Buch lesen: «Девочка и пёс», Seite 48
72.
– Ну ты как, подружка? – Весело спросила Нейра, разглядывая лицо девочки.
– Нормально, – слабо улыбнувшись, ответила Элен.
И в этой слабости было нечто наигранное, ибо в этот момент Элен представлялась себе героиней некой эпической саги, прошедшей через немыслимые опасности и скорби, но выдержавшей, вынесшей, превозмогшей все испытания судьбы и потому вполне заслужившей право на слабые улыбки, мудрые взгляды и даже легкую снисходительность.
– Ох, как они разукрасили тебя, паршивцы, – с негодованием проговорила Нейра и прикоснулась к лицу девочки.
Элен вздрогнула и отдернула голову.
– Больно очень? – Сочувственно спросила девушка.
Элен снова слабо улыбнулась и, как бы пересиливая себя, бодро ответила:
– Ничего, до свадьбы заживет.
– Так ты уж и замуж собралась? – Улыбнулась Нейра.
– Да. За Изамери.
Девушка звонко засмеялась.
– И не мечтай, подружка. Он таких как мы кушает на завтрак.
– Знаю. Он говорил.
– Ну ты его больше слушай, – противореча самой себе, воскликнула Нейра. – А губа сильно болит?
Элен осторожно потрогала языком распухшую верхнюю губу.
– Да вроде не очень, – соврала она.
– Если хочешь я тебя замазюкую моим секретным бальзамом.
– Зачем? – Искренне удивилась девочка. – А как вы узнали?
– Иви прибежала вся зареванная, говорит там Дюроны Элен бьют. Мальрика не было, а я как-то сробела одна сюда сунутся, побежала искать Уэлкесса. Он как услышал обо всем, аж с лица спал, прямо-таки побелел несмотря на всю свою смуглость. Оказалось, что вы, госпожа Элен, важная птица.
– Важная как пися бумажная, – автоматически пробормотала девочка одну из многочисленных присказок дяди Васи.
– Что?! – Удивленно округлив глаза, улыбнулась Нейра.
– Ну так один мой знакомый говорит, – смутилась Элен.
Нейра, склонив голову на бок, лукаво поглядела на девочку.
– Так что произошло? А то Иви ревет, вся в соплях, в слезах, я и половины не поняла. Ири на дереве, Элен бьют, дядю в шляпе режут.
– Ой, там же Галкут! – Подскочила Элен и бросилась к слуге судьи.
Она мельком глянула на мужчин, обступивших Вертела. Уэлкесс склонился к лежавшему Дюрону и что-то негромко втолковывал ему, Элен только расслышала «совсем что ли дебил» и «племянница». Изамери стоял чуть в стороне, грозно уперев в землю свою обнаженную саблю, и хмуро следил за происходящим.
Девочка упала на колени возле головы Галкута, со страхом вглядываясь в его безжизненные глаза и изувеченное лицо. Она помнила как яростно Фонарщик пнул его в голову, но тогда ей показалось что слуга судьи шевелится и вполне в сознании. А теперь он лежал неподвижно и неотрывно глядел в бесконечное сине-красное небо Каунамы. «Неужели умер?!» взволнованно подумала девочка. Она не понимала что именно чувствует, но определенно то была не радость по поводу того, что её ненавистный караульщик наконец мертв. Она протянула руку к щетинистой щеке Галкута. Но ей было неприятно и страшно дотронуться до трупа, словно его «мёртвость» была заразна и могла перейти на нее. Впрочем, его аура по-прежнему переливалась и изменялась, хотя и довольно слабо. Элен не знала как выглядит аура мертвого человека, ибо за свою короткую жизнь она не видела своими глазами ни одного мертвеца. Но почему-то ей казалось, что аура у трупа должна отсутствовать, однако её исчезновение возможно происходит не одновременно с остановкой сердца и гибелью мозга, а постепенно, спустя какое-то время, пока длится так называемая биологическая смерть – умирание организма, в течение которого полностью прекращаются все физиологические процессы в клетках и тканях. В школе в курсе биологии у них уже было пару уроков танатологии, в рамках которых они очень схематично изучали смерть живых организмов, в том числе и человека. Но настоящих трупов, как это происходило на лабораторных в морге у старших классов, они не видели и вообще коснулись этой темы довольно поверхностно, лишь для общего ознакомления, следуя той идее, что для того чтобы дети правильно и спокойно принимали и понимали такое непростое явление как смерть, знакомить с ней нужно с ранних лет, но углубляться в детали в таком возрасте, конечно, необязательно.
