Buch lesen: «Вихрь жизни»

Schriftart:

Лев Николаевич Толстой
Вихрь жизни
Сборник пьес

* * *

Полное или частичное копирование материалов книги без разрешения правообладателя запрещено.

Власть тьмы, Или «коготок увяз, всей птичке пропасть»
Драма в пяти действиях

А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём.
Если же правый глаз соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твоё было ввержено в геенну.
Мф. V, 28, 29

Действие первое

Лица первого действия

Пётр – мужик богатый, 42-х лет, женат 2-м браком, болезненный.

Анисья – его жена, 32-х лет, щеголиха.

Акулина – дочь Петра от первого брака, 16-ти лет, крепка на ухо, дурковатая.

Анютка – вторая дочь, 10-ти лет.

Никита – их работник, 25-ти лет, щёголь.

Аким – отец Никиты, 50-ти лет, мужик невзрачный, богобоязненный.

Матрёна – его жена, 50-ти лет.

Марина – девка-сирота, 22-х лет.

Действие происходит осенью в большом селе. Сцена представляет просторную избу Петра. Пётр сидит на лавке, чинит хомут, Анисья и Акулина прядут.

Явление первое

Пётр, Анисья и Акулина. Последние поют в два голоса.

Пётр (выглядывает из окна). Опять лошади ушли. Того и гляди, жеребёнка убьют. Микита, а Микита! Оглох! (Прислушивается. На баб.) Будет вам, не слыхать ничего.

Голос Никиты (с надворья). Чего?

Пётр. Лошадей загони.

Голос Никиты. Загоню, дай срок.

Пётр (качая головой). Уж эти работники! Был бы здоров, ни в жисть бы не стал держать. Один грех с ними… (Встаёт и опять садится.) Микит!.. Не докличешься. Подите, что ль, кто из вас. Акуль, поди загони.

Акулина. Лошадей-то?

Пётр. А то чего ж?

Акулина. Сейчас. (Уходит.)

Явление второе

Пётр и Анисья.

Пётр. Да и лодырь малый, нехозяйственный. Коли повернётся, коли что.

Анисья. Сам-то ты больно шустёр, с печи да на лавку. Только с людей взыскивать.

Пётр. С вас не взыскивать, так в год дома не найдёшь. Эх, народ!

Анисья. Десять делов в руки сунешь, да и ругаешься. На печи лёжа приказывать легко.

Пётр (вздыхая). Эх, кабы не хворь эта привязалась, и дня бы не стал держать.

За сценой голос Акулины: «Псе, псе, псе…» Слышно, жеребёнок ржёт, и лошади вбегают в ворота. Ворота скрипят.

Бахарить – вот это его дело. Право, не стал бы держать.

Анисья (передразнивая). Не стану держать. Ты бы сам поворочал, тогда бы говорил.

Явление третье

Те же и Акулина.

Акулина (входит). Насилу загнала. Всё чалый…

Пётр. Микита-то где ж?

Акулина. Микита-то? На улице стоит.

Пётр. Чего ж он стоит?

Акулина. Чего стоит-то? Стоит за углом, калякает.

Пётр. Не добьёшься от неё толков. Да с кем калякает-то?

Акулина (не расслышав). Чего?

Пётр махает на Акулину рукой; она садится за пряжу.

Явление четвёртое

Те же и Анютка.

Анютка (вбегает. К матери). К Микитке отец с матерью пришли. Домой берут жить, однова дыхнуть.

Анисья. Врёшь?

Анютка. Пра! сейчас умереть! (Смеётся.) Я мимо иду, Микита и говорит: прощай, говорит, теперь, Анна Петровна. Приходи ужо ко мне на свадьбу гулять. Я, говорит, ухожу от вас. Смеётся сам.

Анисья (к мужу). Не больно тобою нуждаются. Вон он и сам сходить собрался… «Сгоню!», говорит…

Пётр. И пущай идёт; разве других не найду?

Анисья. А деньги-то зададены?..

Анютка подходит к двери, слушает, что говорят, и уходит.

Явление пятое

Анисья, Пётр и Акулина.

Пётр (хмурится). Деньги, коли что, летом отслужит.

Анисья. Да ты рад отпустить, – тебе с хлеба долой. Да зиму-то я одна и ворочай, как мерин какой. Девка-то не больно охоча работать, а ты на печи лежать будешь. Знаю я тебя.

