ПОСЛЕВОЕННЫЕ БУДНИ
Посылка
Осенью отец привёз красной рыбы из города, где когда-то учился на фельдшера. Там текут две большие дальневосточные реки Амур и Зея, в которых эта рыба в те годы ещё водилась.
Егорушка сколько ни смотрел, никак не мог понять, почему она так называется. Рыбины были большими, серыми, с крупной серебристой чешуёй. Но отчего именно красная? Понял он это тогда, когда отец взял нож и принялся за разделку.
Для начала отец вспорол брюшко самой толстой рыбины. Оттуда вынул два длинных мешочка, набитых красноватыми шариками.
– Икра! – сказал отец и отдал мешочки матери, которая выпотрошила их в миску. Получилась каша не каша, но очень симпатичное блюдо.
Мать взяла вилку, покрутила ею в миске и вынула плёночки, на которых икра держалась. Потом посыпала чистую икру крупной солью и накрыла марлей.
Тем временем отец вычистил рыбину от остальных внутренностей и полоснул ножом вдоль хребтины. Из-под лезвия показалась алая мякоть.
Мать приняла рыбину и натёрла солью. На срезе рыбьего брюшка розоватое мясо источало слезинки жира.
Только теперь Егорушка убедился, что рыба и правда красная.
– Эта рыба называется кета, – пояснил отец. – А ещё есть горбуша, сима, чавыча. Они из моря идут на нерест в холодные речки. Мечут вот эту самую икру.
Он указал на миску.
– Вообще-то, по науке – это всё лосось. Ну а в народе за цвет мяса лосося прозвали красной рыбой. Чавыча – так та даже тёмно-красная. Но она сюда не поднимается, её в низовьях Амура перехватывают начисто. Скоро и кеты не увидим. В войну рыбалка сократилась, а сейчас мужики вернулись с фронта, аппетит у всех зверский. Вот такие пироги…
При чём тут пироги, Егорушка не понял. Но насчёт цвета рыбы уяснил.
Разделанную рыбу и икру отнесли в кладовку и поставили повыше на полку, чтобы мыши не добрались.
Через несколько дней отец принёс домой фанерный ящичек. Сходив в кладовку, он сказал:
– Усолилась.
Дальше пошла работа, в которой пригодилось и Егорушкино участие.
Первым делом внутри ящичка отец настелил на дно газеты. Мать принесла баночку, в которую наложила икры. Отец обернул стеклянную посудинку чистой тряпицей и поставил в угол ящичка. Сбоку придвинул несколько банок с консервами. Егорушка знал, что это тушёнка. На этикетках была нарисована рогатая коровья голова. Когда мать заправляла тушёнкой отварную картошку, по всему дому распространялся аппетитный аромат. У Егорушки потекли слюнки при виде банок.
– На, попробуй, – протянула мать ломтик хлеба, покрытый икрой, оставшейся на их долю.
Долго упрашивать сына не пришлось. Слабосолёное лакомство приятно наполнило рот, и Егорушка не заметил, как проглотил первый в своей жизни бутерброд с красной икрой.
– Жуй, паря! Наминай! – подбодрил отец. – Расти большой, не будь лапшой!
Отец всегда шутил непонятно. Давеча про пироги сказал, теперь лапшу вот упомянул. А сам рыбой занимается.
Оставшееся место в ящичке родители заполнили солёной кетой, укутанной в холщовую материю. Затем накрыли продукты другими газетами. Сверху отец положил листок бумаги. Это было его письмо на свою родину – Украину.
Егорка знал, что столица там – Киев, и даже мог показать на карте кружок, обозначавший этот город. Совсем недавно он научился читать и название. А чего, всего-то четыре буквы, которые видел в книжке с рисованной азбукой. «К» – это конь наподобие Гнедка. «И» обозначалась иголкой с ниткой. Возле буквы «Е» стояла зелёная ель. Ну а варежка, понятное дело, буква «В».
Дальше отец приладил крышку на ящик и принялся забивать молотком гвоздики.
Выходило это у него так ловко, что сыну тоже захотелось попробовать.
– Дай мне! – протянул руку Егорка.
Отец усмехнулся, глядя на помощника.
– Действуй! Только смотри пальцы не прибей.
Наживив гвоздочек, он слегка пристукнул его в крышку, чтобы стоял ровно и сыну было удобней работать.
Гвоздик маленький, а молоток большой и тяжёлый. Как ни старался Егорка, а всё же стукнул разок-другой мимо шляпки. Хорошо, что по пальцу не заехал. Гвоздик вкривь вошёл в крышку.
