Buch lesen: "Любовь цвета хаки", Seite 2
Лешиных друзей по квартету кадровики разбросали по необъятной стране только по им одним ведомой логике: белоруса Вовку Буткевича направили открывать для себя Среднюю Азию, а просившегося туда сына гор и степей киргиза Аширбаева, словно в насмешку, сослали на Урал. Вместо родного Каунаса Вангелис в приказном порядке оказался на Дальнем Востоке. Так что богодаровцу Разумкову судьба вновь благоволила. Белоруссия – очень даже престижное место, к тому же по соседству с родной Смоленщиной.
Надя с мамой, которых он обеих сразу обнял, тоже порадовались распределению, поздравили с окончанием военного училища.
После банкета веселой компанией вместе с родными и близкими взошли они на гору Высокий Замок, чтобы напоследок полюбоваться Львовом и рассветом. Там и объяснился Алексей в любви Надюше. Свадьбу решили не откладывать, а сыграть во время первого офицерского отпуска. В загсе, как семью военного, их расписали без очереди в начале августа. Собрав родню и друзей, устроили торжество в Богодаровке. Об этом напоминают черно-белые снимки (цветные тогда были редкостью и роскошью). Несколько свадебных фотографий вместе с портретом маленькой Верочки Леша взял с собой в Афганистан.
В начале сентября лейтенант Разумков с двумя чемоданами сошел с поезда на минском железнодорожном вокзале. На руках у него было предписание явиться в отдел кадров политуправления округа. Это он сделает завтра утром, а пока нужно поселиться в военной гостинице на улице Тракторной, до которой, как подсказали люди, всего несколько трамвайных остановок. В Минске Алексей был впервые, хотя слышал, что белорусская столица выгодно отличалась от других советских городов чистотой и зеленым убранством улиц, площадей, гостеприимством жителей.
Немного отдохнув, Леша провел рекогносцировку близлежащего района на предмет нужных объектов, чтобы знать основные и запасные пути подхода к ним, как любил повторять на тактических занятиях подполковник Макин. А вот и первый важный объект – кафе с незатейливым названием «Лето», по словам администратора гостиницы, там можно недорого пообедать. Парикмахерская за углом, позже понадобится. Парк – тоже неплохо, а за проспектом над Свислочью возвышается местный «Пентагон», штаб Белорусского военного округа. Завтра он отправится туда пешком.
А где же кинотеатр «Кастрычнік»? В вестибюле, пока оформлялся, на глаза попала газета «Звязда». Глянул репертуар кинотеатров и обрадовался: в «Кастрычніке» показывали нашумевший советский боевик «Пираты XX века». Через полтора часа начинался вечерний сеанс. Запомнив адрес, Ленинский проспект, 73, Разумков отправился на его поиски. Но вот незадача, на этом месте почему-то возвышалась вывеска «Октябрь». А где же «Кастрычнік»?
Спросил девушку, похоже, студентку, куда-то спешившую, поэтому лишь обмолвившуюся: сама не местная, но где-то тут. По-простому одетый мужик, похоже, тоже не минчанин, переспросив, удивленно пожал плечами. И только через минуту Разумков понял, как опростоволосился, запомнив на всю жизнь белорусское название осеннего месяца и одного из лучших столичных кинотеатров.
– Начальником клуба пойдете? – огорошил его кадровик, седовласый полковник. И тут же, чтобы развеять сомнения лейтенанта, главный аргумент привел. – Часть на хорошем счету, находится в Минске.
Кажется, душа Леши, если она и вправду есть, восстала против такого неожиданного предложения. Четыре года его учили выпускать газету, писать заметки, репортажи, очерки, и все это коту под хвост? Да ноги его в армейском строю не было бы, если бы не журналистика! Все это в сумбурной от волнения запальчивости произнес Разумков, ни на что хорошее уже не надеясь.
– Но у меня сейчас нет ни одной вакантной должности по вашему профилю! – воскликнул полковник, будто крапивой ужаленный.
