Buch lesen: «Набукко»

Schriftart:

* * *

Синее море, белый пароход. Ну, в общем, и не белый, и не пароход, а просто прет катер, груженный товаром для отельного бара, на упаковках с пивом сидят два человека и вяло болтают о вечном.

– Дя-адя Саша, мне даже как-то неловко становится за вас. Откуда у вас это низкопоклонство перед этим поганым Востоком!

– Ну, зачем ты так, Дениска.

– «Дениска» у вас звучит как «редиска».

– Каждый слышит то, что боится услышать.

– Да это ладно и пусть, но ваша готовность в каждом куске верблюжьего навоза углядеть самобытность и урок всем нам, ей-богу, злит.

– Ну, какой же навоз, Денис, Будда все-таки Будда. Ты же на Будду в данном случае решил наехать, да?

– Бросьте! И подальше отбросьте. Что такое эта Будда?! Московско-интеллигентская чепуха в башках осела и зацементировала извилины, никакого трезвого взгляда.

– Люди живут, как хотят, Денис, давно живут, на Востоке и не на Востоке, и часто более по-людски, чем мы.

– Это все советский интернационализм, батька современной политкорректности. Америкосы только подхватили, а придумали-то эту чушь мы. А что касается вашего Будды, дядя Саша, то я вам вот что скажу – неприятнейший человек.

– Кто?

– Да Будда, Будда этот. И именно что человек, а не Бог, и буддизм не религия, а учение.

– Да мне все равно, Денис, что…

– А знаете, как его определяют, ну, какие есть основные признаки Будды, дядя Саша?

– Что ты имеешь в виду?

– Слоновый хрен я имею в виду! Среди основных признаков Будды, по которому определяют вновь воплотившегося Будду, числится именно эта особенность. Без слонового пениса Будда и не Будда.

– И что?

– А как он умер, вы знаете, дядя Саша?

– Ты мне сейчас откроешь глаза.

– Он умер, дядя Саша, оттого, что обожрался жареной свининой. Красавец! Бекону горячего заглотил столько, что заворот кишок наработал – вот это их идеал. Идеал так идеал!

– Не знаю, откуда ты это выкопал, и вообще, должен тебе сказать, ты уж извини, не очень-то верю твоей начитанности, и слишком понятно, к чему ты ведешь: ты ведешь к тому, что христианский Бог более достойно окончил дни свои, и поэтому…

– Ну, если мученическая смерть на кресте – это, по-вашему, всего лишь достойно…

– Знаешь, Денис, я с большим уважением… и никогда бы не позволил себе…

– …и это имеет значение. Не может большая чистая правда поступать к нам в такой замызганной упаковке. Как-то не верится мне в твое скоропостижное православие.

– А что, истина обязательно вваливается на белом коне и в золотых одеждах? Как раз нет, в сиром обличье, на ослике, совсем не гордо.

– А потом, я тебе просто не верю.

– В Бога не верите или мне не верите?

– Ты не примазывайся, Дениска, к Богу-то. Его, может, и нет, но тебе до него далеко. На тебе вон даже креста нет.

– Просто перед походом в сауну снял и позабыл надеть. А так я крещеный. Как и вы, кстати.

– Ты своей верой компрометируешь то, во что веришь. Но это ладно, бывают и юроди…

– …балабол!

– А я между тем, не отвечая на оскорбления, напрямик к делу. На все ваши, как вам кажется, ядовитые сомнения, дядя Саша, ответ есть даже в Законе Божьем, а он писан для, извините, пятиклассников. Вот вы смеетесь, как это у них убого, у христиан, – «грешить и каяться, грешить и каяться», профанация просто. Пошел украл, жену друга соблазнил, а потом лбом бух в пол – и все, очистился.

– А что, разве не так?

– Конечно, не так. Грехи-то не поп отпускает, а инстанция повыше. Поп, слушая твою исповедь, может быть пьян, может думать о своем новом джипе, поп тут важен не духом, а ухом и тем, что он формально поп, то есть рукоположен. Он официальный проводник между верующим и тем, в кого верующий верует.

– Ты меня, Денисушка, не путай.

– Я, наоборот, распутываю. Я…

– …ладно…

– Или вот вы делаете вид, что не понимаете, почему это «нищие духом наследуют Царствие Небесное».