– Ничего, для начала годится! – одобрил отец и пристукнул гвоздик, вогнав по самую шляпку в фанерку.
После того как крышка была приколочена, мать обшила ящичек белой материей.
Химическим карандашом, поплёвывая на грифель, отец написал адреса, откуда и куда отправится на поезде посылка. Закончив работу, отец и мать улыбнулись довольно.
Это были первые послевоенные гостинцы с Дальнего Востока на разорённую войной Украину, пострадавшую от нашествия фашистов. Егорка представил, сколько радости испытают дедушка и бабушка, отцовы сёстры. И ему стало тепло на душе.
Буква-жук
Неожиданно для родителей, лет около трёх, увлёкся Егорка азбукой. Вернее, не столько буквами, сколько рисунками. Методика рисованных детских азбук не нова и отличается лишь фантазией художников, оформляющих книжки. Главное заключается в том, чтобы изобразить предмет, животное или растение, известные малышу.
Когда Егорушка впервые взял азбуку в руки, то раскрыл её на случайной странице, как обычно делают дети, не привыкшие к последовательности действий.
В глаза сразу бросилась какая-то козявка без головы и хвоста, растопырившая во все стороны шесть ног. А рядом пристроилось чёрное насекомое с рогатой головой и длинными усами.
Егорушка поёжился от неприятного чувства, вызванного буквой и рисунком.
– Кто это? – указала мать на рогатое насекомое.
– Жук! – уверенно ответил сын. Сомневаться причин не было, таких жуков он видел на огороде в рыхлой земле.
– А как он гудит, когда машет крылышками?
Егорушка и это знал.
– Ж-ж-ж-у-у! – прожужжал он.
– Так с какого звука начинается его имя?
Мать посмотрела на сына испытующе.
– Ж-ж-ж-у-у! – снова зажужжал ученик.
– Да не жужжи ты, в самом деле! – начала проявлять нетерпение учительница. – Я тебя про самый первый звук спрашиваю.
Егорушка поднапрягся на некоторое время, послушал что-то внутри себя и произнёс:
– Ж-ж!
– Ну вот, правильно! – обрадовалась мать. – Запомни: звук «Ж», а буква «Жэ». Понял? Вот тут нарисован жук, а это – первая буква его названия, имени то есть.
Так началось знакомство будущего литератора с начатками филологии.
Случайно открывшейся буквой, как оказалось, начинается немало важных слов. Со временем, читая сказки, узнал Егорка, кто такая жар-птица. Уминая земляничное варенье, лакомился желе. Играл железным грузовиком. Набегавшись на дворе, в обед любил пить из куриного яйца желток. Ему нравился сын Гнедка – тонконогий жеребёнок. Сгущёнка содержалась в жестяной банке. Живицу можно было жевать. От подножного корма порой болел живот. Да и вообще главное слово на свете начиналось, как выяснилось с годами, тоже с этой буквы – жизнь.
То же самое произойдёт с другими страницами букваря. Самая первая буква «А» оживёт перед его глазами на Украине, когда с дедом Сергеем они придут на баштан и Егорушка увидит гору арбузов.
Отец потом объяснит, что украинцы арбуз называют кавуном, а похожее слово гарбуз обозначает не что иное, как тыкву. Сложность смысловых и фонетических перетоков, в которых куда-то запропала заглавная буква, не смутила трёхлетнего исследователя отцовой родины. В череде украинских приключений это оказалось не самым замысловатым. Случились происшествия и похлеще.
Но об этом чуть позже.
Родительские песни
«Стэпом, стэпом йшлы у бий солдаты…» 4 – протяжным голосом начинал выводить отец. Гости подтягивали вразнобой. Егорушка слушал и почти ничего не понимал. Только отдельные слова были знакомы, да и те звучали непривычно.
«Маты, маты…» – это, наверно, мама. А вот «хаты» что такое?
«Гарматы… Солдаты… Бэризкы… Обэлискы…» – звуки и смыслы слов трогали мелодичностью, вызывали щемящее чувство, ещё неведомое его сердцу.
Отец был украинец, любил петь на родном языке. Дома он говорил по-русски, но когда на праздник приходили товарищи, в нём оживало далёкое детство в Приднепровье.
Когда Егорка вырастет, то узнает, что отец был лейтенантом медицинской службы, военфельдшером. Но на фронт его не послали, а дали приказ возглавить отдел здравоохранения в глухом таёжном районе. Медсанбат, в котором служил отец, попал под бомбёжку и почти все погибли. Смерть товарищей так потрясла отца, что он долго испытывал чувство вины. Хотя разве он был в чём-то виноват? Так сложилась судьба.
