Buch lesen: «Утопия о бессмертии. Книга вторая. Семья», Seite 3
– Расскажи, что нового произошло, – утомившись её бурчанием, прервала я.
– А что нового? Много чего. Дом Сергей Михалыч закончил. Этот… дизайнер Вадим… так он, мне кажется, жил у нас.
– Вадим?
– Ага! Марь Васильевна его кривоносым зовёт. Ну, он и придумывал интерьер… но скромно всё как-то… Знаешь, – оживилась она, – он к Эльзе клинья подбивал… Вадим этот. Да не сладилось у них. Марь Васильевна говорит: «Он кости немки пощупал и передумал». А мне кажется, это Эльза ему от ворот поворот дала. А ты почему уехала?
– Уехала.
– Стефан на тебя сильно сердится.
– Почему?
– Ну почему-почему? Из-за лошадок! Ты уехала, лошади скучают, застаиваются, а он нянькается. Стефан же тяжёлый, скакать на них не может, так он на Грома садится, а твоих за собой гоняет.
– У тебя как со Стефаном?
Даша вспыхнула: и лицо, и шея, и грудь в вырезе платья – всё разгорелось румянцем, и я поняла, у Даши со Стефаном хорошо, у них отношения.
Назавтра, с самого утра и весь день, меня не покидало ощущение сказки.
Я плохо помню тот день, мы много целовались, много танцевали.
Помню глаза Серёжи – искристые, восхищённые, они захватили меня в сладостный плен ещё тогда, когда Андрэ вёл меня к нему по Романской гостиной особняка Смирнова, и больше не отпускали.
Помню, как мы приехали в усадьбу, и Серёжа от самых ворот нёс меня на руках по дорожке, усыпанной лепестками роз. А едва он переступил порог дома, оркестр заиграл «Розовый вальс любви», и мы закружились в вальсе.
Помню, когда гости уже занимались сами собой, мы сбежали из-за стола. Серёжа посадил меня на Красавицу в приобретённое для этого случая дамское седло и, ведя лошадь под уздцы, показывал усадьбу. Я больше смотрела на него, чем вокруг.
Потом он знакомил меня с домом. Привёл в конец коридора на втором этаже, чтобы показать нашу спальню, и, перенося на руках через порог, воскликнул: «Лидка, ты жена моя!» У него был такой торжествующий вид, что я рассмеялась, и у него изменился взгляд… Он был особенно нежен, будто это был наш первый секс.
А потом, когда мы торопливо приводили себя в порядок, Серёжа как-то необычно притих, и я вдруг начала волноваться. Он вывел меня из спальни, достал из кармана ключ и открыл дверь комнаты напротив. Ярко освещённая западным солнцем, она была пуста, и только оформление стен вполне однозначно говорило о её назначении.
– Мебель пока не стал покупать, – тихо произнёс Серёжа за моей спиной.
– Серёжа… я… – забормотала я бессвязно, – милый… детская… ты веришь… – и заплакала.
– Маленькая, я знаю.
Я плохо помню день в целом, но те события, что врезались в мою память, были поистине сказочными.
Даже мама, не простившая удочерения ни мне, ни графу, которая, как мне рассказывали, накануне при знакомстве с графом была холодна до невежливости, к концу дня забыла, что «никакой он ей не родственник», как упрямо твердила в самолёте. Граф Андрэ был с нею настолько предупредителен, учтив и терпелив, окружил её таким вниманием, что растопил обиду за удочерение. И в этом тоже была сказка.
Глава 2. Члены семьи
День первый
– Маленькая, потанцуй со мной, – сказал Серёжа и, улыбаясь, протянул мне руку.
Я засмеялась – звучал мой любимый вальс. Всякий раз, когда я слышу эту музыку, я наполняюсь торжеством жизни. Опираясь на его руку, я встала из-за стола и вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Я оглянулась – женщина с распущенными по плечам волосами спряталась за чьей-то спиной.
– Что ты, Девочка? Кого ищешь? – спросил Серёжа, увлекая меня за собой.
– Не знаю, кто-то смотрел.
– Маленькая, ты так хороша, что на тебя все смотрят, – горячо шепнул он и, на мгновение захватив зубами мочку моего уха, застонал: – Ооо… соскучился…
Миновав столики, мы закружились под «Вальс цветов» Чайковского.