С недавних пор в дипломе стали указывать двойную специальность: офицер-политработник с высшим образованием, военный журналист – видимо, перестраховываясь от подобных казусных ситуаций.
Как у кадровиков все просто: появилась в ведомости пустая клеточка, вписал туда фамилию. И вопрос решен. А подходит на эту должность человек или нет, не столь важно. Главное, заполнить вакансию.
– Не знаю, что с вами делать. Хоть обратно в училище отправляй на перераспределение. Рассчитывали, что наконец-то уволим одного вашего коллегу, капитана Плоткина. Достал уже всех, но Москва воспротивилась, вернула документы с резолюцией: перевоспитывайте!
«Детский сад какой-то», – выругался про себя кадровик, искренне не понимавший, за что государство платит беспробудному пьянице в погонах, к тому же предлагает с ним нянчиться.
Хозяин кабинета закурил.
– Давайте поступим так. Вы в гостинице разместились? Очень хорошо. Поживете там недельку-другую, пока мы что-то подыщем. Есть один вариант, но я должен переговорить с редактором окружной газеты.
«Неужели меня возьмут в “Во славу Родины”?» – в радостном предчувствии запела душа.
– Там нет должности ниже майорской, поэтому выпускнику училища сразу в окружную путь заказан, – словно прочитав его мысли, приземлил воспарившего в мечтах Лешу кадровик. – А вот старшего лейтенанта Захарова, прошедшего войсковую школу, поработавшего в дивизионке, они вроде собирались брать в штат. Если не передумал редактор, тогда вы поедете на его место. Приходите ко мне на следующей неделе.
Отличное начало офицерской службы! Отпуск продолжался, только уже на новом месте. Где еще на гражданке возможна такая лафа – официально бездельничаешь, а деньги, пусть только за воинское звание, получаешь!
Но и через неделю ничего не прояснилось. Кадровик посоветовал нештатно посотрудничать с окружной газетой. И это было правильное решение! За три недели Разумков опубликовал четыре больших материала и несколько заметок, получив за них неплохой гонорар. Но не деньги для него тогда были главными, а повседневное общение со старшими коллегами, в основном выпускниками львовской «бурсы», возможность бывать в войсках по заданию редакции, писать.
Лишь с наступлением первых заморозков Захарова взяли в окружную, и у кадровиков одной головной болью стало меньше: лейтенанта Разумкова трудоустроили. С теми же двумя чемоданами в переполненном пригородном ЛАЗе, натужно гудевшем, периодически чихавшем, Леша добрался до деревни Уручье, где на взгорке паслось стадо коров.
– Товарищ офицер, следующая остановка ваша, восьмой километр! – как и обещала, громко предупредила кондуктор, округлых форм женщина, командирской интонацией напомнившая училищную буфетчицу Зою.
Газета знаменитой Рогачевской мотострелковой дивизии, которая считалась кузницей командирских кадров, располагалась на территории одного из полков в отдельном здании из светлого кирпича. Леше оно показалось знакомым, хотя видел впервые. «Надо же, прям наш сельсовет, похожие ступеньки, перила и даже окна», – удивился он.
В дверях нос к носу едва не столкнулся с уже немолодым, невысокого роста капитаном.
– Извините, – как младший по возрасту и званию Разумков отступил в сторону.
Куда-то спешивший капитан остановился и, скосив взгляд на его погоны, уточнил:
– К нам?
Это был и. о. редактора ответственный секретарь Русинский, сразу попросивший называть его на гражданский манер по имени-отчеству – Святославом Иосифовичем.
– После обеда поговорим. Пока обживай свой кабинет, он первый слева, – и капитан вихрем умчался.
Не хоромы, конечно, но и не ротная каптерка. Как для лейтенанта, так даже приличный кабинет, с широким столом, двумя телефонами, видимо, военным и городским, печатной машинкой «Оптима». На подоконнике из-за штор выглядывали темно-фиолетовые фиалки в горшочках и каланхоэ, листочки которого, говорят, очищают воздух в помещении от негативных частиц и плохой энергетики.