Пётр. Да что, ничего не слыхамши, попусту язык трепать.

Анисья. Полон двор скотины. Не продал корову-то и овец всех на зиму пустил, корму и воды не наготовишься, – а работника отпустить хочешь. Да не стану я мужицкую работу работать! Лягу, вот как ты же, на печь – пропадай всё; как хочешь, так и делай.

Пётр (к Акулине). Иди за кормом-то, что ли, – пора.

Акулина. За кормом? Ну, что ж. (Надевает кафтан и берёт верёвку.)

Анисья. Не буду я тебе работать. Буде уж, не стану. Работай сам.

Пётр. Да буде. Чего взбеленилась? Ровно овца круговая.

Анисья. Сам ты кобель бешеный! Ни работы от тебя, ни радости. Только поедом ешь. Кобель потрясучий, право.

Пётр (плюёт и одевается). Тьфу ты! Прости, Господи! Пойти узнать толком. (Выходит.)

Анисья (вдогонку). Гнилой чёрт, носастый!

Явление шестое

Анисья и Акулина.

Акулина. Ты за что батю ругаешь?

Анисья. Ну тебя, дура. Молчи.

Акулина (подходит к двери). Знаю, чего ругаешь. Сама дура, пёс ты. Не боюсь я тебя.

Анисья. Ты чего? (Вскакивает и ищет, чем бы ударить.) Мотри, я тебя рогачом.

Акулина (отворив дверь). Пёс ты, дьявол, вот ты кто! Дьявол, пёс, пёс, дьявол! (Убегает.)

Явление седьмое

Анисья одна.

Анисья (задумывается). На свадьбу, говорит, приходи. Это что ж они вздумали? женить? Мотри, Микитка: коли это твои умыслы, я-то сделаю… Нельзя мне без него жить. Не пущу я его.

Явление восьмое

Анисья и Никита.

Никита (входит, оглядываясь. Видя, что Анисья одна, быстро подходит к ней. Шёпотом). Что, братец ты мой, беда. Приехал родитель, снимать хочет, – домой идти велит. Окончательно, говорит, женим тебя, и живи дома.

Анисья. Что же, женись. Мне-то что?

Никита. Вот так – так. Я рассчитываю, как получше дело обсудить, а она вон как: жениться велит. Что ж так? (Подмигивает.) Аль забыла?..

Анисья. И женись, очень нужно…

Никита. Да ты что фыркаешь-то? Вишь ты, и погладиться не даётся… Да ты чего?

Анисья. А того, что бросить хочешь… А хочешь бросить, так и я не нуждаюсь. Вот тебе и сказ!

Никита. Да буде, Анисья. Разве я тебя забыть хочу? Ни в жисть. Окончательно тебя, значит, не брошу. А я так рассчитываю: что и женят, так к тебе же назад приду; только бы домой не брал.

Анисья. Очень ты мне нужен женатый-то.

Никита. Да как же, братец ты мой, – из отцовской воли опять-таки невозможно никак.

Анисья. На отца сворачиваешь, а умыслы – твои всё. Давно ты подлаживаешь с мазихой своей, с Маринкой. Она тебе это намазала. Недаром намедни прибегала.

Никита. Маринка?! Очень она мне нужна!.. Мало их вешаются-то!..

Анисья. Зачем же отец приехал? Ты велел! Обманывал ты!.. (Плачет.)

Никита. Анисья! веришь ты Богу аль нет? Ничего-то я и во сне не видал. Окончательно знать не знаю, ведать не ведаю. Всё мой старик с своей головы уздумал.

Анисья. Сам не захочешь, так кто ж тебя, оселом, что ль, притянет?

Никита. Тоже, рассчитываю, невозможно супротив родителя будет исделать. А неохота мне.

Анисья. Упрись, да и всё.

Никита. Упёрся один такой-то, так его в волостной так вспрыснули. Очень просто. Тоже не хочется. Сказывают – щекотно.