Она отдернула руку не в силах преодолеть не страх, но неприязнь от мысли, что ей нужно коснуться мертвого человека. Но всё же, решила она, надо собраться с духом и проверить пульс на шее предполагаемого покойника. Изамери, убрав саблю в ножны, опустился на корточки напротив Элен.
– Подох? – Равнодушно поинтересовался он, кивнув на Галкута.
– Не знаю, – тихо произнесла девочка.
– Жалко его?
Элен подняла глаза на пирата и собралась отрицательно покачать головой, но вместо этого еще тише сказала:
– Да.
– Хочешь воскресим? – Усмехнулся Изамери.
– Надо проверить пульс, – ответила Элен, не понимая о чем говорит пират.
– Не надо. Если живой, то сейчас зашевелится, – пообещал Изамери и начал копаться в своих многочисленных мешочках на поясе. Добыв из своих запасов широкий в форме луковицы пузырек, он принялся отвинчивать с него пробку.
– Слушай, Изамери, – начала подошедшая Нейра, – если ты опять хочешь…
Но она не договорила. Пират снял крышку и сунул пузырек к носу Галкута. Но едкая омерзительная вонь, вырвавшаяся из сосуда словно яростный джин, распространилась столь стремительно, что почувствовали её и все кто был рядом с Галкутом.
– Фу-уУУ!!! – Чуть ли не закричала Элен и шарахнулась в сторону, закрывая нос ладонью.
Нейра отпрыгнула, осуждающе взвизгнув: «Изамери!»
Двое из сопровождающих Уэлкесса с громкой бранью ринулись в стороны, а сам начальник охраны подскочил как ужаленный, пытаясь понять в чем дело.
Галкут же тем временем и правда зашевелился, поднял голову, чуть не ткнувшись носом в зловещий бутылек и тут же, скорчив ужасную гримасу, с полустоном «Господи!…», еще не понимая что происходит, проворно начал отползать в сторону.
– Фуу! Что за мерзость! – Сморщившись, воскликнул Уэлкесс, тоже почувствовав отвратительный резкий запах.
– Чего раскудахтались-то, – проворчал Изамери, – ну что, ну да, пахнет чутка. Зато вон покойник снова как живой, хоть жени.
Он вернул крышку на пузырек и принялся завинчивать.
– Чутка?!! – Возмутился один из товарищей Уэлкесса, плотный коренастый мужчина с круглым мясистым румяным лицом успешного мясника. – Да я в рот …
– Юддис! – Предостерегающе рявкнул начальник охраны. И сделав большие глаза, кивнул на Элен.
– Гхм…, – хрипло кашлянул «успешный мясник», покосившись на девочку, и закончил, – такие «чутка». Да что вообще, ради всего святого, может так вонять?! Даже вонь от ног Изамери, мытые им один единственный раз в младенчестве при крещении, и то по сравнению с этим просто аромат Кен-Альдо.
Элен с удивлением взглянула на Юддиса, ей казалось странным что кто-то отваживается отпускать шутки в адрес ужасного безжалостного пирата. Но Изамери, пряча бутылек в свои закрома, лишь спокойно произнес:
– Племена пеллиноев с Проданных островов называют это «гордый дух». В нём выжимка розовых водорослей, струя ледовых оленей, черная желчь авров, ну и так еще по мелочи, слизь табачных грибов, черепашье говно и прочее.
– Про говно я сразу догадался, – заверил Юддис.
– Ну еще бы, в этом деле ты мастер, – беззлобно ответил Изамери.
– Но зачем пеллинои готовят такую гадость? – Спросила Элен.
– Это лекарство. Страшные гнойные раны от этой смеси заживают просто на ура. А кроме того воины пеллиноев обмазываются ею, когда идут в бой и тогда, как говорят, враги их разбегаются в стороны и пеллиной шествует вперед в гордом одиночестве.
– Не удивительно, – пробурчал Юддис, – тут либо убегай, либо не дыши. Дикари проклятые.
Элен, пересилив какое-то внутренне сопротивление, опустилась возле Галкута и, заставляя себя смотреть ему в глаза, спросила:
– Как ты?
