Копи царя Соломона / King Solomon's Mines

previous ['pri:viǝs]

После того как вопрос с животными был улажен, надо было подумать о провианте и лекарствах. Это требовало самого тщательного обсуждения. Нам нельзя было перегружать фургон и вместе с тем нужно было взять много вещей, необходимых для такого длительного путешествия. К счастью, оказалось, что Гуд кое-что смыслит в медицине. Каким-то образом ему когда-то удалось прослушать курс медицины и хирургии, и время от времени он применял свои познания на практике. У капитана не было, конечно, звания доктора, но впоследствии мы убедились, что он понимает в этом деле больше, чем многие из тех господ, которые получили право писать после своей фамилии звание доктора медицины. У него была отличная походная аптечка и набор хирургических инструментов. Когда мы еще были в Дурбане, он отрезал у какого-то кафра большой палец ноги так ловко, что было просто приятно смотреть. Но капитан был совершенно ошеломлен, когда этот кафр, флегматично следивший за операцией, попросил приставить ему новый палец, говоря, что на худой конец подойдет и белый.

There remained, when these questions were satisfactorily settled, two further important points for consideration, namely, that of arms and that of servants. As to the arms I cannot do better than put down a list of those which we finally decided on from among the ample store that Sir Henry had brought with him from England, and those which I owned. I copy it from my pocket-book, where I made the entry at the time.

Благополучно уладив дела с провиантом и лекарствами, мы перешли к вопросу об оружии и найме прислуги. Что касается оружия, я лучше приведу список отобранного нами из того богатого запаса, который сэр Генри привез с собой из Англии, и того, что было у меня. Этот список сохранился в моей записной книжке, сейчас мне остается только его переписать:

“Three heavy breech-loading double-eight elephant guns, weighing about fifteen pounds each, to carry a charge of eleven drachms of black powder.” Two of these were by a well-known London firm, most excellent makers, but I do not know by whom mine, which is not so highly finished, was made. I have used it on several trips, and shot a good many elephants with it, and it has always proved a most superior weapon, thoroughly to be relied on.

drachms ['drækmǝz] (drachm)

powder ['paʊdǝ]

excellent ['eksǝlnt]

thoroughly ['θʌrǝli]

«Три тяжелых двуствольных ружья, заряжающихся с казны, центрального боя, весом около пятнадцати фунтов каждое, с зарядом в одиннадцать драхм^[36] черного пороха».

Эти ружья предназначались для охоты на слонов. Два из них – для сэра Генри и капитана Гуда – были изготовлены искуснейшими мастерами одной из знаменитых лондонских фирм. Не знаю, какой фирмы было мое ружье: оно, правда, не было такое красивое, но зато было неоднократно проверено мною в охоте на слонов.

“Three double-500 Expresses, constructed to stand a charge of six drachms,” sweet weapons, and admirable for medium-sized game, such as eland or sable antelope, or for men, especially in an open country and with the semi-hollow bullet.

eland [ǝ'lænd]

bullet ['bʊlɪt]

«Три двуствольных ружья системы «экспресс-500», стреляющие разрывными пулями, рассчитанные на заряд в шесть драхм», – превосходное оружие, в особенности на среднего зверя (как, например, на круторогую, или сабельную, антилопу), и незаменимое для самозащиты от врагов в открытой местности.

“One double No. 12 central-fire Keeper's shot-gun, full choke both barrels.” This gun proved of the greatest service to us afterwards in shooting game for the pot.

«Одно двуствольное киперовское дробовое ружье двенадцатого калибра, центрального боя, с обоими стволами – чок^[37]». Впоследствии это ружье оказало нам огромную помощь в обеспечении нас повседневной пищей.

“Three Winchester repeating rifles (not carbines), spare guns.

carbines ['kɑ:baɪns]

«Три магазинные винтовки системы «винчестер» (не карабины)». Это было наше запасное оружие.

“Three single-action Colt's revolvers, with the heavier, or American pattern of cartridge.”

«Три самовзводных револьвера «кольта» с патронами крупного калибра».