Анисья. Буде шутить-то. Ты слушай, Микита: коли ты за себя Марину возьмёшь, я не знаю, что над собой сделаю… Жизни решусь! Согрешила я, закон рушила, да уж не ворочаться стать. Коли да ты только уйдёшь, я-то сделаю…

Никита. Мне что ж уходить? Кабы я уйти хотел, я бы давно ушёл. Меня как намедни Иван Семёныч приглашал в кучера… А уж жизнь какая! Не пошёл же. Потому я так рассчитываю, что я всякому хорош. Если бы ты меня не любила, то другой расчёт.

Анисья. То-то и помни. Старик не нынче-завтра помрёт, думаю, – все грехи прикроем. Закон приму, думала, будешь хозяином.

Никита. И, что загадывать. Мне что? Я работаю, как для себя стараюсь. Меня и хозяин любит, и баба его, значит, любит. А что меня бабы любят, так я в этом не причинен, – очень просто.

Анисья. Будешь меня любить?

Никита (обнимает её). Во как! Как была ты у меня в душе…

Явление девятое

Те же и Матрёна (входит и долго крестится на образа; Никита и Анисья отстраняются друг от друга).

Матрёна. А я что и видела, не видала, что и слышала, не слыхала. С бабочкой поиграл, – что ж? И телёнок, ведашь, и тот играет. Отчего не поиграть? – дело молодое. А тебя, сынок, хозяин на дворе спрашивает.

Никита. Я за топором зашёл.

Матрёна. Знаю, знаю, родной, за каким топором. Этот топор всё больше около баб.

Никита (нагибается, берёт топор). Что ж, матушка, аль и вправду женить меня? Я рассчитываю, что совсем напрасно. Опять-таки и мне бы неохота.

Матрёна. И-и! Касатик, зачем женить? Живёшь да живёшь. Это старик всё. Поди, родной, мы и без тебя все дела рассудим.

Никита. Чудно, право: то женить, а то не надо. Окончательно не разберу ничего. (Уходит.)

Явление десятое

Анисья и Матрёна.

Анисья. Что ж, тётка Матрёна, аль и вправду женить хотите?

Матрёна. С чем женить-то, ягодка! Наш, ведашь, какой достаток? Так себе старичок мой зря болтает: женить да женить. Да не его ума дело. От овса, ведашь, кони не рыщут, от добра добра не ищут, – так и это дело. Разве я не вижу (подмигивает), к чему дело клонит.

Анисья. Что же мне, тётка Матрёна, от тебя хорониться. Ты все дела знаешь. Согрешила я, полюбила сына твоего.

Матрёна. Ну, новости сказала. А тётка Матрёна и не знала. Эх, деушка, тётка Матрёна тёрта, тёрта да перетёрта. Тётка Матрёна, я тебе скажу, ягодка, под землёй-то на аршин видит. Всё знаю, ягодка! Знаю, зачем молодым бабам сонных порошков надоть. Принесла. (Развязывает узелок платка, достаёт в бумаге порошки.) Чего надо, то вижу, а чего не надо, того знать не знаю, ведать не ведаю. Так-то. Тоже и тётка Матрёна молодая была. Тоже с своим дураком, ведашь, умеючи прожить надо. Все семьдесят семь увёрток знаю. Вижу, ягодка, зачиврел, зачиврел твой-то старик. С чем тут жить? Его вилами ткни, кровь не пойдёт. Глядишь, на весну похоронишь. Принять во двор кого-нибудь да надо. А сынок чем не мужик? Не хуже людей. Так что же мне за корысть сына-то с доброго дела снять? Разве я своему детищу враг?

Анисья. Только б не сходил он от нас.

Матрёна. И не сойдёт, ласточка. Всё глупость одна. Старика моего ведашь. Ум у него вовсе расхожий, а тоже другой раз заберёт что в башку, как колом подопрёт, никак не выбьешь.

Анисья. Да с чего взялось-то дело это?

Матрёна. А видишь ли, ягодка, – малый, сама знаешь, до баб какой, да и красик, нечего сказать. Ну жил он, ведашь, на чугунке, а там у них девчонка-сирота – в куфарках жила. Ну и стала вязаться за ним девчонка эта.

Анисья. Маринка?

Матрёна. Она, паралик её расшиби. Ну и было ли что, нет ли, только и дознайся мой старик. От людей ли, или сама она ему наклявузничала!..

Анисья. Смелая же какая, подлюга!