Божественные звуки взлетали, расширялись, взлетали и… взлетали, и вверх, и вширь ткали волшебное пространство – чарующее, вовлекающее в себя и отгораживающее от внешнего мира. Одновременно звуки проникали внутрь, заставляя трепетать, петь каждую клеточку тела. Грудь ширилась восторгом, и тело было готово воспарить. Серёжины глаза мерцали искорками, влекли. «Люблю тебя!» – признавалась я, и мой смех вплетался в звучание пространства.
С последним аккордом Серёжа приблизил лицо, его глаза были полны желания, язык всего на мгновение проник в мой рот, но и этого было достаточно, чтобы у меня перехватило дыхание. Закрыв глаза, я потянулась к нему, но осталась одна – он уже склонился к моей руке. Коснувшись губами пальцев, взглянул насмешливым взглядом искусителя и спросил:
– Танго?
Закинув голову назад, я засмеялась от счастья. «Милый, ты же знаешь ответ!»
Лаская взглядом, он ждёт от меня слов.
– А тема? – спросила я.
– Соблазни меня, Девочка!
– Серёжка, ты повторяешься! Помнишь в Алма-Ате, вначале «Вальс цветов», а потом танго? Помнишь, ты сказал: «Танго, как секс, отдайся мне!», а потом сказал, что был не готов.
– Тогда я не знал о твоём умении соблазнять и был беззащитен, а сейчас я знаю, а значит, вооружён.
Я приподняла брови: «Да?» Будучи много ниже Сергея, мне удаётся иногда взглянуть на него «сверху вниз». Но на мой вызов он лишь насмешливо усмехнулся.
И я решила танцевать историю пробуждения женственности.
Как и в ресторане в Алма-Ате, я вышла вперёд, оставив Серёжу за спиной. Раздался первый такт мелодии. Неловкая и неумелая я начала двигаться врозь с ритмом, делая большие паузы между движениями, словно осознавая своё тело. Постепенно ускоряясь, я догоняла ритм и наконец совпала с ним и подчинилась – движения стали резкими, позы скульптурными, несвязными между собой, как разрозненные, мелькавшие на экране кадры. Женщина узнала себя. Теперь она стремилась превратить бытие в искусство и постигала женственность. Устраняя разрывы между движениями, я постепенно заполняла каждый такт музыки собой – перетекая гибкостью рук, спины, свободной подвижностью бёдер из одного движения в другое. Тело слилось с музыкой в бесконечном волнообразном танце, демонстрируя обретённую пластичность. И вот взглядом уверенной в своей власти женственности я оглядела пространство перед собой. Теперь я танцевала танго.
Танго-призыв. Танго-ожидание. Танго-обещание.
Сидевшие за столиками, переставшие жевать люди смотрели на меня. Те, кто сидел в отдалении, вставали и перемещались ближе к танцполу. Мой взгляд пересёкся с взглядом тёмных, лихорадочно блестевших глаз. «Кто ты?» – мысленно спросила я, но незнакомка уже ускользнула.
Рука Серёжи легла на плечо, я на секунду замерла и стряхнула её круговым движением. Вздёрнув подбородок, хотела повернуться к нему и… не успела. Грубо схватив за плечо, он рывком развернул меня к себе.
«Серёжа?!»
В его глазах не было желания, его глаза блестели гневом. Обхватив за спину, он увлёк меня в вихрь вращения, а прервав кружение, отправил в одну, затем в другую сторону вокруг себя, понуждая к движению рукой, властно упавшей на мой затылок. Он повторял это снова и снова, словно забавляясь моей податливостью. Я искала его взгляда, чтобы спросить: «Серёжа, что ты делаешь?», но он смотрел сквозь меня. Мы исполняли знакомые всем движения танго – красивые, когда танцуют оба! Но наш танец страсти он исполнял сам. Меня в танце не было. Я – кукла! Я подчинялась его воле, позабыв о соблазнении.
Новый вихрь кружения показался мне спасением, прижатая к его груди я с новой надеждой заглянула ему в глаза и запаниковала: «Тепло… куда делось тепло из твоих глаз?»
Финал возвестил о триумфе Мужчины. Поддерживая моё поникшее и безвольное тело, Сергей гордо возвышался надо мной и вприщур рассматривал обращённое к нему лицо.
Я молила о любви.
Не изменяя позы и тяжело дыша, он спросил:
– Маленькая, ты что творишь?
– А ты? – парировала я и без его помощи выпрямилась.