– Да, не понимаю.

– Дядя Саша, тут дело вот в чем. «Нищие духом» – это не дебилы, как вы думаете, не двоечники. Сколько лет растолковывают, что это «не гордецы», люди без духовных понтов. Те, кто понимают, какая разница…

– Я тварь еще та. И в моральном смысле, и в онтологическом. Я сотворен так же, как ваш Будда или Конфуций…

– Может, ты здесь в отельной обслуге и оказался оттого, что там, на родине, наследил, какой-нибудь бюджет распилил?

– Скажите сразу – изнасиловал шестилетнюю девочку, потом зарезал и съел.

– …квартиру на Палихе сдадут, а здесь свою духовную как бы жизнь оплачивают. И в голову не приходит, что живут за счет того, кто эту самую двушку там, на родимом севере, заработал.

– Вы опять о справедливости, дядя Саша?

– А чем тебе справедливость-то не нравится?

– Дьяволово отродье.

– Ух ты!

– Да-да, дядя Саша. Она омерзительна тем, что ее никогда нигде не бывает и не может быть, а целые страны и эпохи корежат людей, загоняя в нее. Сколько людей, столько и справедливостей. Вот тут дьявол и просовывает свое копыто к нам. Бог есть Любовь. Он нас жалеет и любит и поэтому воздерживается от применения к нам справедливости.

– Вот ты тут мне только что про гордыню вещал, а сам…

– Что сам, дядя Саша?

– Возносишься. С чего это ты решил, что Бог, если он есть, тобой занят, сам же про себя сказа…

– …Он создал все эти атомы, и они всегда поведут себя одним только образом, а вот что я выберу – колбасу или товарищей по оружию, – это вопрос.

– Извини, Денис, но мне кажется, что ты выберешь колбасу.

– Думали обидеть, дядя Саша? Сразу видно, что вы не Бог. Вот вы уже поняли, что я куда умнее вас, и вы меня успели не полюбить, и вам желательно, чтобы я оказался сукой.

– Извини, в…¹

– Что это вы из крайности в крайность? Но техника – это ладно, это ваш пример с катером нас уводит куда-то, я ведь про моральную вселенную больше талдычил, дядя Саша, про…

– Хорошо, если хочешь, я тебе из моральной вселенной подброшу прим…

– Можете дальше не бередить, сразу мораль.

– Ответ есть – и давно, и исчерпывающий.

– Какой?

– Тебе как атеисту, дядя Саша, не понять, как говорится, но попытайся. Ты ведь считаешь, что этим вот миром, в котором мы сейчас с тобой на раздолбанном довоенном еще, наверно японском, катере везем в отдаленный тропический отель кока-колу и прочую ерунду, все исчерпывается. Никакого другого мира нет.

– Его и правда нет.

– Чего ты вскочил?

– Что это, дядя Саша?! Что вы молчите, дядя Саша?!

Дядя Саша смотрел в сторону громадной водяной стены, что перегородила картину океана и бесшумно, но неуловимо приближалась.

– Молись, Денис, молись. Молись, кому хочешь.

Часть первая

1

Денис осторожно открыл правый глаз. Левая часть лица была утоплена в песок, и он ее не чувствовал. Первое, что увидел, – тоже глаз. Дергающий веком, чтобы стряхнуть песчинки. Денис сообразил, что это глаз лежащего напарника.

– Кто это там? – спросил шепотом напарник, и стало понятно, что они не одни. Над ними кто-то высится. Высится и молчит. Угрожающе? Не понять, но все равно страшновато.

– Кто это? – спросил, тоже шепотом, Денис.

Дядя Саша в ответ вдруг то ли засмеялся, то ли зачихал, засыпая песком глаз напарника.

– Не знаю.

Высящаяся фигура издала несколько звуков и, судя по перемещению теней, села. Лежащие замерли. Обоих посетила одновременно одна и та же протестующая мысль – а, собственно, откуда этот страх-то? Я жив, мы оба живы, надо только разобраться, что это за человек, да и все.

