Buch lesen: «Каролина», Seite 4

Глава 1.2 – Весна

Миро

Апрельский дождь ещё называют ойро. Это кожаный барабан, который привезли когда-то гости с далёких берегов восточного Кануана. Крупные капли – первые тёплые в году – стучат по крышам и жестяным козырькам, как быстрые ладони музыканта.

На носочках я прокралась по скрипучему полу, распахнула окно и высунулась наружу. В нос ударил запах прибитой пыли, но он ощущался гораздо свежее застоявшегося после ночи воздуха спальни. Волосы тотчас намокли. Капли дождя стекали по шее и спине, пропитывая шёлк ночной сорочки.

– С ума сошла? Простудишься ещё.

Меня затащили обратно в комнату. С треском захлопнулась оконная рама, утренняя прохлада и шум пробуждающегося города остались за стеклом.

– Ты всегда просыпаешься раньше. Успеваешь одеться и сбегаешь – хоть через окно.

С началом апреля пошёл мой второй месяц в доме Мэрг, и за это время Миро, капитан нуррингорских псов, чаще ночевал здесь, чем в где-либо в другом месте. Девочки шутили, что на него уходит добрая половина запасов зелья от Куары. Мэрг же тихо не одобряла. Постоянных клиентов – при всей выгоде – она не жаловала, а пыталась скорее спровадить.

Но Миро не спроваживался. Вечерами он приходил всё раньше, а по утрам пытался уходить позже. Вот и сейчас он стоял передо мной: рослый, обнажённый, тщеславный. Миро наслаждался своими размерами, рельефом мышц, ровными зубами и здоровой кожей. Однако, убеждённый в собственной привлекательности, он не уставал тщетно высматривать восхищение в моих глазах.

– Доброе утро, – сказала я привычное.

– Доброе! – Миро фыркнул. – Ты представляешь, как холодно в стенах Нуррингора после твоей постели? Сегодня мой выходной, проведём его вместе?

Он сделал шаг и бёдрами вжал меня в подоконник.

– Или вовсе уедем? – Его шёпот обжёг висок. – Хоть в Виарт, если тебе интересна столичная жизнь, хоть в Минтию. А можем на корабле уплыть в Лорг, хочешь? У меня высокое жалованье, я успел накопить.

Пропитанная дождём ткань сорочки облепила кожу, не скользила, а царапала. Нам нельзя смущаться, говорила Мэрг, иначе они перестанут верить. Я и не смущалась – смутился, часто задышал Миро, когда оборка широкого выреза сползла до локтя.

– Нет, – сказала я запоздало.

– На что отвечаешь нет?

– На всё.

Пальцы на моём плече сжались стальными клещами.

– Отпусти меня, Миро.

Он тихо зарычал.

– Отпусти.

– Я могу обвинить тебе в воровстве… – Миро оставил плечо и сгрёб волосы на затылке. Капли заструились по моей шее, он собирал их губами и шептал: – Могу подбросить тебе оружие, запрещённые книги, выволочь на улицу после комендантского часа… И тогда, без всякой платы и церемоний, я буду наведываться в твою клетку в Нуррингоре когда захочу, и делать с тобой всё, что пожелаю. Так что ты ответишь?

– В тот первый вечер, когда ты пришёл, мы условились, Миро, – сказала я ровно. – Если ты ещё раз применишь ко мне силу, мы больше не увидимся.

Ещё одно тихое рычание обратилось смешком. Миро расслабился, но не отпустил совсем.

– Ненавижу тебя, Каролина. – Прижавшись лбом к моему лбу он говорил будто бы нежно. – Ненавижу, как сильно меня к тебе тянет. Ненавижу то, что пока я там за чёрными воротами, среди чудовищ и немытых, смердящих полумертвецов, ты тут лежишь под кем-то другим. Ненавижу эту твою лишь тень улыбки.

Большим пальцем он потянул вверх уголок моих губ, после резко прижался, запечатал их коротким болезненным поцелуем и отпрянул. Сбивчиво дыша, Миро сел на угол кровати и принялся натягивать брюки.

– Я тоже ненавижу тебя, Миро. – Я перебирала пальцами вырез рубашки, но возвращать её обратно на плечо не торопилась.

– Если бы, – он широко улыбнулся. – Ты вообще ничего не испытываешь ко мне кроме лёгкого отвращения, ведь так?

– Так.