Люди аплодировали. Понимали ли они, что на их глазах развернулась драма – осознавшая свою привлекательность женщина была низвергнута мужчиной до состояния марионетки.
«В добрых сказках наоборот, – тоскливо думала я, – в добрых сказках куклы в лучах любви превращаются в людей». Мне стало зябко под обнимающей мои плечи рукой.
Я старательно улыбалась встречным лицам и столь же старательно учтиво склоняла голову в знак признательности за аплодисменты, а мы всё шли и шли среди людей. Мои губы уже не могли улыбаться, когда наконец шум аплодисментов остался позади.
– Ты соблазнила половину зала, – процедил Сергей.
– Всего лишь половину? – вяло отозвалась я. – Жаль, что в этой половине не оказалось тебя.
– Маленькая, не играй со мной!
В его голосе явно прозвучала угроза, и я ещё раз взглянула в его лицо. Там по-прежнему для меня ничего не было – Сергей смотрел прямо перед собой.
Так же глядя прямо перед собой, он провёл меня мимо нашего столика. Краем глаза я видела, как Андрэ удивлённо приподнял брови, а принц проводил нас задумчивым взглядом. Кажется, он понимал, что происходит.
Втолкнув меня в комнату, которую арендовал для кормления детей, Сергей захлопнул дверь и оперся на неё спиной. Он уже усмирил гнев.
– Тебе не понравилось наше танго? – почти буднично спросил он.
– Мне не понравилось наше танго.
– Почему? Ты же так задорно начала, завела весь зал.
– Ты сказал, ползала.
Сергей вновь сузил глаза.
– Я почему-то решил, что это я имею право на недовольство. Ты считаешь по-другому?
– Ты имеешь право на недовольство. Я соблазнила половину зала и не соблазнила тебя. Утомлённо закатив глаза, он пробормотал:
– Это тупик. Маленькая, тебе в забаву моя ревность?
– Я не думала о твоей ревности. Я танцевала. Тему предложил ты сам.
– Зачем ты соблазняла мужчин в зале?
– Я повторяю, у меня не было цели соблазнять кого-то, кроме тебя. Я точно так бы танцевала, если бы зал был пустой.
– Но зал не был пустым, – мягко, как несмышлёнышу, возразил он, – в зале были люди, были мужчины.
– Были, – кивнула я. – Чаще всего я танцую для себя, но, если мой танец кому-то нравится, мне это приятно.
– Хорошо. Объясни, пожалуйста, что не понравилось тебе?
Вновь живо ощутив властную тяжесть его ладони на затылке, я выпалила:
– Ты утверждал свою власть, пользуясь физическим превосходством! Ты не позволил мне двигаться, ты так увлёкся, что обращался со мной, как… как с палкой! – переведя дух, я вспомнила его сквозной невидящий взгляд на танцполе и прошептала: – Я никогда не видела у тебя таких глаз. В твоих глазах я всегда находила тепло, а сегодня у тебя тепла для меня не нашлось.
Наступило тягостное молчание. Избегая смотреть на него, я не знала, куда себя деть, и тоскливо озиралась вокруг.
– Да, я демонстрировал им, что ты принадлежишь мне, – наконец признал он.
– Кому? Никто из них не посягал на меня!
– Ты звала! Как охотники к добыче, они стали подбираться к тебе ближе. Я видел их лица!
– Серёжа, ко мне никто не подбирался, люди всего лишь хотели лучше увидеть танец.
Он оттолкнулся от двери и подошёл.
– Я напугал тебя. Прости. Я видел твой испуганный взгляд, но… – он поморщился, – я был зол, зол на свою самонадеянность, на тебя.
Привычно проведя пальцами по его щеке, я устало проговорила:
– Пойдём, наше отсутствие затянулось.
Наш внезапный марш-бросок мимо столика и Андрэ, и Его Высочество предпочли оставить без внимания.
– Детка, дай я поцелую твои пальчики, – потребовал граф, едва я села на своё место. – Танцуешь обворожительно! Захватываешь зрителя целиком, равнодушных не остаётся!
– Благодарю, Андрей.
– И тема танца интересная! Марионетка, возомнившая себя человеком! Кому из вас пришла в голову такая идея? – и граф поочерёдно посмотрел на меня и на Серёжу.
Серёжа лишь мрачно усмехнулся и отвёл глаза, а я на мгновение замялась, но почти не соврала:
– А-а… сюжет танца сложился как-то сам… прямо во время исполнения.