Дядя Саша, подтянув левую ногу и оттолкнувшись правой рукой, сел. Денис, выждав пару секунд и убедившись, что ничего с напарником не случилось за это, сделал то же самое. И вот они в четыре глаза рассматривают сидящего перед ними на корточках большого, коричневого, по пояс голого дикаря. Что это дикарь, понятно и без дополнительных размышлений. Натуральный, кажется. На работающих под экзотику местных фолк-актеров они и в своем отеле, и в других заведениях островной линии насмотрелись.

Да, кажется, натуральный. Но все же… Никаких торчащих в прическе перьев, никаких ожерелий из ракушек на мощной шее. Из одежды – набедренная повязка из сухой травы. Мощные ладони на мощных коленях. На большом скуластом лице немигающие черные, удлиненные к вискам глаза. Выражение их неуловимо.

– Хеллоу, – сказал осторожно дядя Саша, и они с Денисом одновременно осознали, что сидящий не понимает их. Откуда в этих сугубо туристических местах такой дикарь?

– Что будем делать? – почти не разжимая губ, спросил дядя Саша у Дениса, улыбаясь сидящему.

– Меня больше интересует, что он с нами сделает, – еще менее артикулированно ответил Денис, осторожно скосив взгляд. Пляж как пляж. Широкая полоса белого песка. Метрах в тридцати от воды – строй пальм, наклонившихся в сторону моря.

– Ты сразу-то не скули, может, это и не каннибалы, – усмехнулся дядя Саша и начал медленно подниматься, отряхивая песок с мятых клетчатых шорт. Напарнику его решительность казалась немного рискованной: а как это воспримет дикий человек?

– А почему во множественном числе? – спросил Денис, оставаясь сидеть, и в этот момент увидел, что из прибрежных зарослей вышли несколько человек в набедренных повязках и направляются в их сторону.

Первый дикарь встал и замахал мощными руками, обращаясь к ним и предлагая обратить внимание на свою находку.

Строение представляло собой поставленный кругом плетень, накрытый огромной вьетнамской шляпой из сухой травы. Сквозь широкие неровные щели было видно, что снаружи плотной стеной стояли полуголые люди. Мужчины, дети, женщины. Стояли молча, пропитывая дыханием плетень, блестя глазами.

Потерпевшие кораблекрушение сидели на глиняном полу, оглядываясь и судорожно почесываясь.

– Дикари, – с нервным смешком произнес Денис.

Дядя Саша приложил палец к губам.

– А вдруг все же людоеды? – Денис суетливо обернулся на чих в толпе.

– А вдруг они понимают?

Сразу вслед за этими словами по строю дикарей прошла волна шипящего шепота справа налево, а потом обратно.

Денис завертел головой, расчесывая при этом пухлую щеку.

– Да нет, откуда им… По-английски я уже пытался, и вы… даже головы не поворачивают.

– Чего они ждут? – не столько спрашивая у напарника по приключению, сколько рассуждая сам с собой, сказал дядя Саша.

– Вам не терпится, чтобы они уже приступили? Огонь они разжигают, тесаки точат… – с легкой истерической ноткой в голосе, но явно не веря в собственную версию, сказал аниматор.

– Главного ждут. Вождя, – рассудительно предположил инженер.

На это Денис ответить не успел, качнулась травяная циновка в дверном проеме – отодвигая ее покатым гладким плечом, внутрь вошла молодая дикарка с подносом в руках. Невысокая, приземистая, топлес, в набедренной повязке, босая. Тонкий нос, пухлые щеки, миндалевидные глаза, да еще и полуприкрытые. Смуглая кожа снижала эффект наготы. Да и вообще дикарям идет быть не вполне одетыми. Это подумал Денис. Дядя Саша старался не смотреть на девушку. Она поставила поднос перед неловко сидящими гостями и, чмокнув выразительными губами, вышла. Очевидно, это была рекомендация – ешьте.

Поднос представлял собой кусок древесной коры, размером с таз. На нем высилась белая горка – похоже на вареный рис, и лежали какие-то плоды. Все незнакомого вида.

– Прежде чем сожрать нас, они нас решили откормить.

– По крайней мере, дурианов здесь нет.

– Есть, дядя Саша, это мы дурианы. Как нас угораздило выехать на этой посудине, когда приближался такой шторм?

Инженер, опираясь на локоть, подобрался к «столу» и осторожно взял желтоватый плод, похожий на маленький толстый банан.

– Это был не шторм.