Матрёна. Вот и поднялся мой-то, дурья голова: женить, говорит, да женить, грех покрыть. Возьмём, говорит, малого домой да женим. Разговаривала всячески. Куды тебе! Ну, думаю, ладно. Дай по-иному поверну. Их, дураков, ягодка, всё так-то манить надо. Всё в согласье как будто. А до чего дело дойдёт, сейчас на своё и повернёшь. Баба, ведашь, с печи летит, семьдесят семь дум передумает, так где ж ему догадаться. Что ж, говорю, старичок, дело хорошее. Только подумать надо. Пойдём, говорю, к сынку да посоветуем с Петром Игнатьичем. Что он скажет? Вот и пришли.

Анисья. О-ох, тётушка, как же так? Ну, как отец-то велит?

Матрёна. Велит? А веленье-то его псу под хвост. Уж ты не сумлевайся, не бывать этому делу, я сейчас с твоим стариком все дела просею, процежу, ничего не останется. Я и пошла с ним – один пример сделать. Как же сынок в счастье живёт, счастья ждёт, а я за него потаскуху сватать стану. Что ж, я дура, что ль.

Анисья. Она и сюда к нему бегала, Маринка-то. Веришь ли, тётушка, как сказали мне, что женить его, как ножом по сердцу полоснуло меня. Думаю, в сердце она у него.

Матрёна. И, ягодка! Что ж, он дурак, что ли? Станет он шлюху бездомовную любить. Микишка, ведать, малый тоже умный. Он знает, кого любить. А ты, ягодка, не сумлевайся. Не снимем его ни в жизнь. И женить не станем. А деньжонок ублаготворите, и пусть живёт.

Анисья. Кажется, уйди Микита, не стану на свете жить.

Матрёна. Дело молодое. Легко ли! Баба ты в соку, с таким осмётком жить…

Анисья. Веришь ли, тётушка, постыл, уж постыл мне мой-то кобель носастый, и не смотрели бы на него глаза.

Матрёна. Да, уж это дело такое. Глянь-ка сюда. (Шёпотом, оглядываясь.) Была я, ведашь, у старичка этого за порошками, – он мне на две руки дал снадобья. Глянь-ка сюда. Это, говорит, сонный порошок. Дай, говорит, один – сон такой возьмёт, что хоть ходи по нём. А это, говорит, такое снадобье, если, говорит, давать пить – никакого духа нет, а сила большая. На семь, говорит, разов, по щепоти на раз. До семи разов давай. И слобода, говорит, ей скоро откроется.

Анисья. О-о-о… Что ж это?

Матрёна. Приметки, говорит, никакой. Рублёвку взял. Меньше нельзя, говорит. Потому, ведашь, добывать их тоже хитро. Я свою, ягодка, отдала. Думаю, возьмёт, не возьмёт, Михайловне снесу.

Анисья. О-о! Да може, что худое от них?

Матрёна. Чему худому-то быть, ягодка? Добро бы мужик твой твёрдый, а то что ж, только славу делает, что живёт. Не жилец ведь он. Много таких-то бывает.

Анисья. О, ох, головушка моя бедная! Боюсь я, тётенька, как бы греха не было. Нет, это что ж?

Матрёна. Можно и назад снесть.

Анисья. Что ж их, как и те, в воде распущать?

Матрёна. В чаю, говорит, лучше. Ничего, говорит, неприметно, ни духу от них нет, ничего. Тоже человек умный.

Анисья (берёт порошки). О, о, головушка моя бедная. Пошла бы разве на такие дела, кабы не жисть каторжная.

Матрёна. А рублёвку-то не забудь, я пообещалась старичку занесть. Тоже хлопочет.

Анисья. Уж известно. (Идёт к сундуку и прячет порошки.)

Матрёна. А ты, ягодка, потеснее держи, чтоб люди не знали. А коли что, помилуй Бог, коснётся, от тараканов, мол… (Берёт рубль.) Тоже от тараканов идёт… (Обрывает речь.)

Явление одиннадцатое

Те же, Пётр и Аким. Аким входит, крестится на образа.

Пётр (входит и садится). Так как же, дядя Аким?

Аким. Получше, Игнатьич, как бы получше, тае, получше… Потому как бы не того. Баловство, значит. Хотелось бы, тае… к делу, значит, хотелось малого-то. А коли ты, значит, тае, можно и того. Получше как…

Пётр. Ладно, ладно. Садись, потолкуем.