Как узнал Леша от вернувшегося под вечер Русинского, редактор, майор Буков, отдыхает в одной из крымских здравниц, а им велел засучив рукава работать.
– Ты как раз с корабля на бал. Завтра поедешь в Хатынь с ветеранами дивизии, фронтовиками со всего Союза. Выйдем сдвоенным номером, первая и вторая полосы твои. Дарю заголовок – «Фронтовики надели ордена!» – скороговоркой выпалил капитан.
Вдруг без всякой логики спросил:
– Кий в руках давно держал?
– Что?
– В бильярд играешь? Пошли партейку распишем. А то у меня руки уже чешутся, хотят потренироваться.
Русинский по примеру римского императора Юлия Цезаря умел одновременно выполнять несколько дел: разговаривать, рисовать макет газетной полосы, сверять какие-то данные, краем глаза поглядывать в телевизор, с удовольствием затягиваться сигаретой после глотка ароматного кофе. Вдруг все резко бросив, офицер поднялся из-за стола, с азартом игрока предложил сыграть на интерес.
Удивившись моментальной перемене настроения непосредственного начальника, Алексей согласился посоревноваться в меткости глаза, но только не за деньги. И правильно сделал: Русинский мастерски и с явным наслаждением вгонял шары в лузы, попутно «просвещая» зеленого лейтенанта.
– Бильярд – офицерская игра, зародившаяся в древние времена, когда шары делали из слоновых бивней и клыков. Идеальным считалось сырье самки, добытое из индийских слонов: африканских почему-то тогдашние умельцы забраковали, благодаря чему те в большем количестве и сохранились в природе.
Будто анонсируя появление в редакции командира дивизии, Русинский громко объявил:
– Чужого в правый, свояка в левый угол! – И мастерски развел шары по лузам. – Партия, товарищ лейтенант!
Хотя Разумков в ноль уступил непродолжительный поединок, зато расширил познания об одной из древних игр. И поразился, как пагубно может сказаться на жизни животных безобидное увлечение человека. Ведь только для изготовления одного бильярдного комплекта убивали двух взрослых слонов! Лишь в XIX веке эти животные с облегчением вздохнули: люди научились делать бильярдные шары из химии – смеси коллодия и камфоры, а позже из специальной смолы и полиэстера.
…Утром Леша проснулся свежим как огурчик. В офицерской столовой на завтрак давали нелюбимую им рисовую кашу с кусочками минтая. На десерт – хлеб с маслом и чай с сахаром. Меню одинаковое по калорийности и весу для всех, независимо от звания и должности. Правда, комдив и его замы кушали в отдельном зале, но то же самое. Кормили в штабном городке сносно, самыми же аппетитными днями считались среда и суббота, когда на столах появлялись наваристый украинский борщ и гречневая каша с тушеной свининой либо курятиной.
В то утро Леше, наверное, и они не пошли бы. Ему на мгновение вспомнилось, как еще три дня назад в Ташкенте после сборов дружной компанией завалились в «Голубые купола», просто райское место, где хоть однажды должен побывать каждый. Узбекский плов, восточный салат и долма были до умопомрачения вкусными. Жаль, из-за горбачевской борьбы с пьянством пришлось довольствоваться лишь шампанским. Но, оказывается, и после него ноги становятся ватными, если пить полными фужерами и долго.
Ограничившись в столовой горячим чаем с бутербродом, лейтенант Разумков направился в редакцию, где был сейчас сам себе начальник и подчиненный. Инструктор по печати политуправления знал, что Трусевич и Ярошко надолго выбыли из строя, поэтому обещал прислать на подмогу кого-то из окружной газеты.
Едва зашел в редакцию, как почти следом появился слегка запыхавшийся посыльный из штаба: требовалось срочно прибыть на совещание к начальнику политотдела. Чем вызван внеплановый сбор, гадал не только Разумков, а все приглашенные на него замполиты частей городка.