Принц подал реплику о каких-то налогах и увлёк графа в разговор, видимо, начатый ещё в наше отсутствие. Я мимикой выразила ему признательность, на что он скучливо отвёл от меня глаза. Ну никак Его Высочество не желал примириться с выбором друга, женщина, на которой женился его друг, не вызывала у него симпатии!
Впрочем, мне вскоре стало не до его симпатии, после первых же глотков чая мои груди напряглись, наполняясь молоком.
– Детки проснулись, – шепнула я Серёже, торопливо выбираясь из-за стола, – кормить пойду наверх, в апартаменты.
Сергей ухватил меня за ладошку и поднялся вслед за мной. В лифте он привлёк меня к себе и, уткнувшись лицом в макушку, снова повинился:
– Прости меня, Девочка. Ты прячешься… не убегай от меня, слышишь?
– Серёжа, я люблю тебя! Подумай, к кому ты ревнуешь, если для меня во всём мире существует только один мужчина – ты? Поцелуй меня… а-ах, осторожнее, милый, грудь полная…
Малыши проголодались – даже Катя, против обыкновения, приникла к груди и сосала, не отрываясь. Макс, как всегда, ел деловито, не останавливаясь и не отвлекаясь – пока сосёт, смотрит только на меня. Катя, та всё вокруг осмотрит – скользит глазками, что по моему лицу, что по стенке, всё с одинаковым безразличием, но лишь увидит Серёжу, забывает обо всём и начинает улыбаться. Катя, вообще, улыбается только Серёже…
За дверью, в безмолвной до сих пор гостиной, взорвался раздражением Стефан. Я вопросительно посмотрела на Настю. Она пожала плечами и шепнула:
– С Дашей, может, по телефону? Увязался за нами! Я думала, Паша останется.
Не слушая её ворчания, я вернула внимание к деткам.
– Катя сегодня плакала, – вдруг сообщила Настя, и я вновь подняла к ней лицо. – Я не знаю почему. Во сне заплакала. Макс закряхтел, стал выгибаться. А Катя спит и плачет. Я подумала мокрая, она же не терпит сырой подгузник, заменила, а она всё равно не успокаивается. Максим проснулся и тоже скривил мордашку. Стефан его на руки взял, он покряхтел и затих. Может, животики? – затуманившись взглядом, видно, обратившись в прошлое, Настя покачала головой и как бы про себя повторила: – Катя так горько плакала!
Мои дети почти не плачут. Катя, бывает, заплачет, но случается это редко. А Максим, даже когда родился, не заплакал, а басовито запел, возвещая миру о своём приходе. «Неужели почувствовали? – спросила я себя. – Что? Мой страх? Или Серёжа в слепой ревности что худое подумал?» Я закрыла глаза и прислушалась к малышам. Оба моих ребёнка были спокойны.
Макс выпустил сосок, улыбнулся всем своим ротиком и загулил, выражая удовольствие.
– Наелся, маленький! – засмеялась я тихонько, боясь потревожить Катю. – Сынка мой славный!
– Сейчас, Лидия Ивановна! – подхватилась Настя, забрала у меня Максима, приладила его к плечу и, поглаживая по спинке, начала прогуливаться с ним по комнате. Притихший малыш любопытными глазёнками следил за движущимися мимо него предметами.
Катя продолжала сосать, и глазки её постепенно закрывались. «Недоспала малышка. Что же тебя напугало?» Как только она отпустила сосок, я приподняла её головку и прижалась к маленькому лобику губами. Энергия девочки была чистой.
Неслышно появившись, над нами навис Стефан, я только и могла, что мимикой выразить возмущение. Он усмехнулся, взял у меня Катю и повернулся спиной, великодушно позволяя мне привести туалет в порядок.
Его упорное пренебрежение деликатностью, даже какая-то нарочитая бесцеремонность раздражали меня, но сколько бы я не предпринимала попыток объясниться, каждый раз Стефан, чуть не зевая от скуки, лениво возражал: «Я твой врач».
Уложив уснувших деток поперёк кровати, мы вышли из спальни.
– Вы поели? – спросила я.
– Нет, хотели уже заказывать, тут Катя заплакала, не до обеда стало, – объяснила Настя. – Стефан, выбери, что ты будешь есть. Я себе уже выбрала.
– Мясо, – лаконично ответил Стефан и расположился на диване, свободно раскинув руки по спинке.
– Какое мясо? – вспылила Настя. – Меню перед тобой, выбирай хоть мясо, хоть не мясо, мне название блюда скажи!