Аким садится.

Что ж так? Аль женить хочешь?

Матрёна. Женить-то и повременить можно, Пётр Игнатьич. Нужда наша, сам знаешь, Игнатьич. Где тут женить. Сами живота не надышим. Где ж женить!..

Пётр. Судите, как лучше.

Матрёна. Женить тоже спешить некуда. Это такое дело. Не малина, не опанет.

Пётр. Что ж, коли женить – дело хорошее.

Аким. Хотелось бы, значит, тае… Потому мне, значит, тае… работишка в городу, работишка выпала, сходная, значит…

Матрёна. Ну уж работа! Ямы чистить. Приехал намедни, так блевала, блевала, тьфу!

Аким. Это точно, сперначала она ровно и тае, шибает, значит, дух-то, а обыкнешь – ничего, всё одно, что барда, и значит, тае, сходно… А что дух, значит, тае… это нашему брату обижаться нельзя. Одежонку сменить тоже можно. Хотелось, значит, Микитку дома. Пущай оправдает, значит. Он пущай дома оправдает. А уж я, тае, в городу добуду.

Пётр. Хочешь сына дома оставить, оно точно. Да забраты деньги-то как?

Аким. Это верно, верно, Игнатьич, сказал это, значит, тае, правильно, потому нанялся, продался – это пусть доживат, значит, а вот только, тае, женить; на время, значит, отпусти коли что.

Пётр. Что ж, это можно.

Mатрёна. Да дело-то у нас несогласное. Я перед тобой, Пётр Игнатьич, как перед Богом откроюсь. Ты хоть нас с стариком рассуди. Заладил, что женить да женить. А на ком женить-то, ты спроси! Кабы невеста настоящая, разве я своему детищу враг, а то девка с пороком…

Аким. Вот это напрасно. Напрасно, тае, наносишь на девку-то. Напрасно. Потому ей, девке этой самой, обида от сына мого, обида, значит, есть. Девке, значит.

Пётр. Какая же такая обида?

Аким. А выходит, значит, тае, с сыном Никиткою. С Никиткою, значит, тае.

Матрёна. Ты погоди говорить, у меня язык помягче, дай я скажу. Жил это малый-то наш до тебя, сам ведать, на чугунке. И привяжись там к нему девка, так, ведашь, немудрящая, Маринкой звать, – куфаркой у них в артели жила. Так вот, показывает она, эта самая девка, на сына на нашего, что, примерно, он, Микита, будучи, её обманул.

Пётр. Хорошего тут нет.

Матрёна. Да она сама непутёвая, по людям шляется. Так, потаскуха.

Аким. Опять ты, значит, старуха, не тае, и всё ты не тае, всё, значит, не тае…

Матрёна. Вот только и речей от орла от моего – тае, тае, тае, а что тае – сам не знаешь. Ты, Пётр Игнатьич, не у меня, у людей спроси про девку, всякий то же скажет. Так – шалава бездомовная.

Пётр (Акиму). Что ж, дядя Аким, коли такое дело, тоже женить незачем. Ведь не лапоть, с ноги не снимешь, хоть бы сноху.

Аким (разгорячась). Облыжно, старуха, значит, на девку, тае, облыжно. Потому девка, тае, дюже хороша, дюже хороша девка, значит; жаль мне, жаль, значит, девку-то.

Матрёна. Уж прямо Маремьяна-старица, по всем мире печальница, а дома не емши сидят. Жаль девку, а сына не жаль. Навяжи её себе на шею, да и ходи с ней. Буде пустое-то говорить.

Аким. Нет, не пустое.

Матрёна. Да ты не залетай, дай я скажу.

Аким (перебивает). Нет, не пустое. Значит, ты на своё воротишь, хоть бы про девку али про себя, – ты на своё воротишь, как тебе лучше, а Бог, значит, тае, на своё поворотит. Так и это.

Матрёна. Эх, только с тобой язык терзать.

Аким. Девка работящая, важковатая и, значит, тае, вокруг себе… значит. А по нашей бедности нам и тае, рука, значит: и свадьба недорогая. А дороже всего обида есть девке-то, значит, тае, сирота, вот что, девка-то. А обида есть.

