Buch lesen: «Пухи!»

© Мария Кабанова, 2022

ISBN 978-5-0056-5344-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пухи!

Глава о тайне названия планеты Прыгалка

Давным-давно в галактике Хрю, в системе Мур, появилась планета Прыгалка. Называется она так совсем не потому, что похожа на прыгалку. Планеты, как известно, круглые, как ёлочный шарик или на совесть слепленный снежок.

Нет, всё дело в том, что сила тяжести на Прыгалке столь мала, что, если хоть немного подпрыгнуть, улетишь высоко-высоко! Жители этой планеты часто подпрыгивают и улетают: стукаются лбом о потолок, пробивают крышу головой, дырявят облака, разводят тучи руками, а потом падают вниз, вниз, вниз – через дыру в крыше к себе домой. Поэтому крыши на Прыгалке сплошь дырявые, а жители сплошь растрёпанные и рассеянные*.

* Такое положение дел влияет и на язык прыгальцев. Например, один прыгалец, встречая другого, вместо «Как ваши дела?» обычно интересуется: «Как вам сегодня прыгается?» А прощаясь, вместо «До свиданья!» они говорят: «До прыжка!»

Если вы думаете, что это странно и удивительно, я вам вот что скажу: это очень даже нормально. Все странности ещё впереди.

Прыгалка – огромная планета, она на целый миллиард улыбок больше Земли*.

* Улыбка – мера длины на Прыгалке. Чему она равна на Земле, автор не знает, уж простите.

Население Прыгалки велико и разнообразно. На ней уживаются существа мирные и воинственные, цивилизованные и дикие. Самые зловредные из всех прыгальцев – крюки. Это потому, что лапы у них похожи на крючки. Такими лапами дом не построишь, поле не засеешь, обед не приготовишь, да и вообще ничего полезного не сделаешь! Остаётся им только нападать на соседей, цеплять всё, что плохо лежит, и тащить к себе в Крюкляндию.

По закону подлости (а существование этого закона прыгальцами давно доказано) соседи крюков, пухи, самые добрые и беззащитные существа на всей Прыгалке. А может, и во всей галактике. У них нет ни когтей, ни рогов, ни клыков, да и оружие они ещё не изобрели. Единственное, что спасает пухов от крюков, это мечты.

«Стоп! Как мечты могут от чего-то спасти?» – вероятно, возмутится читатель. Но я смело возражу: «Очень просто!»

Когда люди дышат, они выдыхают углекислый газ, а пухи – свои мечты. Мечты эти похожи на маленькие перламутровые облачка. Они вылетают из домов через дыры в крышах и постепенно растворяются в атмосфере. Из-за этого воздух в Пухляндии не такой, как в других странах на Прыгалке. Крюки им дышать не могут. Воздух, богатый мечтами, для крюков настоящая отрава. Как только они чувствуют малейшую примесь мечты в атмосфере, сразу жутко морщатся и бегут прочь.

Пока пухи мечтают, крюки не могут на них напасть. Вам всё ещё кажется, что это странно и удивительно? Это ни щелчка* не странно и не удивительно, если дело происходит в Пухляндии.

* Щелчок – единица измерения времени на Прыгалке, интервал, равный одному щелчку. Жители планеты щёлкают лапами, щупальцами или клешнями – смотря какие у них конечности. Крюки, например, щёлкать не могут вообще. От этого они вредничают ещё сильней.

Глава о тяжёлой жизни пуха Василька Одуванчика

Василёк Ромашкович Одуванчик был старшим преподавателем школы номер Опять 25. Такой странный номер у неё был оттого, что пухи (особенно преподаватели!) – существа очень рассеянные. С момента основания школы все постоянно подходили к старому сторожу и говорили:

– Напомните, пожалуйста, какой у нашей школы номер?

– Опять двадцать пять! – восклицал седоухий сторож, потому что этот вопрос ему задавали по сто раз в день. Так и повелось, и когда над входом повесили мраморную табличку, на ней значилось: «Частнообразовательная вышесредняя школа № Опять 25».