Миро набросил мундир. У самого выхода он оглянулся и бросил:

– Я до глубокой ночи буду в «Костях». Потом… потом приду к тебе.

Миро. Недавно ему исполнилось двадцать четыре, а на службу к гранду Айвору он поступил в семнадцать. Обладал необходимыми качествами и быстро дослужился до капитана. Не простой нуррингорский пёс – ищейка. Он не рассказывал о семье, не вспоминал детства, словно появился на свет в форменном мундире. Тяжёлом и удушливом – впрочем, Миро снимал его в последнюю очередь. Он расхаживал по спальне босой, без брюк и белья, но в мундире, подставляя капитанские нашивки бликам свечей. Мальчик. Если бы не история нашего знакомства, я могла бы ласково гладить его, спящего, по голове.

Миро любил игрушки – каждый раз новые, и чтобы ломать их. Со мной не вышло. Нельзя сломать то, что уже рассыпано осколками. Стараясь изо всех сил, Миро не заметил, как рядом со мной повредился сам.

Я быстро привела себя в порядок и вышла в коридор. Было тихо. Гости спали, девушки обычно не поднимались до обеда. Сегодня и вовсе не торопились – выходной был не только у Миро.

Из комнаты Лиисы доносилось едва слышное шуршание. Нора отдыхала. К Дэзи снова наведался её влюблённый поэт, наверняка она давно проснулась, чтобы поймать первый свет и почитать у окна. Бессознательно я вела рукой по стене. Тёплые шершавые обои, деревянные доски дверей… Краска, трещины, пыль. Мне нравились текстуры. Порой казалось, что в кончиках пальцев хранится и таится моя память.

Самая большая спальня в конце коридора в эти дни пустовала: Мэрг уехала в Виарт продлить разрешение на работу. Без Мэрг было тревожно, хотя порядок в доме ничто не нарушало. Гости вели себя пристойно: платить не отказывались, границ дозволенного не нарушали. Поначалу я удивлялась, но скоро объяснение явилось в лице неожиданного покровителя.

Не придворный герцог, не местный барон с витиеватыми плетениями власти. Однажды поздней ночью к нам пожаловал гранд Айвор. Он выбрал стол в дальнем углу зала – так, чтобы шрамы на его лице оставались в тени. Задвинули шторы, погасили все свечи кроме одной. Гвин притащил из кухни самый большой крепкий стул с металлическими набивками. Остальные гости разошлись по домам или спальням девушек, а королевский судья из Нуррингора и хозяйка борделя много часов тихо разговаривали, выпивали и играли в карты. Гранд Айвор ушёл – не заплатив, но прицепив к поясу мешочек с монетами.

И всё же… без Мэрг было тревожно – лично мне.

А тут жила Солль. Накануне вечером мне посчастливилось распоряжаться о закусках для гранда Ренфолда. Он предпочитал ужинать в спальне Солль. Гранд Ренфолд многое, разное предпочитал… Помню, во время нашей первой беседы я мечтала воткнуть ему в шею вилочку для рыбы. Прошло немного времени, я узнала нашего щедрого постоянного клиента лучше, и подобные желания, конечно же, больше не возникали.

Теперь мне хотелось рассечь его лицо – аккурат поперёк ухмылки – разделочным тесаком для говяжьих костей.

Однако с Солль у них было что-то вроде отношений. Арвин Ренфолд не стучался в двери других спален (почти никогда), а самая красивая девушка в борделе и, возможно, в городе напивалась до беспамятства, когда он не появлялся дольше пяти дней.

Я уже почти прошла мимо, как услышала странный звук – сдавленный вскрик. Девочки не знали, что Мэрг оставила мне ключи от всех комнат. На всякий случай, она сказала… но как быстро определить, всякий этот конкретный случай или нет? Уже через две секунды замок щёлкнул, и дверь отъехала в сторону.

Посреди комнаты, в обрамлении тусклой утренней серости, что лилась из окна, Солль стояла на коленях. Растрёпанная, с размазанными по щекам чёрными из-за туши слезами, в измятом, наполовину распахнутом халате, она судорожно цеплялась за плащ нависающего над ней мужчины. Гранд Ренфолд смотрел на неё сверху вниз со смесью похоти и отвращения. Он не двигался. И его рука, высоко занесённая для пощёчины, как будто тоже застыла.

Одновременно они повернули ко мне головы. Ярость переползла с одного лица на другое.

