Погашенная луна. Повесть

© Геннадий Иванович Дмитриев, 2019

ISBN 978-5-0050-0307-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

31 октября 1925 года, в полнолуние, после неудачной операции скончался выдающийся полководец гражданской войны, народный комиссар по военным и морским делам, Михаил Васильевич Фрунзе. Современная молодежь вряд ли помнит эту фамилию, но представители нашего поколения, которые ещё не успели забыть историю, убеждены, что к смерти великого полководца причастен Иосиф Виссарионович Сталин. Именно по его настоянию Фрунзе сделали операцию, в которой не было необходимости. Но почти никто из них не знает источников происхождения этого мифа, прочно укоренившегося в сознании поколений. А история мифа такова, в 1926 году, в журнале «Новый мир» была опубликована повесть известного в то время, и почти забытого сегодня писателя, Бориса Пильняка, «Повесть непогашенной луны». И хотя автор в предисловии просит не отождествлять главного героя с Фрунзе, каждый, прочитавший историю смерти командарма Гаврилова, убеждён, что речь идёт именно о Михаиле Васильевиче. Естественно, ни на какие документы автор не ссылается, произведение художественное и не требует доказательств, но с той поры и другие писатели, «борцы за свободу и демократию» в бывшем СССР, без зазрения совести повторяли в своих романах эпизоды «Повести непогашенной луны», но уже напрямую связывая эту историю с Михаилом Васильевичем Фрунзе.

Историки уже давно опровергли этот миф, но либо наша интеллигенция не читает исторические работы, либо всем им нравится представлять человека, который, по словам заядлого врага СССР, Черчилля, «…принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой», как злобного тирана, действия которого не поддаются никакой логике. Но если описание исторического события не подчиняется жесткой логике своего времени – то описание это ложно. А логика событий того времени такова, что Сталин никак не мог быть заинтересован в смерти народного комиссара по военным и морским делам, М. В. Фрунзе, им же на этот пост и назначенного. Убийство Котовского и смерть Фрунзе открыли дорогу в высший эшелон военной власти Тухачевскому, человеку Троцкого.

Сегодня историки рассматривают три версии событий:

– преднамеренные действия врачей, приведшие к гибели пациента;

– ошибка врачей, стоившая пациенту жизни;

– роковое стечение обстоятельств, обусловленное состоянием здоровья оперируемого и уровнем анестезиологии того времени.

Состояние здоровья Фрунзе вызывало опасения не только у него, но и у высшего партийного руководства. В мае 1922 года ему было предложено лечение за границей, от которого он отказался, продолжая работать. Он лечился в Боржоми, в Крыму, и лишь когда стало ясно, что оперативного вмешательства не избежать, согласился на операцию. Никакого «давления» на него со стороны Сталина оказано не было, но забота о состоянии здоровья была. Существует письмо Михаила Васильевича своей жене, в котором нет и тени намёка на бессмысленность хирургического вмешательства, Фрунзе уверяет супругу, что операция поможет ему избавиться от кровотечений, участившихся последнее время. Исследователи сходятся во мнении, что произошло именно роковое стечение обстоятельств. Квалификация и честность хирурга Розанова, оперировавшего и Ленина, и Сталина, не вызывает сомнений, но уровень анестезиологии того времени и состояние здоровья пациента привели к трагическому исходу.

А если всё-таки злой умысел был? Ведь осуществить его мог не только хирург, делавший операцию, но и врач, игравший второстепенную роль. Если так, то возникает естественный и первый в любом следствие вопрос: «Кому это было выгодно?». Чтобы ответить на этот вопрос, нужно видеть, как внутренняя политика руководства СССР того времени соотносится с внешней и глобальной политикой.

В то непростое время в высшем эшелоне власти было противостояние двух направлений: сохранения России, как великой державы в условиях мирного сосуществования с капитализмом, за которое боролся Иосиф Виссарионович Сталин и его соратники; и дальнейшая эскалация революции в мировом масштабе, за которую ратовал «бес мировой революции», Лев Давидович Троцкий.