This was our total armament, and doubtless the reader will observe that the weapons of each class were of the same make and calibre, so that the cartridges were interchangeable, a very important point. I make no apology for detailing it at length, as every experienced hunter will know how vital a proper supply of guns and ammunition is to the success of an expedition.

armament ['ɑ:mǝmǝnt]

caliber ['kælɪbǝ]

experienced [ɪk'spɪǝriǝnst]

vital ['vaɪtl]

Таково было наше вооружение. Нужно отметить, что оружие каждого класса было одной системы и калибра, и поэтому мы могли обмениваться патронами, что было очень удобно и важно. Я не прошу извинения у читателя за то, что, возможно, утомил его перечислениями таких подробностей, так как каждый опытный охотник знает, насколько существенным является выбор оружия для успеха экспедиции.

Now as to the men who were to go with us. After much consultation we decided that their number should be limited to five, namely, a driver, a leader, and three servants.

Теперь перехожу к прислуге, которая должна была нас сопровождать. После долгих обсуждений мы решили, что вполне достаточно взять с собой пять человек: проводника, кучера и трех слуг.

The driver and leader I found without much difficulty, two Zulus, named respectively Goza and Tom; but to get the servants proved a more difficult matter. It was necessary that they should be thoroughly trustworthy and brave men, as in a business of this sort our lives might depend upon their conduct. At last I secured two, one a Hottentot named Ventvögel, or “windbird,” and one a little Zulu named Khiva, who had the merit of speaking English perfectly. Ventvögel I had known before; he was one of the most perfect “spoorers,” that is, game trackers, I ever had to do with, and tough as whipcord. He never seemed to tire. But he had one failing, so common with his race, drink. Put him within reach of a bottle of gin and you could not trust him. However, as we were going beyond the region of grog-shops this little weakness of his did not so much matter.

trustworthy ['trʌst,wɜ:ði]

conduct ['kɒndʌkt] (noun)

И кучера, и проводника я нашел без особого труда. Это были два зулуса по имени Гоза и Том. Найти же слуг оказалось делом более сложным. Нам нужны были люди храбрые, надежные, на которых мы могли бы полностью положиться, так как от их поведения могла зависеть наша жизнь. Наконец мне удалось найти двух – одного готтентота^[38] по имени Вентфогель, что значит «птица ветров», и маленького зулуса Хиву, у которого было то достоинство, что он отлично говорил по-английски. Вентфогеля я знал давно. В своей жизни я редко встречал лучшего охотника-следопыта. Он был необычайно вынослив и, казалось, состоял из одних мускулов и сухожилий. Но, к сожалению, у него был один недостаток, присущий его племени: он любил выпить. Поэтому полностью на него положиться было нельзя: стоило поставить перед ним бутылку грога – и он забывал все на свете. Но так как мы отправлялись в места, где не было ни трактиров, ни винных лавок, эта маленькая слабость не имела особого значения.

Having secured these two men I looked in vain for a third to suit my purpose, so we determined to start without one, trusting to luck to find a suitable man on our way up country. But, as it happened, on the evening before the day we had fixed for our departure the Zulu Khiva informed me that a Kafir was waiting to see me. Accordingly, when we had done dinner, for we were at table at the time, I told Khiva to bring him in. Presently a tall, handsome-looking man, somewhere about thirty years of age, and very light-coloured for a Zulu, entered, and lifting his knob-stick by way of salute, squatted himself down in the corner on his haunches, and sat silent. I did not take any notice of him for a while, for it is a great mistake to do so. If you rush into conversation at once, a Zulu is apt to think you a person of little dignity or consequence. I observed, however, that he was a “Keshla” or ringed man; that is, he wore on his head the black ring, made of a species of gum polished with fat and worked up in the hair, which is usually assumed by Zulus on attaining a certain age or dignity. Also it struck me that his face was familiar to me.

suit [su:t]

purpose ['pɜ:pǝs]

departure [dɪ'pɑ:tʃǝ]

haunches ['hɔ:nʧɪz]

Третьего слугу я никак не мог найти, и мы решили отправиться только с двумя, надеясь, что в пути встретим подходящего человека. Но, накануне нашего отъезда, вечером, когда мы обедали, вошел Хива и доложил, что меня хочет видеть какой-то зулус. После того как мы встали из-за стола, я приказал Хиве его ввести. В комнату вошел рослый, красивый человек, лет тридцати, с очень светлой для зулуса кожей. Вместо приветствия он поднял свою узловатую палку и молча уселся на корточках в углу комнаты. В течение некоторого времени я делал вид, что не замечаю его присутствия; с моей стороны было бы большой оплошностью поступить иначе: если вы сразу вступаете в разговор с туземцем, он может подумать, что вы человек ничтожный и лишены чувства собственного достоинства. Однако я успел заметить, что он был «кэшла» – то есть «человек с обручем». В его волосы было вплетено широкое кольцо, сделанное из особого сорта каучука, которое для блеска было натерто жиром. Такие обручи носят зулусы, достигшие известного возраста и имеющие высокое звание. Лицо его показалось мне знакомым.