Я подошла к стационарному телефону и сняла трубку. Нажала поочерёдно две клавиши и тотчас услышала услужливый женский голос.
– Добрый день! Чем могу помочь?
– Здравствуйте. Я хочу заказать обед на две персоны, но прежде хочу переговорить с кем-то, кто поможет мне сделать выбор, – и пока меня соединяли с рестораном, я спросила у Насти: – Ты что выбрала?
Она потыкала пальцем в разные строчки меню.
– Да-да. Здравствуйте. Мой гость любит мясо. Баранина предпочтительнее… да, лучше целым куском… на гарнир овощи… нет, слегка припущенные в оливковом масле, – я проговаривала блюдо вслух, глядя на Стефана на случай корректировки, но он безмолвствовал и с мягкой усмешкой смотрел на меня. – Да, благодарю. И порцию сделайте, пожалуйста, двойную. Нет, и мяса двойную порцию, и овощей. Благодарю.
Потом я заказала блюда, выбранные Настей, на своё усмотрение десерт и кофе и положила трубку.
– Вот! Учись! – назидательно воздел указательный палец Стефан, обращаясь к Насте. – Женщина сама знает, чем сытно и вкусно накормить мужчину. А ты: «меню возьми перед собой»! Так и мужа накормить не сумеешь!
– Ты мне не муж! – огрызнулась на шутку Настя.
– Стефан, почему детки плакали? – спросила я. – Что думаешь?
Он так выразительно посмотрел на меня, что я опустила глаза раньше, чем он произнёс:
– Кишечник не возбуждён.
– Ну хорошо. Обедайте, я пойду.
Стефан поднялся и двинулся к двери вслед за мной.
– Куда ты? – запротестовала я. – Я сама дойду.
– Дойдёшь, – легко согласился он. – Со мной.
В лифте, расслабленно опираясь могучими плечами на стенку кабины, он не спускал с меня глаз. Я никогда не умела уйти от его вопросов, пусть даже и молчаливых.
– Стефан, не смотри на меня так, – попросила я и смело встретила его взгляд, – всё в порядке.
– Я вижу, – кивнул он, и я вновь опустила глаза.
Он понял, что что-то случилось, как только увидел меня. Он всегда чувствует моё состояние – и когда мне хорошо, и когда плохо, и будто бы хочет оградить от неприятностей, но делает только больнее. Нельзя же оградить человека от жизни!
«Нас словно связывает прочная нить… что за нить, я не знаю, но чувствую себя несвободной, словно что-то должна ему… должна и не отдаю», – в который раз подумала я, а вслух спросила:
– У Даши вчера глаза были красные. Поссорились?
Он показательно промолчал, и я извинилась.
Мы шли по залу, притягивая к себе взгляды со всех сторон. Точнее, взгляды притягивал Стефан. Огромного роста, огромный в плечах, лохматая шевелюра закрывает половину лица, тёмно-карие глаза мерцают из-под широких бровей, их взгляд всегда внимателен и печален. Стефан никогда не беспокоится, каким его видят люди, и словно не замечает того особого к себе внимания, какое проявляют женщины к красивым и печальным мужчинам. Красавицу Дашу он покорил с первого взгляда ещё в Париже, в доме Андрэ. Точнее, он Дашу не покорял, она сама покорилась. Стефан Дашу и не заметил. Тогда он никого не замечал – жил в своём мире, состоящем из горя и боли. Думаю, он и сейчас живёт воспоминаниями о своей первой жене.
Серёжа встал из-за стола, когда мы приблизились, и шагнул навстречу. Я подняла лицо, встречая его поцелуй, но чей-то взгляд вновь коснулся моего затылка, и я оглянулась.
– Что ты, Маленькая?
– Какая-то женщина… не в первый раз… чувствую взгляд, оглянусь, она прячется.
И Серёжа, и Стефан осмотрели обедающих за моей спиной людей.
– Нет никого, Девочка, – сказал Серёжа, – все заняты только собой. Садись, я тебе рыбу заказал. С малышами всё в порядке?
– Всё в порядке, Серёжа, – сказала я и покосилась на Стефана.
– Пойду, а то моя двойная порция остынет, – буркнул тот, перехватив мой взгляд, и, едва заметно усмехнувшись, зашагал обратно к выходу.