После окончания гражданской войны была создана комиссия, которая исследовав состояние дел в Красной армии, пришла к выводу, что армия полностью не боеспособна. К такому же выводу пришла и германская разведка. Троцкий был смещён с должности наркома по военным и морским делам, и на эту должность назначен Михаил Васильевич Фрунзе, его заместителями стали: Григорий Иванович Котовский и Клим Ефремович Ворошилов. Все трое были «державниками», сторонниками первого направления, сохранения России как великой державы. Все трое имели опыт гражданской войны и немалые военные заслуги. Все показали себя грамотными, талантливыми военачальниками, наиболее выдающимся из них был Фрунзе. Такая расстановка кадров в руководстве Красной армии как нельзя лучше соответствовала намерениям Сталина. И вот Котовского убивают в Одессе, Фрунзе, уцелевший после трех дорожно-транспортных происшествий, умирает при операции, наркомом по военным и морским делам становится Ворошилов, а начальником Штаба РККА… – Тухачевский, будто чья-то рука намеренно расчищает ему дорогу, не считаясь ни с чем.

Был ли Троцкий самостоятельным политиком и что связывает его с Тухачевским? Ведь именно он отстранил Тухачевского от должности командующего фронтом, назначив его исполняющим обязанности начальника штаба. Оба были полны непомерных амбиций, оба претендовали на высший пост в руководстве Красной армии. Были ли они непримиримыми соперниками или оба находились под властью некого глобального управления? Из материалов допросов знаменитого троцкиста Христиана Раковского следует, что о глобальном управлении революционными процессами в России было известно троцкистам, Христиан Раковский называет термином «они», некую внешнюю силу, вразрез намерениям которой пошел Ленин, а Сталин начал реализовывать политику, альтернативную глобальной политике мировой революции. По словам Христиана Раковского, Ленин подчинил революцию государству, а должен был государство подчинить революции. Именно это стало, по его словам, причиной покушения на Ленина, организованного Троцким, а после и его отравления, организованного «ими». Место Ленина должен был занять Троцкий, но дело вмешался промысел Божий, Троцкий неожиданно заболел, и место Ленина занял Сталин.

Фигура Тухачевского очень непроста. Весьма поражает его стремительная карьера от подпоручика до маршала, от заместителя командира роты до командующего армией без промежуточных должностей, после – командующего фронтом, начальника Штаба Красной армии. В начале первой мировой войны подпоручик Тухачевский попадает в немецкий плен. Он содержался в лагере Ингольштадта, где, видимо, и был приобщён к тайному немецкому обществу Туле, названному по имени мифического острова, на котором якобы находилась столица древних ариев. В обществе состоял Карл Хаусхофер, известный как разведчик и геополитик. Позднее на основе общества Туле было создано тайное общество Аненербе (наследие предков), под патронатом Гиммлера. Карл Хаусхофер видел будущее Германии в союзе с Россией и Японией. Однако подобный союз не устраивал Европу, в первую очередь Британию, и гипотетическая ось «Берлин-Москва-Токио» превратилась в реальную – «Берлин-Рим-Токио». Вдохновлённый идеями Хаусхофера, Тухачевский, по всей вероятности, не без помощи германской разведки, «бежал» из плена, и очень быстро был введён в состав высшего военного руководства победившей революции.

В продвижении Тухачевского не меньше Троцкого была заинтересована германская разведка, ставшая инструментом глобальной политики, именно через нее получали финансовую поддержку революционеры России. Без помощи германской разведки фантастическая карьера узника крепости Ингольштадта была бы немыслима. Ведь если бы в 1941 году во главе военного ведомства стоял Фрунзе, развитие событий начала войны было бы совершенно иным. Несмотря на то, что заговор маршалов был ликвидирован, до сих пор нет объяснения тому, каким образом оборона была построена согласно плана Тухачевского, названного «планом поражения», хотя официально утвержденный план обороны Шапошникова никто не отменял.

Не менее загадочно и убийство Котовского, Мейер Зайдер, в первые минуты признавшийся в убийстве командира, а впоследствии отрицавший свою вину, никак не подходит на роль наемного убийцы. Благодаря Котовскому он получил хорошую должность начальника охраны сахарного завода, и кроме того имел свое дело – участвовал в снабжении корпуса Котовского. Некоторые исследователи предполагают, что Котовский обвинил Зайдера в махинациях, и между ними возникла ссора. В пользу этой версии говорит и то, что в тот роковой вечер у Котовского состоялся разговор с бухгалтером. Но даже уличенный в воровстве Зайдер не мог не понимать, как много он теряет со смертью командира. Что произошло в ту ночь, почему Зайдер сперва сознался в убийстве, а после все отрицал, постоянно меняя свои показания, мы, видимо, уже никогда не узнаем.