Тот поглядел на неё практически только правым глазом, поскольку левый почти полностью заплыл разбухшей багровой плотью и ответил:
– Нормально.
Нейра подсела рядом.
– Да уж нормально, – звонко воскликнула она, осматривая его залитую кровью голову и руку. – Тут зашивать надо, – кивнула она на рассеченное предплечье Галкута. – Давай отнесем тебя в мой фургон, там есть всё что нужно.
– Нет, – слуга судьи начал пытаться встать. – Нам нужно идти.
Но Элен остановила его, уперевшись ему в грудь ладонью. Неожиданно для самой себя она заговорила деловым тоном, столь свойственным одной из главных героинь её любимого сериала о Брэде Джулиане – Камилле Кесаде. Мисс Кесада работала старшим судмедэкспертом в полицейском департаменте и Элен очень хотела быть похожей на эту молодую, решительную, умную женщину.
– Пусть Нейра поможет тебе. Рана на руке очень большая. И кроме того, надо промыть рану на голове и осмотреть её. Возможно у тебя сотрясение мозга. Как ты себя чувствуешь? Голова сильно болит? Тошнота, головокружение? Ты всё помнишь что случилось?
Галкут слабо усмехнулся и как-то странно посмотрел на девочку.
– Я должен сопроводить вас к вашему дядюшке, – сказал он.
Элен поняла это так, что он, как и всегда до этого, переживает, что она сбежит. Элен это показалось совершенно неуместным и даже глупым. После всего что она пережила ей определенно уже ясно, что оставаться одной в Агроне для неё мягко говоря опасно. Или он думает, что она совсем дурочка?
– Тебе не нужно переживать за меня, – с некоторой сухостью проговорила девочка. – Со мной всё будет в порядке.
– Да-да, дружище, не волнуйся, – громко вмешался Уэлкесс, который всё понял по-своему. – Мы теперь с госпожи Элен глаз не спустим, ни один волос на её голове больше не будет потревожен. Сопроводим её к господину судье в целости и сохранности. Будем оберегать её как принцессу. Будем…, – Уэлкесс на миг запнулся, подыскивая новые слова для убедительных заверений
– Будем беречь её как свои яйца, – пришел на помощь своему командиру Юддис.
Уэлкесс метнул на него испепеляющий взгляд.
– Да, Галкут, не волнуйся, – пряча улыбку, сказала Элен и при этом, наступая на горло своей гордости, посмотрела на него почти просительно. Ей очень хотелось, чтобы он не упрямился сейчас. Она и сама точно не знала то ли её просто тянуло хоть немножко побыть без его компании и при этом не запертой в карете или комнате, то ли она действительно переживала за его здоровье. – Я вернусь к дяде Мастону в сопровождении господина Уэлкесса.
И она даже прикоснулась к руке слуги судьи в знак просьбы.
– Хорошо, – пробормотал Галкут.
– Вот и отлично, – улыбнулась Нейра. – Заштопаю тебя как родного, будешь как новенький. Эй, Юддис, хватит на мои ляжки пялиться, лучше помоги раненого поднять.
– Размечталась, – проворчал Юддис, подхватывая поднимающегося Галкута, – на чем там пялиться-то, ноги как у куры.
– Опа, смотрите Дюроны зашевелились, – воскликнул один из мужчин. – Так ты что, Изамери, не убил их?
Элен встревоженно поглядела в сторону костра. С земли медленно поднимался лысый великан, а на склоне холма принял сидячее положение Фонарщик.
– Это до них «гордый дух» Изамери дошел, тут и мертвый встанешь, – пошутил другой подчиненный начальника охраны.
Мужчины засмеялись.
В это время, цепляясь за дерево, с земли поднялся Бульдожек. Зажимая рану на животе, он, шатаясь, поплелся в сторону холма. При этом ему пришлось проследовать мимо Уэлкесса и его людей. Элен находясь под их прикрытием, холодно взирала на подростка. Тот выглядел очень скверно, словно был при смерти, но девочка отчетливо поняла что не испытывает ни малейшей жалости к нему. Оказавшись рядом с Вертелом, Бульдожек слабо пихнул его ногой, призывая подняться и следовать вместе с ним.
Элен повернулась к Нейре, которая поддерживала Галкута под правую руку, и спросила:
– А где Иви?
– Я велела ей ждать меня возле нашего фургона.