Начпо дивизии подполковника Касьянова уважали в гарнизоне, а некоторые даже побаивались. Он не любил пустого многословия, всегда говорил без бумажки, кратко и по делу, такие же выступления и доклады хотел слышать от других. Когда кто-то из политотдельцев не укладывался в минуту, Владимир Федорович, в зависимости от ситуации, запросто мог прервать народной поговоркой «Не тяни кота за хвост» или «Не наводите тень на плетень». Причем второе, хоть и с вежливым обращением, сулило мало хорошего. Иногда начпо взрывался и строгим голосом объявлял взыскание. Это случалось, когда он видел, что офицер проигнорировал полученное распоряжение или попытался его обмануть.
В кабинете подполковник Касьянов не засиживался, выезжая на боевые, брал с собой офицеров-политработников и кого-то из редакции (чаще всего лейтенанта Разумкова). Однажды небольшая свита с начпо едва прибыла на заставу за Чарикаром, как обнаглевшие «духи» открыли по ней огонь из крупнокалиберных пулеметов и гранатомета. Примерно было видно, откуда бьют. Но командир взвода, недавний выпускник училища, растерялся и команд на отражение нападения не отдал, поэтому минут пять застава безмолвствовала. Может, в ступор ввело то, что в его распоряжении находилась только одна БМП, или психологически разоружило неожиданное прибытие дивизионного начальства, которое обычно сваливалось как снег на голову. Пришлось начальнику политотдела как старшему по должности и званию взять командование на себя. По связи он вышел на центр боевого управления дивизии, с привязкой к местности выдал координаты двух досаждавших огневых точек для подавления артиллерией. Командиру экипажа БМП приказал держать под огневым воздействием примыкающий к заставе участок дороги. Все находившиеся на точке заняли боевые позиции для отражения возможного нападения моджахедов. Лейтенант Разумков, отложив старенький фотоаппарат и блокнот с ручкой, тоже прильнул к прицелу своего «калаша» АКСУ-74. Ему уже доводилось из него вести огонь: по кучности и дальности стрельбы «ксюха» заметно уступала своим сородичам, зато была неприхотлива и компактна, с ней одинаково удобно в танке и самолете.
Вызванная артиллерия несколькими снарядами накрыла духовские гнезда. После орудийной канонады все стихло.
Довольный начальник политотдела поблагодарил за меткость богов войны. И уже на ходу отдал распоряжение:
– Пресса, обязательно отметь их в своем репортаже!
Совещание началось ровно в девять. Опоздавших начпо не любил, как и многословных. Рассказывал, как еще в бытность комбатом на Дальнем Востоке он однажды на пару минут опоздал на разбор учений, за что получил выговор от командарма, публично пригвоздившего уничижительной фразой:
– Офицер, не научившийся управлять своим временем, так же плох и в управлении вверенным ему подразделением.
После этого Касьянов на все сборы и совещания приходил первым.
– Товарищи, командующий армией скорректировал сроки проведения дивизионной операции. Поэтому уже завтра он будет в гарнизоне со своими заместителями, чтобы убедиться в нашей готовности, – по обыкновению сразу сказал о главном начальник политотдела. – Мой заместитель доведет до вас план конкретных мероприятий, которые нужно выполнить за сегодняшний день и ночь. Речь о хлебе насущном – партийно-политической, воспитательной и информационной работе.
– Пресса, когда у нас газета выходит? – вдруг поинтересовался Касьянов. По фамилии он называл только редактора.
– По плану в субботу, товарищ подполковник.
– Надо завтра выпустить. С призывом на первой странице типа: «Солдат 108-й, будь примером во всем!» Видишь, даже стихом заговорил, – довольный удачным экспромтом, улыбнулся начпо. – Печатное слово тоже силу имеет, как любое оружие. Надо только умело им пользоваться.