В хижине вдруг стало светлее, как будто высказывание напарника осветило ситуацию.

– Разошлись, – Денис вертел головой, – не дожидаясь главного. Если не шторм, что?

– Это было цунами.

Аниматор разглядывал «банан» в примеривающихся пальцах инженера.

– Вы будете это есть?

Очистив кожуру, снимавшуюся очень легко, дядя Саша осторожно откусил. Стал жевать. Денис, продолжая нервно расчесывать щеку, следил за ним, прищурившись, ожидая, чем это закончится. Доев один «банан», напарник взялся за другой.

– Вкусно?

– Запасаюсь силами на всякий случай. И вкусно.

– Цунами, конечно, многое объясняет. Сколько метров была волна? Нас и зашвырнуло. Тут повсюду, наверно, куча всяких островков.

– Ты поешь, рис еще теплый. Хотя это не совсем рис.

– Очень хочется, чтобы сейчас прибежал какой-нибудь менеджер местного отеля и обвинил нас в незаконном проникновении.

Дядя Саша отправил в рот еще одну порцию риса сложенными в ковшик пальцами.

– Как вы думаете, нас будут искать?

– Во-первых, почему ты решил, что это остров?

– Откуда тут взяться полуострову? Мысленно представьте себе карту, это на сколько нас должно было унести. Унесенные, блин, водой!

– Если это было цунами, то сейчас там, в отеле и повсюду, я думаю, хаос и вообще черт знает что. Нас не первых хватятся.

– Но здесь же хаоса нет. Здесь вон экологический завтрак и все такое.

– Я сам все время об этом думаю. Объяснение наверняка есть, но мы не прямо сейчас его узнаем. Ты ешь.

– Да как-то, дядя Саша, не лезет кусок в пасть. И как вы думаете, долго нам здесь придется отсиживаться?

Денис встал. Он был длинным сытым парнем с мясистой «московской» фигурой, круглой щекастой, кудрявой головой, которая тут же уперлась макушкой в потолок хижины.

– Сядь.

– Да не могу я сидеть. Надо же как-то все выяснить – к то, что…

– Где? Когда?

– Только не делайте вид, что полностью владеете собой, что у вас…

Речь прервалась сама собой, потому что к хижине кто-то приблизился. Кто-то большой, и передвигался он с шумом. Денис сделал шаг назад вглубь помещения. Дядя Саша развернулся на руках так, чтобы сидеть к входу лицом.

Плетеная дверь была заброшена на крышу решительными руками, и внутрь вошли один за другим двое дикарей, как и юная подавальщица, в набедренных повязках, босиком. Они тащили большую плетеную корзину, поставили рядом с подносом и, ничего не сказав, удалились.

– Заметьте, никакого оружия. Ни у тех, что на берегу, ни у этих. Может, они не людоеды, а, наоборот, вегетарианцы?

Дядя Саша подобрался поближе к корзине. Денис навис над ним и сообщил сверху:

– Так это, кажется, наше. Собрали на бережку, очень с их стороны любезно.

Инженер начал доставать из плетеной емкости перепачканные в песке, мокрые предметы: надорванная пластиковая упаковка с маленькими бутылками колы, один резиновый пестрый шлепанец, связка пластиковых соломинок для коктейля, мокрый ком салфеток, красный швейцарский перочинный ножик с крестом и множеством лезвий…

– Шикарная вещь, с одним таким можно цивилизацию построить на необитаемом острове.

– Не может быть! – Дядя Саша повернул к напарнику просветлевшее лицо. В руках у него был мобильник.

– Мой, – сказал Денис, протягивая руку.

Радость оказалась недолгой. Машинка отказалась оживать, несмотря на усиленный массаж большим пальцем.

– Морская вода, – сказал дядя Саша, беря прибор у напарника, чтобы тоже попытать удачи.

Хозяин разочарованно махнул рукой:

– Да там и денег не было ни копейки. Уже неделю. Поищите там свой.

Инженер наклонился над корзиной.

– Да нет, он у меня всегда был на поясе, – он показал на пустую кожаную ячейку на ремне. – Рыбки разговаривают.

– Что там еще?

Заводная механическая бритва, еще связка соломинок для коктейля, настенный календарь за 2012 год – можно было подумать, что волна швырнула их на полтора года в прошлое, – костяной рожок для обуви…

– Это еще зачем? – рассеянно произнес дядя Саша.

