Buch lesen: «Патриоты», Seite 9
После февральских событий
П. Ескин, глава совета ветеранов партизан и подпольщиков Присамарья, «Подпольщик Кутовой».
«Летом 1943 г. новомосковцы уже слышали канонаду советских пушек, а оккупанты ощущали приближение своего конца и зверели. Не доверяли и своим, не говоря уже о тех, кто работал у них. Неуважительно относились и к Ивану Кутовому, который ещё в начале 1942 года устроился на Новомосковской бирже труда. Но ему было равнодушно ихнее неуважение. Главное для него – выполнить задание подпольного комитета. По его поручению он вошёл в доверие к немцам. Не раз ему удавалось на бирже труда похищать бланки документов по трудоустройству, осуществлять побеги советских военнопленных, спасать местную молодёжь от вывоза в Германию.
Сюда, на биржу, стекались и отголоски местных событий. Недоумевали немцы, когда вдруг весь город был обклеен листовками с сообщениями Информбюро о наступательных боях советских войск. Ошеломил их взрыв на нефтебазе, которая охранялась днём и ночью, диверсия на железнодорожной колее, что связывает Новомосковск с Красноградом… С Кутовым фашисты нередко делились тайнами, про которые он и сам знал, потому как вместе с Ерёменком, Павловым, Тяглым, Шутем, Цокуром – членами подпольного комитета партии планировал против фашистов боевые операции. Чаще всего собирались «перед самым носом у фрицев» – в доме Чалого – в центре города, почти рядом с комендатурой» [1].
Иван Васильевич Кутовой родился 26 сентября 1915 года. В сентябре 1932 года начал обучение в Днепропетровском Политехникуме Сталинской железной дороги. Окончил курс обучения в мае 1936 года, получив специальность электротехника. Иван Кутовой сдал в Квалификационной Комиссии испытания по телеграфии на «пять» («отлично») и защитил курсовой проект (работу) на тему «А.Т.С на 1000-1500-2000 номеров, получив оценку «пять» («отлично»). После этого Кутовому Ивану была присвоена квалификация техника-электрика профиля «проволочная связь».
Вот такая информация содержится в дипломе, выданном Ивану Кутовому Днепропетровским Политехникумом Сталинской железной дороги 20 ноября 1936 года [2].
Из письменных воспоминаний Лисовиковой (Сухой) Дарьи Порфирьевны:
«Весной того же года сын работал на заводе. Очень тяжело было работать, потому как жили мы впроголодь. Я решила обратиться за помощью к своей сестре, которая тоже была учительницей в Магдалиновском районе. Перед этим я договорилась с сыном, что он выйдет меня встречать в Сужено-Варваровку. Но Володя меня не встретил.
Ночью он тоже не повернулся с работы. Пришёл домой аж на третий день под вечер. Попросил, чтобы я нагрела тёплой воды и оставила его одного. Когда я всё же заглянула в комнату, в которой был Володя, то от страха чуть не обомлела: вся спина у него была исполосована нагайкой, окровавленная. Я не выдержала и крикнула: «Сыночек, за что же это тебя!». Оказалось, что Володя отдал свой завтрак одному пленному и помог ему вывести наверх тачку с землёй. И вот за это его сильно побили. На заводе, где работал Володя, работало много пленных, над которыми издевались фашисты» [3].
Из письменных воспоминаний Александры Константиновны Головко:
«Я забыла, один приёмник остался у нас в квартире, а другой ребята перенесли в подвал Чалого, напротив комендатуры. Митя не досыпал, ходил каждый день туда слушать сводки Совинформбюро, Москву, Левитана. Сколько радости было, когда мы слушали Москву, это придавало нам сил и энергии.
За городом, на салотопке, где варили мыло, у Никиты была встреча с дедом Перновым и Зиной Белой. Никита ушёл на эту встречу вечером, забыв взять с собой пропуск. Встреча закончилась поздно вечером, Никите нужно было идти через Кущёвку домой на Исполкомовскую. По дороге его встретили полицаи, обыскали, нашли у него в кармане семечки и песни, выписанные в тетрадь (Никита всё время что-то напевал).
– Куда ходил? – спросили у него полицаи.