– Уходи, – прошипела Солль.

Гранд Ренфолд тряхнул увенчанной ониксовым перстнем рукой, как бы сбрасывая задуманную траекторию; сделал шаг – дорогая ткань плаща со скрипом вывернулась из скрюченных пальцев.

– Каролина, – с нажимом повторила Солль, не поднимаясь с колен, – убирайся.

Ах, так это она мне… Я закрыла перед собой дверь. Старясь не шуметь, добрела до лестницы и спустилась в пустой зал. Солль с портрета, что висел в последнем пролёте, проводила меня холодным взглядом.

Мимо прошмыгнул Лют с тяжёлым подносом – быстро поздоровавшись, он понёс завтрак кому-то из гостей. Я раздвинула все шторы на окнах, потом села за дальний столик.

Без сновидений сон похож на смерть, и нужда в отдыхе меркнет перед потребностью доказательств жизни. В борделе все уже привыкли, что я просыпаюсь первая, даже когда не одна. За несколько недель сложился своеобразный ритуал: едва новый день возвращает миру свет, я прихожу в зал и впускаю его.

Из кухни появился Гвин и поставил передо мной чашку с дымящимся кофе. Тоже традиция.

Гвину и его сестре Кэсси, которая помогала на кухне и с уборкой, было по пятнадцать. Их родителей забрали в Нуррингор за измену, одно из тяжких. Тем дождливым утром, похожим на сегодняшнее, мать Гвина готовила завтрак и тихо мурлыкала себе под нос незамысловатую мелодию – без слов, однако в её рисунок складно вплетались строки:

Хоть солнца нет, закатный свет

Давно в ночи угас, —

Не бойся, спи, ведь наш король

Сражается за нас.

Не бойся, спи, и пусть луна

Горит, огня светлей, —

Вернутся снова времена

Мидфордских королей.

А отец Гвина сидел рядом и слушал. Кто-то, задержавшийся под открытыми окнами прохожий, тоже слушал. И рассказал кому-то.

– Спасибо, Гвин.

Он кивнул, взъерошил себе волосы и скрылся на кухне.

А скоро в зал спустились Солль и её гость. Не обращая на меня внимания, они прошли к выходу – прежде чем распрощаться, долго ворковали, целовались. Наконец, Ренфолд ушёл. Стало тихо, только почти пустая чашка звякала о блюдце. Покачивая бёдрами в такт, Солль медленно подошла и облокотилась на стул напротив.

– Откуда ключи? – она откинула за спину роскошные длинные волосы. В наших краях давно не водились пчёлы, но цвет густого лавандового мёда сохранился в волосах Солль.

– Мэрг оставила.

– Тебе? С чего бы это?

Я отодвинула пустую чашку. Могла бы встать, но не стала разочаровывать Солль – после стояния на коленях она теперь упивалась тем, что может разглядывать меня сверху вниз.

– С того, что не всем девушкам хочется раскрашивать тело синяками и ссадинами.

Рука Солль дёрнулась к шее, где наливался бордовым свежий след от пальцев.

– Не лезь, ладно? – она запахнула халат. – У меня всё хорошо. А скоро… скоро ещё лучше сложится.

Я не придала значения её словам. Мечты о будущем – каком-нибудь, отличном от настоящего – звучали часто. Сдержанные или вычурные, мечты эти были подобны звёздам на небе: высоко, за тучами, звёзды светят ярко – они есть где-то там, не достать.

С утра пораньше мы с Сентией и Норой отправились выполнять некоторые поручения Мэрг – из списка, который она оставила перед отъездом. В палатке мясника на рыночной площади нам удалось сторговаться на семь фунтов свежей говядины за девять райнов. Затем мы свернули в Хромовый переулок к госпоже Фриэль и пополнили запасы кружева и пуговиц – накануне пришла партия из Кануана.

Такие каждодневные заботы приятно наполняли. Мы надевали платья с широкими рукавами и вышивкой на корсаже. До вечера оставляли фальшиво сияющие камни и пышные парики украшать манекены, а сами опрятно собирали волосы на затылке и набрасывали на голову объёмный капюшон плаща. Каблуки наших туфель с начищенными пряжками стучали по мостовой Светлых кварталов так же звонко, как каблуки высокородных рокнурских дам. Да, по утрам мы воображали, что и в остальном на них похожи. А когда на кварталы опускалась темнота и в борделе Мэрг зажигались свечи, мы задиристо высмеивали их бесцветную жизнь.