Последнюю строчку песни отец пел с неизбывной тоской и слезами на глазах: «Маты, маты ждэ свого солдата, а солдат спыть вичным сном!» Песня появилась в войну, её нередко исполняли по радио.
Мама тоже была завзятая песенница. Егорке нравилось, что пела она понятно и слова легко запоминались.
Синенький скромный платочек
падал с опущенных плеч…
– выводила мама, подражая известной артистке, часто певшей эту песню по радио. Чего тут непонятного? И у мамы есть платочек, только не синенький, а белый с горошинками. Когда мама полола траву на огороде, платочек иногда падал на грядку. Тогда мама потуже завязывала его узелком на затылке.
После того как гости уходили, мама мыла посуду. Отец отодвигал стол с середины комнаты к окну. Затем они садились вдвоём на диван, брали сына и принимались петь на два голоса. А Егорка подтягивал как умел: «Ничь яка мисячна…» И хотя ему больше нравилась другая песня с припевом «Артиллеристы, Сталин дал приказ!», Егорка старательно помогал отцу и матери неокрепшим голосом.
И дуэт превращался в счастливое семейное трио:
Выйды, коханая,
працею зморэна,
хочь на хвылыночку в гай…
Подножный корм
Ранней весной в огороде пусто. Нет ничего такого, чтобы отправить в рот и пожевать. Остренькая травка по бокам пашни не в счёт. Приходится Егорушке добывать пропитание прямо во дворе. Хорошо, что двор в их усадьбе велик и охватывает дом кольцом.
Со стороны крыльца большая пролысина и тропинка к скрипучей калитке у ворот. Здесь ходят мать и отец на работу. Как только Егорушка начал понимать родную речь, в различные слова он стал вкладывать свой смысл. Например, «работа» – это когда мамы нет дома. Или отца не видно долго – он тоже на «работе».
С утра мать быстренько покормила сына и убежала за калитку. Работа! Отца Егорушка совсем не видел, как проснулся. Тоже работа… В доме нет никого, кроме Егорушки. Откуда ему знать, что доглядывать за ребёнком попросили соседку Нюру. У неё своих двое детей, Вовка и Валька. Вовке уже пять лет, ему с Егоркой играть мало интереса. А Валька – ровесница, но девчонка. Ей куклы подавай, возиться с машинками она не желает.
Посредине двора куча жёлтого песка, который привёз недавно на телеге дед Иван. Он остановил коня и высыпал песок прямо на траву. С утра песок холодный и влажный. Это хорошо, можно печь «пирожки». Но пока не хочется.
Приходится Егорушке идти за дом одному. Он уже знает, где что здесь растёт.
Под окном кухни растут «калачики». Они висят на веточках низкой кустистой травы. Каждый «калачик» упакован в зелёный мешочек. Мешочек легко расщёлкивается, а «калачик» отправляется в рот на пробу. Он не сладкий, не кислый и не горький. На зубах похрустывает и даёт немного сока. Для начала вполне подходящее лакомство.
Под двумя окнами главной комнаты мать посадила цветы и наказала сыну не топтать всходы. Это понятно, цветов Егорушка и не ест. Хотя у забора на солнышке ранней весной просыпается кустарник. Мама называет его «багул». У него на веточках клейкие длинненькие чешуйки, из-под которых появляются на свет розовые лепестки. Но разве это цветы? Лепесточки маленькие, чуть-чуть кислят. Много не съешь, да и рядом с кустами начинает кружиться голова.
Можно выдернуть траву, похожую на малюсенькое деревце. Веточки жёсткие и в еду не годятся. Зато длинненький корешок похож на морковку, которую мать выбрасывает с грядки, когда пропалывает огород. Вот только вкус другой. Если пожевать, слюна делается горьковатой. Много не съешь, но попробовать на зуб нелишне. Витамин как-никак.
Стороной обходит Егорушка траву с зубчатыми листьями. Мама рвёт её в рукавичках и варит потом зелёные щи. Сунулся было сын сорвать листок, да обжёг руку. Так защипало, что вспухла и покраснела кожа. Крапива! С ней лучше не связываться.
Как-то ходили они с мамой за огород. Там в кочках растёт трава, которую режут и посыпают дома еду. Одна, дудочками, вкусом напоминает лук. Другая, плоская, отдаёт чесночком.