– После обеда встреча за закрытыми дверями. Думаю, минут на сорок затянется, – сообщил Серёжа, усаживая меня за стол. – Поскучаешь? Или поешь, и я провожу тебя наверх?
– Поскучаю. Детки уснули, Настя тоже хочет прилечь.
– Я не позволю соскучиться! – вмешался Его Высочество. – Если ты, друг мой, разрешишь поухаживать за твоей женой, буду иметь честь пригласить графиню на танец, – и принц через стол слегка поклонился мне. – А если не оттопчу ей с первого раза ножки, дерзну пригласить и на второй, и на третий.
– Ах, Ваше Высочество, – рассмеялась я, – танец с особой королевской крови – это, скорее, честь для меня. Я, увы, не принадлежу к столь высокому роду, правда, Андрей?
Андрэ развёл руками, шутливо сокрушаясь, и подтвердил:
– Да, детка, не принадлежишь!
– Ты не пойдёшь на обсуждение? – спросил Сергей у принца, не принимая его весёлого тона.
– Я всецело тебе доверяю, мой друг! – отозвался тот. – К тому же это такая скука! Думаю, вы там и за час не управитесь! Я часок потанцую с графиней, а потом минут на пятнадцать загляну разогнать вас, краснобаев. Ну, а если вы раньше управитесь, то и того лучше!
Его Высочество был в ударе – он успевал и есть, и пить, и развлекать нас анекдотами из жизни ближневосточных монархов. Обычно сдержанный в проявлении эмоций, Андрэ смеялся так же весело, как и я. Принц же, доведя рассказ до развязки, лишь взблёскивал глазами при взрыве нашего хохота и торопливо принимался за еду, а едва смех наш утихал, у него наготове был уж новый анекдот. Только Серёжа не участвовал в общем веселье, он был молчалив и задумчив, и, кажется, всё больше мрачнел.
Перед десертом я прикоснулась к его руке, чтобы спросить, о чём он думает, но, когда он повернул голову и взглянул на меня грустными, утратившими искорки глазами, спрашивать стало незачем.
– Серёжа, мне нужно тебе кое-что сказать, и лучше сейчас, чем потом, – шепнула я.
Он тотчас же встал и потянул меня за собой, вновь привёл в комнату для кормления и, захлопнув дверь, как и в прошлый раз, прислонился к ней спиной.
– Да, Маленькая. Что ты хочешь сказать?
– Серёжа, давай забудем о том, что произошло! Ты молчишь, и я всё больше чувствую себя виноватой.
– Да нет же, Девочка! Дело не в тебе! – он стремительно шагнул ко мне и, взяв за плечи, прижался лбом к моему лбу. – У меня перед глазами стоит твой испуганный взгляд, – горячо прошептал он. – Я поверить не могу, что это я тебя напугал. Как, увидев твой страх, не остановился? Как мог упиваться властью? Я обещал себе баловать тебя, исполнять твои прихоти и не позволил малость – танцевать!
– Серёжка, нет! Ну что ты такое говоришь? Виной всему ревность, всего лишь ревность! О боже мой! Ты лучший из мужчин, а я счастливейшая из женщин! Я люблю тебя… люблю!..
Я ещё что-то восклицала… до тех самых пор, пока губы Сергея, легко прикасающиеся к моим в пылу восклицаний, не стали твёрже и не пресекли их.
Мы вернулись за столик, и почти тотчас в распахнутые двери вип-зала поодиночке и по двое потянулись представители российского бизнеса. Серёжа и граф ушли. Принц лениво потягивал коньяк, а я доедала десерт, смакуя каждый кусочек, нежнейший бисквит таял во рту, оставляя после себя холодно-свежее, чуть горьковатое послевкусие.
– Лидия, вы удивительная женщина! – сказал Его Высочество, как только я сложила приборы. – За пять минут вы повергаете мужчину в ад и ровно с той же стремительностью возвращаете в иллюзию рая.
Я рассмеялась и запротестовала:
– Ваша оценка происходящего не совсем справедлива, Ваше Высочество! Когда, как вы выразились, я повергаю мужчину в ад, я и сама оказываюсь там же; а когда я возвращаю мужчину, как вы выразились, в иллюзию рая, это вовсе не означает, что и я возвращаюсь в эту самую иллюзию. И позвольте вопрос, Ваше Высочество, отчего же, по-вашему, ад – это реальность, а рай непременно иллюзия?