“Well,” I said at last. “What is your name?”

– Ну, – сказал я наконец, – как тебя зовут?

“Umbopa,” answered the man in a slow, deep voice.

– Амбопа, – ответил туземец приятным низким голосом.

“I have seen your face before.”

– Я где-то тебя уже видел.

“Yes; the Inkoosi, the chief, my father, saw my face at the place of the Little Hand” – that is, Isandhlwana – “on the day before the battle.”

– Да, инкоози^[39], отец мой, ты видел меня в местечке Литтл-Хэнд, в Изандхлуане^[40], накануне битвы.

Then I remembered. I was one of Lord Chelmsford's guides in that unlucky Zulu War, and had the good fortune to leave the camp in charge of some wagons on the day before the battle. While I was waiting for the cattle to be inspanned I fell into conversation with this man, who held some small command among the native auxiliaries, and he had expressed to me his doubts as to the safety of the camp. At the time I told him to hold his tongue, and leave such matters to wiser heads; but afterwards I thought of his words.

auxiliaries [ɔ:g'zɪliriz]

Тут я все вспомнил. Во время несчастной войны с зулусами я был одним из проводников лорда Челмсфорда^[41]. К счастью, мне удалось покинуть лагерь с порученными мне фургонами как раз накануне битвы. Пока запрягали волов, я разговорился с этим человеком. Он командовал отрядом туземцев, сражавшихся на нашей стороне. В разговоре он высказал свои сомнения относительно безопасности нашего лагеря. Тогда я ему предложил попридержать язык, так как это было не его ума дело, но впоследствии я не раз вспоминал его слова.

“I remember,” I said; “what is it you want?”

– Я помню, – сказал я. – Что же тебе от меня надо?

“It is this, ‘Macumazahn.’” That is my Kafir name, and means the man who gets up in the middle of the night, or, in vulgar English, he who keeps his eyes open. “I hear that you go on a great expedition far into the North with the white chiefs from over the water. Is it a true word?”

– Вот что, Макумазан (так зовут меня кафры; в переводе это значит «человек, который встает после полуночи». А по-нашему, это просто-напросто человек, который всегда находится начеку). Я слышал, что ты собираешься в длинный путь далеко на север с белыми вождями, прибывшими из-за великой воды. Правда ли это?

“It is.”

– Да, правда.

“I hear that you go even to the Lukanga River, a moon’s journey beyond the Manica country. Is this so also, ‘Macumazahn?’”

– Я слышал, что вы пойдете до самой реки Луганги, которая находится на расстоянии одной луны пути от земли Маника. Это тоже правда, Макумазан?

“Why do you ask whither we go? What is it to you?” I answered suspiciously, for the objects of our journey had been kept a dead secret.

suspiciously [sǝ'spɪʃǝsli]

dead [ded]

– Зачем тебе нужно знать, куда мы идем? Какое тебе дело? – ответил я, глядя на него с недоверием, так как цель нашего путешествия мы решили хранить в глубокой тайне.

“It is this, O white men, that if indeed you travel so far I would travel with you.”

– О белые люди! – воскликнул туземец. – Если вы действительно отправляетесь так далеко, то я хочу идти вместе с вами!

There was a certain assumption of dignity in the man's mode of speech, and especially in his use of the words “O white men,” instead of “O Inkosis,” or chiefs, which struck me.

Меня поразили тон и манера разговаривать этого человека. Он держался с необычайным достоинством, и в нем чувствовалось какое-то внутреннее благородство. Особенно удивили меня его слова: «О белые люди», вместо обычного обращения к белым: «О инкоози» – то есть вожди.

“You forget yourself a little,” I said. “Your words run out unawares. That is not the way to speak. What is your name, and where is your kraal? Tell us, that we may know with whom we have to deal.”