Напарник взял у него явно не самый необходимый в данной ситуации предмет и зачерпнул им риса.

– Боец без ложки – инвалид.

Размокший органайзер.

– Если еще и ручка найдется…

– Две, Денис, сразу две.

– Будем вести береговой журнал.

– Ты решил здесь обосноваться надолго?

– Типун вам!

Еще один шлепанец, только не пестрый и не резиновый.

– Сменная обувь.

На ногах Дениса были кеды, дядя Саша был в потертых, совсем потерявших от воды вид мокасинах. Они одновременно подумали о том, что это удача – оказаться в их ситуации хотя бы не босиком.

Термос. Закрытый. В нем была морская вода. Каким образом? На эту тему думать не было сил – просто чудо.

О-о! Бутылка «Джонни Уокера».

Товарищ инженер с самым равнодушным видом отложил ее в сторону и, чувствуя на себе удивленно-возмущенный взгляд аниматора, пояснил:

– Напиться в нашем положении – это безумие. Мы не знаем, как тут относятся к пьяным. Вдруг как у саудитов?

Как только корзина была опорожнена и в углу легла куча мокрого скарба, явилась прежняя безмолвная девушка и унесла корзину.

– Такое впечатление, что тут где-то видеокамера. Почему она молчит и как, по-вашему, ее зовут?

Молодой человек снова встал. Приблизился к дырявой стене, припал глазом.

– Тут несколько таких. Фанз. Людей не видно. Ну, коне-ечно, старуха у «вечного огня» что-то вычесывает из башки, голопузые ребятишки. Как вы думаете, дядя Саша, как они думают – мы имеем право выйти, осмотреться? Или за это – копье в брюхо?

Дядя Саша возился с мертвым телефоном. Вся подтянутая, сухощавая фигурка сосредоточилась на этом.

– Я же говорил, нет там ничего.

– А вдруг тебе позвонят?

– Разве что с того света. Все, кто знает этот номер, для меня умерли. Хотя что я несу, у Марио, у лысого, знаете, менеджера номер записан. – Денис оживился. – Должны они меня хватиться. Нас. Начнут, пусть не сегодня, разыскивать… мы ящиков с виски одних везли… сколько?

– Не позвонят, – хмуро сказал дядя Саша. – Морская вода испортила твой телефон.

– Просохнет.

– Сомневаюсь.

Денис бросил телефон в кучу барахла и сел, прислонившись спиной к плетню. Начал ощупывать карманы. На нем были трикотажные штаны турецкого покроя с отвисшей мотней и майка с Эйфелевой башней на животе.

– У вас есть деньги? У меня вот две пятерки, ойры, и долларов десятка и еще по одному… Карточки здесь вряд ли принимают.

– У меня есть сомнение, что здесь что-то можно купить за деньги.

– Торговля – всемирное явление. Хотя на карточке у меня как на телефоне. Что это вы вдруг как-то осунулись, а? Не пугайте меня. Ваш совковый позитивизм – единственное, что можно хоть как-то противопоставить подобной ситуации. Не дай бог, я дам разгуляться своему воображению.

Дядя Саша припал взглядом к просвету в стене. Через некоторое время он сказал:

– Ты знаешь, Денис, я начинаю думать, что никто к нам сюда не готовится прийти с визитом.

– Думаете? Ну тогда пошли сами нанесем визит кому-нибудь. Эта неизвестность меня раздражает. Мы здесь уже не один час, а наверно, два, и все еще представления не имеем, где мы!

– Нас, кажется, предоставили самим себе.

Снова появилась бесшумная девушка, в руках она принесла две баклажки, сделанные из небольших тыкв, и аккуратно поставила рядом с подносом.

– Парле ву франсэ? – Денис попробовал посмотреть ей в глаза, она ответила ему взглядом на взгляд. Даже вроде бы улыбнулась, примерно в полторы Моны Лизы, и удалилась.

Денис схватил флягу, поднес к губам.

– Если здесь пиво, то я вам скажу, что это такое – продвинутый под первобытный образ жизни бордель.

– Там вода, – сказал дядя Саша.

Денис глотнул.

– Это не бордель.