– Тогда погоди еще минутку. – Девочка обратилась к Изамери. – Ты не мог бы мне помочь? Пожалуйста.
Они подошли к дереву, на котором висела пришпиленная кукла и Элен указала на нее.
Пират одним движением вырвал колышек, снял игрушку и передал её девочке.
Элен взяла Ири, некоторое время нервно мяла его пухлый белый живот, затем подняла глаза на громадного, возвышающегося над ней как гора, мужчину.
– Спасибо тебе большое, Изамери, – сказала она, буквально заставляя себя говорить. – Спасибо за то что ты вмешался. За то что спас нас.
– Ну-ну, Крысеныш, не городи чушь, – пробурчал Изамери, – мне наплевать и на тебя, и на этого тощего доходягу. Просто хотелось размяться.
Но Элен словно не услышала его. Она дотронулась рукой до широченной заскорузлой ладони пирата.
– Спасибо, – сказала она.
Изамери слегка тряхнул головой, звякнув своими металлическими и костяными подвесками, словно отгоняя наваждение.
– Слушай, Крысеныш, ты с этим синяком на полморды, такое страхоидолище. Хочешь «гордым духом» намажу? – Предложил он. – К утру и следа не останется.
Элен аж передернуло.
– Нет! – Воскликнула она. Затем, помолчав, она неуверенно произнесла: – Послушай, Изамери. Если хочешь, я поговорю с дядей, чтобы он как-то разобрался с Дюронами, чтобы они не тронули тебя.
Пират озадаченно поглядел на неё, потом расхохотался.
– Да ты, Крысеныш, никак ливер с требухой попутала! – Грозно сказал он. – Ты что предлагаешь мне искать защиты от какого-то отребья у судейского?! Я что похож на такого слизняка?
– Нет, – покачала головой девочка. – Прости, я не хотела тебя обидеть. Просто переживаю за тебя, ведь Дюроны наверное станут мстить тебе.
– Переживаешь за меня? – Ухмыльнулся Изамери. – Клянусь кровавой выжимкой Марли, ты, Крысеныш, престранное существо. Даже моя собственная мать никогда не переживала за меня. Не волнуйся, мстители из Дюронов такие же дрянные, как и повара. Вон кошку до углей сожгли, – он кивнул в сторону костра.
– Кошку! – Ужаснулась Элен.
– Конечно, – подтвердил пират. – Им охотится лень, вот и стащили у кого-то из каравана его пушистую любимицу. Хотя приготовленная по уму, она совсем не дурна. Тебе бы, Крысеныш, понравилось.
– Вряд ли, – сказала Элен и, поглядев на печального Ири в её руках, вздохнула. Сколько же всего случилось из-за такого пустяка, подумалось ей.
73.
Галкут, в сопровождении Нейры и Юддиса, отправился на хирургические процедуры к фургону артистов. Элен и Уэлкесс пошли в противоположную сторону. Начальник охраны хотел было отвести девочку к её мнимому дядюшке, поскольку ему явно не терпелось как можно быстрее снять с себя ответственность за племянницу судьи, но Элен вдруг заявила о нестерпимом голоде, что в общем было абсолютной правдой, и напомнила Уэлкессу обещание капитана Эркхарта накормить её настоящим ужином караванщиков. Уэлкесс попытался убедить девочку, что в шатре начальника каравана её ждет гораздо более роскошная трапеза, но Элен настояла на своём. И они отправились к ближайшему бивуаку охранников каравана, тех, кто не относились к «Бонре», а подчинялись исключительно Эркхарту. Остальные люди Уэлкесса остались на поляне, наблюдать за Дюронами и поджидать их отца и дядю, при этом готовясь к крупным разбирательствам с последними.
Уэлкесс вывел девочку куда-то на окраину лагеря и минут через пять они подошли к ровному широкому лугу на опушке леса. Вдалеке в паре сотнях метров, у самых деревьев, стояли какие-то огромные длинные повозки с прямоугольными конструкциями на телегах. Здесь же возле тропинки, на вытоптанной площадке, расположились две палатки, несколько наспех сколоченных столов и скамеек, небольшая походная кухня с железной печкой, умывальник, подставки для оружия. Неподалеку весело пылали три костра, вокруг которых на чурбаках и маленьких скамеечках сидели загорелые, небритые мужчины, как показалось Элен, самого что ни на есть разбойничьего вида.