После совещания Разумков вспомнил, что собирался заглянуть на узел связи. Со вчерашнего дня в редакции отсутствовала телефонная связь. Поэтому и отправили посыльного сообщить о совещании. Но как Леша ни «шифровался», конечно же, ему хотелось увидеть Любу Синицыну, с которой вчера расстался у штаба.
Сказав о проблеме начальнику узла и получив заверения в скором ремонте, Разумков заглянул в аппаратную.
– Подскажите, где находится Синицына?
– Это новенькая, что ли? – переспросил худощавый белобрысый солдатик, чуть повернув голову в его сторону. Увидев незнакомого офицера, он привстал, но Разумков жестом остановил уставной порыв парня.
– Она с утра плохо себя почувствовала. Кажется, в медпункт связистов пошла.
Разумков поспешил на выход. Какая-то невидимая сила подталкивала его в спину. Он еще удивился этому чувству беспокойства. Хотя, если разобраться, кто она ему? Просто симпатичная попутчица.
Витя Мацкевич, увидев Лешу на пороге медпункта, подумал, что другу плохо, и хотел уже предложить таблетку. Но, узнав, что тот интересуется здоровьем другого человека, решил проверить, как у него с чувством юмора.
– Плохи дела, понимаешь. И медицина, боюсь, бессильна.
– Ты можешь не говорить загадками? – встрепенулся в нехорошем предчувствии Разумков и требовательно спросил: – Говори, что у Любы за болезнь?
«Как эти журналисты доверчивы. А еще инженеры человеческих душ. Пора раскрываться». Но вслух все же подыграл себе:
– Врачебная тайна.
Леша внимательно посмотрел в глаза военного доктора, которые заискрились.
– Врезать бы тебе сейчас… – вздохнув, он даже театрально замахнулся правой рукой, – так неуставщину пришьют…
– Но меньше взвода не дадут и дальше Кушки не пошлют! – известной поговоркой закончил фразу довольный начмед.
– Куда уже дальше, в Пакистан, что ли? – пробубнил Разумков, догадавшись, что оказался жертвой розыгрыша.
– Ладно, не стану томить твою влюбленную душу, Ромео. Ничего страшного не случилось, просто поднялась у девушки температура. Акклиматизация сложно проходит. И дорожное приключение сказалось на нервной системе. Сегодня не рекомендую ее беспокоить. День-два надо подождать.
– Спасибо, доктор Айболит, утешил. Лечи страждущих исцеления, а я пойду в редакцию номер готовить.
– Когда про меня байку тиснешь?
– Пока могу предложить фельетон.
Добродушно подшучивать друг над другом, соревнуясь в остроумии, они начали с первых дней, как только познакомились. За месяц, что жили в одной комнате, сдружились настолько, что обоим порой казалось, будто они одноклассники. Хотя этого никак не могло быть: белорусскую Лиду от русской Богодаровки отделяла почти тысяча километров.
Потом Виктор переселился в медпункт, оборудовав там жилую комнату. Перед своим начальством обосновал улучшение жилищных условий необходимостью в любое время суток немедленно оказать квалифицированную медпомощь больному или раненому. Хотя в городке военные и гражданские знали: случись что-то серьезное, надо обращаться в госпиталь, где действительно врачуют посланники Бога.
Мамин крестик
Итогами проверки самой большой в 40-й армии мотострелковой дивизии командующий остался доволен. Прежде чем улететь в Кабул, он лично завизировал план боевой операции, внеся ряд несущественных корректировок и дополнений по взаимодействию с десантниками и авиацией.
В горы с мотострелковым батальоном с разрешения начальника политотдела отправился и лейтенант Разумков. С собой, как обычно, взял джентльменский набор – АКСУ с двумя запасными сдвоенными магазинами, сухой паек на трое суток, пару фляжек воды, «Федю» (так называл фотоаппарат имени железного рыцаря революции Феликса Дзержинского ФЭД-3) и десяток экземпляров свежего номера дивизионной газеты «Ленинское знамя».
