а у неё это были ватные штаны, валенки, стёганая телогрейка, под которой был толстый свитер, и шапка-ушанка, Люська забралась на крыло самолёта и оттуда – в кабину за спиной пилота. Гоберидзе уже сидел на своём месте. Вокруг самолёта суетились механики. Подбежал метеоролог и сообщил, что по всей трассе ожидаются снежные, но краткосрочные заряды. Буча в ответ махнул рукой и крикнул: «Спасыбо!»

«Все в парядкэ?» – спросил пилот у механика, стоявшего у винта. Тот молча кивнул головой. «Ат вынта!» – последовала команда пилота. Механик рванул лопасть винта самолёта и отскочил в сторону. Мотор сразу же подхватил и заработал мощно и ровно. Гоберидзе показал механику поднятый вверх большой палец и потихоньку прибавил газ. Мотор натужно заревел, и самолёт сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее заскользил на лыжах в сторону взлётной полосы. Через минуту они были в воздухе.

В таком самолётике, где кабина пилота и пассажира открыта, при работающем двигателе говорить можно было только по переговорной трубе. Гоберидзе условным знаком показал, чтобы Люся наклонилась к ней.

– Лудмылка, – начал он, – мы сэчас палэтым вдоль замёрзшей рэкы. Мынут чэрэз пятнацать будэт ызлучына, сматры вныматэлно. Ат нэё мы далжны палэтэть вправо до кромкы лэса ы вдол нэго до дэрэвны. Ат дэрэвны апят вправо ы чэрэз восэмь мынут далжна быт лыныя фронта. Вдол нэё ыдёт разбамблёная жэлэзная дарога. Нам нэльзя прамахнуца. Кагда будэт наша дывызыя, то далжны увыдэть жэлэзнадарожную станцыю ы бальшую ваданапорную башню. Слэды! Ясно?

Люся выпрямилась и увидела в зеркале, которое висело в кабине пилота, его лицо. Она закивала головой. Гоберидзе улыбнулся и подмигнул ей.

А внизу уже мела нешуточная метель. «Вот ведь напасть какая! – подумал Гоберидзе, внимательно наблюдая за тем, как на земле всё сильнее и сильнее размывались все ориентиры. – Тут не только излучину не увидишь, а вообще землю с небом потеряешь!»

Через пять минут на земле уже ничего не было видно. Он немного снизился и только по известному лётчикам да, наверно, следопытам чутью повернул вправо. В зеркале краем глаза он заметил, что Люся удивлённо и встревоженно смотрит на него. Он улыбнулся ей в ответ и показал большой палец. На лице Людмилы появилась улыбка.

Через пятнадцать минут он понял, что полностью потерял ориентиры и летит наугад. Но, на их счастье, сквозь пелену облаков стало пробиваться солнышко, и появились «окна», сквозь которые была видна земля.

Они летели над густым зимним лесом. Гоберидзе повернул влево, пытаясь отыскать кромку леса. Время шло, а лес не кончался. И вдруг они увидели деревню. Она стояла посреди леса. Буча сделал над ней круг, затем второй и, выбрав ровное место, пошёл на посадку.

Посадив самолёт и подкатив к крайнему дому, он остановился в метрах ста от него, не выключая двигателя.

– Луса! – закричал он в переговорную трубу, – давай схады к дому, разузнай, как называэтся дэрэвня и далэко лы жэлэзная дарога!

– Хорошо!

Люся встала в кабине, затем выбралась на крыло самолёта рядом с пилотом.

– Нэ спэшы, но ы нэ таны врэмя, – прокричал он ей. – Эго у нас с табой проста нэт!

Люся кивнула головой и, скользнув на край крыла, спрыгнула с него в снег. Она сразу же по пояс провалилась и, помогая себе руками, как бы поплыла в этой снежной пелене. Добравшись до крыльца дома, выбралась на него и постучала в дверь. Никто не ответил. Тогда она дёрнула дверь к себе. Дверь не открывалась. Толкнув её от себя, она почувствовала, что дверь поддалась. Навалившись плечом, она приоткрыла её и, проскользнув в образовавшуюся щель, оказалась на кухне.

– Хозяева дома? – позвала она. Никто не отвечал. «Такое впечатление, – подумала Люся, – что дома никого нет».

Пройдя в комнату, осмотрелась. Дом был пуст. Чертыхнувшись, она повернулась, чтобы выйти и, вдруг, не увидела, а как-то почувствовала, что из угла кухни на неё кто-то смотрит. Приглядевшись, она увидела, что там стоит собака. Вернее, то, что от собаки осталось. Это были сплошные рёбра и кости. Шерсти почти не было, и кожа висела струпьями. Она стояла и смотрела на неё, и изо рта капала слюна. У Люси от её вида и взгляда отнялись ноги. Это был взгляд не животного. Это был взгляд бешенного, готового на всё существа, лишь бы достать себе еду. Собака попыталось кинуться к ней, но не рассчитала сил и упала. Тогда она, извиваясь, поползла к Люсе. Та смотрела на неё в оцепенении. Затем, дико заорав, бросилась к выходу.