Матрёна. Всякая, тоже говорит…

Анисья. Ты, дядя Аким, больше слушай нашу сестру. Они тебе расскажут!

Аким. А Бог-то, Бог! Разве она не человек, девка-то? Значит, тоже, тае, Богу-то она человек. А ты как думаешь?

Матрёна. А, заладил…

Пётр. А вот что, дядя Аким, тоже ведь этим девкам верить нельзя. А малый-то жив. Ведь он вот он! Послать его да спросить толком, правда ли? Он души не убьёт. Покличьте малого-то!

Анисья встаёт.

Скажи ты, отец зовёт.

Анисья уходит.

Явление двенадцатое

Те же без Анисьи.

Матрёна. Вот это, родной, рассудил, как водой разлил; пущай сам малый скажет. Ведь тоже по нынешнему времю силом женить не велят. Тоже спросить малого надо. Не захочет он ни в жисть на ней жениться, себя осрамить. На мой разум, пусть у тебя живёт да служит хозяину. И на лето брать незачем, принанять можно. А ты нам десяточку дай, пусть живёт.

Пётр. Та речь впереди, порядком надо. Одно кончи, тогда другое затевай.

Аким. Я, значит, к тому говорю, Пётр Игнатьич, потому, значит, тае, трафлялось. Ладишь, значит, как себе лучше, да про Бога, тае, и запамятуешь; думаешь лучше… на себя воротишь, глядь, ан накошлял на шею себе, значит; думал как лучше, ан хуже много, без Бога-то.

Пётр. Известное дело! Бога помнить надо.

Аким. Глядь, оно хуже, а как по закону, да по-Божьи, всё как-то, тае, оно тебя веселит. Манится, значит. Так и угадывал себе, значит, женю, значит, малого, от греха, значит. Он дома, значит, тае, как должно по закону, а уж я, значит, тае, в городу похлопочу. Работишка-то любезная. Сходно. По-Божью-то, значит, тае, и лучше. Сирота ведь тоже. Примером, летось дрова тож у приказчика взяли таким манером. Думали обмануть; приказчика-то обманули, а Бога-то, значит, тае, не обманули, ну и того…

Явление тринадцатое

Те же, Никита и Анютка.

Никита. Спрашивали? (Садится, достаёт табак.)

Пётр (тихо, укоризненно). Что ж ты, аль порядка не знаешь. Тебя отец спрашивать будет, а ты табаком балуешь да сел. Поди-ка сюда, встань!

Никита становится у стола, развязно облокачиваясь и улыбаясь.

Аким. Выходит, значит, тае, примерно на тебя, Микишка, жалоба, жалоба, значит.

Никита. От кого жалоба?

Аким. Жалоба? От девицы, от сироты, значит, жалоба есть. От ней, значит, и жалоба на тебя, от Марины от этой самой, значит.

Никита (посмеиваясь). Чудно, право. Какая ж такая жалоба? Это кто ж тебе сказывал: она, что ли?

Аким. Я таперь, тае, спрос делаю, а ты, значит, тае, должен ответ произвесть. Обвязался ты с девкой, значит, то есть обвязался ты с ней, значит?

Никита. И не пойму окончательно, чего спрашиваете.

Аким. Значит, глупости, тае, глупости, значит, были у тебя с ней, глупости, значит?

Никита. Мало что было. С куфаркой от скуки и пошутишь и на гармонии поиграешь, а она попляшет. Какие же ещё глупости?

Пётр. Ты, Микита, не костыляй, а что спрашивает родитель, ты и отвечай толком.

Aким (торжественно). Микита! От людей утаишь, а от Бога не утаишь. Ты, Микита, значит, тае, думай, не моги врать! Сирота она, значит, обидеть можно. Сирота, значит. Ты говори получше как.

Никита. Да что, говорить-то нечего. Окончательно всё и говорю, потому и говорить нечего. (Разгорячась.) Она чего не скажет. Говори, что хоть, как на мёртвого. Чего ж она на Федьку Микишкина не сказывала? A это что ж, по нынешнему времени, значит, и пошутить нельзя? А ей вольно говорить.

Аким. Ой, Микишка, мотри! Неправда наружу выйдет. Было аль нет?