«Щавель», – сказала мама, сорвав несколько пучков длинных листочков, растущих прямо из земли безо всякого стебля. На сломах появилось «молочко». Егорушка хотел слизнуть белый сок, но мать не позволила. Дома она вымочила щавель в чашке с колодезной водой, а потом бросила в кипящую картошку. Получились весенние щи, не хуже, чем с крапивой.
Это всё подножная еда весной. А летом и осенью наступает раздолье, всякой деревенской съедобности полно. Там и горох начинает поспевать, и морковка толстеет, и огурцы с помидорами в свой черёд попадают на стол. Только Егорушке непонятно: зелёный огурец можно есть, а зелёный помидор и сам не захочешь.
Про землянику и говорить нечего – лакомство из первейших. Жаль только, ягодки невелики. Смородина тоже вкусная. Особенно когда до этого набьёшь оскомину черёмухой.
Не до каждой ягоды и овощинки Егорка добирается сам. Где соседский Вовка поможет, где мать с отцом дадут отведать того или иного лакомства. Больничный конюх дед Иван угощает всегда малиной. Если она постоит в стакане подольше, то на дне набирается алый сок. Но Егорка долго стоять малине не позволяет.
На высоких кустах растут орехи. Они прячутся в зелёных, страшно кислых сумочках. Но под осень сумочки сохнут, и орешки начинают падать на землю. Тут важно успеть нарвать побольше, чем и занимаются отец с сыном. Собранные орехи рассыпают на крыше веранды, потом шелушат. Затем отец насыпает их на сковородку и ставит в печную духовку. Калёные орехи отец раскалывает маленьким молотком. Ядрышки сытные и маслянистые.
Когда копают картошку осенью, среди ботвы попадаются ветвистые ломкие кустики с чёрными ягодками. Вроде и сладко, а в то же время горчит маленько. «Ты не увлекайся. Это паслён. Живот заболит», – сказал отец и дал взамен испечённую в золе картофелину. Только вначале очистил от подгорелой кожуры и подул, подбрасывая на ладонях. Вот уж вкуснота, так вкуснота! Особенно если запивать молоком. Мать всегда берёт бутылочку, чтобы не отвлекаться на кормление сына. Когда копают картошку, день год кормит. Но этой мудрости Егорушка ещё не разумеет. Потом, когда вырастет и сам начнёт помогать по хозяйству, поймёт что к чему.
Весной и летом в деревне с голоду не пропадёшь! А тем более осенью.
Тайная дегустация
– Ешь с хлебом! – строго наказывала обычно мать, нарезая колбасу.
Егорка брал ломоть «черняшки», покрывал сверху кружочком и с огорчением убеждался в несовпадении съедобных величин. Хлеба куда как больше колбасы. Он пробовал поместить на ломте второй кружочек, но колбаса свешивалась по краям. Мать хмурила брови, однако не останавливала сынишку. Ишь как слюнки подбирает.
Колбасу покупали в сельмаге. Названия она не имела, колбаса да колбаса. Каждому понятно, что не селёдка. Привозили её из города, что находился на железной дороге. Там был специальный завод, на котором делали и колбасу, и мясные консервы. Стоило всё это недёшево, поэтому деликатесы появлялись на столе не каждый день.
Колбаса очень нравилась Егорке. Вот только распробовать по-настоящему не удавалось. Мешал кисловатый привкус хлеба, перебивавший аромат и сытность лакомства. Да ещё кусочки сала, вкраплённые в мясную оболочку, не нравились.
Поглядывая на мать, Егорушка уминал бутерброд, запивая молоком. Зойка недавно отелилась и доилась хорошо. Однако молозиво вместе с жирным салом возбуждали неприятную отрыжку. Ну как это объяснишь маме? Ещё заберёт бутерброд и скажет сердито: «Не нравится, не ешь!» Приходится терпеть.
Однажды мать вот так же угощала сына колбасой и её позвала во двор соседка тётка Матрёна. Чего-то там ей понадобилось.
Смекнув, Егорушка не стал мешкать. Снял колбасу с хлеба и спрятался за комод, где паук наплёл паутину и клубками скаталась серая пыль. Взрослому сюда не забраться нипочём.
Первым делом надо выковырять противное сало. Теперь кружочек стал похож на решётку мясорубки, которой мать изредка пользовалась, собираясь делать котлеты или пельмени.
Быстренько справившись с первым кружочком и толком не разобрав, что да почему, Егорушка принялся жевать второй. Распробовав мало-мало вкуснотищу, проглотил остатки. Теперь надо срочно бежать за стол, а то мама вот-вот появится и обнаружит нарушителя.