Уэлкесс окликнул одного из них, поименовав его Махор. Это был низенький коренастый мужичок с крупным носом, большими ушами, кустистыми бровями, взлохмаченной черной шевелюрой и широкой неопрятной курчавой бородой. Одет он был в красную рубаху-косоворотку, подпоясанную кушаком, толстый темный жилет с множеством крючков вместо пуговиц, замызганные серые штаны, заправленные в разношенные сапоги со складками на голенище. Прямо посреди груди на ремне через плечо в ножнах отделанных бисером висел огромный длинный нож с костяной рукоятью. Элен не поняла что такое «Махор», имя или прозвище, но от мужчины исходил очень сильный табачный запах. Он мало походил на тонкие лиственные ароматы дедушкин сигар, но тем не менее что-то общее у них явно присутствовало. Махор был очень подвижным, суетливым, то и дело расправлял рубаху под кушаком, стукал себя пальцем по массивному носу, словно сбивая с него росу, складывал крест-накрест ладони, сжимая-разжимая их с хлюпающим звуком и теребил деревянный крестик, висевший на черной веревочке у него на шеи. На начальника охраны он как будто взирал с неким подобострастием, но при этом в его речи никакого заискивания не наблюдалось.
Уэлкесс повелел ему взять под опеку маленькую госпожу, сытно накормить её военной кашей, обильно напоить сладким чаем с военными же сухарями, найти у костра уютное местечко, а также всячески развлекать и заботиться о ней, оберегать как зеницу ока и при этом обращаться с ней со всей возможной почтительностью и вниманием, ибо дескать благородная сэви не просто, как витиевато выразился начальник охраны, «нежный цветок райского сада», а племянница некой высокопоставленной важной особы, очень важной особы. Однако Уэлкесс ограничился лишь туманными намеками, так ничего и не сказав о королевском судье.
Махор клятвенно заверил, что он всё исполнит в лучшем виде. Сам же Уэлкесс извинился перед Элен и сказал, что ему нужно срочно отлучиться по делам, но он вскоре вернется и проводит её к дядюшке.
После ухода начальника каравана, Махор ласково поглядел на девочку и широко улыбнулся ей. При этом выяснилось, что у него не хватает двух зубов на верхней челюсти. К Элен он обращался на «ты» и называл её «дочкой». Он вежливо спросил сколько ей «годиков» и какого она «роду-племени». Элен осторожно ответила, что ей шесть с половиной "годиков", памятуя о длине каунамского года, и что она из племени «акарийцев». Мужчина вполне этим удовлетворился. Вообще Элен показалось немного странным, что Махор воспринимает её совершенно спокойно. Судя по его ауре он не испытал ни малейшего всплеска удивления от её внешнего облика. Словно он не обратил никакого внимания на её необычную идеальную одежду, её короткостриженые волосы, её разбитое лицо в конце концов. Он взял девочку за руку и предложил пройти к «дяде кашевару», где она получит настоящую походную пищу.
Кашевар, высокий молодой мужчина богатырского телосложения, сидел возле железной печки и чистил маленьким ножом какой-то овощ. На просьбу Махора накормить юную сэви, он весело подмигнул девочке и щедро навалил в миску какой-то каши. На вопрос о ложке, он поглядел по сторонам, затем наклонился, вынул ложку у себя из-за голенища и протянул Элен. Её опекун тут же накинулся на него:
– Совсем сдурел что ли? Ты бы еще у себя из жопы ложку вытащил! Ослина! Не видишь что ли кто перед тобой?
Кашевар на миг застыл, обескураженный, затем словно с удивлением воскликнул:
– Махор, ты что ли?!
Элен улыбнулась.
– Дубина, – проворчал Махор, – иди ложку ищи. Чистую!
Веселый кашевар ушел в палатку. После получения ложки, Элен была посажена за один из столов, лицом в сторону костров, при этом Махор как обычно много суетился, проверяя стол на прочность, смахивая со столешницы крошки и пододвигая скамейку то ближе то дальше. Ей также принесли маленькие лепешки и какие-то блестящие серым глянцем плоды, по форме напоминающие луковицы. Кашевару также было велено приготовить чай. Затем Махор пожелал ей приятного аппетита и уселся за соседний стол, чтобы как бы и не стеснять подопечную своим присутствием и в тоже время быть у неё на подхвате.