Василёк Ромашкович преподавал два предмета – общее хулиганство и практическое мечтание. В свои девять лет он был настоящим экспертом и в том, и в другом.

«Как это? Старшему преподавателю всего девять лет?!» – наверное, удивляетесь вы. Всё верно! Именно так.

Это на Земле человек чем старше, тем мудрей. А у пухов всё наоборот: чем моложе, тем главней. Детей до восемнадцати лет пухи называют совершеннолетними. У них считается, что детство – самый совершенный возраст. «Вот здорово!» – вероятно, радуетесь вы, если вам ещё нет восемнадцати. Но не спешите. Быть главным – это не только здорово, но и очень ответственно.

Когда пухи рождаются, они сразу ползут управлять страной, хотя даже ходить ещё не умеют. Малыши пишут законы. Те, что ещё не научились писать, законы рисуют или лепят из пластилина. Когда же пухам исполняется восемнадцать, они должны слушаться младших и ходить в школу. И если вы думаете, что это нелогично, то знайте: у пухов иной логики и быть не может.

***

– Что это вы такие смирные? Когда входит учитель, положено галдеть! – пристыдил своих учеников Василёк, войдя в класс. Те, кряхтя, привстали, нехотя покричали, вяло погалдели. Все они были взрослыми пухами от восемнадцати до ста девяти лет.

– Так-то лучше, – похвалил Василёк.

Ученики уселись на свои места и почтительно на него посмотрели. На партах лежали учебники по общему хулиганству.

– Что-то вы сегодня слишком внимательные, – поморщился Василёк. – Учителя нужно слушать вполуха, сидя вполоборота. А лучше – рисовать на него карикатуры! Это ясно?

Ученики утвердительно кивнули. Только один седохвостый старик даже не взглянул на учителя. Он сидел за самой дальней партой, обхватив голову лапами.

– Ты! Как тебя зовут? – окликнул его Василёк.

– Боровик Осокин! – живо представился сосед седохвостого справа.

– Маргаритка Еловая! – выкрикнула соседка седохвостого слева.

– Не тебя и не тебя, а его! – показал лапой Василёк.

– Это, кажется, Бурьян, – ответила Маргаритка, потому что седохвостый по-прежнему молчал.

Василёк подошёл к старику и распушился изо всех сил (у пухов так принято – когда хочешь с кем-то заговорить, надо как следует распушиться).

– Ученик! Почему ты молчишь? Когда учитель с тобой разговаривает, можно визжать и перебивать, но никак не молчать!

– Простите, – чуть слышно прошептал старик. – Я… о хозяйстве думаю. Осень-то кончается. А у меня урожай не собран. Пока я тут в школе время теряю, рожь сгниёт на корню!

– Нельзя думать о хозяйстве во время занятий! А нужно делать что?

– Витать в облаках! – выкрикнула Маргаритка. Она училась на одни колы (у пухов это считается очень хорошо).

– Шуметь и бузить! – добавил другой отличник, то есть «колышник», Боровик.

– Верно! Вот что нужно делать на уроках! А ты чем занимаешься?

– Я больше не буду…

– Как тебя зовут? – строго спросил Василёк.

– Бурьян Ло-пух Подорожный!

Услышав такое чудное имя, все захохотали.

– Нехорошо так смеяться! – обиделся старик.

– Смеяться не хорошо, а прекрасно! – с улыбкой поправил его Василёк. – Смех продлевает жизнь! Ладно, Бурьян, раз провинился – иди к доске. Что мы проходили на прошлом занятии?

– Рисование на обоях! – с энтузиазмом подсказала Маргаритка. – Ох, мне так понравился этот урок! Я дома все стены изрисовала, а в воскресенье пошла в гости – и там тоже всё разукрасила! Отличной краской, несмываемой!

– Молодец! – похвалил её Василёк. – Вот тебе за это кол!

Он поставил ей на парту небольшой деревянный кол. Пухи ставят оценки не в журнал, а прямо на стол – для наглядности.