– Денис, я понимаю, ты дергаешься, я тоже, кстати, но сосредоточься. Начинай привыкать к мысли, что это не отель в этническом стиле, вообще не кусок территории, куда ступал сапог цивилизации. Когда нас сюда вели, я внимательно осматривался. Ни одной пробки, ни одного окурка…

– Я и не говорю, что это Симеиз.

Дядя Саша оторвался от щели в стене, сел, закрыв глаза.

– Кажется, мы попали в историю.

Денис сел рядом, протянул ему тыкву.

– Вы хотите сказать, что мы совершили географическое, и не только, открытие. Не в одних лишь дебрях Амазонии бывают неизвестные науке народики.

В ответ дядя Саша вдруг вскрикнул и вскочил. За стеной раздался смех. Пара голых мальчишек лет десяти – двенадцати приплясывали там, показывая короткие веточки.

– Дети как дети, – сказал дядя Саша, почесывая уколотое место, – будем надеяться, что у них взрослые как взрослые.

Появилась молчаливая девушка, надавала мелким хулиганам неболезненных подзатыльников, они унеслись куда-то в общем-то довольные собой.

– Слушайте, она нас охраняет.

– Если у нас такой вертухай, есть основания для сдержанного оптимизма.

Денис отхлебнул из баклажки.

– Отличная, между прочим, вода – целебная, наверно.

– Как бы не наоборот.

– Вы про амебу? Я делал какие-то прививки. Вообще, говорят, здесь не должно быть…

– Пошли! – вдруг решительно сказал дядя Саша.

На пороге они на несколько секунд задержались: то ли после полутьмы хижины нужно было привыкнуть к яркому свету, то ли преодолеть остатки нерешительности.

На вытоптанной площадке на вершине небольшого всхолмия располагались еще три плетеных строения. Возле одного курился костерок в углублении, обложенном небольшими камнями. Увиденная сквозь стену старуха у костра больше не сидела, и вообще никого не было видно, хотя чувствовалось, что тут проживают. Между хижинами на провисших веревках болтались пучки сушеной травы, связки непонятных плодов или грибов. Запасы. Никаких примет и следов цивилизации. В самом заброшенном африканском или индейском поселке можно наткнуться на пластиковую канистру, сиденье от автомобиля, зеркало – тут была стерильно натуральная среда.

– Как минимум собиратели, – сказал дядя Саша. – Хотя нет: а рис?

Денис уже давно вырвался взглядом из ближайшего окружения и ориентировался в пространстве. Вершина холма была оторочена густыми, разнообразными тропическими зарослями. Можно было подумать, что они находятся на лысине огромного монаха. Вон там прорублена сквозь заросли дорожка, по которой белых гостей доставили сюда с берега, виднеющегося вдали слева. Если посмотреть вправо: далеко, видимо на том конце острова, если это остров, высилась бледная, заостренная кверху скала, похожая на торчащую из земли ладонь со слегка отведенным большим пальцем. Ближайшие подступы к холму рассмотреть было невозможно – мешали заросли вокруг «лысины». А подходы к отдаленной скале были обозримы: пространство, заляпанное пятнами растительности, и самое удивительное – геометрические пятна почвы, похожие на куски вельвета, лежали повсюду, куда добирался взгляд.

– Народ в поле, – сказал Денис.

Действительно, можно было разглядеть крохотные фигурки на «пашнях».

Два крупных, расходящихся друг от друга ручья, истекавших из подножья скалы, разрезали картину на три неравные части. Ближе к побережью они зарывались в заросли и, надо понимать, тайно добирались до океана. От ручьев в обе стороны отходили ниточки арыков, местами посверкивающие на солнце.

– Поливное земледелие, – счел своим долгом обозначить увиденное дядя Саша.

– И тишина, – сказал аниматор, делая соответствующий жест руками.

И тут из-за одной из хижин появилась корова. Потерпевшие кораблекрушение уставились на нее, оба смущенные этим зрелищем и пока не в силах сообразить, что же в появлении коровы их так смутило. Наконец поняли – это была именно корова, в том смысле что не теленок, – коричневая, с желтоватыми рогами, чувственными глазами, полным выменем, но маленькая. Раза в два меньше, чем они привыкли видеть.