Служители храма умели отличить нас – наверное, Боги шептали им. «Боги уши из-за вас», – бормотал служитель нам вслед. «Во имя Богов милостивых и справедливых пора избавить мир от греха», – шептал другой своей метле и старательно, яростно мёл вымощенную к храму – к свету – дорожку.

Мысли о Солль посетили меня лишь во время ужина.

В редкие выходные дни, когда бордель госпожи Альво не принимал гостей, в доме царила атмосфера свободы и протеста. Заперев входную дверь и зашторив окна, девушки расхаживали по залу на первом этаже непричёсанные, в стоптанных чулках и распахнутых халатах. Гвин подавал суп в простых глиняных пиалах; девушки ели, разговаривали с набитым ртом и курили – в общем, делали всё, чего не одобряли клиенты.

Обычно все собирались вокруг Солль, словно фрейлины вокруг королевы. Но сегодня Солль на обеде отсутствовала. Не было её и в спальне. И никто её будто не видел с утра, и на расспросы только плечами пожимали, пока Мири не вспомнила:

– Солль, кажется, к аптекарю собиралась.

– К аптекарю? Зачем же, разве Куара не поставляет нам снадобья для любых нужд?

И снова невнятные жесты.

Что-то странное всколыхнулось в моей груди – липкое и холодное, похожее на щупальца морского чудовища. Не придумав иного способа прогнать его, я отправилась к чёрному ходу и уже застёгивала под подбородком воротник плаща, как рядом возникла Дэзи.

– Я с тобой, – заявила она и первая толкнула дверь.

– Скоро стемнеет.

– Вот поэтому.

Через минуту мы уже быстро шагали по вымощенной мостовой. Чугунной серостью город обволакивали сумерки. Вспоминают ли крыши домов закатную, золотисто-оранжевую кайму? Тоскуют ли окна по отражению летнего розового и багряного? Иногда – больше, чем о строчках на пустых страницах моей прежней жизни, – я мечтала о красках, чтобы расплескать их по страницам будущего.

– Нам сюда, – Дэзи взяла меня под локоть и подтолкнула к переулку Ньоло-Фонарщика. Тесный проход упирался в тупик, дома с обеих сторон зажали лавку аптекаря, словно тугой корсет – талию придворной дамы.

Скрипнула дверь, а за ней – старые деревянные половицы. Над головой безмолвно качнулся лишённый языка медный колокольчик. Звон привлекал межей, и теперь колокольчики использовали только для казни: вешали на шею приговорённым.

Ноздри заполнил пряный запах сушёных трав. Всю стену за пустующим прилавком – от пола до потолка и от правой стены до левой – занимал шкаф. В тусклом свете масляной лампы на нас уставились резные ящички, отсеки с коробочками, разных форм и размеров бутыльки, мерные серебряные ложечки в подставках и… чучело змеи, которое на нитках свисало с потолка и приветливо раскачивалось.

– Надо бы поторопиться. – Дэзи подошла к прилавку и постучала гирькой по латунной чаше весов. На звук отворилась боковая дверь. Провожаемый бульканьем кипящих отваров и густым флером эфирных масел – очевидно, за дверью располагалась лаборатория, – в проёме появился сутулый паренёк в мятом фартуке и стягивающей волосы сеточке. Он исподлобья взглянул на нас и остановился под защитой дверной рамы, продолжая энергично растирать в ступе какой-то коричневый порошок.

– Я уже закрываюсь, вообще-то, – буркнул аптекарь. – Хотя… – на миг его чересчур длинные узловатые пальцы замерли, – до темноты я успею порадовать девушек баночкой розового масла, несколькими унциями хны или…

– В другой раз, – перебила я. – Мы ищем девушку. Блондинка, очень красивая, она должна была заходить к тебе сегодня утром.

Парень вдруг ощетинился.

– Снова про неё спрашиваете? А если не скажу, тоже бить будете? – Он непроизвольно перехватил пестик на манер ножа.

Мы с Дэзи переглянулись.

– Кто ещё спрашивал? Смелее, мы-то уж точно тебя не обидим. – Улыбнувшись, Дэзи перегнулась через прилавок и свела локти, добавив рельефности формам в вырезе своего платья.

Может, исходящее из лаборатории тепло было тому виной, но недоверчивость аптекаря стремительно таяла.