– А теперь, Бурьян, давай-ка нарисуй что-нибудь на обоях, повторим пройденное, – предложил Василёк, указывая на одну из стен класса.

– А чем же рисовать?..

– А чем хочешь! Выбор большой!

Василёк залез в учительский шкаф и живо извлёк оттуда пять наборов кисточек и красок, тушь, фломастеры, шариковые ручки, цветные карандаши, клей с блёстками, вишнёвое варенье, шоколадную пасту, кетчуп, баночку йода, несколько наборов губной помады, карандашей для глаз и теней для век. Выбор был не просто большим, а громадным.

Бурьян вышел к доске и замялся. Помедлив минуты две, он наконец взял красный фломастер и хотел было что-то черкнуть на обоях, но в последний момент передумал.

– Нет, не могу рисовать на стенах, уж простите!

– Это ещё почему? – удивился Василёк.

– Ну… Стена чистая. Я не могу её взять и испачкать!

– Да-а-а, – разочарованно протянул Василёк, – Что ж, садись. Плохо! Придётся тебе остаться после уроков.

Когда урок закончился, и ученики разошлись, Василёк сказал Бурьяну:

– Рисовать на стенах – не значит их пачкать. Мы делаем их ярче! Мы развиваем свою фантазию. Чем богаче у нас фантазия, тем больше мы мечтаем, а мечты защищают нас от крюков! Понятно?

Старый пух потупился и молчал.

– Что же мне с тобой делать, Бурьян? – вздохнул Василёк. – Учишься ты плохо, домашнюю работу не выполняешь…

– Ещё бы её выполнять! – не сдержавшись, перебил его старик. – Вы задаёте то на обоях рисовать, то на перилах кататься, то в окна собственного дома из рогаток шишками пулять! От такой домашней работы у меня и дома-то не останется!

Василёк покачал головой, ушами и хвостом, раздумывая, что же делать с таким непонятливым учеником.

– Да, не даётся тебе мой предмет. Придётся вызвать твоих детей в школу. Напишу-ка я им записку. Как их зовут?

– Да нет у меня никаких детей, – проворчал Бурьян.

– Ах, вот как! Теперь ясно, почему с тобой столько проблем. Воспитывать тебя некому.

– Угу, – вяло согласился старый пух, а потом прибавил: – Может, вы меня домой отпустите? А то у меня коза не доена, гусь не кормлен и сено на зиму не просушено…

– Ладно, иди….

Бурьян ушёл, а Василёк снова задумался. Посидев щелчков тридцать, он достал серо-буро-малиновую бумагу и карандаш своего любимого цвета «вырви глаз». Вот какое письмо он написал:

В Совет по делам опекунства над взрослыми

Довожу до вашего сведения, что Бурьян Ло-пух Подорожный живёт один, без детей. Он плохо учится и очень нуждается в воспитании. Убедительная просьба оперативно найти заботливого ребёнка, который станет опекуном этого проблемного взрослого.

С хулиганством,

старший преподаватель школы № Опять 25

Василёк Ромашкович Одуванчик

«С хулиганством» вместо «с уважением» Василёк написал, конечно же, не из хулиганства, а потому что у пухов так принято.

Следующая глава. О том, как Василёк Ромашкович ужинал

Василёк пришёл домой усталый и выжатый, как пупыршон*. Он упал в кресло без задних лап и решил съесть пупыршон, чтобы подкрепиться.

* Пупыршоны – самые распространённые овощефрукты в Пухляндии. Они похожи на огурцы со вкусом арбуза и запахом киви. Учёные пухи до сих пор спорят, фрукты это или овощи.

— Мамочка, почисть мне, пожалуйста, пупыршончик. Я голоден, как сто крюков! – крикнул было Василёк, но потом вспомнил, что мамы у него нет, и пупыршон ему придётся чистить самому.