– Ты забываешься! – сказал я резко. – Думай, прежде чем обращаться с разговором к белым людям. Кто ты такой и где твой крааль? Ответь нам, чтобы мы знали, с кем мы имеем дело.

“My name is Umbopa. I am of the Zulu people, yet not of them. The house of my tribe is in the far North; it was left behind when the Zulus came down here a 'thousand years ago, 'long before Chaka reigned in Zululand. I have no kraal. I have wandered for many years. I came from the North as a child to Zululand. I was Cetewayo's man in the Nkomabakosi Regiment, serving there under the great Captain, Umslopogaasi of the Axe, who taught my hands to fight. Afterwards I ran away from Zululand and came to Natal because I wanted to see the white man's ways. Next I fought against Cetewayo in the war. Since then I have been working in Natal. Now I am tired, and would go North again. Here is not my place. I want no money, but I am a brave man, and am worth my place and meat. I have spoken.”

reigned [reɪnd] (reign)

– Мое имя Амбопа. Я принадлежу к зулусскому племени, но на самом деле я не зулус. Жилища моего племени находятся далеко на севере. Мой народ остался там, когда другие зулусы спустились сюда. Это было тысячу лет назад, задолго до царя Чака, который правил Страной Зулусов. У меня нет крааля. Я скитаюсь много лет. Я пришел в Страну Зулусов с севера, когда был ребенком. Затем служил королю Кетчвайо^[42] в Нкомабакозийском полку. Из Страны Зулусов я бежал в Наталь, потому что хотел узнать, как живут белые люди. Потом я воевал против Кечвайо. С тех пор я живу и работаю в Натале. Мне здесь все надоело, и я хочу снова идти на север. Здесь мне не место. Денег от вас мне не надо. Я человек храбрый и буду вам полезен. Я отработаю пищу, которую съем, и заслужу место у костра, которое займу. Я сказал.

I was rather puzzled by this man and his way of speech. It was evident to me from his manner that in the main he was telling the truth, but somehow he seemed different from the ordinary run of Zulus, and I rather mistrusted his offer to come without pay. Being in a difficulty, I translated his words to Sir Henry and Good, and asked them their opinion.

evident ['evɪdnt]

Я был совершенно озадачен просьбой этого человека. По его непосредственному поведению и разговору было видно, что в основном он говорит правду. Но этот туземец настолько отличался от обыкновенных зулусов и его предложение идти с нами без вознаграждения было настолько странно, что не могло не вызвать у меня подозрения. Не зная, что ему ответить, я перевел сэру Генри и Гуду наш разговор и спросил их совета.

Sir Henry told me to ask him to stand up. Umbopa did so, at the same time slipping off the long military great coat which he wore, and revealing himself naked except for the moocha round his centre and a necklace of lions' claws. Certainly he was a magnificent-looking man; I never saw a finer native. Standing about six foot three high he was broad in proportion, and very shapely. In that light, too, his skin looked scarcely more than dark, except here and there where deep black scars marked old assegai wounds. Sir Henry walked up to him and looked into his proud, handsome face.

revealing [rɪ'vi:lɪŋ] (reveal)

magnificent [mæg'nɪfɪsnt]

Вместо ответа сэр Генри попросил меня передать Амбопе, чтобы он встал.

Сбросив с себя длинный военный плащ, зулус выпрямился во весь свой исполинский рост и предстал перед нами совершенно обнаженным, если не считать мучи^[43] и ожерелья из львиных когтей. Он был великолепен. Я никогда в жизни не видел такого красивого туземца. Роста он был шести футов и трех дюймов, широкоплечий и удивительно пропорционально сложенный. При вечернем освещении кожа его была чуть темнее обычной смуглой, только многочисленные следы от нанесенных ассегаями^[44] ран выделялись на его теле темными пятнами. Сэр Генри подошел к нему и пристально посмотрел на его гордое, красивое лицо.

“They make a good pair, don't they?” said Good; “one as big as the other.”

– Какая прекрасная пара! – сказал Гуд, наклоняясь ко мне. – Посмотрите, они совсем одинакового роста.

“I like your looks, Mr. Umbopa, and I will take you as my servant,” said Sir Henry in English.