– У друзей был, – ответил Никита. – В домино с ними играл. Так заигрался с ними, что не заметил, как уже наступил комендантский час. Да отпустите, вы же меня знаете.
– Нет, пойдём, – сказали полицаи.
Они заперли Никиту в помещении на втором этаже бывшей пекарни. Никита стал осматривать эту комнату. Окно было закрыто жестью. Никита аккуратно отогнул лист жести и посмотрел, можно ли бежать через окно. Оказалось, можно. Второй этаж – такая высота, что можно спрыгнуть, если того требует экстремальная ситуация. Уже собравшись прыгать, Володя увидел в окне стоящего возле пекарни Садко. Никита давно подозревал, что этот человек может быть предателем. Никита отошёл от окна, и как раз в этот момент, в помещение к нему вошёл полицай и сказал:
– А ну выходи!
Никита вошёл в комнату, где сидели полицаи. В ней он увидел Шендерея, который работал учителем в Митиной школе, Криворучко и бухгалтера Почтовика.
Никита поздоровался с ними со всеми, после чего обратился к полицаям:
– Отпустите меня. Я у друзей был. В домино я с ними играл и в шахматы. Люблю играть в шахматы, понимаете? Так заигрался, что не заметил, как комендантский час уже наступил.
– А мы этого парня очень хорошо знаем, – сказали Почтовик и Криворучко. – В школе он был хорошим учеником, отличником.
– Я бы этого отличника своими руками на его акациях повесил! – вдруг закричал Шендерей. – Знаю его со школы, активиста. Это ж он шляется по ночам, что-то против вас замышляя со своими друзьями.
Митя Головко молчал. Он стоял и смотрел Шендерею прямо в глаза.
Тут на пороге появился Садко и сказал полицаям:
– Простите, господа! Этого человека я хорошо знаю, так что я за него ручаюсь.
Полицаи поверили, отпустили Никиту, а Садко поручили провести Никиту домой.
Вышли. Кругом тёмная ночь. Никита шёл молча. Садко спросил у него:
– Ты знаешь Сташкова Н. И.?
– Да, я знаю Сташкова, – ответил Никита Головко. – Он был моим учителем.
Никита знал Сташкова не только как учителя, но из соображений конспирации больше о нём он ничего не мог рассказать.
– Он работал с твоим отцом в райсовете.
– Я не знал, я был тогда маленьким.
– Он сидит в Днепропетровском гестапо. Его арестовали в Павлограде, затем перевели в Днепропетровск. Я сидел вместе с ним в одной камере.
Никиту потрясла такая новость. В конце концов, они подошли к дому, Никита попрощался с Садко и вошёл в дом.
Он целую ночь не спал. Я сказала, покушай, целый день ведь ничего не ел.
Пришла Зина, Митя сказал:
– Я уверен, Садко предатель. Нужно сообщить об этом Кутовому. Необходимо предупредить его, чтобы он соблюдал осторожность» [4].
Из письменных воспоминаний Марии Васильевны Кобзарь:
«Летом 1943 года Зина брала меня с собой в г. Днепропетровск. Ночевали мы на квартире на улице Индустриальной, 28, Амур-Нижнеднепровский. Зина ходила в городскую управу г. Днепропетровска за бланками паспортов, где у неё была связь с человеком, который давал ей бланки, фамилии не знаю, ходили пешком через мост туда и обратно. Мы имели пропуска, так что мы благополучно перемещались по городу. У нас было 40 бланков паспортов. Зина не раз ходила разыскивать в г. Днепропетровске Ольгу Соболь, с которой училась в институте. С февраля 1942 по июнь-июль 1943 года Ольга Соболь давала мне задание собирать одежду для военнопленных. Трудно мне было с этим заданием, но выполняла их безотказно. А почему трудно, вещи, которые мы собирали, были старые, рваные и было много работы, но мне очень помогала моя мама (Марина Михеевна). Штопали, латали, стирали, сушили, гладили, а потом я их складывала в мешок, маскировала сеном и несла через весь город туда, где сейчас горит вечный огонь. Там меня встречала и забирала у меня вещи Галя Сорокопуд, а потом, летом 1943 года (в июне-июле) Галя Сорокопуд была от этой работы освобождена, так как была беременна. Вместо Гали Женя Мирошник сам приходил ко мне домой и забирал вещи для пленных» [5].