Он направился в кухню. Дело это было не из лёгких — почти каждая третья доска в полу была сломана. Если неаккуратно наступить, можно провалиться в подвал. Поэтому Василёк по дому не ходил, а прыгал – с доски на доску. Он то и дело подпрыгивал слишком высоко и взлетал до самого потолка. Из-за этого потолок был весь в дырках, как решето. Осенью туда лил дождь, зимой сыпал снег, и Василёк обычно ходил (вернее, прыгал) по дому с зонтиком, в валенках и в тёплом пуховике*.

* Cлово «пуховик» земляне (тссс!) заимствовали у пухов, которые его изобрели. Пухи делают пуховики из собственного пуха, который падает с них весной, когда они линяют. Делать пуховики из пуха гусей или других животных им и в голову не придёт. Пухи разводят гусей исключительно для того, чтобы те щипались, – очень уж им нравится, как гуси щиплются.

Пока я рассказывала про пухов и гусей, Василёк добрался до пупыршона и уже хотел было его проглотить, как тот выскользнул из его лапок и провалился под пол. Василёк юркнул в подвал, но вместо пупыршона поймал что-то мягкое и пушистое.

– Ой! – вскрикнул он, прекрасно зная, что единственные пушистые существа, живущие в его доме, кроме него самого, – это мыши.

Василёк выпустил попавшегося мышонка и со вздохом осмотрел своё разваливающееся жилище – даже подвал был дырявым.

– Нет, это никуда не годится! Нужно всё это починить, – пробормотал старший преподаватель себе под нос.

Беда была в том, что он не умел ничего чинить. Он умел только мечтать. Мечтал он больше всех в городе, у него даже была медаль – «За выдающиеся мечтательные способности». А вот молотка с гвоздями не было. И даже если бы они были, Василёк бы вряд ли догадался, что чем нужно забивать, потому что никто его этому не научил.

«Вот если бы у меня был папа, он бы мигом заделал все дырки в полу, все вмятины в потолке и расставил бы мышеловки!» – подумал Василёк. У идеального папы было бы целых шесть лап, чтобы быстро всё чинить, и крылья, чтобы на нём можно было полетать! А ещё папа носил бы в рюкзачке на спине ракетный двигатель – для полётов в космос…

Василёк мечтательно вздохнул и выдохнул перламутровое облачко.

Облачко повисло над ним, как воздушный шарик, сотканный из молочно-белых одуванчиков. Он обнял это облачко и выпустил его наружу через окно. Оно полетело высоко-высоко, как папа Василька, – если бы он умел летать, если бы он был.

– Что толку мечтать! Папа от этого не появится, – прошептал Василёк.

«Как же так! Мечты спасают нас от крюков! Благодаря твоим мечтам родина в безопасности!» – возразил ему внутренний голос, обожавший спорить.

– Родина, может, и в безопасности, а я есть хочу! Была бы у меня мама, она бы мне пупыршонный тортик испекла. Был бы у меня папа, он бы всё починил! – сам себе возразил Василёк.

«Чушь! От родителей одни хлопоты! Воспитывать их нужно с утра до вечера, а они, бывает, капризничают и не слушаются. А ещё им нужны любовь, внимание и ласка. Держать дома даже одного родителя – большая ответственность! Тебе повезло, что у тебя их нет!»

– Ничего ты не понимаешь! – вздохнул Василёк. – Если бы у меня были родители, мне было бы с кем сейчас поговорить!

«Тебе и так есть с кем поговорить! – обиделся внутренний голос. – Ты можешь поговорить с собой. Ты один из самых интересных пухов, которых я знаю!»

«Мои родители были ещё интересней!» – подумал Василёк.

«Да ты же их даже не помнишь! – спорил внутренний голос. – Может, они были страшно занудные и безумно скучные, как… ну как твой ученик – Бурьян!»

Своих родителей Василёк действительно не помнил. Они погибли, когда ему было всего две щекотки*.

* Возраст пухи измеряют в щекотках, потому что в день рождения у них принято щекотать именинника, да притом щекочут его все гости одновременно. Сразу всем весело становится. Однако уже знакомый нам пух Бурьян Подорожный известен тем, что страшно боится щекотки. Поэтому свои дни рождения он не празднует совсем.