– Приходила ваша девушка, утром ещё. – Вздохнув, он отставил порошок и вытер руки о фартук. – Не успела её тень раствориться за поворотом, как зашли двое таких… знаете, я не знаком близко с псами Нуррингора, но эти ничуть не лучше были. Стали выпытывать, что я девушке продал. О нуждах других посетителей я научен не болтать, знаете ли, вот и отпирался. Так эти утащили меня в погреб и приложили крепко… А потом другой пришёл, красивый господин в дорогом бархатном плаще. Он в стороне стоял, говорил со мной вежливо и словно бы без угрозы, но ему я отказать не смог, рассказал всё.

– Что же купила девушка? – спросила я.

– От нас можно не утаивать, – подбодрила Дэзи. – Мы подруги, помочь хотим.

Растеряв аргументы и мотивацию для спора, аптекарь открыл одну из маленьких витрин, вытащил круглую деревянную коробочку, открыл и протянул её Дэзи. Мы вместе склонились над содержимым. Слизистую носа обожгла, защекотала сладковатая пряность.

– Мята, – пробормотала Дэзи, – здесь сушёная мята и огненный корень.

Огненный корень… Имбирь. Липкие щупальца в моей груди снова зашевелили присосками. А Дэзи продолжила:

– Верное средство от тошноты на первых неделях.

– Не обязательно ведь… – начала было я, но аптекарь кивнул.

– Ваша девушка именно от такой тошноты спрашивала.

На том и распрощались. Не успели мы с Дэзи ступить за порог, как дверь захлопнулась: лязгнул засов, щёлкнул замок, торопливо застучали подошвы по деревянному полу.

– Ну что ж, я не думаю, что Ренфолд забрал Солль к себе с намереньем срочно жениться, – фыркнула Дэзи. Поёжившись, она пробормотала ещё что-то, но совсем тихо.

Я сравнила оттенок неба с воображаемой палитрой, давно выученной каждым мидфордцем.

– Мы ещё успеем проверить.

– Нам не позволят и к воротам с гербом Ренфолдов подойти, а уж чтоб их открыли перед шлюхами, Боги должны приказать.

Контуры размывались так быстро… Вот я уже перестала различать цвет её глаз.

– Беги домой, Дэзи.

– Ни за что.

Она не отступит, я чувствовала. А каждая минута промедления грозила допросом в Нуррингоре или же смертью, как повезёт.

– Ладно, пойдём.

Теперь я схватила Дэзи за руку и потащила из переулка. Дорогу я знала. Любой житель города знал здесь каждый уголок – хотя бы для того, чтобы некоторые из этих уголков обходить. Когда мы свернули в последний раз, воздух сотряс протяжный вой.

Когда ночь пришла

(раз-два-три),

Ты домой торопись

(раз-два).

Слышишь межа крик?

(раз)

…и нет тебя.

Гасли окна. От фонарных столбов с пустыми, часто разбитыми чашами веяло тоской об утраченном предназначении. Мир переставал существовать.

В конце улицы из темноты потёртым серебром выступала вывеска: «Кости». Подперев плечом дверь, путь нам преградил грузно сложенный охранник.

– Заведение для рокнурцев, – прозвучало без приветствий и вопросов. – Тут не место всякой швали, особенно в комендантский час.

Он сцеживал слова сквозь зубы, будто прокисшую сыворотку с молока.

– Что, и шлюхам вы не рады? – спросила я.

– А ты чья-то персональная шлюха или просто заработать пришла?

– Персональная. Капитан Миро Фэйрвуд здесь?

В тусклом свете, что пробивался сквозь щели зашторенных окон, глаза охранника сверкнули кошачьим жёлтым. Он долго и нарочито оценивающе разглядывал нас, после чего, наконец, сказал:

– Заходите.

Воздух внутри напитался хмельными парами и загустел от табачного дыма. Большой зажжённый канделябр под потолком, переливающийся без счёта и убытка звон монет, громкий смех – любые радости в «заведении для рокнурцев». За одним из круглых столиков, в компании нескольких горожан и таких же псов, но рангом пониже, я заметила Миро. Он как раз тряс бочонок с костями – увидел меня, и руки замерли. Недоумение на подобревшем от вина лице быстро развеялось. Миро во весь голос объявил:

– Господа, моя удача пришла!