Из письменных воспоминаний Колесника Николая Тарасовича:
«В июне Головко предупредил меня, что есть такое решение, чтоб нас не выловили немцы нам самим надо уйти, а для этого надо на виду у всех в немецкой форме забрать тех, кто бегал по городу с оружием, чтоб немцы не взяли заложников. До этого Зина знала Ф.И.О тех, кого должны увозить в Германию, предупреждали родителей, чтобы те их укрыли или вывезли в другие сёла и многим это удавалось. Под руководством З. Белой Женя Мирошник и Вовка Лисовиков 01.05.43 г. забросали бутылками с горючим колонну автомашин, которая остановилась на площади возле церкви» [6].
В. Билоус, «Новомосковская правда».
«Рядом с Соколовыми жила немка. Она пристально следила за соседкой. В 1943 году Татьяну Григорьевну, по доносу фрау, уволили с работы в городской управе. С работой покончено, но с борьбой против врага – нет. Иван Самсонович Тяглый познакомил Соколову с врачём Евгенией Бутенко (Екатериной – п.а.), которая работала в комиссии по отбору молодёжи в Германию. Однажды Татьяна Григорьевна предложила врачу взять кровь. Соколова болела хронической малярией. Доктор разливала её кровь в пробирки и подставляла вместо взятой у юношей и девушек. Это вызывало недовольство у немецких вербовщиков и они были вынуждены возвращаться домой ни с чем. Такое повторялось несколько раз.
Из-под рук Соколовой и Жени Шуть-Недодаевой выходили листовки, активными распространителями которых были дети Татьяны Григорьевны Зина и Юра. Листовки призывали молодёжь отказываться от поездки в Германию, рассказывали о событиях на фронтах Отечественной войны. Часто, когда на квартире Соколовых шло заседание подпольщиков, Зина и Юра были надёжными часовыми» [7].
Из письменных воспоминаний родителей секретаря подпольной молодёжной организации в г. Новомосковске в 1941-43 гг. Никиты Головко:
«Помнится, пришёл раз Женя Мирошник и Зина Белая. И они приняли решение, что Митя должен поехать в Синельниково для связи с Павлом Бондаренко. Митя поехал, но его постигла неудача. На месте явки оказались немцы. Когда Митя вернулся, пришёл Иван Кутовой. Митя поспорил с ним из-за халатного отношения к такому большому и серьёзному делу. Кутовой оправдывался тем, что ему, дескать, передали такое место и предлагал поехать туда ещё раз. Митя, однако, не рискнул делать это. Тогда хотела ехать Зина Белая. Митя доказал, что такая неточность может оказаться роковой.
В мае сорок третьего было замечено, что за нашей квартирой установлена слежка. Ребята приняли меры предосторожности. Радиоприёмник был перепрятан в подвале одного из домов (как известно, это был дом Чалого – п.а.). Расположен он прямо против немецкой комендатуры. Митя продолжал по-прежнему ночами приходить к приёмнику, настраивать его и продолжал приём сводок Совинформбюро. Листовки снова появлялись на улицах. Как потом выяснилось, слежку за нашей квартирой установил гестаповец Корнилов.
Митя иногда встречался с Павлом Кияном, который работал в полиции. Павел Киян передавал кое-какие сведения о новых арестах того или другого товарища, ряд других сведений.
Комсомольцы собирали одежду для военнопленных в лагере, расположенном на жестекатальном заводе. Собирались устроить побег военнопленным. Но из-за Кияна эта операция провалилась.
Помнится, что зимою пришёл к нам ночью Панченко, мы его переодели, дали сухарей и сала. Потом он ушёл. Какой у них с Митей состоялся разговор нам неизвестно» [8].
Арест членов подпольной организации
Анатолий Бонифатиевич Джусов, «В плен не сдался».
«Неосторожные действия подпольщиков привели к раскрытию организации. Рано утром 18 августа 1943 года начались аресты патриотов. Когда пришли за Алексеем Цокуром, то он, единственный из всех причастных к подполью учинил вооружённое сопротивление полицаям. Отстреливаясь, выпрыгнул из окна квартиры и попытался добраться до Самары, а там и к лесу. Полицаи открыли по нему огонь. Раненый в ногу Алексей спрятался во дворе соседей (пер. Подолянский, 25), но хозяйка выдала его. Алексей отстреливался с пистолета до последней возможности, а затем, как предусматривал неписанный кодекс чести советского командира, чтобы не попасть в руки врага живым, последней пулей оборвал свою жизнь» [1].