В своей повести я не рассматриваю подробности операции, которые детально изложены у Пильняка, я вообще не говорю о том, что явилось причиной смерти Фрунзе. Я лишь описываю попытки противников Сталина отыскать способы влияния на ход операции, что вполне могло иметь место, даже в том случае, если смерть Фрунзе произошла по причине рокового стечения обстоятельств. Ведь произошли же три автомобильные аварии с Фрунзе в Москве, где в те времена интенсивность автомобильного движения была не сравнима с нынешней.

В повести использованы материалы исследований А. Б. Мартиросяна, Е. А. Прудниковой, Н. Добрюхи, мемуары белогвардейских генералов Е. И. Достовалова и Я. А. Слащова, материалы допроса Христиана Раковского.

Глава 1

Штабс-капитан Краснов, Андрей Николаевич, был профессиональным разведчиком. В годы первой мировой войны он служил в войсках Австро-Венгрии, в разведывательном отделении штаба 4-й армии, затем, при обстоятельствах, выглядевших, как проявление случайности, был переведён в союзную Австро-Венгрии Германию, в город Ингольштадт. После того, как в России в феврале пала монархия, а в октябре и Временное правительство исчерпало отпущенное ему историей время, царская армия рассыпалась, как песок, лишенный цемента, и новая власть заключила Брестский мир, Андрей Николаевич понял, что судьба разведчиков, выполнявших свой долг перед Родиной на территории противника, никого более не интересует. Разведывательного отделения штаба Верховного главнокомандующего уже не существовало, а новая власть создавала свои органы разведки. Можно было, как граф Игнатьев, пойти на сотрудничество с новой властью, а можно было предложить свои услуги немецкой разведке, или навсегда затеряться в Европе, начав новую жизнь. Офицеры царской армии, считавшие своим долгом служение не конкретной власти, а России, выбирали первый путь. Те, у кого ненависть к большевикам была сильнее, чем любовь к Родине, шли по второму пути. Те, кто желал начать новую жизнь под новым именем, прекрасно понимали, что разведчики бесследно не теряются. Рано или поздно их отыщут, либо для того чтобы заставить работать, либо для того, чтобы заставить замолчать навсегда.

Сотрудничать с советской властью Андрей Николаевич не хотел, так как люто ненавидел большевиков. Идти против России не мог, поскольку был русским дворянином, и не допускал даже мысли о предательстве Родины. Нереальность тихо, незаметно выйти из игры он понимал, наверное, лучше других. Потому и решил вернуться в Россию и включиться в борьбу против советской власти. Но для этого должен был незаметно исчезнуть Генрих Зольднер в Германии и появиться в России Андрей Краснов, что для оставшегося без связи и прикрытия разведчика было чрезвычайно сложно. Свои намерения он смог осуществить только в 1920 году, проделав сложный путь, и оказавшись в Константинополе, где и встретился с бароном Врангелем, которого знал лично ещё до первой мировой.

Серым мартовским утром тысяча девятьсот двадцатого года французский пароход подошёл к причалу Константинополя, чтобы взять груз, и отправиться дальше, в Севастополь, с продовольствием для французской армии. Андрей Николаевич не собирался покидать борт парохода в Константинополе, но от французского офицера, следовавшего этим пароходом из Константинополя в Севастополь, он узнал, что здесь находится генерал Врангель. С бароном Андрей Николаевич был знаком ещё с Дальнего востока, где им довелось служить вместе в армейской разведке, потому встреча с ним могла помочь штабс-капитану Краснову найти своё место в рядах Белого движения. Тогда он ещё не знал, что генерал Врангель отстранён Деникиным от командования, и в данный момент, повлиять на судьбу бывшего сослуживца не может, но если бы и знал, то всё равно посчитал бы своим долгом встретиться с бароном.

Андрей Николаевич сошёл на причал, и окунулся в многоголосый, многоязычный гул порта, крики чаек и пароходных сирен, порывы плотного, сырого, холодного ветра, развевающего разноцветные флаги на судах, да грохот и скрежет портовых механизмов. Бесконечно двигались какие-то люди в турецких фесках, в матросских одеждах, в английских, французских и русских военных мундирах. Узнать местонахождение генерала Врангеля было не сложно, подпоручик, встретившийся ему в порту не только указал, где располагается нынче Врангель, но и лично вызвался его проводить. У входа в здание, где пребывал опальный барон, стоял часовой. Андрей Николаевич попросил передать барону, что его хочет видеть штабс-капитан Краснов. Когда адъютант доложил о нём генералу, барон не сразу вспомнил старого сослуживца.

– Краснов? Какой Краснов? Не родственник ли генерала Краснова?

– Никак нет, ваше превосходительство. Он утверждает, что служил в Забайкалье в разведывательном дивизионе.

– Ах! Да! Помню! Кажется, он тогда был в звании подхорунжего. А после японской войны его перевели из казачьих войск в разведывательное отделение при генеральном штабе. Проси! Пусть войдет!

Штабс-капитан Краснов вошел, представившись генералу по всей форме.

– Ну, здравствуйте, Андрей Николаевич! – воскликнул барон, протягивая ему руку. – Не думал, что придется встретиться здесь, в Константинополе! Рад видеть Вас, искренне рад. Какими судьбами?

– Здравия желаю, Петр Николаевич! – ответил Краснов. – События семнадцатого года застали меня далеко от России, перед началом войны был внедрен в штаб 4-й армии генерала Ауффенберга, работал успешно, ну а после всего, что случилось с Россией, мы, профессиональные разведчики, были брошены на произвол судьбы. Вот, всеми правдами и неправдами добрался сюда, позвольте мне под Вашим командованием бороться с большевиками.

Барон тяжело вздохнул, нахмурив брови.

– Видите ли, Андрей Николаевич, состоялся у меня вчера неприятный разговор. Пригласили на встречу с командованием Британских сил в Турции, предложили вернуться, и возглавить Вооруженные силы Юга России, обещали поддержку. Но при одном условии. Я должен прекратить борьбу с большевиками, и заключить с ними мир. В феврале Деникин отстранил меня от командования, но видимо, что-то там изменилось.

– Как? Прекратить борьбу? Оставить Россию большевикам?

– Это требование Британии, они не верят в победу белого движения. Они требуют заключить с большевиками мир, оставить им Россию и сохранить Крым. Наш долг, долг офицера и дворянина – продолжать борьбу до конца. Но тогда мы лишимся английской помощи. Более того, наши соотечественники, успевшие вывезти свои капиталы на Запад, отказывают нам в поддержке.

– Так, что же делать? Неужели борьба бесполезна?

– Вот, что я думаю, Андрей Николаевич. Я согласился с Британским командованием. Нужно вернуться в Крым. Будем рассчитывать на поддержку внутри страны. Необходимо дать землю крестьянам, улучшить условия труда рабочих. Нужно опереться на народ, он поддержит нас. Борьба за Россию – это борьба не за территорию – это борьба за сердца и умы людей.

На следующий день британский эсминец «Император Индии» увозил барона Врангеля и штабс-капитана Краснова на Белый остров Крым, о который яростно бились волны Красного моря. Когда очертания знакомых берегов показались на горизонте и синеватый абрис Чатырдага возник на фоне неба, Андрей Николаевич с замиранием сердца вглядывался вдаль. Он возвращался в Россию, в Севастополь, где последние годы проживала его семья.

Корабль пришвартовался у Графской пристани, и сойдя на берег, Андрей Николаевич ощутил давно забытое, утраченное за долгие годы скитаний на чужбине состояние единения с Родиной. Душа наполнялась трепетом и печалью. Голос барона вернул его к реальности:

– Андрей Николаевич, я сейчас в штаб армии, Вы со мной?

– Хотел бы, с Вашего позволения, навестить семью, жену и сына, они должны быть здесь, в Севастополе.

– Конечно, Андрей Николаевич, отправляйтесь к семье, завтра в восемь я жду вас в штабе.

Штабс-капитан Краснов шел по знакомым, почти забытым улицам, сквозь холодный, сырой ветер запоздалой весны. Вот и знакомая калитка маленького домика, все так же, как и много лет назад. Дрогнуло сердце, то ли от ветра, то ли от нахлынувших воспоминаний заслезились глаза, калитка скрипнула, пропуская его во двор, он прошел по аллее, подошел к двери, постучал. Дверь открыла женщина и, увидев его, остолбенела. Несколько долгих секунд смотрела она на Андрея Николаевича удивленным, полным боли и нежности взглядом, и наконец, тихо произнесла:

– Андрей, ты?