Только успел Егорушка сесть на табуретку, как возвратилась мать. Одного взгляда ей хватило для расшифровки картины преступления. Мало того что паутина облепила рубашонку, так ещё и волосы украсила наподобие сетки.
Мать взяла веник и направилась к комоду. Выметя на свет божий следы «дегустации» и мусор, до которого в повседневной суете не доходили руки, она погрозила смышлёнышу:
– Получишь у меня!
Потом села рядом с сынишкой, вздохнула глубоко и прижала головёнку к груди. Она бы и сама не прочь полакомиться. Но разве накормишь мужиков одной колбасой? Все продукты строго по карточкам, лишнего грамма не купишь. Без своего приварка не обойдёшься.
Отрезав от остатка ещё два кружочка потоньше, прикрыла пустующий ломоть.
– Ешь как положено.
Пришлось есть нежданную добавку с кусочками сала. И ничего, на сытое пузцо да с перепугу сошло за милую душу.
Украинский компот
Однажды весной отец снял с двери карту Родины. Они с сыном нашли небольшую чернильную точку, которой отметили когда-то место, где находится Сосновка. Если двигаться отсюда вправо, то можно оказаться в Хабаровске. Там Егорушка уже бывал и набил шишку. Вот она.
Егорушка потрогал затылок и убедился, что шишка на месте. Мягкая в обычные дни, она перед дождём или снегом набухала, делалась упругой и слегка побаливала. Сегодня шишка вела себя спокойно, можно было смотреть, куда ведёт знакомый маршрут.
Дальше чёрная ниточка железной дороги убегала от Хабаровска вниз и приводила к самому краю страны. Здесь синело море с нерусским названием – Японское. Там на берегу глубокой бухты укрывался от ветров и бурь порт Находка.
В зрительной памяти Егорушки встал спрятавшийся среди сопок большой дом, солдат у ворот, рослые серые овчарки. Припомнился блестящий чёрный автомобиль, в котором прищемил ногу. Перед внутренним взором нарисовалась комната с зашторенными окнами, красный абажур, круглый стол, накрытый белоснежной скатертью, ваза с конфетами. Из другой вазы свешивались гроздья винограда, оттеснённые яблоками и грушами на самый край хрустальной посуды.
Хорошо бы побывать у тёти Вали ещё разок!
Мечтания сына прервал отец. Он чиркнул карандашом от Сосновки налево и повёл линию в размах своих рук, пока она не упёрлась в большой кружок с чёрным сердечком.
Даже не читая, Егорушка узнал по очертаниям букв, их особому узору, слово «Москва».
Затем путь пошёл по наклонной влево и привёл к Киеву. Здесь кружок и сердечко были поменьше.
Отсюда карандаш ещё немного пробороздил глянец карты в прежнем направлении и остановился на маленьком кружке безо всякой сердцевинки.
– Вот Корсунь. Ещё километров семь – и будет Кошмак. Это и есть моя родина.
Накануне они получили с Украины посылку с сушёными фруктами для компота. Егорушку удивило, что была она в том же самом ящичке, в котором отправили осенью рыбу. Догадаться несложно, так как в букет фруктовых ароматов вплетался запах кеты. Да и гвоздочки знакомые. Вот этот, стоящий чуть косо, забивал Егорка.
Не дожидаясь, пока мать сварит компот, он принялся пробовать гостинцы. Сухие пластики яблок, с семечками и кожурой, слегка кислили. Морщинистые груши казались запечёнными, и почти изо всех торчали ломкие черешки. Груши слаще яблок, с этим Егорушка разобрался быстро. Черешни и вишни содержали косточки, вплотную облепленные кисло-сладкой оболочкой. Но больше всего понравились сливы. В них фруктового «мясичка» вдоволь. А из расщёлкнутой косточки любопытный дегустатор получил от отца остроносенькое зёрнышко, горьковатое на вкус, но вполне питательное.
В отдельном мешочке что-то сухо побрякивало. Там оказались грецкие орехи. Слегка подгорелые бока и крошки золы подсказывали, что сушились эти орехи в печи. К компоту они никакого отношения не имели. Их можно было есть просто так, чем Егорка и занялся, вооружившись молотком. Вскоре образовалась горка ребристой скорлупы, хранившей до поры вкусное содержимое.
Тем временем подоспел и замечательный компот.
Налив полные стаканы, отец произнёс непонятное слово:
– Узвар.
Как оказалось, по-украински «узвар» – это и есть компот.
Полакомившись вдоволь, семья стала совещаться. По всему выходило, что через год после окончания войны жизнь на Украине стала налаживаться. Было решено летом поехать туда погостить.