Элен действительно была очень голодна и потому с воодушевлением накинулась на еду. Блюдо напоминало плов. Золотистый, ароматный, пряный, сочный, девочка едва не прикусывала себе губы, жадно поглощая кашу. Мясо и специи она определить не могла, а вот крупяная часть несомненно была из риса. Рис, который как известно очень любит тепло и воду, не получил широкого распространения в Звездном Содружестве. Он был не только привередлив к климату и наличию водных ресурсов, но и требовал довольно значительных усилий и некоторого мастерства при своем возделывании. Тем не менее на Каунаме судя по всему его успешно выращивали и Элен была этому рада. Она очень любила разного вида пловы, которые так искусно приготавливал мастер Таругу, и посчитала удачей встретить это блюдо именно сейчас, когда она далеко от дома, одинокая и покинутая и к тому же так жутко проголодалась. Когда Элен вонзилась зубами в луковидные глянцевые плоды, она выяснила что те действительно хрустят как лук, а вкусом напоминают солоноватые корочки белого хлеба. Особенно её поразило то что плоды были изнутри почти горячими, словно их не нагревали на печи, а они обладали каким-то своим источником тепла. Однако вожделенная трапеза была слегка подпорчена болевыми ощущениями в разбитой губе и опухшей скуле. Каждое жевательное движение, каждый укус сопровождался не острым, но достаточно чувствительным импульсом боли, который причинял скорее не физические, а психологические страдания, надоедливо напоминая девочке, что у нее теперь побитое, израненное лицо. Но она, конечно, решила, что не будет обращать на это никакого внимания и будет мужественной как Брэд Джулиан, которого в одной из серий злые преступники покалечили и бросили умирать в жутких джунглях Эйволы, известной своими бесчисленными видами злобных и опасных насекомых. И отважному секретному агенту Космопола пришлось ползти сквозь мрачную дикую чащу, постоянно испытывая на себе атаки зловредных насекомых, изнывая от их терзающих, колющих, грызущих, раздирающих, сосущих хоботков, шипов, жвал, усиков, резцов и прочих мандибул и попутно умудряясь еще и питаться ими.
Как только первый голод был утолен, Элен переключила свое внимание на сидящих вокруг костров мужчин. Вместе с наслаждением от вкусной пищи и первым ощущением сытости возникло и привычное желание о чем-нибудь поразмышлять. Элен полагала, что это видимо происходит из-за того что мозг, освобожденный наконец от напряжения реализации одного из ключевых инстинктов организма, расслаблялся, благодушно испуская дофамин, и лениво оглядывался по сторонам, в стремлении развлечь себя раздумьем над какой-нибудь отвлеченной темой. Сидевшие перед Элен далекие потомки звездных переселенцев представлялись ей достаточно подходящим предметом для такого раздумья. Многие ученые антропологи посвящали огромные научные работы вопросу деградации человека от высокотехнологичного общества к примитивному. Почему это происходит так быстро? Каковы предпосылки этого? Почему это происходит так часто? Почему дети забывают и утрачивают знания родителей? Каким образом высокотехнологичное прошлое трансформируется в мифы и религию? Элен конечно не знала деталей этих работ и искать ответы на эти вопросы не собиралась. Но ей стало любопытно как быстро на Каунаме люди, знавшие о термоядерном синтезе, гравитации, гиперпространствах, глюонах, кварках, волновых функциях квантовой механики, уравнениях вероятности превратились в этих веселых, небритых, вооруженных мечами, дубинками, копьями, луками и ножами мужчин, греющимися у первобытных костров, топливом для которых служила обычная древесина. Сколько прошло альфа-лет с того момента как на Каунаму опустились громадные корабли Звездных переселенцев? Тысяча? Две? Пусть даже три. Неужели это так много чтобы от великой земной науки не осталось и следа и затерянному в космосе человеческому социуму пришлось начинать всё сначала? Элен и вправду задалась вопросом каким образом утрачиваются знания. Разве отцы и матери не рассказывали своим детям о других планетах, звездных кораблях, телевидении, роботах и т.д.? Разве дети не читают книги, которые родом из другим миров и где описана история человечества? Ведь в конце концов все homo sapiens на Каунаме по-прежнему говорят на унилэнге, языке Звездного Содружества и значит на лицо явная связь с прошлым. И тем не менее, одетые в шкуры и грубые шерстяные ткани, в сапогах из сыромятной кожи и плетеных мокасинах, с оружием из кости, дерева и железа, они сидят на чурбаках вокруг костров, жесткие, колючие, своевольные, прямолинейные и весело болтают на звездном языке о самых что ни на есть земных вещах. До Элен долетали громкий смех и отдельные слова и в конце концов ей захотелось подойти поближе.