Слушая, Его Высочество упёрся взглядом в нижнюю часть моего лица, будто надеясь считать ложь с моих губ, а выслушав, и вопрос мой оставил без внимания, и к уточнениям интереса не проявил, и продолжал:
– Ваш муж, графиня, ревнив, а вы, по своей сути, соблазнительница. Вы сами по себе для него отрава. Когда мы с вами познакомились, вы соблазняли инстинктивно. Вы и сейчас соблазняете любым вашим жестом, действием, у вас это в крови. За вами интересно наблюдать, но наблюдатель очень скоро становится жертвой. Полагаю, раньше вы не отдавали себе отчёта в своём воздействии на мужчин и, вероятно, искренне недоумевали, когда мужчина обнаруживал вам своё вожделение. Ваша наивность делала вас ещё более желанной и ещё более опасной. Признайтесь, вы ведь не сталкивались с отказами?
– Я не искала побед, Ваше Высочество, потому и с отказами не сталкивалась. Да и что такое отказы? Когда-то меня бросили ради другой женщины.
Теперь рассмеялся принц.
– Бьюсь об заклад, тот мужчина до сих пор помнит вас, хоть и сбежал от вас ради собственной безопасности! Но вернёмся к вам. Сегодня я увидел, насколько вы преуспели в искусстве обольщения, теперь вы соблазняете сознательно. Если бы ваш муж не остановил вас, и вы танцевали бы своё одинокое танго ещё минут пять, мужчины в зале начали бы турнир за право обладания вами. Не возражайте, я знаю, о чём говорю! Я помню ваш арабский танец. Вы танцевали, а мною владело единственное желание – всадить кинжал в печёнку моего друга, и останавливало меня только одно: остатками своего разума я понимал – вы соблазняете его, весь ваш танец предназначен исключительно для моего друга! Вы сами сочились вожделением, и желали вы только его. Я вам был не интересен, точнее, меня не было в вашем мире, а ещё точнее, я был, но я был пустое место. К несчастью, сегодня вы соблазняли не вашего мужа, вы соблазняли других мужчин! – принц глотнул коньяк и отвернулся, не совсем учтиво предоставив мне удовольствие любоваться его горбоносым профилем.
Я тоже помнила тот арабский танец. Ничего непристойного – я была в брючном ансамбле, свободные брюки и блузка. Мы с Серёжей были в гостях у Его Высочества в одном из отелей Парижа, ужинали, слушали арабскую музыку, дурачились. Принц, дурачась, заявил о королевском праве освящать союз влюблённых, положил по ложке мёда на наши правые ладони и соединил их, крепко стиснув своими руками. Мёд быстро расплавился и потёк, и принц громогласно объявил брак угодным Богу. А потом я танцевала… и да, танцевала для Серёжи. «А сегодня?» – спросила я себя и… не нашла ответа.
– Мне предстоит тяжёлый разговор с мужем, – медленно произнесла я. – Я не готова к этому разговору, но говорить всё равно придётся.
Нахмурившись, принц взглянул на меня, и я продолжала, уже обращаясь к нему:
– Возможно, вы правы, Ваше Высочество, возможно, мне, и в самом деле, не следует танцевать одиночные танцы. Возможно, я действительно соблазняла. Не отдельных мужчин или женщин, а всех вместе. Сергей почувствовал порочность моего желания и потому, как умел, так и пресёк его, а с тем и моё «танго» остановил. Я ещё не умею в этом разобраться. Вы, Ваше Высочество, наблюдательны и проницательны, и, если вы поможете мне лучше узнать себя, я буду признательна.
Я увидела, как его брови приподнялись в удивлении.
– Вы не ждали, что я соглашусь с вами? – усмехнулась я. – Или?.. О, не беспокойтесь, Ваше Высочество, я не предлагаю вам дружбу! Нет. Я знаю, вы не любите меня. А на ваши обвинения отвечу просто, как есть. Я люблю Сергея. Он главный человек в моей жизни. Говорю эти слова, и сама не верю, что я могу такое сказать. Не дети. Он. Я многое знаю про себя, но ещё большего не знаю. Моё желание соблазнить весь мир, если оно было, всплыло неожиданно и из неизвестных мне подвалов подсознания, но я с этим разберусь. Сергей сегодня тоже познакомился с неизвестным собой. Больше того, наши детки отреагировали на ссору. Рискую показаться банальной, но повторю вслед за многими – на Земле идёт большая игра, Ваше Высочество, борются Добро и Зло. Добро и Зло борются не вне, как думают многие люди, а внутри человека. Всё, что мы наблюдаем снаружи, всего лишь последствия внутренней борьбы. Борьба идёт за красоту человеческой Души, за совершенство Личности, как бы пафосно это не звучало. Борьба идёт между нашими потаёнными страхами и потребностью любить. И, знаете, Ваше Высочество, я сделаю всё, чтобы победить! И на этом пути я приму любую помощь, как от друзей, так и от врагов!