Выскочив на крыльцо, увидела, что Гоберидзе отчаянно машет ей рукой, тыча крагой⁴ куда-то за её спину. Обернувшись, Люся увидела, как от опушки леса по направлению к деревне идёт цепочка людей. «Ну вот, – облегчённо вздохнула она, – хоть будет у кого спросить». Она снова повернулась к самолёту и увидела, что Гоберидзе ожесточённо зовёт её к себе уже стоя на крыле самолёта. К тому же он что-то кричал. Люся снова посмотрела на него, потом на людей, бегущих к ним и, неожиданно, поняла: «Так это же немцы!»

Она соскочила с крыльца и, что было сил, начала пробиваться сквозь снег к самолёту. За спиной услышала выстрелы и увидела, как в хвосте самолёта появилось несколько дырочек. «Стреляют! – промелькнуло в голове. – Стреляют!»

Выбиваясь из сил, она прямо «подплыла» к самолёту. Буча уже сидел в кабине и ждал, когда напарница выберется на крыло. Ей удалось схватиться за скобу на крыле, но подтянуться она не могла, так как полностью выбилась из сил. «Буча! Буча! – кричала она, – Помоги!» Пилот оглянулся, увидев её беспомощное положение, ругнулся и выскочил на крыло. Он схватил её за пояс ватных штанов, одним рывком выдернул из снега и забросил в кабину пассажира. При этом она оказалась головой вниз, сильно ударившись о край сиденья. Спасла её шапка-ушанка, но на какое-то мгновенье девушка потеряла сознание.

Забравшись в кабину, Гоберидзе резко дал газ, и самолёт, вздымая тучи снега, помчался прочь от деревни, бегущих и стреляющих по ним немцев, собаки, так и не использовавшей свой единственный шанс наесться до отвала, хотя бы человеческого, но мяса.

А Люська, придя в себя, боялась пошевелиться, чтобы не выпасть из этого самолётика. Ноги торчали из кабины, голова начинала гудеть от прилива крови, было трудно дышать.

Вдруг она почувствовала, что Буча тянет её за пояс. Тогда она осторожно высвободила одну руку и, упёрлась ею в сиденье. Это позволило повернуться на бок. Втянув в кабину ноги, она попыталась приподняться и высвободить вторую руку. И это ей, в конце концов, удалось сделать. Она села. Прямо на неё смотрел через зеркало Гоберидзе. Глазами он показал на переговорную трубку. Она наклонилась к ней.

– Ты что там, – зло начал Буча, – чай пыла чтолы?! Эщё пят мынут, ы мы бы валалыс в этам снэгу мортвыэ! В лучшэм случаэ! Какого чорта ты папёрлас в дом, когда там и слэдов-то чэлавэчэскых нэ был выдно?

– Так ведь ты сказал…

– Что сказал!? Что сказал!? А у самой мазгов нэт что лы?

Люська обиженно отвернулась в сторону и тут же заорала не своим голосом: «Башня, башня!» Гоберидзе резко наклонил самолёт вправо и увидел уплывающую за них еле заметную во вновь начинающейся метели башню. «Так, теперь нужна железная дорога. А вот и она. Ещё кружок. Да, похоже, что это то, что мы искали, только с другой стороны!» Он прошёлся на бреющем⁵ вдоль станции. В одном из вырытых капониров⁶ разглядел танк со звездой на борту. Только после этого решил садиться.

– Садымся, – крикнул он Люсе в переговорную трубу. – Ыз машыны нэ вылазыт!

Самолёт приземлился на окраине станции. Сразу же к нему из ближайших разрушенных домов выбежали два человека в ватниках. Гоберидзе достал и передёрнул пистолет.

– Кто такие? – подбежав к самолёту крикнул один из них.

– А вы кто? – спросил Гоберидзе.

– Командир роты лейтенант Филиппов!

– Нам нужэн штаб дывызии.

– Да здесь он, – сказал Филиппов, и кивнул на разрушенные дома.

– Лудмылка, давай! – приказал Гоберидзе.

Она вновь выбралась на крыло самолёта, спрыгнула вниз к встречающим их бойцам, и они побежали к домам. Там, найдя начальника спецчасти, она передала ему под расписку пакет, получила новый и побежала обратно к самолёту. А по станции уже била немецкая артиллерия. Свистели осколки, летела мёрзлая земля и комья снега, но она видела только свой маленький, но такой, как ей казалось тогда, надёжный самолётик.