Когда Василёк был малышом, крюки изобрели противопухи – этакие противогазы, фильтрующие мечты. И как только изобрели, сразу надели их и напали на пухов. Правда, даже с такой защитой крюки выдержали в Пухляндии недолго – ровно пятнадцать минут, или девятьсот щелчков. Но этого было достаточно, чтобы устроить жуткий кавардак: вырвать с корнем тридцать розовых кустов, объесть семнадцать пупыршонных деревьев, написать неприличное слово на шести заборах и пронзить острыми крючковатыми когтями двух отважных пухов, сумевших дать им отпор. Этими героями были родители Василька.

Может, вас и рассмешило моё описание пухокрюковой битвы, но весёлого тут мало, потому что мамы и папы у Василька не стало. В столице Пухляндии, Пушистикограде, им поставили памятник из мраморного и золотого шоколада, а на уроках пуховой истории все узнают об их подвиге. Но Васильку от этого не легче. С двух щекоток он жил один.

Потеряв родителей, Василёк дал себе слово, что больше никогда не позволит крюкам ворваться в его родной город. Он приучил себя очень много мечтать, как бы тяжело ему ни жилось. Он даже изобрёл методику мечтания при плохом настроении – «сто два способа считать ворон, когда на душе скребут кошки». Василёк также открыл закон взаимосвязи мечтания и хулиганства: «Чтобы много мечтать, нужно уметь хулиганить, потому что хулиганство развивает воображение и поднимает настроение». В шесть с половиной щекоток он написал об этом научный трактат, а в восемь с четвертью выпустил свой первый учебник: «Доброе хулиганство, или Зарядка для мечтателя». Одним словом, в свои неполные десять щекоток он уже многого достиг и сделал головокружительную карьеру.

– Кому нужна карьера, когда нет семьи? Кому нужен успех, когда не с кем его разделить? – уныло пробурчал Василёк, словно знал, о чём я тут пишу.

И, прежде чем его внутренний голос успел ему возразить, он вдруг всё решил. Нужно найти приёмных родителей. И не каких-то, а самых лучших. Самых интересных! Самых весёлых! Идеальных! Ещё лучше, чем в его мечтах!

Окрылённый этой идеей, Василёк побыстрее лёг спать, чтобы увидеть как можно больше снов. Но снились ему той ночью исключительно пупыршоны. Очень уж хотелось есть.

Глава, в которой Василёк собирается, собирается и собирается в путешествие!

Василёк проснулся рано, умылся и сделал зарядку. Он хоть и жил без родителей, но соблюдал режим, любил спорт и хулиганил только по расписанию.

Причесав хвост и пригладив ушки, старший преподаватель направился в школу, прямо в кабинет директора.

– К вам можно? – спросил он, просунув мордочку в дверь.

– Без стука – ни в коем случае! – воскликнула директриса, надевая очки. Она носила их только для солидности.

Василёк учтиво постучался.

– А теперь?

– И теперь нельзя! Вы не видите, что я крайне занята? – возмутилась директриса, выезжая из-за стола на трёхколёсном велосипеде.

Она обожала кататься по кабинету ещё и на самокате, а иногда – в коляске. Это простительно, ведь ей было всего семь щекоток. Если вам кажется это странным, поспешу вас разубедить. Семь – отличный возраст для директора школы, где обучают общему хулиганству и практическому мечтанию.

– Что вы крайне заняты – я вижу, – вежливо проговорил Василёк, – только вот совсем не вижу, чем!

– Я совершаю велопрогулку и думаю о всяких важностях!

– А когда вы освободитесь?

– Нескоро! В двенадцать у меня совещание в цирке, в два педсовет в зоопарке, а с трёх до шести я обычно мечтаю на благо отечества! Сегодня я собираюсь помечтать о полёте на другую планету, так что нужно ещё заскочить в библиотеку и почитать о том, что там на других планетах бывает.

– На других планетах ничего нет, насколько нашей науке известно, – осторожно сообщил директрисе Василёк.