Из письменных воспоминаний Александры Константиновны Головко:
«Никита встречался со Сташковым Н. И. и с ещё одним человеком, фамилия его, кажется, Маслов.
Сташков дал Никите зажигалку. Это пароль. Как-то с Митей сидели, тужили, отец был тяжело болен, Митя говорит:
– Мама, меня могут арестовать, и тебя вместе со мной тоже. Я боюсь, что ты не выдержишь пыток. А ведь ты так много знаешь.
Я сказала:
– Сынок. Пускай меня расстреляют, но я им ничего не скажу. Верь мне.
Митя сказал, что у него в столике во второй полке лежит зажигалка, тот самый пароль.
– Я встречался со Сташковым, он мне её дал. Береги её в случае чего.
25 лет пролежала зажигалка на чердаке, потому как за ней никто не пришел. Всех расстреляли. Я её отдала в музей комсомольской славы. 18 августа 1943 г. в 2 ч. ночи начались аресты подпольщиков. Днепропетровское гестапо арестовало ночью врача Бутенко Екатерину Васильевну и её мужа Цокура Алексея, он выскочил в окно и спрятался в туалете у Зайцевых, а хозяйка этого дома выдала Цокура, сказала полицаям, что он бандит. Его окружили, стреляли с пулемёта, Алексей отстреливался, а потом застрелился сам и его уже мёртвым вытащили оттуда. Арестовали Женю Шуть-Недодаеву. В 6 часов Митю арестовал сам старший следователь гестапо, палач Билецкий. Митя делал зарядку, когда вошёл Билецкий и предъявил Мите документ. Митя немного побелел, но сохранял спокойствие. Он смотрел палачу прямо в глаза. Старший следователь гестапо вытянул тетрадь, в которой было приклеено фото Мити. Я стояла рядом и прочитала, что в этой тетради было написано. Никита Головко, Женя Мирошник, Зина Белая. В тетради были написаны все имена и фамилии подпольщиков. Гестаповец сказал, одевайся, Митя, и показал на висящий лыжный костюм. Затем он надел Мите наручники и велел идти за ним. Митя хотел попрощаться со своим отцом, но его не пустили. Я обняла своего сына, начала плакать, сказала ему, держись, сынок, он сказал, обещаю, мама, держаться, береги папу, мама. Затем громко попрощался с отцом, он был в другой комнате, после чего вышел из дома с гордо поднятой головой впереди гестаповца. Гестаповец показал мне револьвер, сказал, чтобы я вернулась в квартиру и не поднимала паники. Сегодня было бы Мите 57 лет, я не могу представить его таким. В памяти моей остался 23-летний юноша с гордо поднятой головой, видела в последний раз как сына схватил гестаповец, моего дорогого Митю. Никиту сфотографировали в Синельниково, когда ездил на связь с Павловым Г. Ф. Там попал в засаду, но у него был настоящий пропуск, его отпустили, но сфотографировали в лыжном костюме. Арестовали Белую Зину, Сорокопуд Галю, Соболь Ольгу, Ивана Кутового, Бут Сашу, Ляшенко, Хмель Володю, Колесника Николая, Батурина Гришу, Бондаренко Николая и много других. Никиту в гестапо сильно били.
– Ты комсомолец? – спросил Билецкий, ведущий дело Никиты.
– Да, – ответил Митя, – у вас Гитлерюгенд, а у нас Ленинский Комсомол.
– Ничего, мы из тебя выбьем комсомол, и ты у меня всё расскажешь.
– Я комсомол с материнским молоком впитывал. Ничего у вас не выйдет.
Его сильно избили, затем отвели в камеру. Он никого не выдал. Наоборот, его выдали. Митя был стойким и мужественным, он говорил, лучше смерть, чем ползать у фашистов в ногах. Это мне передал Борис, который сидел на передаче. Я ему бутылку самогона дала, чтобы он отнёс Мите передачу полностью. Когда Борис вернулся, он дал мне то, что передал мне Митя – окровавленную рубашку и носовой платок.