– Карликовое животноводство, – сказал Денис в тон дяде Саше, но тот был не склонен к юмористическому взгляду на вещи. Он медленно сказал:

– Кажется, нас действительно… занесло. Здесь даже своя порода коров. Представляешь, сколько они живут на этом острове в отрыве от всего остального мира?

– Дядя Саша, мы еще не выяснили, на острове ли мы.

– Сейчас дойдем до той скалы и выясним, что на острове.

Из-за хижины появился средних лет мужчина, подошел к корове, погладил по холке и поманил за собой. Корова покосилась на белых людей и пошла. Абориген тоже покосился в их сторону, именно с той же степенью интереса, что и корова. Это было немного неприятно. Они все еще не понимали, в каких они состоят отношениях с окружающим миром. А стало быть, неясно, что им позволено, а что воспрещено.

Пока не начнешь двигаться, сопротивление среды и не определишь. Дядя Саша сделал не быстрый, но решительный шаг вперед, к тропинке, что, как было известно, уводила меж стенами тропических зарослей вниз с холма в охваченную медлительным сельским хозяйством долину.

Денис шел следом и, опасливее старшего товарища, чаще вертел головой и напряженнее прислушивался. Пару раз он проверил, не крадется ли за ними кто-нибудь. Например, карликовая корова. Ему хотелось говорить о змеях и тарантулах, но не хотелось выглядеть трусом, и он завел речь о погоде:

– Вы обратили внимание, мы на экваторе практически, а ни особой духоты, ни жары не наблюдается. Не то что там, на берегу.

– Это потому что мы на холме, сейчас спустимся ниже, станет влажнее и жарче.

– А-а, как на Бали – на берегу тропики, а в Убуде, в столице…

– Как на Бали.

Тропинка вилась. Густые и разреженные, высокие и ползучие, сине-красные, лимонно-желтые и фиолетово-розовые, исходившие приторными, почти физически ощутимыми запахами стены диких садов проплывали справа и слева.

Аниматор не выдержал:

– А не бросится ли на нас из этих клумб какой-нибудь ягуар?

– Если это остров, и небольшой к тому же, крупных хищников здесь нет.

Дениса раздражала прямолинейная уверенность напарника по несчастью, что они имеют дело именно с островом. Больше хотелось полуострова, больше шансов выбраться к цивилизации без посторонней помощи. Да, по цивилизации уже довольно остро скучалось, и также крепло понимание, что цивилизованный человек без своей цивилизации особенно ничтожен.

– Начинается сауна, – сказал Денис.

И тут заросли распахнулись, и открылась долина-равнина: она не была такой плоской, как казалось с холма, она была скорее волниста. Прямо от устья тропинки начиналась обработанная земля, большой кусок того самого, что они увидели еще сверху.

Дядя Саша присел на корточки и осторожно прикоснулся пальцами к веточкам ближайшего кустика. Дениса больше интересовали фигурки людей, что виднелись впереди шагах в пятидесяти. Они стояли наклонившись в междурядьях, держа в руках мотыги. И вдруг выпрямились и посмотрели в их сторону.

– Это не рис, – сообщил дядя Саша, растирая ладонями метелку с зернами. – И не сорго.

Сзади послышался глухой приближающийся топот, как будто весьма многоногое существо быстро спускалось вниз по тропе. Денис смотрел то в поле, пытаясь уловить намерения земледельцев с мотыгами, то вверх по тропе, прикидывая, как бы можно было подготовиться к появлению неизвестного, весьма вероятно опасного, существа. А дяде Саше, долбаному инженеру, будто все равно: быть затюканному мотыгами или сожранному невидимой многоножкой!

Товарищ инженер встал как раз в тот момент, когда из зарослей вылетела тройка голопузых детишек лет тридцати пяти на троих. Они не испугались двух необычно по местным меркам одетых мужчин, смотрели на них без особого интереса и специально выражаемой приязни. Их послали в погоню за исчезнувшими гостями? Да нет, чепуха, просто ребятня носится по острову. А, нет, не просто так. В руках у них баклажки.

– Привет, спиногрызы! – сказал Денис. – Это вы нам?

Дети ничего не ответили, обогнули пару белокожих гостей и побежали вглубь поля к людям с мотыгами.

– Там дорожка, – сказал дядя Саша.