Ничего лишнего старался не брать, с первого выхода ощутив тяжесть дополнительных граммов. А в тот раз почему-то надел обычно лежавший на прикроватной тумбочке серебряный нательный крестик, подаренный мамой перед Афганом. Она просила сына, которого тайно крестила в старой деревянной церкви, носить святыню постоянно, но он частенько забывал это делать. На ночь обычно снимал крестик, без которого удобнее спать, а утром вспоминал о нем уже в редакции или в штабе на совещании.
На третьем курсе Львовского политучилища читали курс лекций по научному атеизму, готовя их чистое юношеское сознание к вступлению в партию. Без красной книжицы с профилем Ильича путь в газету был закрыт.
Восхождение на трехтысячник в середине осени, когда уже не так жарко, нелегко далось даже опытным бойцам. Разумков в сравнении с тем же комбатом Грачевым, втрое больше здесь прослужившим и исходившим половину Афгана, по неписаной солдатской иерархии «черпак». Но над зеленым «летёхой», который только выпустился из училища, Алексей ощущал некоторое превосходство. Если не в знаниях, то в опыте боевых действий, они действительно дорогого стоят. А накапливать его по крупицам приходится чуть ли не на каждом шагу. Например, просто идти в горах, согнувшись под ношей, мало. Надо еще внимательно наблюдать за местностью, где каждая подозрительная мелочь может таить смертельную опасность. Здесь все имеет значение: дистанция, способ передвижения след в след, чтобы не подорваться на растяжке или противопехотной мине – чужой или своей. Это боевые аксиомы. В горах, если ты не местный, немудрено и с картой в руках заблудиться, уйти с маршрута. Еще важно уметь ориентироваться по звездам. Да что там говорить, даже в обустройстве ночлега под открытым небом есть свои тонкости. С их учетом Разумков и выбрал укромное спальное местечко в скальной расщелине. Там сухо и относительно безопасно на случай внезапного обстрела.
Ночь в горах прошла на удивление спокойно. Мелькнуло безмятежное воспоминание о том, как они незадолго до выпуска всей курсантской группой почти четыре часа с шутками-прибаутками восходили на Говерлу, высшую точку украинских Карпат, находящуюся на высоте 2061 метра над уровнем моря. Но разве то мирное, налегке, ради забавы покорение вершины сравнишь с нынешним «ползаньем» по чужим горам в поисках «духовских» баз?
Комбата Грачева афганская тишина всегда настораживала, казалась обманчивой, таящей опасность. Не верить ей подсказывали интуиция, боевой опыт. Но они ничего не могли изменить.
Моджахеды открыли огонь со стороны солнца, красиво поднимавшегося над горами. Солдаты, начавшие разогревать свои пайки, рассыпались по горному плато, на ходу открыв неприцельную ответную стрельбу.
– Экономить боеприпасы! В белый свет не палить! – громко предупредил майор Грачев. Укрывшись за грудой камней, комбат осматривал в бинокль местность, пытаясь по едва заметным всполохам определить, откуда и сколько стволов противника работают по ним.
Неприятным сюрпризом стала прилетевшая мина, затем вторая, осколками ранившая двух бойцов. Стало очевидно, что позиция пристреляна моджахедами, надо ее покидать. В полный рост не подняться, пули, как шмели, свистели над головами. Из своего укрытия Разумков дал несколько коротких очередей в сторону солнца. Бойцы по приказу рассредоточились и тоже вели огонь.
Комбат по радиостанции запросил полковую артиллерию. Пока они не сблизились с моджахедами, самое время нанести упреждающий сокрушительный залп. И тот через несколько минут последовал, правда, снаряды легли чуть правее, чем требовалось, но наверняка отправили на тот свет какое-то число бородачей. Оставив опасное плато, каждый солдат и офицер сам выбирал новую огневую позицию. В бою нет нянек, выживешь ты или погибнешь – во многом зависит от личной отваги, сноровки, психологической устойчивости, удачи.