Быстро допив крепкий чай со сладкими булками, она спросила «дядю Махора» нельзя ли ей пересесть к костру. Разрешение конечно же было тут же получено. Махор за руку подвел Элен к левому, самому большому костру, над пламенем которого на рогатинах были установлены несколько прутиков с жарящимися на них кусочками мяса.
– А ну, братва, подвинься, дайте маленькой госпоже у костра погреться, – зычно не попросил, а скорее повелел Махор, обращаясь к четырем мужчинам. Один из них, абсолютно лысый с длиннющими обвислыми рыжими, почти красными, усами оглянулся и подтянул от кучи дров круглое полено, предлагая его девочке как сиденье. Но Махор снова бросился на защиту своей подопечной:
– Ты чё, башкой что ли ослаб?! Предлагаешь маленькой сэви на кривой коряге сидеть?! Давай сюда свою скамейку.
Рыжеусый, к удивлению и немалому смущению Элен, послушно привстал и передал Махору своё сколоченное из трех досок сиденье. А себе же взял ту самую «кривую корягу».
Элен было крайне неловко.
– Дядя Махор, это совсем не обязательно, – сказала она и затем, поглядев на рыжеусого, пробормотала: – Простите.
– Садись, дочка, садись. Ему с его жопой деревянной все равно на чем сидеть, – Махор установил скамеечку на лучшем, по его мнению, месте и усадил девочку. Себе же он принес высокую скамейку от стола и словно ангел-хранитель разместился где-то за правым плечом Элен.
Мужчины замолкли и некоторое время рассматривали свою гостью. Девочка, чувствуя себя неуютно, протянула руки к огню, неотрывно глядя на языки оранжевого пламени. Наконец она собралась с духом и подняла глаза на мужчин. В заросших или плохо выбритых, отмеченных шрамами и морщинами, обветренных, потемневших лицах этих людей не было и тени столь привычных ей по прежней макорианской жизни гладкости, свежести, благоухания и румянца. В них не было ни капли от идеальности классических черт или неестественной выскобленной глянцевости успешности и состоятельности. Они были как камни или деревья, действительно жесткие и колючие, но и при этом какие-то надежные, фактурные что ли. В их огрубевших ладонях, стертых сапогах, теплых глазах, зазубренных ножах застыл немыслимый для девочки опыт. Проливая свою кровь и чужую, наполняя себя бесконечными дорогами среди ветров, лесов и морей, они привыкли гораздо проще относиться к страданиям вообще и к смерти в частности, они научились ценить жизнь в таких моментах и крохах, которые жители сытых благополучных миров просто и не замечают. Казалось в них нет ничего привлекательного, простые и примитивные, естественные и прямолинейные они даже внушали девочке наверно испуг и какое-то отвращение и все же она чувствовала странное очарование силы и воли, сквозивших в каждом их слове, жесте и улыбке. Впрочем, Элен тут же отмахнулась от всех этих мыслей, вспомнив как дедушка Родерик частенько журил её за то что она, по его выражению, слишком остро чувствует людей и на пустом месте нагромождает всякую несуразицу, приписывая людям несуществующие мотивы, эмоции, склонности и т.п.
Один из охранников, с чудовищным горизонтальным шрамом в верхней части лба, словно после попытки скальпирования, спросил:
– У тебя откуда такой синячище-то? Папашка что ли лупит?
Из-за спины Элен тут же подал голос возмущенный Махор:
– Ну кого папашка лупит? Чего ты мелешь, обормот губастый. Сказано же тебе, из благородных. Какой он тебе папашка!
Однако «скальпированный» и бровью не повел и продолжал глядеть на Элен, в ожидании ответа.
– Подралась, – ответила она и ощутила некоторую гордость при этом.
– О, так ты у нас девица не промах, – улыбнулся высокий, худой охранник с костлявым, угловатым, как будто даже изможденным лицом. Мужчина выглядел так, словно последние несколько месяцев ему выпало тяжко скитаться без воды и пищи.