26 сентября 1943 г. (после 39 дней, проведённых в гестапо) присудили к расстрелу: Головко Никиту, Белую Зину, Кутового Ивана, Бута Сашу, Хмеля Володю, Сорокопуд Галину, Соболь Ольгу. Некоторые подпольщики не были арестованы: Бондаренко, Литвишков, Тонконог. Некотрых отправили в Германию: Колесник Н., Батурин, Кривулькин, Бондаренко, Белый Н. и много других. Мирошник Евгений после освобождения г. Новомосковска попал в 195-ю стрелковую дивизию, чтобы отомстить за своих товарищей, за Никиту, за Зину, и был убит под Днепропетровском, защищая свою Родину. Мои сыновья – Никита, Борис – и их товарищи отдали свою молодую жизнь в борьбе с фашизмом, за наше светлое будущее, за мир на земле. Пусть всегда будет солнце. Пусть навсегда они останутся в памяти народной, потому что они этого заслужили, они сражались за свою Родину.
Борис погиб в Белоруссии, Дубровский р-н, д. Боброво. Он её освобождал и там погиб. Там стоит памятник, общая могила. Пионеры ухаживают за могилами, садят цветы. Много цветов там растёт. Я посадила берёзку в 1969 г. Теперь она там растёт. Кто приезжал на могилу, все сажали берёзы.
Спасибо Вам, учителя и пионеры деревни Боброво» [2].
Что же всё-таки произошло? Из-за какой неосторожности большинство членов подпольной организации были арестованы, а сама организация прекратила существование? А ведь 195-я стрелковая дивизия была уже совсем близко. Через месяц она уже освободит город. Всего лишь месяц ещё нужно было продержаться и подпольная организация бы уцелела, её члены остались бы живы, они бы влились в ряды Красной Армии и продолжили бы свою борьбу уже на фронтах Великой Отечественной. Но этого не произошло. Организация просуществовала два длинных и суровых года, но последний месяц оказался для неё роковым. Кто виновник или виновники всей этой трагедии? В своё время в этом вопросе разбирался историк Анатолий Бонифатиевич Джусов, результаты труда которого приведены на страницах его книги «История Новомосковска».
«М. Цокур по профессии была учительницей (она и её брат А. Цокур были из семьи Губинихского священника, из-за чего их не принимали в комсомол – А. Б.). В гестаповском застенке она встретилась с арестованной радисткой О. Ивановой. Оля в отчаянии не раз сокрушалась:
– Что же это Тяглый натворил. У него в пиджаке был список руководителей Новомосковского подполья.
А дело было так. Тяглый И. С. после оккупации в городе появился как разведчик от фронтовой части. Наладил связь с подпольем и выполнял своё задание. После неудачной попытки Красной Армии освободить Новомосковск в феврале 1943 года, ушёл за линию фронта вместе с нашими войсками. Для выполнения нового задания был заброшен в район Кривого Рога вместе с радисткой О. Ивановой. Приземление было неудачным – потерялся блок питания рации. За новым блоком питания разведчики отправились в Днепропетровск на бывшую явочную квартиру. Добрались без происшествий. Хозяин квартиры оказался дома. Встреча была радостной. Стояли жаркие августовские дни. В один из таких дней, 17 августа, хозяин явочной квартиры и Тяглый, раздевши пиджаки, вышли во двор. Вдруг прибежал сын хозяина и сообщил, что дом окружён полицией. Оказывается, за ним велась слежка. Исхитрившись, Тяглый с хозяином дома прошли сквозь оцепление и ушли в Новомосковск. В тот же вечер в Новомосковск прибыл шеф Днепропетровского гестапо Билецкий (родом из Новомосковска). В пиджаке Тяглого он нашёл и расшифровал список подполья Новомосковска» [3].
На запрос к начальнику Облуправления НКГБ полковника Сурикова от заведующего оргинструкторским отделом Днепропетровского областного комитета КП(б)У Фоевца была получена такая справка:
«Совершенно секретно
«О Тяглом И. С.»
В октябре 1941 г. Тяглый Иван Самсонович по спецзаданию 4-го Управления НКГБ УССР был оставлен на временно оккупированной территории г. Новомосковска Днепропетровской области.