Никита (в сторону). Вишь, привязались, право. (К Акиму.) Сказываю, что ничего не знаю. Ничего у меня с ней не было. (С злобой.) Вот те Христос, не сойти мне с доски с этой. (Крестится.) Ничего знать не знаю. (Молчание. Никита продолжает ещё горячее.) Что ж это вы меня на ней женить вздумали? Что ж, в самом деле, право, скандал. Нынче и нравов таких нет, чтоб силом женить. Очень просто. Да и побожился я – знать, не знаю.

Матрёна (на мужа). То-то, глупая твоя башка, дурацкая; что ему наболтают, а он всему и верит. Только напрасно малого оконфузил. А лучше как живёт, так пускай и живёт у хозяина. Хозяин нам теперь на нужду десяточку даст. А время придёт, и женим.

Пётр. Ну, как же, дядя Аким?

Аким (щёлкает языком; к сыну). Мотри, Микита, обижена слеза, тае, мимо не канет, а всё, тае, на человеческу голову. Мотри, как бы не того.

Никита. Да что смотреть-то, ты сам смотри. (Садится.)

Анютка. Пойти мамушке сказать. (Убегает.)

Явление четырнадцатое

Пётр, Аким, Матрёна и Никита.

Матрёна (к Петру). Вот так-то всё, Пётр Игнатьич. Баламутный он у меня, втемяшит что в башку, не выбьешь никак; только даром тебя потревожили. А как жил малый, так пусть и живёт. Держи малого – твой слуга.

Пётр. Так как же, дядя Аким?

Аким. Что ж, я, тае, воли с малого не снимал, только бы не тае. Хотелось было, значит, тае…

Матрёна. И что путаешь, сам не знаешь. Пусть живёт, как жил. Малому и самому сходить неохота. Да и куда нам его, сами управим.

Пётр. Одно, дядя Аким: если ты его на лето сымешь, он мне на зиму не нужен. Уж жить, так в год.

Матрёна. На год и залежится. Мы дома, в рабочую пору, коли что, принаймём, а малый пусть живёт, а ты нам теперича десяточку.

Пётр. Так как же, ещё на год?

Аким (вздыхает). Да что ж, уж, видно, тае, коли так, значит, видно, уж тае.

Mатрёна. Опять на год, от Митриевой субботы. В цене ты не обидишь, а десяточку теперь дай. Вызволь ты нас. (Встаёт и кланяется.)

Явление пятнадцатое

Те же, Анисья и Анютка. (Анисья садится к сторонке.)

Пётр. Что ж? Коли так, так так – до трактира дойти и магарычи. Пойдём, дядя Аким, водочки выпьем.

Аким. Не пью я её, вино-то, не пью.

Пётр. Ну, чайку попьёшь.

Аким. Чаем грешен. Чаем, точно.

Пётр. И бабы-то чайку попьют. Ты, Микита, смотри, овец-то перегони да солому подбери.

Hикита. Ладно.

Все уходят, кроме Никиты. Смеркается.

Явление шестнадцатое

Никита один.

Никита (закуривает папироску). Вишь, пристали, скажи да скажи, как с девками гулял. Эти истории рассказывать долго будет. Женись, говорит, на ней. На всех да жениться – это жён много наберётся. Нужно мне очень жениться, и так не хуже женатого живу, завидуют люди. И как это меня как толконул кто, как я на образ перекрестился. Так сразу всю канитель и оборвал. Боязно, говорят, в неправде божиться. Всё одна глупость. Ничего, одна речь. Очень просто.

Явление семнадцатое

Hикита и Акулина.

Акулина (входит в кафтане, кладёт верёвку, раздевается и идёт в чулан). Ты бы хоть огонь засветил.

Никита. На тебя глядеть? Я тебя и так вижу.

Акулина. Ну тебя!

Явление восемнадцатое

Те же и Анютка.

Анютка (вбегает; к Никите шёпотом). Микита, иди скорей, тебя человек один спрашивает, однова дыхнуть.

Никита. Какой человек?

Анютка. Маринка с чугунки. За углом стоит.

Hикита. Врёшь.

Анютка. Однова дыхнуть.

Никита. Чего же ей?