Я умолкла, и Его Высочество молча вернулся к коньяку, по-видимому, исчерпав интерес к теме разговора.
Неподалёку от нас покинутые мужчинами дамы, объединившись в группку, пили вино, смеялись и то и дело громкими голосами зазывали скучающих наедине с телефоном товарок присоединиться к своему кружку. Одна из дам, полненькая и милая, в леопардовом брючном костюме в бельевом стиле, была особенно активной.
– Идите к нам! Идите-идите! – настойчиво приглашала она сидевшую неподалёку от неё темноволосую женщину. – Мужики ушли, так у нас своя туса! Не стесняйтесь! Да что же вы?
Полненькая встала, намереваясь, по-видимому, перейти к действиям – может быть, взять брюнетку за руку или ещё как выразить свою доброжелательность, но вдруг её улыбающееся личико исказилось обидой. Вероятно, получив не совсем вежливый отпор, она беспомощно оглянулась на подруг, но те старательно отвели глаза. «Вот тебе и Добро, и Зло, – подумала я, наливая себе чаю, – одна чрезмерно назойлива в стремлении оказать Добро, другая слишком независима или, наоборот, стеснительна, чтобы не увидеть в Добре Зла. Как почувствовать меру и не обратить Добро во Зло? Ответ я знаю, только следовать ему чрезвычайно трудно. А ответ такой – надо принимать человека таким, какой он есть, и не навязывать ему ни своего настроения, ни своего миропонимания. А вот сие возможно только при наличии внутренней свободы, ибо только внутренняя свобода освобождает от желания указывать другому, как себя вести…»
– Лидия, – прервал мои размышления принц, – вы сказали, я вас не люблю. Это не так. Я болен вами, Лидия, болен с того первого дня, как вас увидел.
Я едва не поперхнулась чаем и, возвращая чашку на место, всё никак не могла найти ей места, постоянно приходясь донышком на край блюдца.
– Я полагал, вам это известно, – с мягкой улыбкой произнёс принц, перевесился через стол и, нежно обхватив мою руку, направил её так, что чашка встала на место. – Наша первая встреча произошла в Париже, помните? – продолжал он, приняв прежнее положение. – Вы занимались выездкой, когда мы с Сергеем пришли. Граф нас задержал в холле, и я наблюдал за вами через окно. Ваша коса растрепалась, и вы, опершись на руку Стефана, спрыгнули с коня, согнулись пополам и стали собирать волосы в ладошку. Вам было всё равно, что в это время ваши волосы стелются по земле. На ваших волосах играло солнце, и я был заворожен этой игрой, этими бликами, вспыхивающими на них словно на водной глади. Потом вы выпрямились и сразу отвернулись, и я подосадовал, что не успел разглядеть вашего лица. Вы спешили продолжать занятия. Косу вы собрали кое-как, но вас это не заботило, вам всего-то и нужно было, чтобы волосы вам не мешали. Именно тогда я был ужален вами навсегда, – принц помолчал с той же мягкой улыбкой на губах и, вздохнув, словно с неохотой возвращаясь из прошлого, продолжал: – Потом я наблюдал, как расцвело ваше лицо, когда вы увидели Сергея. Не заботясь о безопасности, вы на ходу скатились с коня. Стефан хотел вас подхватить и не успел, умный конь замер, чтобы не задеть вас, но вы ничего не заметили, торопясь к любимому. Вас не заботило, кто находится рядом, что о вас подумают, вы упоённо отдались поцелуям. Прошло уже несколько лет с вашего замужества, но так вы ведёте себя и по сию пору. Вы умеете любить, Лидия, но вас любить трудно – вы слишком желанны для мужчин. Я не враг вам и хочу быть на вашей стороне в этой большой игре, как вы выразились. Вы сказали, что не предлагаете мне дружбу, позвольте мне самому предложить вам дружбу, – он встал, обогнул стол и протянул мне открытую ладонь. – Вот вам моя рука, Лидия! Обопритесь на неё, если в этом возникнет необходимость.