Леша укрылся за увесистым камнем по соседству с командиром первого взвода, с которым вчера, любуясь крупными звездами, перед сном тихонько поболтали. Серега два года назад с красным дипломом окончил Московское общевойсковое командное училище, компанейский парень. Пока не женат. Они подмигнули друг другу на удачу, а Леша даже прокричал сквозь канонаду боя простое мужское: «Держись!»
Вроде ничего у него позиция, но Разумков чувствовал себя неуверенно, казалось, будто кто-то за ним наблюдает.
Может, переместиться на десяток шагов левее, вон к тому серому валуну, который и от пули прикроет, и где есть небольшое углубление? Он еще медлил, не будучи уверенным в правильности этого маневра, пока у камня не мелькнула тень.
«Что это? – Леша в тревоге напряг зрение, но, сколько ни вглядывался, ничего не видел. – Померещилось», – вздохнул с облегчением.
Однако через несколько секунд снова глянул в ту сторону и не поверил глазам. У камня, где преломлялись солнечные лучи, словно из тумана, возник бестелесный силуэт с маминым лицом. Даже послышался родной голос, которым мама звала к себе. Мгновенно приподнявшись, Алексей стремглав рванул к ней. Когда рухнул в спасительную ложбинку, больно ударившись о камень, услышал сзади треск пулеметной очереди. Оглянувшись, увидел перепаханное смертоносными пулями место, где только что находился.
Вскоре вокруг стихло, будто ничего и не было. Солнце, уверенно вытеснив утреннюю прохладу, согрело горный воздух.
Уцелевшие моджахеды быстро покинули район и, судя по следам крови на камнях, унесли с собой убитых и раненых. Преследовать их было бесполезно, да и в планы мотострелков не входило. Наградой им стал обнаруженный в пещере крупный схрон с оружием, тротилом и боеприпасами. Чего только там не было! Китайские автоматы и пулеметы, десяток переносных зенитных комплексов, несколько ящиков с гранатами, патронами, тротиловыми шашками. Внимание саперов привлек увесистый мешок в углу. Проверив, не заложена ли поблизости взрывчатка, заглянули внутрь, а там настоящий клад из самодельных мин-ловушек, различных взрывателей, замыкателей. Наверное, случайно попала туда ветка от дерева, которую хотели выбросить, но бдительный старший лейтенант, командир саперов, присмотревшись, обнаружил в ней сердцевину, которая легко вынималась. Стало все понятно: вместо нее закладывается граммов двести тротила – и готов смертоносный сюрприз в виде валяющейся на дороге ветки. Достаточно дотронуться ногой или рукой – сразу произойдет взрыв.
На каждом образце оружия стоял лейбл страны-производителя – Италии, Франции, Великобритании, США. Это была лишь небольшая толика подпольного арсенала, регулярно поставлявшегося антиправительственным силам. Вынести все это на своих плечах не представлялось возможным.
Доложив в штаб полка координаты обнаруженного склада, Грачев попросил пару Ми-8 для транспортировки трофеев. Спустя полчаса они услышали шум приближающихся бортов. В севшей вертушке (вторая на всякий случай барражировала в воздухе) Леша увидел инструктора политотдела по комсомольской работе прапорщика Олега Мохова.
– Начпо приказал срочно возвращаться в дивизию, готовить листовку о захвате духовского склада. Я вместо тебя остаюсь с батальоном, – сквозь шум работающего движка прокричал Мохов.
Разумков улетел с ранеными, во второй вертолет загрузили часть трофейного оружия. Уже с высоты он глянул вниз, где остался комбат Грачев со своим батальоном и комсомольский инструктор. Что ждет их в чужих и опасных горах через час, два, день? Этого никто не знал. Дай Бог, чтобы все вернулись на базу живыми и невредимыми. Поправляя воротник куртки, Леша у шеи что-то нащупал. «Это же цепочка с маминым крестиком! Совсем о нем забыл». Достав оберег, подержал в ладони маленький символ веры, обладающий невероятной божественной силой. И с чувством благодарности за чудесное спасение поцеловал крестик, решив больше его никогда не снимать.