– Надо медяшку какую-нибудь к синяку приложить или лист аленды. Или козьим пометом намазать, – посоветовал четвертый мужчина, вроде бы и молодой, но с множеством седины на голове, которая еще и располагалась как-то странно, пятнами.
– Зачем? И так пройдет, – отмахнулась девочка.
– Ну пока пройдет, все женихи разбегутся, – снова улыбнулся костлявый «скиталец». – Или ты женихами пока еще не интересуешься?
– Не интересуюсь, – ответила Элен и покраснела.
Мужчины заулыбались.
– Зовут-то тебя как? – Спросил «скальпированный».
– Элен.
– Элен… это то есть Ленка что ли? – Уточнил молодой «седовласый».
– Ну какая тебе «ленка»! – Снова всполошился Махор. – Думай что несешь, голова твоя садовая. Понимать-то надо о ком говоришь. Племянница самого… самого…, – но поскольку Махор и сам не знал точно кого именно, то и замолк посреди фразы.
– Кого? – Не понял «седовласый».
– А того! – Веско произнес Махор, выпучив глаза, и для убедительности воздел над собой указательный палец.
«Седовласый» посмотрел туда, куда указывал палец и спросил:
– Господа Бога что ли? – И все четверо громко захохотали.
– Тьфу ты, дурачье, – проворчал Махор.
Элен опустила взгляд на огонь. Дедушка Родерик иногда называл её Леной, а в моменты озорного настроения и Ленкой и порою даже дразнил нелепыми рифмованными словосочетаниями, вроде Ленка-гренка, Ленка-стенка, Ленка-пенка. Но всё же это имя ей было непривычно. В любом случае сейчас ей совершенно не хотелось говорить и рассказывать о себе, совсем наоборот она с удовольствием бы послушала о чем говорят эти люди между собой. Люди из другого мира и времени. Ей было сытно и уютно. Она созерцательно глядела в огонь, чуть улыбаясь и радостно ощущая ладонями его жар. Ей было покойно и хорошо и, пожалуй, единственное чего ей не хватало это какой-нибудь истории. И мужчины словно поняли это. Они оставили Элен в покое и постепенно принялись болтать на другие темы. А Махор кажется и вообще задремал, по крайней мере Элен несколько раз казалось, что она слышит тихое всхрапывание у себя за спиной.
Большей частью охранники говорили о том, что происходило в караване. Среди прочего был упомянут лекарь Урехильо, ярый сторонник новейшей методики лечения человеческим дыханием. Якобы воздух, который человек выдыхает из себя, оказывает удивительно благотворное действо, исцеляя практически любые раны и хвори. Следует только несколько дней с некоторой периодичностью обдувать пораженное место и болезнь непременно отступит. Некий дед, замученный болями в спине, решил последовать новомодной методике и заставил свою бабку часами дуть ему в копчик. Пока, по словам рассказчика, «измученная задыхающаяся старуха не плюнула ему на спину и не сказала, что пусть он сам как хочет извертывается и дышит на свою задницу, а у нее больше никакой мочи нет смотреть на его костлявое седалище». Также припомнили некоего нерадивого работника по имени Калат. Ему было велено выкопать яму для походного туалета. Взяв лопату, он пошел выбирать место. Провозившись до самого вечера, он добросовестно выкопал здоровенную яму и, не подумав хоть как-то оформить место будущего туалета, всё бросил и отправился на ужин. Ночью в яму провалился один из кирмианских купцов и переполошил всю округу своими криками. Вспомнили некоего торговца мехами и шкурами Ральке. Этот Ральке очень любил выпить. И недавно, возвращаясь после очередных возлияний, он перепутал фургоны, забрался в чужой, где спала какая-то женщина, которая вполне сошла за его жену. Он разделся, улегся ей под бочок, она во сне приняла его за своего супруга, прижалась к нему и так они и спали в обнимку до утра, пока их не обнаружил вернувшийся муж – кузнец Марв, всю ночь вкалывавший на срочном ремонте разбитых повозок «Бонры». Марв по достоинству оценил открывшуюся его взору картину и лишь благодаря вовремя подоспевшим соседям, удалось предупредить страшное смертоубийство ничего не понимающего Ральке, а также заодно и жены кузнеца, понимающей о происходящем не больше Ральке.