Umbopa evidently understood him, for he answered in Zulu, “It is well”; and then added, with a glance at the white man's great stature and breadth, “We are men, thou and I.”

stature ['stæʧǝ]

– Мне нравится ваша внешность, мистер Амбопа, – сказал по-английски сэр Генри, обращаясь к зулусу, – и я беру вас к себе в услужение. Очевидно, Амбопа понял его, потому что он ответил по-зулусски: «хорошо», и, взглянув на могучую фигуру белого человека, добавил:

– Мы настоящие мужчины – ты и я.

Chapter IV
An elephant hunt
Глава IV
Охота на слонов

Now I do not propose to narrate at full length all the incidents of our long travel up to Sitanda’s Kraal, near the junction of the Lukanga and Kalukwe Rivers. It was a journey of more than a thousand miles from Durban, the last three hundred or so of which we had to make on foot, owing to the frequent presence of the dreadful “tsetse” fly, whose bite is fatal to all animals except donkeys and men.

narrate [nǝ'reɪt]

fatal ['feɪtl]

Я не собираюсь подробно рассказывать обо всех событиях, происшедших в течение нашего продолжительного путешествия до крааля Ситанди, который находится на расстоянии более тысячи миль от Дурбана, у слияния рек Луканга и Калюкве. Последние триста миль или около того нам пришлось пройти пешком, так как часто стали появляться ужасные мухи цеце, укус которых смертелен для всех животных, за исключением ослов.

We left Durban at the end of January, and it was in the second week of May that we camped near Sitanda's Kraal. Our adventures on the way were many and various, but as they are of the sort which befall every African hunter – with one exception to be presently detailed – I shall not set them down here, lest I should render this history too wearisome.

wearisome ['wɪǝrɪsm]

Мы оставили Дурбан в конце января, и шла уже вторая неделя мая, когда мы расположились лагерем около Крааля Ситанди. По пути у нас было много разнообразных приключений, но так как подобные приключения случаются с каждым африканским охотником, то, чтобы не сделать мое повествование слишком скучным, я не буду их излагать здесь, кроме одного, о котором сейчас расскажу подробно.

At Inyati, the outlying trading station in the Matabele country, of which Lobengula (a great and cruel scoundrel) is king, with many regrets we parted from our comfortable wagon. Only twelve oxen remained to us out of the beautiful span of twenty which I had bought at Durban. One we lost from the bite of a cobra, three had perished from “poverty” and the want of water, one strayed, and the other three died from eating the poisonous herb called “tulip.” Five more sickened from this cause, but we managed to cure them with doses of an infusion made by boiling down the tulip leaves. If administered in time this is a very effective antidote.

scoundrel ['skaʊndrǝl]

В Айнайти – конечном торговом пункте Земли Матабеле, которой правит король Лобензула (кстати сказать, ужасный негодяй), – нам пришлось с огромным сожалением распрощаться с нашим удобным фургоном. В нашей великолепной упряжке из двадцати волов, приобретенных нами в Дурбане, осталось только двенадцать. Один погиб от укуса кобры, три пали от истощения и недостатка воды, один заблудился и пропал, а еще три подохли, наевшись ядовитых растений из семейства тюльпановых. От этого же заболели еще пять, но нам удалось их вылечить вливанием отвара тюльпановых листьев. Это очень сильное противоядие, если ввести его своевременно.

The wagon and the oxen we left in the immediate charge of Goza and Tom, our driver and leader, both trustworthy boys, requesting a worthy Scotch missionary who lived in this distant place to keep an eye on them. Then, accompanied by Umbopa, Khiva, Ventvögel, and half a dozen bearers whom we hired on the spot, we started off on foot upon our wild quest. I remember we were all a little silent on the occasion of this departure, and I think that each of us was wondering if we should ever see our wagon again; for my part I never expected to do so. For a while we tramped on in silence, till Umbopa, who was marching in front, broke into a Zulu chant about how some brave men, tired of life and the tameness of things, started off into a vast wilderness to find new things or die, and how, lo and behold! when they had travelled far into the wilderness they found that it was not a wilderness at all, but a beautiful place full of young wives and fat cattle, of game to hunt and enemies to kill.

immediate [ɪ'mi:diǝt]

Фургон и быков мы поручили непосредственным заботам Гозы и Тома, вполне надежных юношей, попросив почтенного шотландского миссионера, который жил в этих диких местах, присматривать за нашим имуществом. Затем в сопровождении Амбопы, Хивы, Вентфогеля и полудюжины носильщиков-кафров мы отправились пешком на осуществление нашего безумного замысла.