И бросил кости. Раздался чей-то смех, чьё-то ворчание. Велев Дэзи ждать у выхода, я пошла через весь зал, провожаемая взглядами и неразборчивыми восклицаниями. Миро не посчитал нужным встать: развалившись на стуле, он разглядывал меня с таким же азартом, с каким следил за полётом кубиков.

– Ты соскучилась, любовь моя, – поздоровался он.

Смешки за столом.

– Мне нужна помощь.

– Что, силёнок не хватает справиться с подвязками на чулках?

Снова приступ всеобщего веселья. Ну что ж, я тоже умела в это играть.

– Подойди, выслушай меня, а после узнаешь, как быстро я сумею привязать тебя ими к спинке кровати.

Теперь смех звучал для меня. Миро неторопливо отъехал на стуле, хрустнул пальцами, повращал, разминая, плечи. Для других – сытый разленившийся кот. И только я заметила, как дёрнулся его кадык.

Миро подошёл вплотную и наклонил ко мне голову. В шумном зале нам не было нужды уединяться. Тихо, но чётко я доверила его уху всё, о чём тревожилась: гранд Ренфолд, Солль, аптекарь, никто не видел с утра… Чувствовал ли Миро, как за ширмой спокойного голоса бешено колотится моё сердце? Когда я замолчала, он приложил ладонь к моей груди и коротко усмехнулся уголком губ. После десяти секунд раздумий, он толкнул в плечо одного из игроков и приказал проводить нас с Дэзи домой. Забавно, как одинаково бесстрастно звучали все приказы нуррингорского капитана. «Доставь в целости, чтоб и пальцем не смел прикасаться». «Вставай» – перед пощёчиной, которая вновь собьёт с ног. «Расстегни платье. Медленнее…»

И все подчинялись. Наш провожатый – такой молодой, что остальные псы, должно быть, прозвали его щенком, – даже поклонился на прощание, когда мы с Дэзи переступили порог борделя. Следуя за ним по тёмным улицам, я не думала ни о дозорных на их ночной охоте, ни о межах, бесшумных тенях с пустыми глазницами. Не вспоминай межа перед сном, не вспоминай, не вспоминай… Какой уж тут сон?

Я мечтала о чуде. О таком, что лишь чародеям подвластно, или о простой человеческой удаче – я надеялась, что Солль ждёт нас дома. Однако в звёздном календаре сегодняшний день был, вероятно, записан днём несбывшихся надежд.

После безлюдных улиц я ожидала вернуться в пустой зал, но никто не разошёлся. Правда, ночь добавила картине «Ужин в борделе» жутковатой глубины. Сквозь щели темнота просачивалась в зал и поглощала смелые, пёстрые мазки. Вместе с темнотой в гости ходит незримый ветер, от которого дрожат свечные фитили, а ещё тишина…

Дэзи подсела к Норе и принялась шёпотом (по большому секрету) рассказывать ей о том, что нам удалось узнать.

Я села одна за свободный стол у окна. На нём осталась чья-то пустая чашка, уже холодная, но я сжала её ладонями. Не так давно, перед тем как показать мне остывающий труп моей первой в этом жизненном отрезке подруги, королевский судья спросил, почему мне есть дело. Я говорила о сострадании, но была в том ответе частичка лукавства. Эгоистично ли привязываться к людям – до боли крепко, – чтобы явственнее ощущать себя? Не знаю. Но Тея была моей подругой. А здесь теперь мой дом. Это моя Дэзи со светлой улыбкой и тёплыми бликами на волосах. Мои Нора и Мири… моя Лииса, которая не выучила наш язык, но притаилась, будто лучше всех всё чувствовала и понимала. И где-то там, снаружи, попала в беду моя Солль.

Чашка в руках треснула и рассыпалась осколками. Утром Гвин найдёт и будет долго с удивлением рассматривать их, а я о случившемся тут же забыла: у чёрного хода послышался требовательный стук.

Кто-то вздрогнул. Многие повскакивали с мест, но в тесный коридор вышла я одна. Весь путь между порывистым вздохом и судорожным выдохом, тридцать шагов между двумя ударами сердца. Едва я успела отодвинуть засов, как внутрь ввалился Миро с обмякшей Солль на руках.

– Жива, – бросил он сухо.

Облегчение вспыхнуло и погасло спичкой на ветру. Теперь я считала пятна крови: на разбитой губе, на лбу… кровь залила юбку. В тусклом полумраке бледное казалось мёртвым, алое – чёрным.