– В таком случае я помечтаю о том, чтобы там что-нибудь нашлось! Например, гигантская шоколадная конфета весом в сто мамонтов*! Спасибо за подсказку!

* Мамонт – единица массы в Пухляндии, равная десяти тоннам. Один настоящий мамонт как раз столько и весит. Пухи знают это точно – у них мамонты пока не вымерли.

– Не благодарите, – пожал хвостом Василёк. – Лучше уделите мне один кувырок*!

* Кувырок — единица измерения времени в Пухляндии, равная шестидесяти щелчкам.

– Кувырок не могу, а щелчок – пожалуйста! – смягчилась директриса. Она подъехала к Васильку и указала ему на багажник:

– Присаживайтесь.

– Боюсь, щелчка мне не хватит, чтобы уволиться.

Директриса удивлённо мотнула головой так, что очки у неё соскочили на пол (это не страшно, стёкол в них всё равно не было).

– Но вы же наш лучший преподаватель по хулиганству и мечтанию! А это самые важные предметы в школе! Нет, вы не можете уволиться. Я вам это запрещаю. Я вас с этого велосипеда никуда не отпущу, пока не передумаете.

– Я ни за что не передумаю! – упрямо воскликнул Василёк.

– А я так долго могу кататься! Никуда вы не денетесь, – пригрозила ему директриса и высунула язык.

У пухов, как и у людей, не очень-то прилично показывать язык, особенно директорам. Однако Василёк не обиделся. В конце концов, директриса была младше его на целых две с половиной щекотки. Он прекрасно помнил, как сам любил дразниться в её возрасте.

– Я уволюсь не навсегда, а всего на пару вечностей*! – робко объяснил он. – Мне это необходимо, чтобы съездить в Пушистикоград и найти себе приёмных родителей.

* Вечность по-пуховски означает неделю, потому что недели им кажутся очень длинными, особенно рабочие. По понедельникам, вторникам, средам и даже четвергам пухи частенько вздыхают: «До выходных ещё целая вечность!»

– У вас нет родителей?

– Нет…

– Ни одного?

– Угу.

– Везёт же некоторым! У меня их целых двое. Ох, и хлопот с ними! Представляете, вчера мама хотела уложить меня спать чуть ли не в девять вечера! Пришлось её наказать и оставить без сладкого. Правда, она всё равно его не ест, она на диете… Даже не знаю, как на неё повлиять.

Директриса обернулась к Васильку и чуть не врезалась в стол.

– В общем, воспитывать родителей – это не фунт сушёного пупыршона! – заключила она. – А приёмные родители могут вообще оказаться неудачными. С какими-нибудь вредными привычками. Просто так их в родительский дом не сдают. Я бы на вашем месте сто раз подумала, прежде чем взваливать на себя такую ответственность.

– Я и подумал. Ровно сто раз! Если не отпустите, уеду без разрешения!

– Не уедете!

– Уеду.

– Не посмеете!

– Посмею. Я преподаю хулиганство! Неужели вы думаете, что я могу чего-то не посметь? – с вызовом воскликнул Василёк и решительно спрыгнул с багажника.

– Ну хорошо. В конце концов, я не тиран и не крюк. Хотите – уезжайте. Только придётся вам взять попутчика.

– Какого, к крюкам, попутчика?

– Не ругайтесь при даме! – поморщилась директриса. – А поедет с вами ваш ученик, Бурьян Подорожный.

– Зачем он мне? – насторожился Василёк.

– Вчера вы написали, что Бурьян живёт один, без детского присмотра. Мы не смогли найти ему опекуна тут, и педсовет решил сдать его в родительский дом. Вы эту кашу заварили, вы его туда и везите! – заключила директриса, потирая лапки.

Она так увлеклась, что въехала в стену, свалилась с велосипеда и разревелась. Василёк кинулся её утешать, хотя в глубине души ему самому хотелось плакать. Для старшего преподавателя не было худшего наказания, чем провести пару вечностей в компании Бурьяна.