Я помню, что, отправляясь в путь, мы все были несколько молчаливы. Вероятно, каждый из нас думал о том, придется ли ему вновь увидеть этот фургон. Что касается меня – я совершенно на это не рассчитывал. Некоторое время мы шли в молчании. Вдруг Амбопа, который шел впереди, запел зулусскую песню о том, как несколько храбрецов, которым наскучили однообразие повседневной жизни и привычные вещи, отправились в бескрайнюю пустыню, чтобы найти там что-то новое или умереть, и как вдруг – о чудо! – когда они зашли далеко в глубь пустыни, они увидели, что это совсем не пустыня, а красивая местность, где много юных жен и тучного скота, много дичи для охоты и много врагов, которых можно убивать.

Then we all laughed and took it for a good omen. Umbopa was a cheerful savage, in a dignified sort of way, when he was not suffering from one of his fits of brooding, and he had a wonderful knack of keeping up our spirits. We all grew very fond of him.

omen ['ǝʊmǝn]

savage ['sævɪdʒ]

Мы все развеселились и сочли это за доброе предзнаменование. Амбопа был веселым малым. Правда, иногда у него бывали периоды мрачного настроения, но в остальное время ему была свойственна удивительная способность поддерживать в людях бодрость, причем он сам никогда не терял чувства собственного достоинства. Все мы очень полюбили его.

And now for the one adventure to which I am going to treat myself, for I do dearly love a hunting yarn.

Теперь я доставлю себе удовольствие рассказать об одном происшествии, так как я страстно люблю охотничьи рассказы.

About a fortnight's march from Inyati we came across a peculiarly beautiful bit of well-watered woodland country. The kloofs in the hills were covered with dense bush, “idoro” bush as the natives call it, and in some places, with the “wacht-een-beche,” or “wait-a-little thorn,” and there were great quantities of the lovely “machabell” tree, laden with refreshing yellow fruit having enormous stones. This tree is the elephant's favourite food, and there were not wanting signs that the great brutes had been about, for not only was their spoor frequent, but in many places the trees were broken down and even uprooted. The elephant is a destructive feeder.

enormous [ɪ'nɔ:mǝs]

spoor [spɔ:]

На расстоянии двух недель пути от Айнайти нам встретился удивительно красивый уголок. Почва здесь была влажная. В ущельях между высокими холмами рос густой кустарник айдоро (как называют его туземцы), а кое-где – колючий кустарник «wacht-een-beche» («подожди-ка немного»). Там также росло очень много прекрасных деревьев мачабель, отягченных освежающими желтыми плодами, внутри которых находятся огромные косточки. Плоды этого дерева представляют собой любимое лакомство слонов, о присутствии которых в этой местности свидетельствовали многочисленные следы их ног, а также и то, что во многих местах деревья были поломаны и даже вырваны с корнем: когда слон ест, он все вокруг разрушает.

One evening, after a long day's march, we came to a spot of great loveliness. At the foot of a bush-clad hill lay a dry river-bed, in which, however, were to be found pools of crystal water all trodden round with the hoof-prints of game. Facing this hill was a park-like plain, where grew clumps of flat-topped mimosa, varied with occasional glossy-leaved machabells, and all round stretched the sea of pathless, silent bush.

mimosa [mɪ'mǝʊsǝ]

Однажды вечером, после длительного дневного перехода, мы вышли на место поразительной красоты. У подножия холма, поросшего кустарником, находилось высохшее русло реки, в котором, однако, встречались небольшие водоемы, наполненные прозрачной, как хрусталь, водой, вокруг которых было много следов копыт диких животных. Перед холмом расстилалась равнина, похожая на парк; на ней группами росли мимозы с плоскими вершинами, а среди них – деревья мачабель с блестящими листьями. Вокруг было огромное молчаливое море кустарника, через которое не пролегала ни единая тропа.