Анютка. Тебе приходить велела. Мне, говорит, Миките только слово одно сказать надо. Стала я спрашивать, а она не сказывает. Только спросила: правда ли, что он от вас сходит? А я говорю: неправда, его отец хотел снять да женить, да он отказался, у нас на год ещё остался. А она и говорит: пошли ты его ко мне, ради Христа. Мне, говорит, беспременно нужно ему слово сказать. Она уж давно ждёт. Иди же к ней.

Hикита. Ну её к Богу. Куда я пойду?

Анютка. Она говорит, коль не прийдёт, я сама в избу к нему пойду. Однова дыхнуть, приду, говорит.

Никита. Небось постоит да уйдёт.

Анютка. Аль, говорит, его на Акулине женить хотят?

Акулина (подходит к Никите за своей прялкой). Кого на Акулине женить?

Анютка. Микиту.

Акулина. Легко ль? Да кто говорит-то?

Никита. Да, видно, люди говорят. (Смотрит на неё, смеётся.) Акулина, что, пойдёшь за меня?

Акулина. За тебя-то? Може, допрежь и пошла бы, а теперь не пойду.

Никита. Отчего теперь не пойдёшь?

Акулина. А ты меня любить не будешь.

Hикита. Отчего не буду?

Акулина. Тебе не велят. (Смеётся.)

Никита. Кто не велит?

Акулина. Да мачеха. Она всё ругается, всё за тобой глядит.

Никита (смеётся). Вишь ты! Однако ты приметливая.

Акулина. Я-то? Что мне примечать? Разве я слепая? Нынче она батю пузырила, пузырила. Ведьма она толстомордая. (Уходит в чулан.)

Анютка. Никита! глянь-ка. (Глядит в окно.) Идёт. Однова дыхнуть, она. Я уйду. (Уходит.)

Явление девятнадцатое

Никита, Акулина в чулане и Марина.

Марина (входит). Что ж это ты со мной делаешь?

Никита. Что делаю? Ничего не делаю.

Марина. Отречься хочешь?

Никита (сердито подымаясь). Ну, к чему подобно, что пришла?

Марина. Ах, Микита!

Hикита. Чудные вы, право. Зачем пришла?

Mарина. Микита!

Никита. Ну что Микита? Микита и есть. Чего надо-то? Иди, говорю.

Mарина. Так, вижу, бросить, позабыть хочешь?

Никита. Что помнить-то? Сами не знают. За углом стояла, Анютку послала, не пришёл я к тебе. Значит, не надобна ты мне, очень просто. Ну и уйди.

Марина. Не надобна! Не надобна теперь стала. Поверила я тебе, что любить будешь. А потерял ты меня, и не надобна стала.

Никита. И всё ни к чему ты это говоришь, всё несообразно. Ты и отцу наговорила. Уйди, сделай милость.

Марина. Сам знаешь, что никого, кроме тебя, не любила. Взял бы не взял замуж, я на то бы не обижалась. Не повинная перед тобой ничем. За что разлюбил? За что?

Никита. Нечего нам с тобою переливать из пустого в порожнее. Уйди ты. То-то бестолковые!

Марина. Не то мне больно, что обманул меня, жениться обещал, а что разлюбил. И не то больно, что разлюбил, а на другую променял, – на кого, знаю я!

Никита (злобно идёт к ней). Эх! С вашей сестрой разговаривать, никаких резонов не понимают; уйди, говорю, до худа доведёшь.

Mapина. До худа? Что ж, меня бить будешь? Бей, на! Что морду-то отворотил? Эх, Никита.

Hикита. Известно, нехорошо, народ придёт. А что ж попусту толковать.

Mарина. Так конец, значит, что было, то уплыло. Позабыть велишь! Ну, Никита, помни. Берегла я свою честь девичью пуще глаза. Погубил ты меня ни за что, обманул. Не пожалел сироту (плачет), отрёкся от меня. Убил ты меня, да я на тебя зла не держу. Бог с тобой. Лучше найдёшь – позабудешь, хуже найдёшь – воспомянешь. Воспомянешь, Никита. Прощай, коли так. И любила ж я тебя. Прощай в последний. (Хочет обнять его и берёт за голову.)

Никита (вырываясь). Эх! Разговаривать с вами. Не хочешь уходить, я сам уйду, оставайся тут.

Mарина (вскрикивает). Зверь ты! (В дверях.) Не даст тебе Бог счастья! (Уходит, плача.)