На самом деле метрах в пяти от того места, где они стояли, начиналась дорожка, разрезающая пашню. Очень кстати, долину, очевидно, можно пересечь, не топча посевы. Они двинулись вслед за подносчиками воды. Проходя мимо уже напившихся и вновь углубившихся в работу крестьян, они придержали шаг, рассчитывая, что те с ними, может быть, захотят заговорить. Заговорить с ними никто не пожелал, хотя было понятно – без внимания их передвижение не осталось. Несколько взглядов искоса и исподлобья, но лишь в прямом, а не переносном смысле.

Они пересекли с десяток, не меньше, таких наделов, обогнули несколько скоплений деревьев, внутри которых можно было различить ограды загонов – помимо земледелия на острове имелось вполне культурное животноводство. И даже один попался птичник – неосторожно приблизившись, они взволновали целое облако белых кур.

Все время они, переходя с дорожки на дорожку, возвращались на берег быстрого, очень холодного ручья. Было душно, дядя Саша не только ополоснулся в удобном месте, но и напился.

– Холодная, – сказал он.

– Так и будем его называть – Холодный ручей.

– Как скажешь.

– Все-таки мы зря хлещем здешнюю водицу, – сказал Денис, наблюдая за напарником, но сам к воде не прикасаясь.

– Мы уже пили ее там, в хижине.

– А почему сами пахари не хлебают из ручья, а ждут, когда детишки притаранят им баклажки? Тут пройти метров двести.

– Это была не вода.

– В смысле?

– Это был обед. Молоко.

– Такое впечатление, что вы тут уже были.

– Кто знает, – вздохнул дядя Саша.

– Ну, это уже совсем не научный материализм. Мистика вам не идет.

– Знаю. – Дядя Саша мелко улыбнулся и пожал плечами.

На каждом поле по дороге к скале работала мотыжная бригада от двух до пятнадцати человек обоих полов; у всякой «фермы» несколько скотников, можно было заключить, что народ тут живет трудолюбивый, и вроде бы никаких признаков насильственной организации – надсмотрщиков, десятников.

– Вольный труд на вольной земле, – не удержался от фразы Денис, а внутри нее подпустил иронии.

Дядя Саша не ответил, и это чуть-чуть задело господина аниматора.

Крестьяне вели себя везде одинаково: демонстрировали внимание как бы вполоборота. Мы вас видим, но вы для нас за стеклом. Вы гуляете, мы пашем, никто никому не мешает.

– Вообще, они умеют говорить? – вопросил Денис с неожиданным раздражением. Они как раз проходили мимо очередного птичника.

– Куры?

– Вы еще шутите!

– Для общения не обязательны слова.

– Вас опять тянет на, прости Господи, метафизику, дядя Саша!

– Меня тянет вон на ту горку, хочется окинуть.

– И я бы окинул. А говорить они говорят, помните, как самый первый шашакал на берегу с теми, что подошли. Они просто с нами почему-то не рвутся побеседовать. Можно подумать, что мы им до лампочки.

– Смотри!

Денис поглядел, куда показывал напарник, это и вправду заслуживало внимания. Группа уже привычного вида земледельцев, но занимающаяся явно не земледелием. Одни лежали на земле и ворочались, погружая в нее то одну руку, то другую. Другие быстро-быстро мотыжили землю в одном месте, как будто желая добраться до чего-то в глубине. Другие опорожняли баклажки с водой туда же, в разрытое.

– Это не молоко, – удовлетворенно сказал Денис, ему было приятно уесть самоуверенного напарника.

– Пойдем посмотрим.

– Да ну их, дядя Саша. Меня и к нормальным-то подходить не тянет, а тут бесноватые. Ритуал у них какой-нибудь, вмешаемся – себе дороже.

Но старший товарищ уже быстро шел в ту сторону, перешагивая через ряды псевдорисовых кустов. Но разведать, чем занимаются аборигены с таким жаром, ему не удалось. То ли не пожелав упражняться в его присутствии, то ли уже покончив с этим делом, загорелые дяденьки разом приняли вертикальное положение и пошли гуськом прочь по ближайшему междурядью.

1.Вдумчивый читатель, наверно, уже понял, что все эти провалы в тексте происходят оттого, что слова уносит порывами ветра.