As we emerged into this river-bed path suddenly we started a troop of tall giraffes, who galloped, or rather sailed off, in their strange gait, their tails screwed up over their backs, and their hoofs rattling like castanets. They were about three hundred yards from us, and therefore practically out of shot, but Good, who was walking ahead, and who had an express loaded with solid ball in his hand, could not resist temptation. Lifting his gun, he let drive at the last, a young cow. By some extraordinary chance the ball struck it full on the back of the neck, shattering the spinal column, and that giraffe went rolling head over heels just like a rabbit. I never saw a more curious thing.

emerged [ɪ'mɜ:ʤd] (emerge)

extraordinary [ɪk'strɔ:dɪnri]

Как только мы вышли на дорогу, образованную ложем реки, мы спугнули стадо высоких жираф, которые ускакали, или, вернее, уплыли своей странной поступью, подняв торчком хвосты и отбивая копытами дробь подобно кастаньетам. Когда они были на расстоянии около трехсот ярдов от нас, то есть фактически на дистанции, недосягаемой для огнестрельного оружия, Гуд, который шел впереди, не смог противостоять искушению. Он поднял свое ружье, заряженное разрывной пулей крупного калибра, и выстрелил в молодую самку, бежавшую последней. По невероятной случайности пуля попала ей прямо в шею, повредив спинной хребет, и жирафа полетела кувырком, через голову, как кролик. Мне никогда не приходилось видеть более удивительного зрелища.

“Curse it!” said Good – for I am sorry to say he had a habit of using emphasis language when excited – contracted, no doubt, in the course of his nautical career; “curse it! I’ve killed him.”

nautical ['nɔ:tɪkl]

– Черт бы ее побрал! – сказал Гуд. (К моему сожалению, когда он волновался, у него была привычка употреблять сильные выражения, приобретенные несомненно во время его морской карьеры). – Черт бы ее побрал! Ведь я ее убил!

“Ou, Bougwan,” ejaculated the Kafirs; “ou! ou!”

They called Good “Bougwan,” or Glass Eye, because of his eye-glass.

– Ou, Bougwan! (Да, Бугван!) – воскликнули наши носильщики-кафры. – Ou, ou! (Да, да!) Они называли Гуда «Бугван» («стеклянный глаз») из-за его монокля.

“Oh, ‘Bougwan!’” re-echoed Sir Henry and I, and from that day Good's reputation as a marvellous shot was established, at any rate among the Kafirs. Really he was a bad one, but whenever he missed we overlooked it for the sake of that giraffe.

marvellous ['mɑ:vlǝs]

– Да, Бугван! – отозвались, как эхо, мы с сэром Генри.

И с этого дня за Гудом укоренилась, по крайней мере среди кафров, репутация отличного стрелка. В действительности он был плохим стрелком, но всякий раз при его очередном промахе мы не придавали этому никакого значения, вспоминая его знаменитый выстрел.

Having set some of the “boys” to cut off the best of the giraffe's meat, we went to work to build a “scherm” near one of the pools and about a hundred yards to its right. This is done by cutting a quantity of thorn bushes and piling them in the shape of a circular hedge. Then the space enclosed is smoothed, and dry tambouki grass, if obtainable, is made into a bed in the centre, and a fire or fires lighted.

circular ['sɜ:kjʊlǝ]

Приказав нескольким из наших слуг вырезать лучшие куски мяса жирафы, мы принялись строить ограду, или шерму, на расстоянии около ста ярдов вправо от одного из водоемов. Делается это так. Срезают большое количество ветвей колючего кустарника и укладывают их в форме круглой изгороди. Пространство, находящееся внутри изгороди, выравнивают, и в центре сооружают постель из сухой травы тамбуки, если она, конечно, поблизости имеется, и зажигают один или несколько костров.

By the time the “scherm” was finished the moon peeped up, and our dinners of giraffe steaks and roasted marrow-bones were ready. How we enjoyed those marrow-bones, though it was rather a job to crack them! I know of no greater luxury than giraffe marrow, unless it is elephant's heart, and we had that on the morrow. We ate our simple meal by the light of the moon, pausing at times to thank Good for his wonderful shot; then we began to smoke and yarn, and a curious picture we must have made squatting there round the fire. I, with my short grizzled hair sticking up straight, and Sir Henry with his yellow locks, which were getting rather long, were rather a contrast, especially as I am thin, and short, and dark, weighing only nine stone and a half, and Sir Henry is tall, and broad, and fair, and weighs fifteen.