Особое задание
От аэродрома до дивизии Леша добрался на попутном тыловом «Урале». На пять минут забежал в редакцию, чтобы положить автомат и разгрузку с боеприпасами в сейф, на скорую руку смахнуть с себя густую афганскую пыль, переобуться с незаменимых в горах кроссовок в уставные военные туфли. Около штаба увидел на крыльце начальника политотдела, который что-то обсуждал со своим замом подполковником Петрушевым.
– Здравствуй, пресса! – поздоровался за руку Касьянов. – А мы тут как раз с Владимиром Ивановичем обсуждаем, как завтра члена Военного совета армии встречать будем.
Несмотря на приезд своего непосредственного начальника, начпо был, как обычно, уверен в себе, в приподнятом настроении. Он уже знал о взятом складе «духов».
– У Грачева прямо-таки нюх на них. Уже третий или четвертый крупный схрон берет. Будем представлять к очередному ордену. Десантура в Панджшере тоже отличилась – обнаружила душманскую тюрьму. Информации, правда, пока немного, по крупицам появляется в докладах. Зайди на ЦБУ (Центр боевого управления. – Прим. авт.), уточни цифры, держи связь с оперативным отделом. Потом набросаешь черновик листовки. Генерал утром хочет ее текст посмотреть, затем сразу в печать.
Вот так вводная! Про газету ни слова, будто ее не существует, значит, пропустим номер. «Боливар не выдержит двоих» – вспомнилась крылатая фраза из рассказа О. Генри. Эх, сюда бы американского Чехова, мастера художественного слова, он такую бы листовку сочинил, что заплакали бы даже враги апрельской революции! Разжившись в штабе скудной оперативной информацией, Разумков примостился за редакционным столом. Он слабо представлял, как писать листовку, ведь этому не учили на журфаке. Кажущаяся легкость задания улетучилась, быстро «сварганить» текст не получилось. Как же не вовремя заболели редактор с ответсеком, проходят реабилитационное лечение в Союзе и ни о чем не парятся. Скомкав очередной лист, он снова стал вчитываться в служебное донесение: «В районе горного кишлака Дехмикини обнаружена настоящая тюрьма – глубокие волчьи ямы с люками. Внутри пещеры – три большие камеры. Наверху находилась комната для пыток с соответствующим оборудованием. Обнаружен также журнал, в котором указано, что тут содержалось 127 афганских и 14 советских военнопленных. Судя по отметкам в журнале, большинство из них накануне расстреляно. Судьба наших воинов выясняется соответствующими органами».
Осознав, что суть сенсационного события лучше документа он не передаст, Разумков с него и начал «ваять» листовку, только расставил недостающие запятые. Потом добавил свои размышления о средневековом коварстве и звериной жестокости так называемых борцов за свободу и независимость, а на самом деле врагов афганского народа. Но все их попытки задушить апрельскую революцию тщетны. При всемерной поддержке советских друзей она непременно выстоит и победит в схватке с контрреволюцией и силами международного империализма.
«Концовка любого материала – это, условно говоря, завершение атаки на сознание читателя, поэтому она должна быть ударной, запоминающейся», – вспомнилось наставление любимого преподавателя кафедры журналистики подполковника Филева.
«Никто, кроме нас! Этому правилу всегда верны наши десантники, героически действующие в эти дни в суровых горах Панджшера».
«Кажется, неплохо для первого раза», – мысленно похвалил себя автор, вымучив за три часа небольшой текст. Он сделал все, что мог, и завтра с чистой совестью покажет сей творческий труд самому ЧВСу армии.
– Товарищ лейтенант, к нам генерал идет! – с таким возгласом, будто горит здание, вбежал в редакцию типографский солдат.
Разумков сидел возле уже исправного телефона в ожидании вызова в штаб. А генерал собственной персоной в сопровождении начпо в гости пожаловал. Проигнорировав доклад и поздоровавшись за руку, молвил:
