Buch lesen: «Читемо: Поэзия убийства», Seite 5
За дверью раздался смех. Искренний смех того, кто обожает причинять боль.
Отче наш, – попыталась прочитать она, но онемевшие губы не слушались. Горло внезапно пересохло так, будто в него плеснули флакон с перекисью.
Некто, кто возился в подъезде снаружи, за дверьми её квартиры, вдруг прижался губами к замочной скважине.
Его шепот оказался страстным, глубоким, почти сексуальным. Заставляющим выпрыгивать изнутри сердце.
«…Не открывай посланцу дверь, затаись.
Не дай ему переступить через порог.
Сдержи желанье закричать, и молись
Он пройдет сквозь двери и начнет свой монолог…»
Некто отстранился, и вновь рассмеялся. Но его смех прекратился внезапно, словно оборванный рубильником.
Теперь его голос звучал мертво и холодно.
– Она там, внутри.
– Ты чуешь её запах? – переспросил женский голос.
– Нет. Я слышу, как бьется её сердце.
Раздался скрежет. Белый свет коридорной лампы теперь напоминал ей больничный. В его холоде она разглядела когти, поддевшие край металлической двери.
Когти противно заскрипели по железу, дверь застонала. Саморезы, крепившие к двери замок, с визгом вылетели из гнезд. Ключи, лязгая, упали на пол.
Дверь распахнулась.
На пороге стоял демон.
Низкорослый, ростом он едва доходил ей до груди. Звериная голова обнажила в холодной ухмылке острые клыки. Штаны и безрукавка смотрелись на нем нелепо, словно насмешка. По шкуре были тут и там разбросаны пятна рисунка, напоминающие рисунок на шкуре леопарда.
Леопард. Вот оно что! Леопард Алекс Багенге. Демон, про которого ей так много рассказывал муж.
– Познакомимся? – спросил ее демон.
И облизнулся.
***
Отец Андрей поднялся с плит монастырского двора и поглядел вверх. На фоне синего неба чернел крест надвратной церкви. Он отчетливо помнил все те годы, когда крест сиял золотом, выделяясь на небе любом – сером и привычно-московском, черном предгрозовом, синем и солнечном, как сегодня.
Но теперь крест выглядел черным и мертвым.
Вместо того чтобы перекреститься, он потрогал шею на месте укуса, отнял ладонь и осмотрел ее.
Крови не было.
Он осмотрелся.
Двор монастыря, прохладный из-за обилия мрамора, прежде величественный и монументальный, теперь показался ему небрежно и плохо нарисованным. Искусственным. Неживым.
Умер ли я? – спросил он себя.
Он зашел в сад, и по узкой, затянутой вдоль плющом, тропинке приблизился к металлической ограде, за которой начиналась резиденция Владыки.
Подойдя к ней, он поднял глаза на здание резиденции, на ее вход. Образ Спасителя с мозаики смотрел на него с теплотой и улыбкой. Он смотрел на него так, как смотрит живой на живого. Как любящий отец смотрит на любящего сына.
Мозаика образа сверкала красками. Нелепие серости и плоскости монастыря возвелось в абсолют. Глядя на образ Спасителя отец Андрей, наконец, понял, для чего он здесь, в этом мире. Он понял это вдруг, всеобъемлюще, трезво и ясно, будто всю прежнюю жизнь пребывал во мраке. Или даже не в жизни вовсе.
Отец Андрей всегда знал ответ, но не понимал его сути. И понял только сейчас, сквозь серость и яд в крови. Не кто-то делает мир лучше, спасает его. Не кто-то всевышний, всевластный и всенаказующий. Лучше мир делаем только мы сами, лично. Мы же его и спасаем. Никто не делает и не сделает это за нас.
Он развернулся и быстрым, решительным шагом пересек двор. Не обращая внимания на встречных, он зашел в келью настоятеля.
Тот восседал на стуле перед своим столом. Жирные пальцы застыли на клавиатуре, когда он увидел отца Андрея.
Тот, не останавливаясь, закрыл дверь на засов, подобрал тут же, у дверей, толстое полено для камина, и, без паузы и предисловий, опустил полено на макушку настоятеля.
Тот замычал. Его глаза закатились.
Отец Андрей ударил еще раз, и еще. Настоятель мягко и влажно сполз на пол, похожий на гигантскую черную улитку.
Близоруко щурясь, то и дело чертыхаясь – чего он ранее никогда себе не позволял, отец Андрей с грехом пополам скопировал на флешку данные по базе в Переделкино. После чего снял с пояса настоятеля резной металлический ключ, вышел и запер дверь.
Выйдя за пределы стен монастыря, он заметил Алекса и Лику, терпеливо дожидающихся его у монастырской лавки. Он забросил ключ в кусты сирени, и подошел к ним.
Алекс выглядел… прилизанным. Даже мокрым. Будто от чего-то старался отмыться.
Он хотел было спросить, от чего именно, но вдруг заметил пятно крови на рукаве своей рясы. И решил не спрашивать.
Когда они молча ехали в такси, он почувствовал себя голодным. Ему вдруг остро, до сводящей боли в животе, захотелось есть.
Скорее, даже жрать.
Сегодня ночью, подумал он, когда все это закончится, я тоже уйду. Хоть куда-нибудь.
В этом мире отец Андрей больше не чувствовал себя своим.
Глава 3
– Привет, пап!
Замотавшись в теплое одеяло и прищурив глаз, который щекотало своим желтым лучом солнце, я свернулся на кровати.
Папа, улыбаясь, стоял в проеме двери, глядя на меня. Он всегда, когда возвращался с работы ранним утром, заходил вначале ко мне. Даже не скидывая в прихожей свой плащ.
Мне нравится аромат толстой курточной кожи, с привкусом улицы и мест, в которых наверняка побывал мой папа. Я знаю, у него много работы и он не сидит в кабинете.
Папа тоже знает, что мне нравится его куртка. Вот и сейчас он не стал ее снимать.
Он подошел к кровати, легко, словно младенца, поднял спелёнатого одеялом меня, и положил к себе на колени, усевшись на мою кровать.
Та жалобно скрипнула. Но, как всегда, выдержала.
– Ну, здравствуй, сынок. Как вы тут без меня?
Я потерся носом о его куртку. Ее кожа хранила запах машины и камня. Где-то на заднем плане плыл еще один, вроде бы знакомый, но совсем плохо различимый. Что-то явно похожее на запах железной дороги.
Мне нравится и запах железных дорог тоже. Я никогда не ездил в настоящем пассажирском поезде, не видел вагонов изнутри. Никогда не трогал руками ни рельсы, ни шпалы, ни даже камни с насыпи.
Но запах узнавал всегда. Плотный и горький, когда смотришь на дорогу с виадука. Тонкий и ароматный, когда ветер доносит его из-за шоссе или бетонного заграждения промзоны.
Меня завораживали стальные ленты, из ниоткуда в никуда, перечеркнутые клетью шпал. Завораживали змеи товарных составов в тупиках.
В детстве я привязывал к коляске картонные коробки и сам играл в поезд, представляя себя машинистом. Я ездил из комнаты в комнату. И иногда на улице вдоль дома. А бабки на скамейках украдкой крестились, когда я проезжал мимо них, изображая гудок.
Когда я понял, что они делают, я перестал играть с коробками на улице.
Но запах железной дороги я узнавал всегда. И плащ папы пах именно ею.
– Так как вы тут без меня?
– Мы – хорошо, – беззаботно ответил я, вжимаясь в его большие руки. – Все как обычно. Мама была на работе, а мы с Демьеном гуляли на улице почти весь день. Погода была просто супер!
– Какие молодцы! – похвалил папа. – И куда вы ездили?
– Вначале гуляли здесь, по округе. А потом поехали в Донской монастырь. Туда своим ходом, а обратно на трамвае.
– Хм. А зачем вам снова понадобилось в Донской монастырь? Мне кажется, вы там уже были несколько раз.
– Ага, были. Но на этот раз ездили в некрополь. Смотрели могилы Солженицына и Деникина. Понимаешь, в школьной программе сейчас как раз изучают Солженицына. И одновременно с этим его многие ненавидят за то, что он вроде бы писал неправду. Я и спросил Дема, что он думает по этому поводу.
Сказав это, я смутился.
– Вообще-то, я хотел об этом спросить тебя, но ты вчера так и не приехал. А спросить очень хотелось. И я спросил Дема. Он ведь мой друг.
– И что же тебе ответил Дем?
– Сказал, что каждый хочет верить в свою правду, удобную именно для него. И что правда людей и правда книг всегда разная. Я спросил его, зачем тогда Солженицына изучают в школе – ради правды, или ради слова в литературе? А он ответил, что раз я лезу читать литературу старших классов, то надо сразу смотреть и другие книги, чтобы понять написанное. А сам-то он откуда знает? Он ведь только в девятый класс идет! В общем, он посоветовал вначале читать «Очерки русской смуты» Деникина, а потом уже осмысливать Солженицына. И предложил съездить в некрополь. Могилы-то у них рядом стоят. Ой, или про могилы нужно говорить – лежат? А что ты об этом думаешь?
– Про могилы? Думаю, лучшим словом будет – находятся.
– Да нет, пап, про Солженицына.
– Думаю, твой Дем очень умный для подростка из девятого класса.
– Ой, Дем – классный. И красивый!
Почему-то я снова смутился. И начал оправдываться.
– Не знаю, как я жил бы без него, пап. Вы с мамой всегда так заняты. У вас ведь много работы. А тот самый летний лагерь, в который я ездил раньше, это ужасно! Там нет таких, как Дем. Там не с кем играть или говорить о книгах. Там другие игры. Не мои.
Папа только потрепал меня по волосам.
– Никакого лагеря, мы ведь уже договорились. А теперь слезай, охламон. Я голоден, словно тигр. И мама уже проснулась, слышишь, гремит посудой. Давай, дуй в ванную, и будем завтракать. Или тебя отнести?
– Да что я, маленький? Сам доеду. А ты сегодня на весь день домой, или как?
– Или как. Поедим, и снова на работу. Готовлю важное мероприятие для Церкви. Очень важное. Возможно, завтра отправят в командировку.
– Опять, – уныло прокомментировал я. – Надолго? И куда?
– Недели на две. На север. Понимаешь, сынок, в Церкви настало время больших перемен. В ближайшие полгода начнутся реформы. А я отвечаю за их подготовку. Ну, все, ладно, давай!
Он шутливо полез ладонью под одеяло, чтобы добраться до моих подмышек, но я, взвизгнув, сполз с его коленей на пол, сжимаясь в комок.
На пороге комнаты появилась мама. Она улыбалась, глядя на нас.
– Пойдемте уже завтракать, – произнесла она.
***
Погода стояла чудесная. Яркое солнце и почти синее небо.
В Москве не бывает по-настоящему синего неба. Знаете, такого, которое показывают по телевизору в фильмах. Или на фотографиях про путешествия.
В Москве даже самое синее небо всегда с серым оттенком. Но это не значит, что я никогда не видел настоящего неба. В детских лагерях, в которые я раньше ездил, оно было. Вот только удовольствия от него я не получал.
Ведь там не было Дема.
Пусть уж будет синее небо с серым оттенком. Я согласен и на такое.
Завтрак прошел на самой веселой ноте. Я был счастлив, гремел чашками, рассказывал папе про поездку в Донской монастырь, и даже съел всю кашу. И даже залпом выпил весь протеиновый коктейль, чем немало удивил маму.
Папа тоже улыбался и много шутил. Иногда он брал маму за руку, и я чувствовал, как он по нас соскучился.
Так прошел час, и они ушли на работу. Я успел погрустить, но тут же в дверь позвонил Дем. Вид у него был самый серьезный.
– Как ты смотришь на то, чтобы съездить в Библиотеку?
Я не сразу вспомнил, какую библиотеку он имеет в виду. А вспомнив, почему-то испугался.
– В ту самую? В которой опасно? И как мы туда поедем?
– На метро.
Я удивился. И даже немного разочаровался. Как-то банально выходило: ехать в загадочную и опасную библиотеку на метро.
К тому же я колясник, а метро для колясников не подходит.
Представляя, как мы спускаемся в метро, я занервничал.
– Слушай, а на трамвае нельзя? Как мы спустимся по эскалатору?
– Не бойся, я смогу удержать коляску. Трамваи ходят по верху, а нам нужно вниз, под землю. Это самый короткий путь. Так ты как, согласен?
– Конечно, согласен.
И все же я был разочарован. Теперь-то я больше беспокоился по поводу именно метро. А про опасность библиотеки, про ее загадки, Дем наверняка выдумал. Или придумал какую-то игру.
Но как же тогда быть с фотографией статуи на папином столе? И с Эйоландом? Или это тоже игра?
У меня буквально зачесалось спросить обо всем этом папу, когда он приедет с работы. Правда, я обещал Дему ничего ему не говорить. А если не говорить, тогда хочешь не хочешь, а придется в этой игре участвовать.
Впрочем, так даже интересней. В жизни колясника не так уж и много приключений.
Точнее, их вообще нет.
Подумав об этом, я сразу повеселел.
Мы уже собирались выезжать, когда зазвонил телефон. Архаика ушедшей эпохи, он звонит столь редко, что каждый его звонок – событие. Сейчас все разговаривают по сотовым телефонам. И лишь у нас стоит старый кнопочный аппарат – папа звонит с него на работу. И с работы ему звонят тоже на него. Почему так, не имею никакого понятия.
Я подъехал к комоду, на котором стоял аппарат, и снял трубку.
– Алло?
– Кеша, это ты?
Я узнал голос настоятеля монастыря, в котором работал папа.
– Здравствуйте, отче.
Настоятель монастыря – классный дядька. И очень большой. Будто съел двух или трех прихожан поменьше.
Но он всегда угостит меня яблоком или апельсином, лично сам прокатит мою коляску по территории монастыря, покажет кельи, расскажет десятки увлекательных историй из православной жизни.
Моему папе повезло с начальством.
– Кеша, сын мой, ты со своим другом будешь гулять сегодня?
– Да, уже собираемся. Погода очень уж хорошая.
– В такую погоду и вправду грех дома сидеть, – согласился настоятель. – Ты не завезешь тогда в монастырь один документ? Твой отец уехал на срочную встречу, и сам позвонить не смог. А документ мне обязательно нужен сегодня.
– Конечно, завезу. А что за документ?
– У твоего отца на столе должен лежать чертеж. Довольно старый, на нем нарисован план здания. Наверняка в кабинете есть и тубус для переноски чертежей. Если не найдешь тубус, просто аккуратно сверни чертеж и принеси так.
– Это который статуи из Эйоланда? – ляпнул я, не подумав.
И только слушая тишину в трубке, осознал, что сделал.
– Кеша, – наконец прервал паузу настоятель. Голос его стал вкрадчивым и одновременно каким-то жестким.
– Кеша, а кто тебе сказал про Эйоланд? Папа?
– Э… нет, – попытался оправдать папу я. И понял, что сделал еще хуже.
– Нет? Тогда кто? Твой друг? Впрочем, неважно. Послушай, оставайся дома и никуда не уходи. Я сейчас пришлю двух послушников. Отдай чертеж им. А потом можете идти гулять. Хорошо?
– Да, конечно. Я подожду.
В трубке раздались гудки. Я положил ее на аппарат, медленно и аккуратно, будто опасаясь, что она меня сейчас укусит.
– Рекс, ты готов? – раздался из прихожей голос Дема.
– Эээ… нет. Не готов. Слушай, нам надо дождаться послушников с папиной работы, и отдать им чертеж.
Я услышал, как Дем снял ботинки, затем его шаги, и он возник рядом со мной.
– Какой чертеж?
– Тот самый.
Я изо всех сил постарался выглядеть беспечно, но провести Дема не удалось.
– Эй, что случилось?
– Да так, ничего, – окончательно выдал я себя.
Пришлось рассказывать. Мне было дико стыдно, что я подставил Дема. Как я объясню папе про Эйоланд? Ведь мне придется рассказать ему и про Дема тоже. И тогда он спросит его. А Дему придется рассказать про библиотеку. И игра, которую придумал Дем, не состоится.
Или состоится? Мы ведь отдадим сейчас чертеж и поедем в библиотеку. Пусть даже на метро. А потом уже можно будет все рассказать папе. Ему наверняка понравится.
Я начал все это говорить вслух, но Дем не стал меня слушать. Он сунул мне в руки собранный рюкзак, схватил коляску и потащил ее к дверям.
– Эй, эй, – запротестовал я.
– Нам нужно уезжать отсюда, Рекс. И как можно быстрее!
– Но чертеж…
Не слушая меня, он вытолкал коляску в коридор и захлопнул дверь. С ужасом я осознал, что не взял ключи, и они остались внутри. И домой я теперь не смогу попасть до самого вечера, пока не вернется мама.
– Я не взял ключи, Дем! – я, было, разозлился, но Дем вдруг взял такой резкий старт к лифту, что я едва не вывалился.
Спускались молча. Дем явно нервничал, и я никак не мог понять, почему. А спросить не решался. Моё лицо все еще горело от стыда, а злость успела пройти.
Мы вышли на улицу. Соседка, входившая в подъезд с пакетами, из которых торчали зелень и тетрапаки с молоком, заботливо придержала дверь, поставив пакеты на пол.
Миновав двор, мы выбрались на тротуар Дубининской улицы, шумной и тесной из-за обилия автомобилей. Обычно мы с Демом ее избегали. Шум от машин заставлял кричать, чтобы расслышать друг друга, а тесный тротуар, испещренный выбоинами, сильно замедлял скорость.
Дем все время озирался по сторонам. Когда сидишь в коляске, привыкаешь чувствовать движение тела человека, который ее толкает. Я несколько раз пытался начать разговор, но Дем не отвечал. И я уже начал снова злиться, когда на переходе, ожидая светофор, вдруг увидел на противоположной стороне двух монахов. Они приближались к перекрестку, внимательно оглядываясь по сторонам.
Будто кого-то выискивая.
Это не могло быть совпадением. Очень уж пристально они смотрели на прохожих. Смотрели так, что я, наконец, испугался по-настоящему.
Судя по всему, Дем тоже испугался. Он внезапно повернул коляску от перехода и начал быстро толкать ее прочь.
Узкий двухполосный проезд извивался вдоль бетонных заборов, поднимаясь к мосту через железную дорогу. Несмотря на подъем, Дем толкал коляску все быстрее, съехав с полного людей тротуара на дорожный асфальт.
Краем глаза мне показалось, как черные фигуры тоже бегут.
И если они действительно бегут, то только за нами. И ни за кем больше.
***
Мы неслись по улице. Коляска прыгала на выбоинах асфальта, и я вцепился в поручни, боясь свалиться. Дем толкал коляску прямо по проезжей части моста, сквозь негодование автомобильных сигналов.
Внизу, под мостом, тянулись стальные полосы железной дороги. Справа заросли плюща покрывали стены заброшенной промзоны. Слева, за железной дорогой, теснились старые дома бывшей мануфактуры.
Хотелось оглянуться, посмотреть, где наши преследователи, но я слишком боялся упасть. Начался спуск, и коляска разогналась еще больше. Если Дем запнется и отпустит её, затормозить я уже не смогу.
Дем уже не толкал, лишь придерживал коляску. Я не совладал с собой, и закрыл глаза. К горлу подступил ком. Пожалуй, не будь я так сосредоточен на попытках удержаться в своем мустанге, я бы расплакался. Мне казалось, мы мчались едва ли не быстрее машин.
Наконец, спуск закончился, и коляска замедлила ход. Дем повернул ее во двор и запетлял меж двухэтажных старых домов.
– Кажется, оторвались, – выдохнул он.
– Правда? – мой голос скорее походил на всхлип.
– Ага. Главное сейчас, добраться до метро…
Он вдруг осекся. И сразу остановился.
Впереди, из густой тени раскидистого дуба, на асфальт шагнула странная фигура. Она напоминала человеческую. Невысокая и стройная.
Она напоминала бы человеческую, если бы не звериная морда и подергивающийся над землей кошачий хвост. Бриджи до колен ниже открывали звериные же лапы, в пятнах леопардовой шкуры. Верхнюю часть тела прикрывала замшевая куртка.
Существо казалось ужасным – еще ужаснее тех монахов, от которых мы только что сбежали по мосту.
Дем толкнул коляску вправо, к проезжей части набережной. Мы успели сделать лишь пару шагов, прежде чем увидели еще одну фигуру, соткавшуюся из теней.
Она была выше, чем первая, более плотная, в черных бриджах и черной безрукавке. Длинный пушистый хвост, блеклые пятна на серой шкуре, кошачья морда. Демон – полубарс, получеловек.
В руке демон сжимал пистолет.
Нас загоняли, словно овец.
Дем помедлил, и снова развернул коляску. Я крутил головой во все стороны, и прежде чем мы въехали на пустырь рядом с заброшенным общежитием мануфактуры, успел заметить черные сутаны двух монахов. Они показались мне воронами, спешащими на поживу.
Красная выщербленная стена из кирпича тянулась сквозь пустырь. Окна без стекол, с гнилыми распахнутыми рамами, напоминали застывшие в крике черные рты. Мы медленно ехали вдоль одного ужаса, преследуемые ужасом другим.
И остановились, развернувшись в сторону преследователей.
Две звериных фигуры, два демона, так же неторопливо, даже лениво, с уверенностью настигших добычу хищников, приближались к нам через пустырь.
– Кто это, Дем? Чего они хотя от нас?
Дем не ответил. Он шагнул вперед, сжав кулаки.
Готовясь защищать меня.
За спинами демонов показались сутаны монахов. Они остановились у зарослей, окаймляющих пустырь, наблюдая за происходящим.
Наблюдая, как ручные демоны разорвут нас на части.
Демон-барс продолжал сжимать пистолет, но ствол был направлен вниз. Леопард ладонью приказал своему напарнику оставаться на месте, а сам шагнул вперед, подняв к плечам лапы, с раскрытыми ладонями.
– Не ожидал встретить здесь такого, как ты, ангел, – произнес он.
Если бы не урчащие нотки, его голос можно было принять за человеческий. Мягкий, бархатистый, живой голос – исходящий из пасти демона.
По-своему он был красив, будто сошедший с кадров диснеевского мультфильма: идеальные пропорции, яркий рисунок шкуры, тонкие черты морды – почти лица, короткая гладкая шерсть – гораздо короче, нежели у диких зверей.
– Это и не ваш мир тоже, – тихо и спокойно ответил Дем. – Зачем вы преследуете нас?
– О, чисто случайная встреча, – покачал головой леопард. – Мы заметили вас еще перед мостом. Трудно не обратить внимания на несущуюся по дороге инвалидную коляску с ребенком, которую толкает падший ангел. Странное сочетание, скажу я тебе. Но, отнюдь не случайное. Настолько не случайное, что нам пришлось прыгать через забор и лезть через пути, чтобы вас опередить.
Он сделал еще один шаг вперед.
– Не подходи, – предупредил его Дем.
– Боишься? – насмешливо спросил демон.
– Нет, – голос Дема не изменился, продолжая оставаться тихим и спокойным. – Тебя я не боюсь.
Мне хотелось сказать то же самое. Что я не боюсь.
Но меня уже колотило крупной дрожью.
Пугал не внешний вид демона. Он выглядел бы безобидно, если бы не его глаза.
И не его запах.
Глаза демоны были мертвыми, стылыми, равнодушными. А сам он источал запах крови, тухлого мяса и пороха.
Демон наклонил голову, затем медленно обернулся и кивнул на застывших монахов.
– Я смотрю у вас неприятности?
Его голос будто источал мед. А сам он улыбался, скаля зубы.
Наверное, так улыбается кот, глядя на зажатую в углу мышь.
– Мы можем задержать их, – продолжил демон. – Разумеется, вас все равно настигнут другие. Зато у вас появится немного времени.
– Я знаю, кто ты, – сказал Дем. Впервые в его голосе я ощутил злость.
– И кто же? – демон ухитрился изогнуть бровь.
– Ты – Алекс. Тот, кто живет смертью других.
– Да уж кто бы говорил, – язвительно и с явным удовольствием парировал демон. – Да в сравнении с тобой я просто розовый зайчик. Я ведь тоже знаю, кто ты. Повидал я и миры, в которых побывали такие как ты. Да что там миры, бывало и целые вселенные выгорали под вашим праведным огнем. Поэтому давай не будем опускаться до подначек. Времени мало и у вас, и у нас.
– У вас – возможно.
Демон заулыбался еще больше. Уголки его рта растянулись, обнажив зубы. Он улыбался, как кинозвезда. Вот только зубы его были очень острыми.
Леопард взял себя за подбородок, пальцами, совершенно в человеческом жесте. Насмешливо повернулся в сторону монахов. Потом снова на нас. Снова на монахов.
– Я ведь убийца, – прокомментировал он. – И других убийц тоже чую за версту. Они, – он ткнул рукой в направлении монахов. – Убийцы. Стайные. Обученные. Как волки. И они на вас охотятся. Уйти от них вы не сможете, как бы быстро, ангел, ты не бегал. У нас с Ликой времени еще до полуночи. И мы исчезнем, как Золушкина карета. Разве что в тыкву не превратимся. А вот вам деться некуда. Кстати, не только от них. Мы ведь вас тоже догнали. И своего не упустим, ты уж поверь.
Его слова не просто звучали как угроза. Они и были угрозой.
В мертвых глазах демона не проскальзывало ничего. Совсем.
– И чего ты хочешь?
– Мы хотим, – подчеркнул демон. – Нам с Ликой нужна информация. Взамен мы отпускаем вас и избавляем от тех друзей, которые на вас сейчас охотятся.
– Ты не сможешь причинить мне вред.
– Понятно, что тебе не смогу. А вот пацану – запросто.
Дема будто ударили. Он шагнул назад, ко мне, вцепившись рукой в коляску.
Я взглянул на его лицо. Оно стало настолько серым, что веснушки почти исчезли.
– Слушай, – совершенно дружеским голосом произнес демон. – Ведь ты здесь явно не случайно. А у нас нет выбора. Всего лишь ответ на несколько вопросов, и катитесь на все четыре стороны.
– Я здесь случайно, – в голосе Дема я ощутил боль. – И Рекс – мой друг.
Я схватил его за руку, и он вздрогнул. Его рука была холодной, как лед.
– А я тебе не верю, – демон произнес это весело и просто, и даже покачал головой, словно осуждая нас за попытку его провести. – Ты ведь падший. Ты по определению не способен иметь друзей. И ты лжешь легче, чем дышишь. Хотя чего это я – тебе и воздух-то особо не нужен. Слушай, я не знаю, и знать не хочу, зачем тебе этот парень в коляске. Но раз он так тебе необходим, то я этим воспользуюсь. И если ты обо мне наслышан, ты знаешь, как именно я это сделаю.
В панике я вновь посмотрел на лицо Дема, и к своему удивлению разглядел на нем жалость. Жалость к демону, которого он назвал Алексом.
Алекс тоже легко прочитал его взгляд.
– И не надо на меня так смотреть. Спасение души меня не интересует. У меня ее нет. Но если мы с Ликой не найдем сегодня ответы, то в Эйоланде начнется война. А если ответы не помогут найти установку перехода, война все равно начнется, просто чуть позже. И ты способен помочь нам. А мы тебе. Равноценный обмен. Соглашайся, ангел.
– У меня нет нужной для вас информации.
– Думаю, ты снова лжешь, – возразил демон. Его веселье внезапно исчезло, словно выключенное рубильником. Теперь он выглядел усталым. Он потер лоб, будто давно не спал. – Однако ты теряешь время. Время сейчас – чья-то жизнь. Мы встретились случайно, да, но нашу встречу уже не отменить. Мы стоим здесь и сейчас. Либо ты скажешь нам то, что знаешь, либо пацаненок в коляске умрет. И чем дольше ты тянешь, тем выше вероятность, что вас настигнут другие. Мы с Ликой можем позволить себе лишние полчаса на вас обоих. А вот у вас этого получаса нет.
– И сколько человек умрут, если я отвечу на твои вопросы?
– Да твою же мать, а? – демон с чувством покачал головой. – Вот ведь ты баран, которого создали по образу и подобию человека. А сколько миллионов умрет, если ты мне не скажешь, тебя не волнует?
– А как мне жить после ответов, тебя волнует? – почти шепотом огрызнулся Дем.
Демон вдруг сделал еще один шаг вперед. Меня обдало новой густой волной запахов крови и пороха. Я уже не понимал происходящего: чего требовал демон и в чем он обвинял Демьена. Мне хотелось закрыть глаза и заткнуть уши.
– А как ты жил до этого? Сколько миров вы рассыпали в пыль?
– Это было давно. Вечность назад.
– Все верно. Но сейчас ты своим бездействием готов сделать то же самое, – демон помотал головой в раздражении. – Слушай, а ну тебя в жопу. Не хочешь говорить, да и хрен с тобой. Мы пошли. А вы здесь сами разбирайтесь, как можете.
Он оглянулся на монахов.
– Они убьют пацана. Или заберут с собой и сделают чего похуже. Дурное тут место, – он обвел лапами пустырь. – Деться отсюда некуда, да и весь район тесный, как консервная банка, с его-то мостами. Вам бы в метро уйти, да исчезнуть потом. Только вот далеко слишком. Прощай, ангел. Когда-нибудь мы с тобой увидимся. Возможно не раз. Расскажешь потом, чем все закончилось. Прощай и ты, пацан. Прости, с тобой мы больше не увидимся никогда.
Он повернулся.
– Постой, – окликнул его Дем. В его голосе я ощутил боль.
– Да?
– Хорошо, я согласен. При одном условии: вы поможете нам добраться до входа в метро.
– Разумно, – кивнул демон. – Договорились.
– Тогда спрашивай.
– Где находится установка перехода?
– Я не знаю точно. Думаю, в Даниловском монастыре.
– Ты знаешь, кто именно занимается организацией переходов?
– Знаю.
Демон вдруг посмотрел на меня. Внимательно, медленно и задумчиво потирая подбородок. Его хвост замер, застыв свернувшимся кончиком у локтя второй, опущенной вниз руки.
Потом демон вновь перевел взгляд на Демьена.
– А я смотрю, все и вправду непросто, да, ангел? Давай-ка отойдем в сторону. Я хочу, чтобы ты взглянул на кое-какие фотографии.
Они отошли и встали ко мне спиной. Я видел лишь их спины и подрагивающий в хищном возбуждении леопардовый хвост. Барсица внимательно оглядывала заросли, окружающие пустырь.
Она показалась мне женственной. Почему-то, как моя мама.
Заметив мой взгляд, она подошла ко мне, присев на колени рядом с коляской. Легкие движения головы показывали, что она продолжает следить за обстановкой.
Но в основном она смотрела на меня.
– Привет, – сказала она. – Как тебя зовут?
Ее голос оказался грудным и красивым.
И я вдруг перестал бояться.
– Рекс, – ответил я.
Почему я не назвал своего настоящего имени? Я не знаю. В этот момент мне показалось, что Рекс действительно мое самое настоящее имя.
– Какое хорошее имя, – сказала барсица. – А я – Лика. Лика Камо.
Она вдруг взяла мою руку в свои ладони. Ее шерсть оказалась на удивление мягкой и шелковистой.
Никогда в жизни мои руки не касались ничего похожего, столь приятного и нежного на ощупь.
Даже не осознавая, что делаю, я погладил ее шерсть на руках своими ладонями.
Она снова улыбнулась.
– Что с твоими ногами? – спросила она.
– Они… не ходят, – ответил я.
– Совсем?
– Совсем, – кивнул я. – И никогда не ходили.
– Ох. Я очень сочувствую тебе, малыш.
– Спасибо. Скажи… А там, откуда ты… пришла, есть такие как я? С такими вот ногами?
Она покачала головой.
– Нет. Таких, как ты – нет.
– Почему? Они не рождаются?
– Рождаются. Но быстро умирают.
Она погладила мои ноги. И мне вдруг захотелось обнять ее и разрыдаться.
Она поняла мои эмоции. Обняла сама, и потерлась носом о мой лоб. Ее нос оказался холодным и немного мокрым, но очень приятным.
Затем отстранилась. А я не успел разрыдаться. Хотя глаза так и щипало.
– Куда вы ехали? До того, как стали убегать от них, – она кивнула в сторону монахов.
Те продолжали стоять, словно изваяния.
– В библиотеку, – ответил я.
Она задумалась.
– Ту самую?
– Не знаю. Наверное. Которая с Пилатом.
Она кивнула.
– Значит, ту самую.
– А ты бывала там?
– Нет. Да и слышала про нее лишь однажды. Я думала, ее не существует.
Мне вдруг захотелось спросить про ее семью. И про место, откуда она. Мне захотелось задать ей сотни вопросов.
И почему-то совсем не хотелось, чтобы она уходила.
Но вместо этого я услышал голос Демьена.
– Да, это он.
– Можешь написать адрес?
Последовала короткая пауза.
– А где они держат штурмовую группу?
– Этого я не знаю.
– Ладно, – согласился демон Алекс. – Именно в это я верю.
Он обернулся к нам, затем помотал головой, оценивая обстановку. Кивнул своей спутнице.
Лика коснулась своим лбом моего, слегка боднула, в каком-то своем материнском жесте, улыбнулась, ободряюще кивнула, и встала рядом с Алексом.
– Подождите здесь три минуты и идите снова к мосту через железную дорогу. Перед ним уходите направо и двигайтесь в сторону Павелецкой, по левой стороне улицы. Когда дойдете до квартала с бизнес-центром, срезайте путь к станции через дворы. О своих друзьях в черном, что стоят на углу этого прекрасного образца дореволюционной архитектуры, можете не беспокоиться. Мы будем прикрывать вас до самого входа в метро. Я впереди и справа, Лика будет идти позади.