Подоспели Лииса и Сантро, наш охранник. Вместе мы взяли Солль на руки и через зал понесли к лестнице наверх.

– Каролина, – тихо окликнул Миро. – Я подожду тебя здесь.

Я кивнула, не оборачиваясь.

Не знаю, сколько прошло времени. Пока Лииса жестами объяснила, что доктор не нужен, и вытолкала всех из спальни Солль (только Гвину позволили войти один раз – с кастрюлей кипящей воды и бутылкой винного спирта). Пока мы ждали под дверью и слушали звуки: треск ткани, позвякивание инструментов, хлюпанье, тихие стоны… Пока Лииса, перепачканная кровью, вышла и дважды кивнула – мол, с Солль всё обошлось. В тягучей тишине, не нарушаемой даже шёпотом, все медленно расходились спать.

Не знаю, сколько прошло времени… Миро ждал меня. Свечи во всём доме потушили, и в дрожащем мерцании огарка, который я принесла, я сразу увидела на полу его длинную тень. Миро стоял, прислонившись поясницей к обшарпанному комоду. Кроме вешалки с похожими на паучьи ноги крючками – единственная мебель. Подсобка была такой тесной, что стены казались едва ли шире дверей: одна вела на улицу, другая, напротив, – в зал. Сейчас обе были заперты.

– Где ты нашёл её? – Приподнявшись на носочки, я поставила свечу на узкий подоконник. Когда-то там была форточка, но её заколотили.

– В доме Ренфолда, – протянул Миро, – вернее, в пристройке для прислуги. Он отпирался сначала, но я умею убеждать.

– Спасибо.

– Знаешь, что странно? – Миро хмыкнул. – У семьи с таким положением наверняка есть свой доктор, который мог бы избавить их от будущего ублюдка, но…

– Замолчи.

– Извини, – его белые зубы сверкнули в короткой усмешке. – Подойди сюда.

Подойди… Да здесь места и для трёх шагов не хватит.

– Миро, мне сейчас не до того. – Я вжалась спиной в дверной косяк, но он словно навалился и толкал меня вперёд.

– Но ведь я помог тебе?

– Помог.

– И ты благодарна?

– Благодарна.

Вот и всё. Он требовательно протянул руку, и я сделала эти проклятые три шага. Его вторая рука поймала мою талию, мы прокрутились в нелепом коротком танце, и вот крышка комода впивалась уже в мою спину.

– Может, мы хоть вина выпьем?

Как маленький огонёк свечи успел так быстро сожрать весь воздух? Я вдыхала пустоту, голова кружилась, но потерять сознание почему-то было страшнее, чем чувствовать и запоминать.

– Я уже достаточно выпил сегодня. – Миро вдруг глухо рассмеялся, и мне в лицо пахнуло терпким хмельным запахом. – К тому же, времени мало. Скоро мне нужно вернуться на пост, а завтра утром мы – некоторые из нас – отбываем к северному побережью. Ох, Каролина, да ты и не пытаешься скрыть радость… Но я вернусь к тебе. Не раньше середины лета, правда, но вернусь. – Он подхватил меня за талию и усадил на комод. – Скажи, что любишь меня. Представляешь, меня ведь никто никогда не любил, даже моя… И ты молчишь? Молчи. Не нужна мне твоя любовь. Верно, Боги сотворили тебя из льда и печали.

Он развёл в стороны мои колени. Не наклоняясь, не отводя взгляда от моего лица, Миро нашёл и рванул вверх подол юбки. Также на ощупь – ведь интереснее вида голых женских бёдер высматривать протест в сжатых скулах – Миро развязал подвязку чулка. Ткань соскользнула до щиколотки, а верёвочка обняла моё запястье. Давно ли он так придумал? Ради этого ли помогал? И если он торопился на пост, то почему так медленно заводил за спину мои руки? Связывая их, Миро нежно прильнул к моей груди, словно объятия только так обретали для него смысл.

– Не волнуйся, правила я помню и уважаю, – шепнул он мне в ухо.

Рядом на комод с глумливым звяканьем опустился тяжёлый мешочек с монетами. В унисон с ними звякнула пряжка ремня.

– Ненавижу тебя, Миро, – в моём шёпоте тоже слышался звон.

– О да, – он сильнее надавил на колени и подался вперёд. – Теперь ты, наконец, говоришь правду.