– Я, Наташа, я, – также тихо произнес он.

– Боже мой! – вскрикнула она, и со слезами на глазах бросилась ему на грудь.

Она рыдала, прижимаясь к нему, а он, не находя слов, гладил её по волосам, поседевшим от бед и невзгод. Когда она немного успокоилась и вновь смогла говорить, посмотрела в его глаза, и тихо сказала:

– Ну, что же мы стоим на пороге? Идём в дом.

Они вошли. Домашней теплотой и уютом повеяло на Андрея Николаевича. Тихо потрескивали дрова в печи, пахло теплым хлебом. От всего этого у него закружилась голова, и он опустился на стул. Восьмилетний мальчик, его сын, спрятавшись за мамину спину, с опаской поглядывал на незнакомого мужчину.

– Да, это же папа твой, Коленька, что же ты прячешься, иди к нему, – сказала сыну Наталья Алексеевна, но тот ещё сильнее вцепился в руку матери. – Он ведь тебя совсем не помнит, ему годик был, когда ты уехал. Потом война, голод, эта ужасная революция, опять война. И от тебя никаких известий. Жив ли? Что я только ни передумала! Главное, чтобы жив был. Да, что же я? Ты ведь голоден наверное! Я сейчас, быстро на стол соберу. Мы тут с Коленькой сами хлеб печем, я немного муки достала.

Она угощала мужа, рассказывая о том, что пришлось пережить ей с маленьким сыном за все эти долгие, полные тревог и опасностей семь лет. Она говорила и говорила, не в силах задать ему тот, самый главный вопрос. Не смела, не могла, не знала как. Он сам на него ответил:

– Я к вам только на одну ночь, завтра утром должен быть в штабе армии. Куда потом – ещё не знаю. Идет война, я офицер, дворянин, и не могу оставаться в стороне, когда решается судьба России.

Наталья Алексеевна закрыла лицо руками, покачивая головой, потом протянула руки к нему, восклицая:

– Боже мой! Боже мой! Проклятая война, проклятая революция! Да, будь оно всё неладно! Давай уедем отсюда, в Париж, в Вену, куда угодно, только подальше от войны!

– Я был там, за границей. Ничего хорошего нет, ни в Вене, ни в Париже. Можно сбежать от войны, но не сбежишь от себя, от долга перед Родиной. Я приехал, чтобы сражаться с большевиками.

– Я думала, ты приехал к нам! Сколько можно воевать?! Кому нужна эта бессмысленная война?!

– Я буду воевать с большевиками для того, чтобы мы с тобой могли жить, как прежде.

– Как прежде?! Да ничего уже не будет, как прежде! Ты посмотри, что делается вокруг!

– Все зависит от нас, от Русской армии, одолеем большевиков и будем жить, как прежде.

Сегодня всё было, как прежде: и теплая постель, и жена, и сын, и дыхание, и голос, от которого он отвык за годы войны и скитаний, – но продолжалось это только до утра. А утром снова была война. Он ушёл, и ни он, ни Наталья Алексеевна не знали, придётся ли им свидеться ещё в этой жизни.

Встретив штабс-капитана Краснова в штабе армии, генерал Врангель сказал ему:

– Деникин подал в отставку, я назначен главнокомандующим Русской армии. Как семья?

– По нынешним временам, можно сказать, неплохо. Живут не хуже других. Главное – живы.

– Семье поможем. А вот Вам нескоро придется их снова увидеть. Вы ведь разведчик, Вы не нужны мне на передовой, Вы нужны там, за линией фронта.

– Я готов ко всему, Петр Николаевич. Но внедрение разведчика – непростой процесс. У Вас есть для меня легенда?

– Легенда есть. Год назад, при попытке перейти линию фронта задержан поручик Макаров. Бежал из немецкого плена. Содержался в лагере Ингольштадта, где находился и подпоручик Тухачевский. Сейчас этот подпоручик командует армией. Его имя может помочь обрести доверие.

– Ингольштадт, – задумчиво произнёс Андрей Николаевич, – помню этот город на берегу Дуная.

– Приходилось там бывать?