Уже в воздухе Гоберидзе сказал: «Луса, то, что с намы случылась у той дэрэвны – забуд. Ныкаму ны слова, а то мы с табой пападом пад трыбунал. Залэтэлы то мы в тыл к нэмцам. А зачэм?»

– Так ничего же не было видно… – начала было оправдываться Люся.

– Ты всо понял? – оборвал её Буча. – Эта тэбэ нэ в куклы ыграть! Шлопнут нас и всо. Ны кто ы разбыратца нэ будэт.

А погода, между тем, разошлась. Светило солнышко, и видимость была «миллион на миллион», как говорили лётчики. Настроение у Люси значительно улучшилось. Задание выполнено, от страха не осталось и следа. Показался и их аэродром. Буча выключил мотор и, обернувшись, спросил: «Споём?» Они частенько, возвращаясь после выполненного задания, пели в самолёте. У Бучи был не очень сильный, но приятный баритон. А про Люськин голос и говорить было нечего. Так что обслуживающие аэродром солдаты и вольнонаёмные, которые трудились в столовой, прачечной и санитарной части, с удовольствием слушали их импровизированные концерты.

И вот в воздухе, над засыпанным снегом аэродромом и штабом полилась их любимая песня:

 
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀«Вечерний звон, вечерний звон,
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Как много дум, наводит он».
 

И надо же было такому случиться, что в это время в их штабе находился командир дивизии, заехавший узнать, удалось ли передать срочный пакет командиру соседней дивизии.

– Это почему у вас патефон⁷ так орёт? – спросил он у командира батальона. – Вам что делать тут нечего? Или война закончилась?

– Да это не патефон, – улыбнувшись, ответил комбат. – Это вон с того самолёта поют. Разрешите доложить! Ваше приказание выполнено! Пакет доставлен по назначению!

– Тебе что, известие сорока на хвосте принесла? Ведь только что ты не знал этого.

– Так вот те двое, что поют, и выполняли Ваш приказ. А раз поют, значит выполнили.

Генерал посмотрел в небо на летящий самолётик и вдруг, улыбнувшись, подмигнул комбату.

– А ведь неплохо поют, черти! – сказал он. – Кто такие?

– Рядовая Макеева – бывшая студентка Гнесинки⁸, и лейтенант Гоберидзе – бывший истребитель, но после ранения списан из истребительной авиации.

– Я же тебя просил, если появятся голосистые, сообщать мне. Ты же знаешь, что нашу концертную бригаду разбомбило. А командующий фронтом мне уже дважды замечание делал, что я совсем не занимаюсь организацией отдыха бойцов… Так! Этих двоих, как сядут, – ко мне!

Он повернулся и пошёл в штаб.

– Так, товарищ генерал! – заголосил ему в спину комбат. – Я же не могу остаться без лётчика, да и курьеров у меня всего двое с допусками. А пока других оформят…

– Ничего, – поставил точку комдив, – мы тебе нашими поможем. И пилота не хуже подберём.

Вот так Людмила и Гоберидзе попали в дивизионную самодеятельность, где она и встретилась со своим аккомпаниатором Колей Сверловым, играющим на баяне. Затем их перевели во фронтовую концертную бригаду.

Бригада выступала и на передовой, и в тылу. Частыми гостями они были в военных госпиталях. Конечно, молодая и красивая девушка не могла не нравиться солдатам и офицерам. За ней ухаживали и полковники, и даже один генерал, потерявший свою семью в самом начале войны. Но Люсе нравился только баянист Николай. Он ей чем-то очень напоминал её первую любовь – Валентина Штумпфа. А когда однажды во время очередных артобстрела и бомбёжки, частенько случавшихся посреди концертов, Николай прикрыл её своим телом и получил ранение, она для себя решила: «Вот он её принц!» А «принцу» было двадцать шесть лет. Он был лысый, «как девичье колено», – по его же высказыванию.

Николай был из поморов и до войны жил в Архангельской области и в городе Архангельске, где закончил лесотехническое училище по специальности бухгалтерия. Он играл практически на всех доступных ему инструментах, включая гармошки, баяны, балалайки и мандолины.

Начиная с весны 1943 года, Николай и Людмила стали жить вместе. Такое сближение не могло не закончиться беременностью. В начале 1944 года Люся была демобилизована из действующей армии, а в мае того же года родила сына, которого назвала Валентином.

Демобилизация спасла ей жизнь, так как буквально через месяц после её увольнения их концертная бригада, попав под артобстрел на передовой, почти полностью погибла. Остались живы руководитель бригады, танцор Колька-цыган, и раненые Гоберидзе и Николай Сверлов. После госпиталя Буча Гоберидзе вернулся в авиацию, а Коля попал в полковую разведку и закончил войну в Кенигсберге.